Взгляд К. фон Клаузевица на внешнюю политику Пруссии после Тильзита

 

Характеризуются деятельность и взгляды патриотически настроенных прусских офицеров и, в частности, участника прусских военных реформ и военного теоретика К. фон Клаузевица на международную ситуацию и внешнеполитическое положение Пруссии и германских государств в 1807 – 1812 гг., анализируется оценка ими перспектив внешней политики Пруссии в послетильзитский период.

 

Тильзитский мир представляет собой интереснейшую страницу в дипломатической истории Европы. Специалисты в области международных отношений, военные теоретики, историки до сих пор ломают копья по поводу того, в какой мере соглашения, достигнутые в Тильзите, могли стать основой для установления прочного мира в Европе, каковы были перспективы той линии во внешней политике России и Франции, начало которой положил Тильзит, насколько вообще возможно было долгосрочное франко-русское сотрудничество после Тильзита. Вполне естественно, что вопросы, связанные с подписанием Тильзитского мира и его внешнеполитическими последствиями, неизменно привлекают к себе внимание исследователей[301].

Однако Тильзитский мир имел ничуть не меньшее значение и для тех стран, которые формально не являлись участниками «франко-русского согласия». Устанавливая своеобразную «двухполярную систему» России и Франции в Европе, Тильзитский мир самым серьезным образом затрагивал интересы германских государств и, прежде всего, Пруссии.

После катастрофы Иены и Ауэрштедта, Пруссия, формально являвшаяся участницей переговоров в Тильзите, вынуждена была подписать с Францией договор, который фактически ставил под вопрос позиции Пруссии как великой державы. Само существование Пруссии в качестве независимого государства во многом явилось результатом твердой и последовательной позиции Александра. В тексте франко-русского соглашения было зафиксировано, что прусский король восстанавливается в своих правах «из уважения к Его Величеству Императору Всероссийскому[302]».

Таким образом, внешняя политика и даже будущее Пруссии оказались тесно связанными с перспективами развития русско-французских отношений в условиях, когда в Европе установилось своего рода «двойное господство»[303] России и Франции.

Тильзитский мир стал важным рубежом для Пруссии. Трагические события 1806 – 1807 гг. положили начало серьезным изменениям в области внутренней политики и военного дела, осуществлявшимся под общим политическим руководством Фридриха-Вильгельма III такими крупными государственными деятелями Пруссии как К. фон Штайн и Г. фон Шарнхорст. Именно в этот период, в тяжелейших условиях французской оккупации и внешних ограничений формировались основы той системы, которая не только позволит Пруссии отстоять свою независимость во время Освободительных войн, но и создаст благоприятные предпосылки для будущего объединения Германии под главенством Пруссии.

Одним их близких сотрудников и учеников Г. фон Шарнхорста, принимавшим участие в осуществление военной реформы, был К. фон Клаузевиц. В жизни К. фон Клаузевица катастрофы Иены и Ауэрштедта и последовавший за ними Тильзит сыграли огромную роль. Молодой офицер, еще до войны 1806 – 1807 гг. опубликовавший ряд серьезных военно-теоретических исследований, был проникнут горячим стремлением активно содействовать освобождению Родины. Именно это страстное желание увидеть восстановление позиций Пруссии как великой державы, достичь освобождения Пруссии и Германии в целом от диктата Наполеона в сочетании с глубоким уважением к Шарнхорсту сделали Клаузевица его ближайшим сотрудником.

Наряду с непосредственным участием в осуществлении военной реформы К. фон Клаузевиц в 1807 – 1812 гг. продолжал активно работать над проблемами военной теории. Размышляя о природе войны, соотношении войны и политики, путях освобождения Германии и Европы от «тирании Бонапарта», он высказал целый ряд ценных мыслей и замечаний, которые затем в более развернутой и углубленной форме нашли отражение в блестящих исследованиях военных кампаний эпохи XVII – XIX вв. и особенно в знаменитом трактате «О войне»[304]

