Классификация и характеристика основных

Онтологических подходов к пониманию сознания

По замечательной характеристике М. М. Бахтина, сознание бытийно, рефлексивно и надмирно. Именно эти “параметры” сознания и будут предметом дальнейшего анализа. В данной главе мы рассмотрим основные проблемы бытийности сознания.

Бытийность сознания заключается в том, что оно есть, существует, обладает бытием, само есть некоторый род бытия (существующего). Поэтому оно может и должно быть охарактеризовано онтологически, т.е. как бытийствующее. (Заметим, что в понятие “бытие” здесь не вкладывается иного смысла, чем существование).

Конкретных представлений о бытии сознания очень много, однако их можно “уместить”, с нашей точки зрения, в идеализированную схему, которая исчерпывает все возможные онтологические представления. Для этого нужно охарактеризовать бытие сознания в основных логических категориях.

 

Идеализированная схема классических онтологических

Представлений сознания

В классической философии понятие бытия логически исчерпывается категориями “субстанция”, “атрибут” и “модус”. Всё, что есть, есть либо субстанция, либо атрибут, либо модус (акциденция). Субстанция не бытийствует и не является нам иначе, как через атрибуты и модусы.

Под субстанцией понимаем абсолютное, единое и активное первоначало всего, ни от чего не зависящее, являющееся causa finalis — конечной причиной.

Атрибут — необходимое, неотъемлемое свойство субстанции. Это не значит, что субстанция зависит от своих атрибутов каким бы то ни было образом. Это означает, что субстанция не может быть нами представлена без атрибутов. Например, в философии диалектического материализма материя как субстанция немыслима без пространства и времени как своих атрибутов.

 

 

Модус — возникающее и преходящее свойство (состояние, проявление, акциденция) субстанции. Без любого конкретного модуса субстанция мыслима, но без модусов вообще — нет. Все вещи и их конкретные свойства — модусы субстанции. Любой модус может сам обладать (и всегда так есть) модусами. Число модусов по определению не предзадано, поскольку они возникают и исчезают. Поэтому эмпирически наблюдаемое бытие для нас практически неисчерпаемо. Естественное познание движется от познания модусов к познанию субстанции. Понятно, что эти категории суть логические абстракции, в которых мы постигаем мир, но не суть сам мир. Это — способ его представления нашему мышлению.

В рассматриваемой категориальной схеме сознание может быть представлено либо как субстанция, либо как атрибут, либо как модус. Других вариантов в этой схеме нет. Все классические философские представления укладываются в эту схему. Однако в конкретных учениях всегда присутствует мировоззренческий элемент, связанный с понятиями “материальное”, “идеальное”, которые следует дополнить понятием “квазиидеальное” (=“квазиматериальное”). Субстанция может мыслиться как материальная, идеальная или квазиидеальная. Отсюда возникают следующие основные онтологические позиции: сознание — идеальная (или квазиидеальная) субстанция, сознание — атрибут идеальной или материальной субстанции, сознание — модус материальной или идеальной субстанции. Все эти представления имели место в философии (хотя, как правило, не в чистом виде и, разумеется, сами авторы не рефлексировали свою позицию в этом отношении. Таким образом, — это наша оценка). Рассмотрим эти позиции подробно, оценив их сильные и слабые стороны.

3.1.1. Позиция: “ сознание — идеальная субстанция”

В этой позиции сознание принимается за суть всей реальности, т.е. за бытие как таковое, понимаемое философски, как идеальная субстанция, имматериальная, лишённая признаков физичности, телесности. Эта субстанция не пространственна, не временна в смысле конечного времени. Однако данные характеристики лишь показывают, чем она не является. Каковы её позитивные признаки? В ней мыслятся обыденно-фиксируе-

 

 

мые признаки человеческого сознания: разумность, просветлённость, активность и др., только возведённые до уровня космически-вселенского бытия или бытийной сущности. Наиболее определенно эта позиция обнаруживается в христианской теологии (“Бог-дух”). Примеров этого много как в мировой, так и отечественной философии. Очень ясна такая модель у П. Я. Чаадаева. Он строит “иерархию сознаний”: индивидуальное сознание человека — коллективное (национальное) сознание — универсальное сознание. “В вековой объективной действительности разум человеческий есть лишь постоянно воспроизведение мыслей Бога” (213, с. 386). При этом звучит вполне плотиновский или восточный мотив: разум человека субъективен, “но может преодолеть эту субъективность и слиться с мировым сознанием” (там же).

