Дома я забиралась под стол, со свисающей почти до пола скатертью, и читала

Знакомые на слух сказки. Загадочные крючки и загогулинки оживали, начина-

ли звучать, - какое чудо! Теперь можно было переходить и к незнакомым книгам.

Самое яркое воспоминание – сижу под столом и читаю сказку. Книга - собственность моей подруги Веры, и я смертельно боюсь, что она сама захочет ее почитать (поэтому и сижу под столом). Обнаружив меня там, Вера спрашивает: «Интересная книжка?» - И я произношу первую в моей жизни ложь: «Не очень!» В моей семье ложь считалась самым страшным грехом и за нее жестоко наказывали, но страх, что подруга заинтересуется книгой, пересилил муки совести.

Когда все уходили, я шла к манящему книжному шкафу. Если бы родители

Знали о моей тайне, шкаф, наверняка, закрывали бы на ключ – там было много книг неподходящих для четырехлетней читательницы.

Мне повезло – на самой нижней полке стоял соблазнительный толстый том –

Шекспир в роскошном издании. Какие там были «картинки» - красавицы

Оливия и Титания, зловещие ведьмы у кипящего котла, кораблекрушения!

Я прочла Шекспира от корки до корки. Сюжеты пьес я поняла. Ведь Шекспир ставил свои пьесы на открытой сцене для всех желающих – от полуграмотных стариков до малых детей. Тонкости понимала только избранная публика.

Легко представить, какая ересь воцарилась в голове малолетней читательницы.

Гамлета я презирала. Вместо того, чтобы пронзить кинжалом злодея-отчима,

Подло убившего его отца, он затевает какую-то дурацкую пьесу. Зря старался

великолепный призрак, так трогательно все ему рассказавший! Вдобавок, Гамлет еще говорит гадости любящей его Офелии и доводит ее до безумия и самоубийства.

Короля Лира я ненавидела, как и всю пьесу - столько там было отвратительных, жестоких людей.

Мне, конечно, нравились пьесы-сказки с хорошим концом.

Я не зря так подробно пишу о своем детском восприятии книг. Мне кажется,

Что сейчас многие пожилые издатели забыли о том времени, когда они были детьми, а молодые выросли на книгах, смакующих жестокости и издевательство, воспевающих ловких бессердечных людей.

Но возвращаюсь к своей биографии. В 1924 году наша семья переехала в Ленинград, и мой отец стал заведующим Первой Опытной школы, которая помещалась в здании бывшего Нахимовского училища. В жилом корпусе этого здания мы и поселились.

В Ленинграде нельзя было, как в тихой Вологде, одной бегать по улицам.

Моим домом стал школьный двор.

Все здание казалось мне волшебным: бело-голубое, с корабликом на крыше,

Оно словно стремилось взмыть в небо. И двор этого волшебного замка был подстать ему - высоченные стены с узорчатыми воротами на набережную Невы, а в одной из стен крошечная, наглухо заколоченная калиточка, за которой, по моему глубокому убеждению, должен был находиться «Таинственный сад», (была тогда в моде книжка с таким названием). Заглянуть в него, через стену было невозможно – садовая лестница доходила до половины стены.

На таком фоне сами собой возникали пьесы. Актеров было двое – я и моя подруга, (тоже Вера, как в Вологде), но полная ее противоположность. Вера – дочь школьной уборщицы - знала изнанку жизни досконально. Стоило послушать ее диалог с сестрой, профессию которой она называла со всей определенностью.

И эта самая Вера охотно вошла в мир моих рыцарей и принцесс. Я была автором, режиссером, костюмером и декоратором. Пьесы были мешаниной из прочитанного, услышанного, увиденного и нафантазированного. Я честно делила поровну «хорошие» и «плохие» роли. Мы были и добрыми волшебницами, и ведьмами. Приходилось играть и мужские роли. Так мой первый кумир – Шекспир снова вошел в мою жизнь, только «переворотно» - ведь у него мужчины играли женские роли.

Сыновья школьного кочегара, бывшие старше нас, становились, неведомо для себя, то злодеями, то верными рыцарями, а то и драконами.

В жизни они были рыцарями – никогда не обижали нас, малявок. Только в играх (лапта, «штандарт», прятки) они не делали нам снисхождения. Нас с Верой выручали быстрые ноги, ловкое увертывание от мяча, знание разных тайных уголков и, допустимые в игре, маленькие хитрости.

Дворовые законы были просты: не скули, не ябедничай, не жульничай, не «задавайся». Думаю, что они были не хуже многих других законов.

Первое мое знакомство с народным творчеством звучало так: «Ябеда-беда, тараканья еда. Тараканы съели, все околели». Запомнилось на всю жизнь.

А вечером, когда кончались школьные занятия, здание пустело и начинались иные приключения, где я была уже не автором, а действующим лицом. Мы с Верой пробирались в заброшенную часть «замка», где был склад загадочных вещей, оставшихся от Училища. Особенно таинственными казались подвал и чердак. Там были настоящие препятствия – люки, поперечные балки, - и воображаемые - призраки или скрывающиеся от правосудия преступники. Фонариков у нас не было – шли на ощупь. Кое-где в подвальные или чердачные окошечки проникал слабый свет уличного фонаря.

Родители привыкли к моим длительным отлучкам, а я утверждалась в мысли,

что я никому дома не нужна и только мешаю. Не могу сказать, чтобы я очень страдала от этого – у меня были друзья – настоящие и вымышленные. Я не боялась возвращаться домой поздно вечером, по пустынной набережной. Зимой в воротах дома мелькали тени парней с «финками» - петроградская сторона билась с выборгской на льду Невы. Думаю, что финские ножи, очень острые, употреблялись больше для запугивания. Однажды, когда мне было лет десять, ко мне, у самого входа в дом (наш вход был с набережной), подошел парень, помахивая «финкой», а чей-то голос из подворотни крикнул: «не трожь, это своя!»

Я ничуть не испугалась, я и чувствовала себя «своей» среди, как тогда говорили, шпаны.

Моим воспитанием никто не занимался, и для этого были у родителей основания, о которых я узнала много позже.

Кроме книг я так же беззаветно любила природу – на лужайке или в лесу я не чувствовала себя лишней. Когда я ложилась летом на землю, в лесу или на лужайке, я чувствовала себя такой сильной и счастливой, как никогда на людях. И я в детстве не знала, что такое страх. Я залезала на дерево до самой макушки и там «читала» книги, которые знала наизусть, или вышивала что-нибудь для подарка, чтобы сделать сюрприз маме или тете. Естественно, что я ни за что не держалась – ведь руки были заняты. Я не знала страха высоты.

Во сне я очень долго летала и потом удивлялась, что, проснувшись, не могу