Именно поэтому особый интерес представляет вопрос о внешнеполитических взглядах Клаузевица. Цель данной статьи состоит в том, чтобы рассмотреть его точку зрения на международную ситуацию и внешнеполитическое положение Пруссии и германских государств в 1807 – 1812 гг., дать ответ на вопрос, как К. фон Клаузевиц оценивал перспективы внешней политики Пруссии в послетильзитский период. Следует отметить, что, несмотря на наличие весьма обширной литературы, посвященной Клаузевицу, этот вопрос еще не получил достаточного освещения, так как большая часть исследователей, естественно, уделяла основное внимание изучению его военно-теоретических взглядов или деятельности по осуществлению военной реформы. В качестве источников используется, прежде всего, переписка и воспоминания известных государственных и военных деятелей Пруссии К. фон Штайна, Х. фон Бойена, Г. фон Шарнхорста и А. фон Гнейзенау, письма и военно-теоретические труды самого К. фон Клаузевица, а также дипломатические документы. Хронологические рамки работы охватывают период от 1806 г., то есть с момента вступления Пруссии в столь неудачную для нее войну, до весны 1812 г., то есть до отъезда Клаузевица в Россию, хотя общий контекст рассматриваемых в статье проблем требует также уделить определенное внимание событиям предшествующего периода.

К. фон Клаузевиц родился 1 июня 1780 г. в Бурге близ Магдебурга в дворянской семье, происходившей из Верхний Силезии[305]. Его юность совпала с эпохой революционных войн. Поступив в возрасте 12 лет на военную службу, он в 1793 и в 1794 гг. принимал участие в рейнских походах прусской армии и осаде Майнца. Участие еще в ранней юности в войнах против революционной Франции произвело большое впечатление на будущего военного теоретика и во многом обусловило то восприятие Франции и Французской революции, которое сохранилось у него и после Освободительных войн.

Базельский мир (апрель 1795 г.) положил конец военным действиям между Пруссией и Французской республикой и К. фон Клаузевиц со своим полком оказался вначале в Вестфалии, а затем в гарнизоне городка Нойруппин. В 1801 г. поступил в Берлинскую военную школу, где обучался до 1803 г. Здесь он впервые увидел Г. фон Шарнхорста, уже в то время являвшегося крупным военным деятелем и теоретиком. Встреча оказала огромное влияние на Клаузевица, для которого Шарнхорст навсегда остался своего рода идеальным типом офицера. Позднее Клаузевиц назовет Шарнхорста «отцом и другом моей души»[306]

После окончания Берлинской военной школы Клаузевиц по рекомендации Шарнхорста становится адъютантом принца Августа Прусского и одновременно с этим принимает активное участие в деятельности только что основанного Военного общества («Militärische Gesellschaft»). К этому же периоду относятся и первые работы К. фон Клаузевица в области военной истории и теории[307].

В декабре 1803 г., на одном из придворных приемов Клаузевиц встречает М. фон Брюль, которая сыграла значительную роль в его жизни. Влияние проявлялось и в его внешнеполитических взглядах, поскольку М. фон Брюль, дочь генерала саксонской армии К.А. фон Брюль и англичанки С. Гом (дочери английского консула в Петербурге), была активной противницей Наполеона и придерживалась проанглийской ориентации. Салон ее матери был одним из центров антифранцузской и антинаполеоновской агитации в Берлине. Видимо этим, а также влиянием А. фон Гнейзенау объяснялись некоторые проанглийские симпатии К. фон Клаузевица, проявлявшиеся в 1808-1809 гг.

Активная работа в «Военном обществе», углубленные исследования в области военной теории и истории, дальнейшее знакомство с высшими кругами берлинского общества оказались прерваны кампанией 1806 – 1807 гг., в которой К. фон Клаузевиц принимал участие в качестве адъютанта Августа Прусского. До 1806 г. позиция Пруссии по отношению к Франции определялась условиями Базельского мира. Это позволяло Пруссии не только сохранять нейтралитет и в течение долгого времени оставаться в стороне от антифранцузских коалиций, инспирированных Англией, но и в определенных ситуациях выступать в качестве посредника между Францией и ее противниками. В перспективе сохранение нейтралитета и дружественных отношений с Францией могло бы принести Пруссии серьезные политические и территориальные выгоды в Германии, однако быстрое ухудшение русско-французских отношений после убийства Павла I и формирование третьей коалиции поставили прусское руководство перед серьезным выбором. Все это обусловило многочисленные колебания и противоречия во внешней политике Пруссии, которые, в конечном итоге, завершились присоединением к четвертой коалиции (июль 1806 г.) и вступлением в войну против Франции (8 октября 1806 г.)[308].