Идея сознания — идеальной субстанции содержится в буддийском учении о дхармах. Так, по мнению известного буддолога О. Розенберга, дхармы — это истинно-сущие трансцендентальные носители-субстраты тех элементов, на которые разлагается поток сознания (мирового) со своими содержаниями (166). Правда, тут субстанция не мыслится как данность, а только как процесс возникновения-уничтожения, но суть дела от этого не меняется: всё — поток сознания как вспышек дхарм.

На весьма высоком философском уровне разрабатывается эта же позиция С. Л. Франком. Он исходит из того, что “безусловное бытие есть... бытие-для-себя”, ибо вмещает в себе не только то, что дано, “но и того, кому дано” (203, с. 284), оно есть “самосознающее бытие”, т.е. в подлинном, истинном бытии наличествует “мышление,... сознание”.

Из современных отечественных авторов можно назвать В. В. Налимова [см. (138, 139)]. Для него сознание есть некоторое пространство зашифрованных (“непроявленных”) смыслов. В мире — по Налимову — изначально наличествуют, как его суть, основа, как собственно бытие, смыслы — непроявленные, но предуготовленные для раскрытия через человека. Слово “смысл” является в концепции В. В. Налимова ключевым: оно наилучшим образом передаёт нефизичность, нетелесность духовной субстанции, этого континуума непроявленных смыслов.

Может показаться, что позиция “сознание — идеальная субстанция” вообще не касается человеческого сознания. Но это

 

 

не так. Человеческое сознание берётся как объясняемое, как проблема. Представление сознания как идеальной субстанции — объяснение, решение проблемы. Главная мысль: индивидуальное человеческое сознание есть момент (“искра”) мирового сознания, разума, некоторой “космологической постоянной” (Мамардашвили). От аспекта мироустройства (сознание, бог, мировой разум “творит” мир) мы можем отвлечься — это само собой подразумевается категорией “субстанция”. Интересующий нас аспект: человеческое сознание и есть это мировое сознание в некоторой локальной само- и- для-себя проявленности.

Эта онтологическая позиция имеет определённые достоинства. Прежде всего, она отвечает человеческому стремлению к бесконечному, потребности в абсолюте. Наличие такого стремления является эмпирическим фактом, воплощённым в существовании религии и философии. В. В. Налимов таким образом выразил эту мысль: “Нам хочется допустить существование того, что мы не в состоянии вообразить. К этому нас зовёт наш внутренний голос. Наша фантазия готова унести нас и в невоображаемое. Для нас предельная реальность в один прекрасный момент может стать более реальной, чем привычная реальность реального. В этом — чудо сознания” (138, с. 129). Допущение идеальной разумной субстанции и есть воображение невоображаемого. В самом деле: как представить не расшифрованные смыслы? В этой идее угадывается противоречие типа “круглого квадрата” и даже “неквадратного квадрата”. Тем не менее, идея привлекает, а это уже немало для философской идеи.

Эти и подобные рассуждения ни в коем случае нельзя трактовать как некий “вульгарный идеализм”. Аналогичные мысли высказывают и материалисты. Например, Л. Фейербах писал: “Сознание в строгом или собственном смысле и сознание бесконечного совпадают; ограниченное сознание не есть сознание, сознание по существу всеобъемлющее, бесконечно” (200, т. 2, с. 31). Обратим внимание, что Л. Фейербах строит другую онтологию сознания (об этом будет сказано ниже), но само стремление человека к бесконечному он фиксирует вполне определённо. Ещё один автор (тоже с другой онтологией) — А. Камю — свидетельствует: “Ностальгия по единому, стремление к Абсолюту выражает сущность человеческой драмы. Но из фактического присутствия этой ностальгии не следует, что жажда будет

 

 

утолена” (87, с. 233). Вторая фраза из этого высказывания характерна: Камю подвергает сомнению возможность достигнуть абсолютного и тем самым концепцию “сознание — идеальная субстанция”.

