Особенности постсоветского политического цикла

Длительное время трансформация политического режима в России продолжала укладываться в парадигму транзита и оцениваться по шкале "авторитаризм - демократия". Модификация данного подхода за счет введения "промежуточных" концептов (сначала - "демократия с прилагательными", потом - "авторитаризм с прилагательными"), а также развернутая критика транзитологических подходов в работах российских авторов не сопровождались появлением альтернативной системы объяснений.

Ситуация заметно изменилась после появления "циклической модели" американского политолога Г. Хейла, предложенная для объяснения феномена "цветных революций", альтернативного транзитологическому ("цветные революции" - шаг к демократии). По его мнению, трансформации постсоветских политических режимов ("выборы-консолидация-фрагментация") определяются скорее их институциональными особенностями, чем перемещением по классической транзитологической шкале. Все постсоветские режимы (за исключением стран Балтии) с различными вариациями были отнесены автором к типу, названному "патрональным президентством" (первоначально употреблялся концепт "супер-президентство"), которое позволяет сосредоточивать в руках действующего президента огромную формальную и неформальную власть клиентелистского характера. Патрональное президентство создает ситуацию "победитель получает все".

Эта власть ставит в зависимость от патронального президента основные отряды элит, прежде всего региональных лидеров и крупный бизнес. На выборах элиты делают все, чтобы подтвердить свою лояльность патрональному президенту. Но как только президент начинает квалифицироваться как уходящий (с приближением предельного срока пребывания в должности и при готовности подчиниться конституционной норме или ослаблении общественной поддержки), начинается "бегство элит", которые стремятся "угадать" будущего победителя и примкнуть к нему. (Цена ошибки очень высока, поскольку в руках будущего президента снова сосредоточится огромная "патрональная" власть.) После всенародного избрания нового президента основные фазы цикла повторятся снова: "президентские выборы - консолидация режима патронального президента - приближение предельного срока пребывания в должности - бегство элит - фрагментация и распад режима - новые президентские выборы и т.д."

"Циклическая модель", действительно, позволяет взглянуть по-новому на опыт реального развития политических режимов на постсоветском пространстве (включая Россию). К достоинствам модели можно отнести выявление институциональной динамики режимов, относительно автономной от процессов транзита. Не менее важны и предпосылки, на которых базируется предложенная модель. Процесс политической трансформации квалифицируется как длительный и принципиально открытый для движения в обоих направлениях. В этом смысле Хейл возвращается к основам транзитологической парадигмы, впоследствии модифицированным "энтузиастами" быстрой демократизации, которая часто оказывается "имитационной". (Наиболее очевидные примеры имитационных режимов, возникших на постсоветском пространстве после форсированной демократизации, - Грузия и Киргизия. Трансформационные процессы на Украине после "оранжевой революции" далеки от завершения и не могут быть квалифицированы с определенностью.)

Но прогноз, который в соответствии с основными положениями своей концепции Хейл выдвинул относительно развития электорального цикла 2007 - 2008 гг. и его политических итогов, оказался неверным. Несмотря на успешную управляемую ротацию в России в 2000 г. (и в Азербайджане в 2003 г.), способность "преемника" уходящего президента добиваться избрания на освобождающийся пост оценивалась автором как весьма ограниченная: по его мнению, для элит, которые боятся остаться за бортом новой "коалиции победителей", возникновение даже небольшой неуверенности в будущем способно создать мощный стимул для формирования контркоалиции в попытке обеспечить (или сохранить) доступ к ресурсам патронального президентства и не допустить к этим ресурсам своих соперников. Очевидно, поэтому было высказано предположение, что если Путин не поддастся искушению пойти на третий срок, парламентские выборы 2007 г. будут больше похожи на выборы 1999 г., чем 2003 г. А если выборы 2007 г. не принесут окончательной ясности (эта перспектива оценивалась как достаточно вероятная), тогда президентские выборы 2008 г. могут стать весьма конкурентными, с реальной перспективой первого в истории постсоветской России перехода власти в руки оппозиции. Автор допускал, что Путин попытается разорвать "циклическую модель", чтобы добиться избрания своего преемника, но шансы на успех этого предприятия оценивал весьма скептически.