И до, и после кампании 1806-1807 гг. К. фон Клаузевиц был активным сторонником ограничения влияния Франции в Европе, поэтому известие о предстоящей войне с Францией он встретил с большим энтузиазмом. В письмах к М. фон Брюль, отправленных из действующей армии, К. фон Клаузевиц выражал уверенность в победе Пруссии и надежду на то, что вскоре «бледный ужас покроет лица Франции и высокомерный император будет низвергнут в пропасть»[309]. Неудивительно, что катастрофа октября 1806 г. произвела на Клаузевица исключительно тяжелое впечатление. Он писал 13 декабря 1806 г.: «Боже, кто сейчас не ощущает всей величины того, что мы потеряли! Кажется, в этом все мы едины и различия касаются лишь степени испытываемых нами надежды и отчаяния»[310]

По словам Клаузевица, «войска, совершенный инструмент для защиты наших священных прав, результат неустанной работы в течение стольких лет, предмет восхищения всей Европы, - они перестал существовать»[311] Тем не менее он был далек от отчаяния. По его словам, «каково бы ни было наше нынешнее и будущее положение, внушающее многим столь глубокое чувство безнадежности, они содержит в себе гораздо больше средств к спасению, чем кажется многим»[312] В другом письме, содержавшем разбор военной катастрофы, постигшей Пруссию в октябре 1806 г., К. фон Клаузевиц обращается к соотечественникам: «Уважайте самих себя, то есть не отчаивайтесь в своей судьбе! («Ehret euch selbst, das ist: verzweifelt nicht an eurem Schicksale!»)»[313]

Оказавшись во французском плену (январь 1807 – август 1807 гг.), Клаузевиц усиленно занимался математикой, французским языком, старался лучше изучить особенности национального характера французов. В то же время он следил за ходом военных действий, ожидая возможного перелома кампании в пользу Пруссии. По его мнению, в сложившейся ситуации Пруссия не должна идти на заключение мира, «чем больше страна нуждается в мире, тем он опаснее»[314]. Поэтому Тильзитский мир произвел на него крайне удручающее впечатление: «И это условия мира для нас! Какой я ребенок! Мог ли я ожидать чего-либо другого? Рассчитывал ли на что-либо другое? И тем не менее, я как отчаявшийся, который потерял все и навсегда в один момент. Сколько было затрачено усилий, таланта, заботы, сколько крови было пролито, все величие, все наше счастье принесено в жертву, чтобы платить дань нашей слабости»[315]

При всех исключительно тяжелых последствиях Тильзитский мир имел для принца Августа и К. фон Клаузевица некоторую положительную сторону – «возвращение одного принца и его адъютанта из плена»[316] В марте 1808 г. они прибыли в Кёнигсберг, где после оккупации Берлина французскими войсками находились Фридрих-Вильгельм III, королевская семья и двор.

Условия Тильзитского мира оказались очень тяжелыми для Пруссии. Она потеряла многочисленные территории, которые частично вошли в состав королевства Вестфалия и герцогства Варшавского, частично оказались под непосредственным управлением французской военной администрации (Данциг). Значительно сокращалась численность прусской армии – до 40 тыс. человек. Не считая многочисленных поборов и реквизиций со стороны французских войск, Пруссия должна была уплатить Франции огромную контрибуцию в 140 млн. франков, причем вывод французских войск с территории Пруссии ставился в зависимость от выплаты контрибуции (на практике Наполеон продолжал оккупировать прусские земли и после выплаты условленной части контрибуции)[317]. Можно согласиться с точкой зрения многих исследователей, которые считали Тильзитский мир непосредственным прообразом Версаля[318].