Известный деятель современной православной церкви протоиерей Александр Мень говорит об истинных и извращённых формах тяги к абсолютному. По его мнению, метафизическая катастрофа оторвала нас от полноты непосредственного созерцания Бога. Возникло стремление вернуть потерянное через искусственное вызывание экстаза: в прошлом — пляски, массовые радения, сейчас — возбуждение роком и пр. Всё это — “проявление силы неутомимой жажды высшего”. А вот слова поэта: “Я разве только Я? Я только краткий миг чужих существований” (Н. Заболоцкий). Они тоже выражают ностальгию по Единому и Абсолюту. Итак, рассматриваемая позиция удовлетворяет мировоззренческую потребность, создавая привлекающий к себе образ сознания.

Второе достоинство этой концепции в том, что она впрямую и ясным образом ведёт к идее единства, “соборности” людей. Это очень привлекательный момент. Великолепно его выразил русский философ С. Трубецкой, высказав мнение, что человеческое сознание не есть только личное отправление, но коллективная функция человеческого рода, что термин сознание не обозначает многих индивидуальных сознаний, но обозначает универсальный процесс, так что “сознание обще всем нам”. Таким образом, сознание представляется как сила, субстанциально соединяющая людей.

В связи с этим ещё одно достоинство: в этой концепции как бы снимаются проблемы “чужого сознания”, “интерсубъективности” — они как бы и не проблемы. На самом деле, мы знаем, что у других людей есть сознание, мы понимаем их — что же, это естественно, отнюдь не удивительно: незримая духовная плоть сознания-субстанции объединяет нас.

Наконец, в этой концепции не надо объяснять, что такое идеальное, что такое смысл, — это первичные, исходные интуиции, на которые позиция опирается. Конечно, с некоторой другой точки зрения эти достоинства могут показаться недостатками. Но для тех, кому данная позиция мировоззренчески близка, это достоинства. И это — главное.

 

 

3.1.2. Позиция: “сознание — квазиидеальная субстанция”

В этой позиции сознание также рассматривается как субстанция, объявляемая духом, разумом, но фактически мыслимая как нечто физически, материально действующее, как некая сила, которая может уменьшаться и увеличиваться, “перетекать” от одного объекта к другому и даже измеряться. Эта позиция издревле характерна для индийской философии. Известный психолог К. Г. Юнг заметил по этому поводу: “Восток исходит из реальности психического как главного и уникального свойства сущего... на Востоке разум — космическая сила, самая суть сущего...” (242, с. 104). Согласно представлениям древней мудрости Индии основная субстанция Вселенной — сознание—сила (Чит-Агни). В современной философии эта позиция характерна для крупнейшего индийского философа Шри Ауробиндо. Если сознание — сила, рассуждает он, то верно и обратное: сила — это сознание, все силы сознательны, всеобщая сила — это Всеобщее Сознание [по (173, с. 71-72)]. “...Всё является долей и частью божественного Сознания-Силы. Ни здесь, ни где-то ещё не может существовать ничего, кроме того, что решает она... ” (236, с. 49). Шри Ауробиндо вводит образ-понятие Мать (Шакти) как первоначало всего: мать “есть божественная сознательная сила, господствующая над всем существующим, единая и... многообразная” (236, с. 48). Мать имеет три вида (уровня) бытия: трансцендентальная Шакти, Вселенская (космическая) Махашакти и индивидуальная, которая служит посредником между человеком и божеством. Трансцендентальная Шакти пребывает над всеми мирами и несёт в своём вечном сознании Высочайшее Божественное (236, с. 49).

Шри Ауробиндо часто называет сознание Энергией, говорит, что материя есть сгущенная энергия, т.е. сгущенное сознание, и даже ссылается на формулу Эйнштейна, устанавливающую связь энергии и массы, как научное подтверждение этих идей. Именно эти сопоставления сознания с Силой, Энергией — физикалистские по существу аргументы — позволяют утверждать, что в данном случае сознание как субстанция не мыслится в качестве идеального, это нечто квазиидеальное. Сознание в этом смысле пронизывает и весь физический мир, но не как его свойство, а как его основа и суть, подлинность. Что же такое в этом случае человеческое сознание? Этот вопрос реша-

 

 

