Тема 1. Истоки архитектуры 20 века

Фасад мирового города

Конец чикагской школы не стал концом развития небоскреба как типа здания, основанного на технических достижениях. Небоскреб превратился в знак престижа, стал обязательной частью того, что Льюис Мамфорд называл “инсценировкой мирового города”, и символом Америки в глазах неамериканцев. Его символической функции уделялось все больше внимания, и она едва ли не больше всего другого учитывалась при формообразовании. К концу 19 века обычная высота небоскреба выросла до 20-30 этажей, “тело” его утратило обращенность в определенную сторону, центрируя пространство, и, соответственно, получило одинаково сформированные фасады. Сложную разработку получало венчание – часть, превращающая в реальность метафору “здание, зацепляющее небо”.

 

Ведущее положение в строительстве небоскребов вернул себе в 1890-е годы Нью-Йорк, где концентрация управленческого аппарата стала особенно быстрой. Сооружение их, однако, сдерживалось до 1892 года строительным кодексом города, запрещавшим использовать каркасную конструкцию для наружных стен. Прорывом стало создание по проекту чикагского архитектора Д. Бернэма 20-этажного небоскреба “Флетайрон” на площади Мэдисон-сквер /1901-1903/. Стальной каркас воспринимает здесь все нагрузки, наружная кирпичная стена подвешена к его консолям, предвосхищая системы легких навесных стен, определивших облик сооружений второй половины 20 века. Здесь, однако, архитектор придал зданию облик гигантского монолита, навесив горы кирпича и камня на его стальной скелет. Целое должно воспроизводить классическую колонну с ее трехчастным членением на базу, ствол и венчание. Конструктивная система открывала громадные возможности.

 

Свое лидерство в строительстве небоскребов Нью-Йорк утвердил, когда по проекту Э. Флегга был сооружен Зингер билдинг /1906-1908, не сохр./. Над его грузным 13-этажным объемом со сложными мансардами в старомодном “стиле второй империи” поднималась башня в 53 этажа /184 м/ с курьезным куполом-мансардой луковицеобразного очертания. Орнамент в стиле парижской Школы изящных искусств обильно покрывал громадные массы. Достигнутый этим зданием рекорд высоты был превзойден уже в 1909 году зданием Метрополитен тауэр /архит. Н. Ле Брен/, увенчанный шатром, имитирующим венецианскую кампаниллу, - оно достигло отметки 210 м.

 

Наконец, в 1913году был завершен самый высокий и самый эффектный среди историцистских небоскребов начала века – Вулворт билдинг, венчание которого воспроизводит ложноготические соборы того времени. Его 60-этажная центральная башня поднялась до 225 м над 25-этажным массивом /архит. Кесс Гилберт, 1859-1924/. Пучки вертикалей, проходящие на фасадах гигантской постройки от основания до вершины со шпилем, подчеркивают своей непрерывностью высоту здания. Они не следуют конструкции, но и не противоречат ее структуре. На огромную высоту подняты стрельчатые каменные ламбрекены – мотив, заимствованный во фламандской готике. Ассоциация штаб-квартиры системы дешевых универсальных магазинов с собором несет привкус иронии.

 

На рубеже веков кусты небоскребов, выросшие в деловых центрах, стали приметной особенностью американских городов. В течение 20 столетия их группы, разрастаясь вширь, становились все более плотными и высокими. Умножаясь, небоскребы начинали отрицать сами себя как символы – их сложные венчания становилось неоткуда наблюдать. Мамфорд называл их архитектурой не для людей, но для ангелов и авиаторов.

 

Тема 1. Истоки архитектуры 20 века

Германский философ Карл Ясперс пытался найти историческую аналогию той лавине радикальных перемен, которые вошли в жизнь человечества после промышленного переворота второй половины 18 – первой половины 19веков. Он увидел ее лишь ”в эпохе, когда человек изобрел орудия труда, научился пользоваться огнем и внезапно обрел в своем существовании совершенно новые возможности” /1/. Новый “прометеевский переворот” как в собственно техническом аспекте, так и по социальным и историко-культурным последствиям был событием, глубоко преобразовавшим образ жизни людей и самого человека, своего творца и участника. Изменялись и требования ко “второй природе” - искусственной или модифицированной естественной среде, которой человек себя окружает, к архитектуре, формирующей пространственный каркас среды.