В ситуации, когда значительная часть страны оказалась оккупирована французскими войсками, Кёнигсберг и Восточная Пруссия стали центром борьбы за освобождение Пруссии и Германии в целом. Здесь развернулась деятельность К. фон Штайна, с октября 1807 г. осуществлявшего руководство внутренней и внешней политикой Пруссии, работала Военная комиссия по реорганизации армии, основанная в июле 1807 г. в соответствии с указом Фридриха-Вильгельма III. Во главе комиссии, призванной осуществить реформу прусской армии, стоял Г. фон Шарнхорст.

Обращаясь к Клаузевицу, своему ученику и единомышленнику, Шарнхорст так сформулировал основную цель усилий прусских патриотов: «Если бы было возможно через бесконечную череду бедствий и страданий вновь возродить Отечество из его нынешнего бедственного положения, кто бы отказался пожертвовать всем, чтобы брошенное в землю семя принесло в будущем свои плоды, и кто бы отказался умереть, если бы он мог надеяться, что Родина возродится в прежнем могуществе и славе! Но, дорогой Клаузевиц, этого можно достичь только одним единственным способом: нужно воспламенить в народе чувство самоуважения, нужно предоставить ему возможность лучше узнать самого себя, только таким образом народ будет уважать себя и добьется этого от других. Это единственное, что мы можем сделать. Разрушать укоренившиеся предрассудки, способствовать возрождению Отечества и народа, бережно заботиться о них и не стеснять их в их естественном развитии – это сейчас наша основная задача»[319] В такой ситуации самым горячим желанием Клаузевица было как можно быстрее покинуть стезю военно-придворной карьеры и совместно с Шарнхорстом принять участие в осуществлении военной реформы.

Наконец, в феврале 1809 г. мечта Клаузевица сбылась. Указом короля он был освобожден от обязанностей адъютанта при принце Августе и прикомандирован к военному ведомству. В письме к М. фон Брюль Клаузевиц так писал о своих впечатлениях от нового назначения: «Как изменились обстоятельства! Словно я вышел из холодной могилы и в прекрасный весенний день вновь вернулся к жизни»[320]

Тем временем, с весны 1808 г. международная обстановка вновь стала серьезно осложняться. Война в Испании, поражение корпуса генерала Дюпона под Байленом, высадка английских войск в Португалии, а главное, очередное обострение отношений между Францией и Австрией – все это порождало у патриотически настроенных прусских офицеров надежды на скорое освобождение страны от диктата Наполеона. Фридрих-Вильгельм III, Штайн и Шарнхорст, в свою очередь, рассчитывали воспользоваться затруднениями Наполеона для того, чтобы по мере возможностей улучшить положение Пруссии. Штайн и Шарнхорст 11 августа 1808 г. обратились с письмом к монарху, предлагая ему пойти на союз с Францией, который «будет лишь ширмой для усилий, предпринимаемых нами для того, чтобы со временем разорвать этот союз»[321] Король полностью разделял точку зрения своих советников. Он написал 12 августа принцу Вильгельму, находившемуся в Париже с дипломатической миссией: «Критическое положение испанских дел и планы против Австрии располагают императора сблизиться с нами»[322] Добиваясь сокращения контрибуции и вывода французских войск с территории Пруссии, король обещал предоставить в распоряжение Наполеона вспомогательный корпус с условием, что он должен действовать только в Германии.

Прусский король все время пользовался дипломатической поддержкой со стороны Александра I, который, с одной стороны, постоянно требовал освобождения французами прусских крепостей и уменьшения суммы контрибуции, а вместе с тем всячески старался удержать Фридриха-Вильгельма III от совместного выступления с Австрией. Осуществлению планов прусской дипломатии помешало непредвиденное обстоятельство – в руки французов попало письмо Штайна, содержавшее острую критику в адрес Наполеона. По его требованию Штайн был вынужден уйти в отставку.