ется непросто. С одной стороны, у человека есть витальное сознание (сфера телесных чувств), способность мышления (ментальное сознание), есть Я. Но это всё не подлинное сознание, не подлинное Я. Подлинное Я человека имеет космический характер, когда всё — Я, и Я — во всём. Но до такой идентификации себя с космической Чит-Агни и Анандой нужно дойти через практику Йоги [см. (173)]. С другой стороны, человек в некотором смысле — средоточие Вселенной, даже бог: “Бог — это универсальный и трансцендентный человек, прячущийся от собственной индивидуальности в человеческом существе” (236, с. 69). Человек универсален, он — во всём: “Животное — это человек на четырёх ногах, облачённый в шкуру; червь — это Человек, который, корчась, ползёт к новой ступени своей человечности. Даже самые грубые формы Материи — это человек в примитивном своём теле. Всё есть Человек... ” (там же). В этом смысле, человек — Пуруша, личность, существо, обладающее сознанием, душа, дух, сознание, присутствующее во всех явлениях природы, которое поддерживает их и наслаждается ими, является их господином, свидетелем и обладателем (человек как Пуруша — общее понимание древней и современной индийской философии, базирующееся на Ведах). Человек — конкретный, любой — при использовании определённой техники может достигнуть состояния супраментального сознания, когда он непосредственно сливается с космическим сознанием-силой, сознанием-любовью, и тогда он без всяких усилий может входить в контакт с мириадами пластов существования, осуществляя своё подлинное, тотальное существование.

В европейской философии подобная позиция до XIX в. не была характерной, однако в XIX - XX в.в. её проявления стали заметными.

Отметим, прежде всего, теософию Е. П. Блаватской, которая основные идеи индийской философско-теологической традиции пыталась соединить с христианством и современной (конца XIX в.) наукой. Так, в статье “Космический разум” идею существования всепроникающего сознания-субстанции она пропагандирует, ссылаясь на авторитет знаменитого хирурга Н. Пирогова (цитирует его). И делает следующий вывод: “Прогресс физиологии... является верным признаком того, что свет ума, когда всеобщее признанное существование растворённого

 

 

во вселенной разума станет свершившимся фактом, уже не за горами. Это всего лишь вопрос времени “ (22, с. 151). Надо отдать должное проницательности автора “Тайной доктрины”. Действительно, эти индийские идеи стали всё более распространёнными, и не только у второстепенных и малоизвестных авторов [см., напр., (15)], но и среди известных философов. Так, некоторые моменты её (только моменты) можно увидеть в работе Тейяра де Шардена “Феномен человека” (1943). Тейяр исходит из установки, которую считает строго научной: если нечто наблюдается хотя бы в одном месте, оно имеет всеобщую природу. Сознание, очевидно, есть у человека, следовательно, надо допустить существование всеобщей основы для него. Таковой основой является “психическая энергия”, которая вообще является “внутренним вещей”. В общем плане она и есть сознание вообще, мировое, вселенское сознание. Она имеет две составляющие: тангенциальную и радиальную. Их взаимодействие повышает организацию материальных образований и ведёт к “сгущению”, “концентрации” этой энергии, что проявляется во всё более богатой психике животных и, наконец, в рефлексивном сознании человека, благодаря которому в последующем эволюция придёт к точке Омега как средоточию всех сознаний. Причём метафизически Омега может рассматриваться не только как результат причинного процесса, но и как его причина и цель. Из этого понятно: психическая энергия как внутреннее вещей мыслится Тейяром именно как сознание — субстанция квазиидеального характера.

Такого же рода явное или неявное предположение лежит в основе многочисленных концепций экстрасенсорики, телепатии, “биоэнергетики”, рассказов так называемых “контактеров” (“контактирующих” с космическим сознанием) и т.п.

Любопытно, что с подобными представлениями, по сути дела, совпадают некоторые теории, представляемые как материалистические и научные, например ЛЭМ—гипотеза Б. С. Искакова, российского физика. Согласно этой гипотезе существуют микролептоны с массой на несколько порядков меньше, чем у лептонов (лёгких элементарных частиц). Они и образуют мысли и эмоции. Человек способен выделять из себя информационно-энергетического двойника из микролептонов. Ноосфера — объединённое микролептонное поле чувств и мыслей всех людей.