Представляется, что изъяны концепции Хейла обусловлены ограниченностью чисто институционального подхода к динамике постсоветских режимов и недооценкой значения политических факторов (связанных со стратегиями акторов и влиянием "контекста"). Автор признает важную роль общественного мнения, а также других внеинституциональных факторов в динамике политических режимов на постсоветском пространстве (среди причин "бегства элит" упоминаются не только истечение предельного срока полномочий, но и падение популярности действующего президента в результате кризиса или военного поражения), но не делает из этого необходимых выводов. Он ограничивается констатацией, что популярные президенты оказываются в состоянии дисциплинировать элиты, предотвращать их "бегство" перед очередными выборами и (эпизодически) обеспечивать избрание "преемника", то есть преодолевать реконструированную автором логику институционального цикла. Но даже успех "преемника" ничего принципиально изменить не может. Хейл не делал различия между политическими эффектами возможного переизбрания Путина на третий срок и управляемой ротацией власти, наиболее вероятным последствием которой также оказывалось воспроизводство "автократического цикла". Путинский преемник (кто бы им ни был) создаст собственный моноцентрический режим. Сложившиеся институты прочно удерживают патрональное президентство в "циклической ловушке".

Между тем имеющийся опыт позволяет квалифицировать патрональное президентство как более сложный феномен, который в равной мере обусловлен и институциональными, и внеинституциональными факторами, причем не только в "нисходящих" фазах трансформационного цикла (обстоятельства, побуждающие элиты к нелояльности), но и в "восходящих" (выборы). "Патрональная власть" - не автоматическое следствие обширных полномочий всенародно избранного президента. Это, скорее, возможность (потенциал), который может быть реализован президентской властью в различной степени. Решающее значение для обретения патрональной власти играет фактор политической силы, которую президент приобретает на выборах: именно это приводит в движение институциональную составляющую (объем полномочий). Но важна не только победа на выборах, но и обстоятельства избрания (масштабы электоральной поддержки, которые, в свою очередь, определяют условия победы - например, в один или в два тура). В полной мере эффекты патронального президентства проявляются тогда, когда институциональная и политическая составляющие одновременно работают на усиление центрального игрока. Но существует и возможность их рассогласования. Например, в случаях, когда президент ограничен "секционными соглашениями" с функциональными элитами по формуле "поддержка в обмен на автономию" (как Б. Ельцин в 1991 - 1993 гг., и в 1996 - 1998 гг.). Если это происходит, президент оказывается не в состоянии в полной мере использовать потенциал патрональной власти.

Более того, в постсоветской России патрональная власть президента оказывалась ограниченной не только "извне" ("секционными соглашениями" с элитами), но и "изнутри". Несмотря на гипертрофированные полномочия президента (феномен "суперпрезидентства"), институциональный строй не совпадает с "чистой" президентской системой (президент - не глава правительства, а фигура премьера должна пройти утверждение Государственной думой). Периодическое усиление премьера - политический факт, который проявлялся каждый раз, когда премьер долгое время занимал свой пост. Рост политической автономии М. Касьянова в 2002 - 2003 гг. (при сильном президенте В. Путине) удостоверяет этот факт даже в большей степени, чем усиление В. Черномырдина (при ослабленном Ельцине в 1997 - 1998 гг.). (Политическое усиление премьера Е. Примакова в конце 1998 - начале 1999 г. - более сложный случай, обусловленный не только внутренней динамикой президентской власти, но и вмешательством Государственной думы.) Но в случае, если повышение автономии главы правительства совпадало с политическим ослаблением президента (как в ситуации Черномырдин-Ельцин), премьер-"тяжеловес" оказывается распорядителем части "патрональной власти", которая "по происхождению" принадлежит российскому президенту. Хейл не делает особой разницы между политическими режимами Путина и Ельцина, рассматривая оба как воплощение патронального президентства. Но последовательное применение его концепции заканчивается парадоксом: при президенте Ельцине "патрональная власть" обнаруживается с большим трудом (автор осторожно признает, что данное обстоятельство представляет собой "трудный случай"), а в период правления Путина предложенная модель институциональной динамики проявляется (как будет показано ниже) по-другому.