Консервативные основания взглядов К. Шмитта на природу политического.

Католическая церковь — это «комплекс противоположностей», во­плотивший все политические формы, знающий, когда стать союзником одних и воевать с другими. Как следствие, полагает Шмитт, сущность католицизма — политическая: она заключает союзы и объявляет своих врагов. Макс Вебер писал, что политический смысл вытекает из кон­фликта, причем, чаще всего конфликта с применением силы. Однако Шмитт считал, что веберовский империалистический либерализм, тесно связанный с протестантизмом, его капитализм, а также, несмотря на все возражения Вебера, романтизм — не может создать основу для подлин­но «политической» теории. Его разделение между субъективной мора­лью (политикой убеждения и ответственности) и объективного рацио­нального мира (непреодолимой бюрократизацией) предполагает осмыс­ленное действие, такое как большой политики. Однако, по Шмитту, подлинная политика появляется только там, где возникают отношения друзей/врагов. В книге «Римский католицизм и политическая форма» он начал строить такую подлинную политику, противопоставляя католи­цизм-друга — Советской России-врагу.

В наиболее ясной форме идея политического была представлена Шмит-том в работе «Концепция политического» (1932 г.). Основной смысл концепции «политического» Шмитта заключается в утверждении, что государственная власть основывается на антагонизме во внутренней политике и извечной настороженности, бдительности в международных делах. Иными словами, власть означает способность делать различие между друзьями и врагами внутри страны и в международной системе. Шмитт пытался противопоставить необходимость усиления государства внутренней «левой» оппозиции. Он постоянно пишет в Веймарские го­ды о том, что либеральный плюрализм ослабляет положение Германии по отношению к внешним угрозам, в особенности, со стороны Совет­ского Союза.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ — это совокупность тех или иных свойств и особенно­стей общественных отношений, интегрированная индивидами или объедине­ниями (классы, партии, нации, государство, социальные группы) в процессе их совместной политической деятельности (политического взаимодействия) в конкретных условиях (политическая обстановка, ситуация) и проявляю­щаяся в их отношениях друг к другу, к тому, что они имеют, к политике и власти, к политическим явлениям, процессам, событиям в общественной жизни.

Шмитт пишет:

«...политическое не означает никакой собственной предметной области, но только степень интенсивности ассоциации или диссоциации людей, мотивы которых могут быть религиозными, национальными..., хозяйст­венными или мотивами иного рода... Реально разделены на группы дру­зей и врагов столь сильно и имеет столь определяющее значение, что неполитическая противоположность в тот самый момент, когда она вы­зывает такое группирование отставляет на задний план свои предшест­вующие критерии и мотивы: «чисто» религиозные, «чисто» хозяйствен­ные, «чисто» культурные и оказывается в подчинении у совершенно но­вых... условий и видов отныне уже политической ситуации»²⁸.

Если в работе «Римский католицизм и политическая форма» в каче­стве критерия разделения на друзей и врагов Шмитт называл гуманизм, то в «Понятии политического» он гуманизм уже полностью отрицает. Он пишет, что гуманизм — это не политическая концепция и никакое политическое единство или общество, никакой статус ему не соответст­вует. Он отрицает моральное разграничение между другом и врагом, равно как и эстетическое — красивый/уродливый. Он видит это разли­чие как полностью автономное от всех подобных определений, включая и теологические, хотя смертельные битвы могут вестись во имя религи­озных воззрений.

Тем не менее, подобно тому, как Шмитт эстетизирует насилие и смертельную опасность, он восславляет и романтизирует политическое. В последние годы Веймарской республики Шмитт использовал свой тезис об отношениях друзей и врагов для критики либерального плюра­лизма как помехи для государства найти средства защиты от попыток навязать стране какую-то одну идеологию правого или левого толка, а также для критики парламентаризма, допускающего, чтобы одни граж­дане называли других граждан «врагами». Сравнивая подобный сцена­рий приближающейся гражданской войны с гоббсовским положением о «войне всех против всех» в «естественном состоянии», Шмитт настаи­вал на необходимости института, который подхватил бы стандарт поли­тического и прекратил взаимное разрушение двух партий, а также унич­тожение государства. Говоря словами Гоббса, подобная ситуация на­стоятельно требует «видимой власти», которая могла бы удовлетворить желания всех, умиротворить внутреннюю политику и принудить их предоставить взаимопомощь против внешних врагов. Государство Вей­марского периода, по мнению Шмитта, превратило себя в слугу всех антагонистических социальных групп, то есть стало «тотальным коли­чественным государством». В противоположность ему «качественное тотальное государство» — такое, которое правит над ними, и, дистан­цировавшись от них, действует, исходя из собственной ответственности ради установления порядка и подавления внутренних антагонизмов и защиты от внешнего врага.

Шмитт вступил в союз с прусским аристократом генералом Куртом фон Шляйхером. Их целью был роспуск парламента с использованием чрезвычайных полномочий президента Германии Пауля фон Гинден-бурга. Шмитт взял на себя формулирование легальности этого акта и власти фон Гинденбурга в целом с помощью идиосинкразического про­чтения Веймарской конституции, а также метафизической легитимно­сти, связав президентский пост с мифами «нации» и «народа». Кабинет фон Шляйхера, в котором Шмитт занимал должность советника, хотел управлять страной с помощью президентских указов фон Гинденбурга с тем, чтобы изолировать коммунистические, социал-демократические и национал-социалистические силы, представленные в парламенте. Эта стратегия в целом аналогична той, которую использовал Муссолини в Италии, и она вызывала восхищение у Шмитта в 20-е годы.

Лео Стросс, анализировавший формирование взглядов Шмитта на политическое, подчеркивает важное значение работы с фон Шляйхером для формирования его политической теории. Тем не менее, у него было несколько теоретических замечаний. Прежде всего, он считает, что Шмитт слишком с большим доверием полагается на Гоббса, ибо гоббсовская теория государства уже была беременна либеральными ком­понентами. Выступая за абсолютную власть, Гоббс в то же время до­пускал свободу совести для подданных, право на сопротивление вла­стям, моральный агностицизм у короля и т.д., то есть элементы либера­лизма, которые в конце концов подорвут государственную власть. По мнению Лео Стросса, Шмитту следовало бы найти более надежную ин­теллектуальную основу для развития своей теории, достаточно было сказать, что люди просто нуждаются в том, чтобы ими управляли. Он предложил два возможных пути в своей книге «Политическая филосо­фия Томаса Гоббса». Первый путь предполагает новое обоснование го­сударственной власти через реинтерпретацию трудов самого Гоббса. Второй путь — попытаться найти альтернативу гоббсовским воззрени­ям в трудах «классиков» политической философии³⁰. Новый реконст­руированный Гоббс с помощью эстетизации насилия, проделанной Шмиттом, предполагает, что подданные подчиняются государству и это не требует никаких дополнительных пояснений. Безграничный террор, присущий «естественному состоянию», когда каждый боится всех и все боятся его, и все вместе боятся государства, должен быть заменен госу­дарственной властью, которая действует по своему усмотрению и не нуждается в легитимации своих действий с помощью делегирования полномочий или как-то еще.

Влияние идей Шмитта присутствует практически во всех течениях современного американского консерва­тизма, начиная от культурного консерватизма Лео-Стросса, экономиче­ского консерватизма фон Хайека и кончая внешнеполитическим кон­серватизмом Ганса Моргентау.