В итоге франко-прусская конвенция была подписана 8 августа 1808 г. на гораздо менее выгодных для Пруссии условиях: французские войска продолжали оккупировать крепости Кюстрин, Штеттин и Глогау вплоть до выплаты 120 млн. контрибуции (сумма контрибуции была в конце концов уменьшена Наполеоном исключительно в результате настойчивых требований Александра I). Прусская армия могла насчитывать только 42 тыс. солдат. В случае войны с Австрией Пруссия обязана была предоставить в распоряжение Наполеона вспомогательный корпус численностью в 12 тыс. солдат. Наконец, Пруссия обязывалась признать неаполитанского и испанского королей, являвшихся ставленниками Наполеона[323].

Условия франко-прусской конвенции произвели крайне удручающее впечатление на Клаузевица. В письме, направленном 20 октября 1808 г. из Кёнигсберга М. фон Брюль, он писал: «Сегодня сюда прибыл император [Александр I по дороге из Эрфурта, где состоялась его встреча с Наполеоном], наша судьба решена, конвенция ратифицирована и, как говорят, возвращение двора в Берлин (чего так желает королева) уже назначено на ноябрь месяц. К. фон Штайн скорее всего покинет свой пост (в этом, большей частью, уже нет никаких сомнений). Оба господина [А. фон Гнейзенау и К. фон Грольман] также, вероятно, отправятся странствовать по свету, а за ними и генерал Г. фон Шарнхорст, если не сейчас, то вскоре, поскольку французы не доверяют ему и при сложившихся ныне обстоятельствах его присутствие может скорее повредить королю, чем принести пользу. Конвенция, как говорят, ратифицирована королем без уведомления и во всяком случае вопреки совету барона К. фон Штайна. Вследствие этого император Наполеон милостиво сократил сумму нашей контрибуции на 20 млн. франков»[324]

После отставки Штайна у руля внешней политики Пруссии стал К. фон Харденберг, который был сторонником осторожной и предусмотрительной политики. По его мнению, Пруссия, являясь фактически оккупированной страной и находясь в тяжелейшем финансовом положении, не в состоянии поддержать Австрию в ее борьбе с Наполеоном. В такой ситуации Харденберг считал необходимым, используя содействие русской дипломатии, поддерживать корректные отношения с Францией и в то же время упорно работать над подготовкой прусского подъема в будущем.

Этой точки зрения придерживался и Фридрих-Вильгельм III. После поездки в Петербург в январе 1809 г., во время которой Александр I настойчиво советовал королю улучшить отношения с Францией и избегать участия в каких-либо внешнеполитических авантюрах, Фридрих-Вильгельм III принял окончательное решение остаться в стороне от предстоящего австро-французского конфликта[325].

Вместе с тем решение короля, которое было, пожалуй, в сложившейся тогда ситуации единственно возможным, вызвало серьезное недовольство в определенных политических и военных кругах Пруссии. Так, Штайн считал прусскую политику образца зимы 1808 – 1809 гг. проявлением слабости и страха и полагал, что Пруссия дорогой ценой покупает призрачное спокойствие и целостность территории[326]. Клаузевиц так оценивал расхождения в правящих кругах Пруссии по вопросу об отношении к Франции и, соответственно, участие в предстоящем вооруженном конфликте: «При сложившихся обстоятельствах оценка политической ситуации была в Пруссии такой же как и в других странах. Насколько это соответствовало уравновешенному спокойному характеру северных немцев, в стране образовалось две партии: представители одной политической партии не верили в возможность поражения Франции и видели залог спасения в союзе с ней, тогда как представители другой партии, рассчитывая главным образом на непредвиденные обстоятельства, новые войны, народное сопротивление, ничего так не опасались, как подобного союза, полагая, что, таким образом, Пруссия свяжет себе руки и не сможет воспользоваться благоприятной возможностью для освобождения от наполеоновского владычества. После того как из-за истории с письмом К. фон Штайн был вынужден покинуть свой пост, министерство пребывало в деликатном спокойствии и многие из его сотрудников не были расположены прилагать особые усилия, чтобы избавиться от рабства. Однако генерал Г. фон Шарнхорст, вся деятельность которого была как раз посвящена освобождению Родины, рассматривал повсеместно распространенные дух сопротивления, возмущение национального чувства, как драгоценные и наиболее действенные средства, которые должны привести к национальному освобождению и руководить которыми должен монарх. Он представлял этот дух сопротивления и эту антифранцузскую партию перед троном и тем самым противостоял недоверию и предубеждению многих. Хотя он по причине своего спокойного и тактичного поведения в течение долгого времени мог избегать подозрительности французов, его убеждения и его политические взгляды были настолько известны в Пруссии, что противники Наполеона могли даже не указывать на них. Таким образом он защищал антифранцузскую партию в глазах Короля и осуществлял благодетельную связь между нею и Троном»[327]