 

 

Бог — результат излучения мыслей и чувств верующих, коллективный эйдос из микролептонов. Нетрудно видеть, что хотя здесь речь идёт как будто о телесно-физических, материальных частицах, но поскольку они образуют информационные структуры и эйдосы, то их можно представить лишь как квазиматериальные (= квазиидеальные). Общность с концепцией сознания — квазиидеальная субстанция очевидна.

Фактуальной базой рассматриваемой позиции является религиозный и мистический опыт. Это понятие будет подробно рассмотрено позже. Сейчас лишь заметим, что его суть в ясно ощущаемом (но не конкретными органами чувств) прикосновении высшего или глубинного бытия, того самого абсолютного, чего жаждет человек. Слова “ощущение” и “прикосновение” призваны здесь выразить именно идею некоторой физичности, энергетичности процесса, и в то же время его идеальность и духовность как бы изначально даны. Это “прикосновение” делает для человека, испытавшего этот опыт, совершенно очевидным, неотвратимым и неопровержимым существование высшего, космического сознания. Рассматриваемая позиция как бы объясняет и сам это религиозный опыт и такие явления как телепатия, ясновидение, в том числе видение будущего. Подобные явления, неважно, есть они или нет “на самом деле”, становятся понятными в этой позиции, чем она и привлекает многих.

 

3.1.3. оценка позиции “сознание-субстанция”

Субстанциалистские концепции, как правило, опираются на религиозный, мистический опыт и имеют, таким образом, иррациональную основу. Но, как заметил В. В. Налимов, “подвиг медитации” рационально выражается в идее сознания-субстанции, Логоса, Бога и т. д. и становится предметом рационально-теоретического развёртывания и изложения. В этом своём качестве они объясняют (в своих рамках) законосообразность и целесообразность в мире. Однако в них причудливо сочетаются как положительные моменты, отмеченные выше, так и отрицательные, а также внутренние слабости. Рассмотрим наиболее важные из них. Во-первых, эти концепции, формулируемые как монистические (одна основа: сознание-субстанция), практически оказываются дуалистическими, так как от проблемы собственно человеческого сознания уйти никуда нельзя. Приходится

 

 

иметь дело с двумя сознаниями: человеческим и космическим. Можно мечтать об их слиянии или постулировать его, но, пока этого нет, — что собой представляет именно человеческое сознание (пусть низкое, пусть не подлинное, но оно же есть)? Встаёт (и постоянно обсуждается) проблема соотношения этих сознаний. Сам этот факт противоречит исходной позиции, ибо человеческое сознание логически можно представить лишь как акциденцию, но тогда сознание-субстанция утрачивает тот характер абсолютного единого, который ему приписывается. При этом в вопросе об отношении двух сознаний доминирует позиция ограниченности, ущербности, иногда ничтожности человеческого сознания, ставится задача поднять человеческое сознание до сверхсознания, в том или другом смысле соединиться с ним (что противоречит отношению субстанция — акциденция). В этих концепциях собственно сознание в его подлинности надчеловечно (а значит, и нечеловечно), а человек лишь канал, точка проявления сознания, бытийствующего вне и до человека. Сознание существует актуально и постоянно как целое, человек — как часть. Но рационально, логически часть и целое не могут быть тождественны, логически это бессмысленное представление. Единственный выход — трактовка отождествления как исчезновения, деперсонализации (что и имеет место, например, в буддизме или новоевропейском персонализме). Кроме того, в этой позиции всё содержание сознания, его исторические изменения (наблюдаемый событийный ряд), все идеи, ценности, нормы, вырабатываемые человеком, должны мыслиться как предсуществовавшие, мир удваивается (это — старая онтологическая проблема, отмеченная ещё Аристотелем в критике платоновских идей). Субстанциалистские концепции уделяют пристальное внимание так называемым изменённым состояниям сознания, онтологизируя их и возвышая в сравнении с обычными состояниями сознания.