 

Развитие промышленного производства расширило круг материалов, используемых в строительстве, - прежде всего за счет чугуна, затем стали и армированного сталью бетона. С невиданной быстротой на их основе множились типы новых эффективных конструкций. Архитектура получила возможность осваивать новые типы пространственных структур, создавать сооружения, превосходящие по величине мыслимые ранее. Стали возможны новые темпы количественного роста массивов искусственной среды, что было связано с урбанизацией, бурным расширением существующих и возникновением новых городов, со строительством, обеспечивающим потребности динамично развивавшейся промышленности.

 

Совершавшиеся изменения были настолько всесторонними, а их темпы настолько напряженно быстрыми, что не укладывались в пределы культурной модели, определявшей смену “больших стилей” европейской архитектуры постренессансного времени. Да и само единство парадигмы формообразования, предполагавшееся бытованием “стиля эпохи”, не соответствовало устанавливавшейся сложности системы культуры. Возникавшие технические новации складывались в разрастающийся техномир, который формировался по своим законам. Поначалу он воспринимался как нечто лежащее за пределами культурной ойкумены, хотя его роль в функционировании актуальной культуры быстро возрастала. Так, последовательный ряд технических новшеств коренным образом изменил инфраструктуру расселения целых стран и возможности ее дальнейшего развития: в 1767 году англичанин А. Дерби начал производство чугунных рельсов; в 1804 году Р. Тревитик создал паровоз для движения по ним; в 1825 году Р. Стефенсоном в Англии построена первая общественная железная дорога между Стоктоном и Дарлингтоном. К 1860 году в этой стране проложено уже более 15 тыс. км железнодорожных путей. Сеть таких дорог во второй половине 19 века покрыла Европу и распространялась по остальным континентам. Благодаря ей увеличилась мобильность населения, что стимулировало урбанизацию, облегчало общение между людьми, раздвигало культурные горизонты.

 

Опыт работы машиностроителей с металлом дал толчок его использованию в строительных конструкциях. В 1775-1779 годах инженер А. Дерби и архитектор Т.Ф. Притчард построили первый чугунный мост с пролетом 30 м через реку Северн в английском шахтерском городке Коулбрукдейл. В промышленной Англии в 1790-е годы началось строительство многоэтажных текстильных фабрик с чугунными колоннами, на которые опирались металлические балки, несущие пологие кирпичные сводики. Оболочка из массивных кирпичных стен обеспечивала общую жесткость сооружений. Подобные постройки, однако, долго рассматривались как “упаковка” технологического процесса, а не архитектура с ее значащей формой. Лишь в 1929 году инженер Т. Телфорд и архитектор Ф. Хардвик, строя склады доков Св. Катарины в Лондоне, попытались тектонически осмыслить огнестойкие каркасы и связать их форму с “большой архитектурой” – глубокая загрузочная галерея первого этажа раскрывается между мощных чугунных колонн, имитирующих каменную дорику; они несут кирпичную стену пяти верхних этажей.

 

Появление и расширение круга построек, считавшихся “внеархитектурными”, влекло за собой разделение единой ранее деятельности на архитектуру и инженерию; специализация закреплялась в системе образования /в Париже Перроне уже в 1747 году создал Школу мостов и дорог, а в 1795 году была основана политехническая школа/ и в разработке теории. В самом начале 19 века в Париже архитектор Ж.Б. Рондель в “Трактате о строительном искусстве”/1802/ систематизировал как особый круг проблем технико-конструктивные средства строительства, в то время как Ж.-Н.-Л. Дюран в своем курсе лекций предложил жесткую систему архитектурного проектирования, основанного на комбинациях геометризованных, как бы нематериальных модульных элементов, в которые он свел формы классики как выражение гармоничной упорядоченности. Линия разлома прошла через единую ранее профессию, разделяя “прекрасное” и “полезное”. Положенное в основу доктрины классицизма триединство – “прочность, польза, красота”, сформулированное в трактате Витрувия, более не виделось обязательной догмой.