Всё это неоднократно вызывало критическое отношение к такому пониманию. Одно из самых резких мы находим у Ф. Ницше. Имея в виду теологические трактовки человека и его сознания, он писал: “Прежде видели в сознании человека, в “духе” доказательство его божественности; ему советовали, если он хотел быть совершенным, втянуть, подобно черепахе, в себя свои чувства, прекратить общение с земным (курсив мой. — А. К.),

 

 

скинуть земную оболочку: тогда от него должно остаться главное — “чистый дух”. На счёт этого мы теперь уже лучше соображаем: как раз именно сознание, “дух” мы считаем симптомом относительного несовершенства организма, как бы попыткой, прощупыванием, промахом, как бы усилием, при котором бесполезно тратится много нервной силы; мы отрицаем, чтобы что-нибудь могло быть совершенным, раз оно делается сознательно. “Чистый дух” есть чистая глупость: если мы сбросим со счёта нервную систему и чувства, “смертную оболочку”, то мы обсчитаемся — вот и всё” (141, т. 2, с. 641). Нам не важно, прав или не прав Ницше и последователен ли он. Важна лишь яростно выраженная другая позиция: человек, уповающий на “чистый дух”, пренебрегающий “земным”, “смертной оболочкой” — обсчитывается, т.е. теряет, а не приобретает.

Современный автор, Р. Хиггинс, в работе “Седьмой враг. Человеческий фактор в глобальном кризисе” предупреждает: “Поиск трансценденции может привести индивида к потере уверенности в себе и готовности следовать странным, даже опасным идеям” Здесь имеется в виду, конечно, не теоретический поиск, а практический — в виде медитативной практики, экзотических восточных религий, так распространившихся сейчас, поисков контактов с космическим сознанием и т. п. Этому автор противопоставляет “открытость любому опыту”, путь свободного вопрошания, сомнения, и, в конечном счёте “радостного приятия мира” (данного здесь и сейчас в нашем опыте). В общем виде Тейяр де Шарден (хотя у него самого некоторые моменты субстанциалистской концепции присутствуют) оценивает индийскую философию как “пагубную” прежде всего в её стремлении рассматривать феномены (т.е. явления физического мира) как Майя (иллюзии) (190, с. 208).

Отметим, что приведённые критические замечания делаются с точки зрения иных позиций, претендующих на истинность. В методологии естественного реализма оценка носит другой характер. Приемлема ли субстанциалистская модель в её двух модификациях? Да, она отвечает критериям приемлемости философских моделей. Она опирается на определённые факты (в данном случае — тягу человека к бесконечному, высшему, абсолютному). Она объясняет некоторые стороны функционирования сознания. У неё чёткая опора на конкретный вид опыта:

 

 

медитативный или мистический. К тому же она фактически широко принята в культуре и Запада и Востока, так что спрашивать о её приемлемости просто излишне. Другое дело, содержатся ли в этой позиции общепризнанные основания (аргументы) в пользу единственной истинности именно этой концепции, так что любые другие подходы должны быть отброшены. Разумеется, нет. Мы назвали ряд трудностей, с которыми сталкивается эта позиция, её внутренние противоречия, не объясняемые ею факты сознания. Поэтому существование иных позиций, формируемых свободным разумом, вполне естественно. Рассмотрим следующую категориальную клеточку.

3.1.4. Позиция: “сознание — атрибут”

Здесь сознание рассматривается как атрибут, т.е. неотъемлемое свойство какой-либо субстанции. Первый естественно встающий вопрос: какой субстанции? Ведь исторически в философии имелись в виду субстанция материальная (протяжённая, телесная) и духовная (идеальная. мыслящая, разумная). Из ответа на этот вопрос вырастают два варианта атрибутивной концепции сознания: сознание — атрибут материальной субстанции и сознание — атрибут духовной субстанции. Между ними, наряду с общими чертами, есть и различия. Общие черты заключаются в следующем. Человеческое сознание не рассматривается как субстанция, т.е. нечто изначальное, абсолютное. А раз так — оно исторично, оно есть форма проявления сознания в некотором ином, более широком смысле, которое, однако, тоже не субстанция, а “лишь” атрибут субстанции. В связи с этим возникает принципиально другое понимание отношения человеческого сознания и “вечного” сознания, чем в субстанциалистской позиции. Там человеческое сознание либо и есть по своему качеству исходное абсолютное сознание, либо его низшее проявление; в атрибутивной концепции, напротив, именно человеческое сознание есть высшее проявление “сознания вообще”, сознания — атрибута субстанции. При этом отмечаются как бы этапы “просветления” этого сознания, становления его сознанием - светом. Именно поэтому в данной позиции сознание исторично.

 

 

3.1.4.1. Сознание как атрибут материальной субстанции. Эта позиция типична для раннего материализма, начиная с Демокрита и кончая французскими материалистами XVIII в. (Дидро и др.). Для них характерен гилозоизм или панпсихизм, зародившийся ещё в работах “первых философов” (Фалес и др.). В общем плане он означает всеобщую одушевлённость материального мира. Термин “панпсихизм” выражает эту идею этимологически прямо. Если идея панпсихизма не связана с идеей материальной субстанции, праматерии, то концепция превращается в субстанциалистскую, в которой психика не просто свойство, а основа всего. Если же признаётся существование материального первоначала и наличие у него неотъемлемого свойства “чувствительности”, психичности, то возникает рассматриваемая концепция. При этом порядок вещей понимается так, что человеческое сознание есть высшее проявление этой всеобщей “чувствительности”, “жизненности” материи. Так, например, Дени Дидро полагает наличие у органических молекул не желаний, чувств и мыслей, а некоей “чувствительности, в тысячу раз меньшей”, “глухой чувствительности”. Эта “чувствительность” выступает как некий механизм организации живых организмов. В этом процессе последовательно возникают “движения, ощущения, понятия, мысли, размышления, сознания, чувства, страсти, знаки; жесты, звуки, членораздельные звуки, язык, законы, науки, искусства... между каждой из этих стадий протекли тысячелетия” (70, с. 131). Правда, сам Дидро это высказывает в виде как бы догадки, “если бы религия не дала уже нам истинный ответ”. Но для нас это неважно. Существенно, что нарисована картина становления сознания, человеческого духа, проявляющегося в науках и искусствах на базе “глухой чувствительности”. Эта глухая чувствительность и есть сознание вообще, как атрибут материи, на определённом уровне организации которой формируется человеческое сознание как его более высокое проявление, “Из материи инертной, организованной известным образом... получается способность ощущения, жизни, памяти, сознания, эмоций, мышления”, “... способность ощущения есть всеобщее свойство материи или продукт её организованности” (там же, с. 150).

Другой пример этой позиции — концепция Тейяра де Шардена, развитая в работе “Феномен человека” (178). Правда, с

 

 

точки зрения нашей идеализированной схемы, она противоречива, так как в ней есть субстанционалистские моменты. Мы уже отмечали, что он признаёт психическую энергию как “внутреннее вещей”. Однако эта энергия всё же не творит материю, она — это главное — не совпадает с сознанием человека, а оно — с ней. Тейяр вполне натуралистически, на данных биологии, палеонтологии, антропологии первой половины ХХ в, рассматривает эволюцию психики от “мёртвой” материи, через различные формы живого вплоть до человека. Тейяр ярко описывает этот процесс: “... на своих верхних концах филетические линии повсюду накаляются сознанием. Но в одном вполне определённом районе, в центре млекопитающих, там, где образуются самые мощные мозги из когда-либо созданных природой, эти линии накаляются докрасна. А в самой середине этой зоны раскалённая точка уже засветилась. После тысячелетий подъёма за горизонтом, в строго локализованной точке сейчас вспыхнет пламя. Вот и мысль!” (190, с. 159). Собственно сознание человека — это, прежде всего, рефлексивное (самосознающее) мышление. При этом сознание не субстанциально, не субстратно: “…сознание выступает... не как своего рода особенная и наличная сущность, а как эффект сложности” (там же, с. 293). Заметим, что категориальная характеристика бытийности сознания не обязательно полностью адекватна общемировоззренческим взглядам философа. Пример Тейяра — тому свидетельство. Его “феноменологический” взгляд на сознание и человека вполне материалистичен, натуралистичен, сциентистский по духу; а сам же он — католический теолог, его собственно метафизические позиции религиозны, являются христианскими; эта сторона его понимания сознания обнаруживается в понятии “точка Омега” — сверхсознания как высшего этапа эволюции психической жизни, её цели и её, по сути, первопричины.

Опирается ли эта концепция (сознание — атрибут материальной субстанции) на факты? Несомненно. Прежде всего, это факт разнообразных разноуровневых проявлений психического, который наблюдаем и поддаётся конкретному изучению. Концепция объясняет данный факт и связанные с ним. Она чётко ориентирована на опыт научного, сциентизированного мышления. Это — достаточные основания её приемлемости.

 

 

В чём тут заметные отличия от субстанциалистской позиции? Во-первых, возникает различение сознания и его носителя. Нечто обладает сознанием, но оно — не сознание. Возникает в связи с этим редукционистская надежда объяснить сознание сведением его к другим свойствам субстанции, прежде всего — к организации. Далее, сознание представляется не как в себе вечно одинаковое и раз навсегда данное, а как историческое, проясняющееся, просветляющееся. Оно — не вечный свет, а загорающийся и разгорающийся постепенно, достигающий человеческой просветлённости как высшего итога.

Однако и в этой позиции есть очевидные слабые места, проблемы, которые в ней трудно, а может быть, и невозможно решить. Во-первых, размывается качественная граница между явлениями духовными, психическими, физиологическими, физическими. Это отмечают современные исследователи. Так, американские физики Джан и Дюне в работе с примечательным названием ”О квантовой механике сознания применительно к аномальным явлениям” (1986) говорят, что различие между обладающим и не обладающим сознанием “становится всё более и более размытым”. В биологии происходит как бы расширение применимости понятия сознание на область ДНК, вирусов, плазмид и т. д. В физической науке — на область физических саморегулирующихся систем, искусственного интеллекта. Добавим от себя: с точки зрения синергетики сознание “приписывается” вообще всем целесообразно функционирующим системам, что отражено в понятии “медленного метаболического разума”, которым обладают, например, биоценоз, человеческое сообщество и др. Джан и Дюне резюмируют всё это в следующем выводе: “Таким образом, любая функционирующая система, способная получать и использовать информацию от Среды или вносить её в среду, может быть квалифицирована как обладающая сознанием (с точки зрения квантово-механических моделей)” [цит. по (129, с. 97-98)]. Поскольку тут речь идёт явно не о духовных процессах, В.В. Налимов предлагает называть подобные явления “квазисознанием”. Однако от переименования фактическое положение дел не изменяется: очевидны родство и отсюда размытость границ между человеческим духом и целесообразным машинным автоматизмом. Человеческому духу это “не нравится”. Сциентистски ориентированный человек

 

 

может сказать: мало ли что не нравится! Это ведь факты, их надо признать! На что, однако, можно возразить: факты-то есть, но объяснены ли они в действительности? Строгий научный разум должен ответить на этот вопрос отрицательно.

 

3.1.4.2. Сознание как атрибут духовной субстанции. В чистом виде эта позиция в конкретных учениях не обнаруживается, но некоторые проявления этой логически возможной позиции можно иногда заметить. Примером может служить философия Г. Гегеля. Его система, изложенная в “Науке логики”, “Философии природы” и “Философии духа”, есть логическая (а не онтологическая) модель, объясняющая мир. Исходным пунктом этой модели (базой) является вечная, или абсолютная, идея. Она постольку абсолютна, поскольку она есть “знающая себя истина и представляет собой всю истину” (38, т. 6, с. 256). “Природа и дух суть... различные способы изображения её существования” (там же). Поскольку же она изображается в логике, она есть идея логическая: “Логическая идея есть сама идея в её чистой сущности, так как она (идея)... заключена в своё понятие и ещё не начала светиться в какой-нибудь определённости формы” (там же, с. 297). Понятие сознания Гегель связывает лишь с духом, а не с логической идеей. Таким образом, первоначально логическая идея не мыслится как всеобщий разум или система смыслов. Следовательно, субстанциальное начало идеально, но — не сознание как смысл и не сознание как энергия. Сознание вступает в действительность лишь в духе, но и с ним не совпадает. Дух есть сама себя знающая идея, но совпадение духа с этой своей сущностью происходит лишь в конце процесса самопознания идеи, на ступени абсолютного духа. В своей же непосредственности “дух ещё не является истинным... Всё развитие духа есть не что иное, как возвышение самого себя до своей собственной истинности, и так называемые силы души никакого другого смысла и не имеют, как только тот, чтобы быть ступенями этого возвышения духа” (42, с.30). Гегель возражает против “рациональной психологии”, которая “превращает дух... в от своего собственного осуществления оторванное мёртвое существо” (там же, с. 31); возражает он и против “эмпирической психологии”, которая “умерщвляет живой дух тем, что разрывает его на множество самостоятельных сил... ”