Сторонники войны, а к их числу принадлежал и Клаузевиц, считали, что в случае столкновения Австрии и Франции прусская армия и ландвер успеют соединиться с австрийцами, а затем, возможно, к австро-прусской коалиции примкнет и Россия. Тайно укрепив крепости и обороняя Силезию, предполагалось отвлечь значительную часть французских сил и тем самым создать благоприятные условия для разгрома австрийцами и русскими Наполеона[328]. Другой план предусматривал создание из числа добровольцев особого прусского легиона, который, будучи вооружен на английские деньги, сражался бы на стороне Австрии или же оказал поддержку предполагавшемуся английскому десанту в Северной Германии[329]. Как известно, этим планам не суждено было осуществиться. Александр I не только не собирался поддерживать Австрию в кампании 1809 г., но и приложил все усилия, чтобы удержать от этого Фридриха-Вильгельма III, а англичане вместо Северной Германии высадились в устье Шельды.

Составленный Клаузевицем план «О будущих операциях Пруссии против Франции»[330] исходил уже из более реалистичной оценки ситуации. По его мнению, в будущей войне Швеция будет нейтральна, о позиции России в случае выступления Пруссии и Австрии против Франции нельзя сказать ничего определенного, скорее всего она будет придерживаться прежней политической линии до тех пор, пока одна из сторон не достигнет крупного успеха. Клаузевиц объяснял действия России «отсутствием героического характера» у Александра I и посредственным составом его кабинета, что было, конечно, неверно, так как подлинные причины, заставившие Александра I избрать именно такой курс в области внешней политики, хорошо изложены, например, в его письме к императрице Марии Федоровне накануне встречи в Эрфурте[331].

В такой ситуации Пруссия, размышлял Клаузевиц, должна взять на себя основную задачу по противодействию французам в Северной Германии, заставить Саксонию выступить против Наполеона и атаковать наполеоновскую армию в Силезии и герцогстве Варшавском. Как полагал Клаузевиц, несмотря на то, что шансы на победу невелики, только взявшись за оружие, Пруссия может отстоять свою честь и независимость. В то же время честь и независимость страны и народа являются важнейшей целью политики[332].

Однако и этому плану не суждено было осуществиться, поскольку после возвращения из Петербурга Фридрих-Вильгельм III окончательно отказался от идеи выступить совместно с австрийцами против Наполеона (der narcotischen russischen Influenz – так оценивал русское влияние на короля Штайн)[333].

Тем не менее, начавшаяся в апреле 1809 г. война между Австрией и Францией породила в патриотически настроенных кругах Пруссии новые надежды на скорое свержение наполеоновского владычества в Германии. В письме к М. фон Брюль от 23 апреля К. фон Клаузевиц писал: «Насколько важным представляется мне нынешний момент! Борьба испанского народа за независимость, усилия Австрии и ее упорство, настроения, царящие в Германии, относительная слабость французской военной мощи – это доказывает, что отнюдь не всегда можно достичь цели с помощью нескольких решительных ударов; длительные упорные усилия неизбежно приведут к падению французского владычества и освобождению Отечества». С поражением Наполеона в австро-прусской войне К. фон Клаузевиц связывал надежды на подъем национально-освободительного движения в Германии. По его мнению, как только французская армия хотя бы в нескольких сражениях не сумеет достичь успеха, «тотчас Тироль окажется в руках австрийцев, Гессен, Северная Германия, Франкония – все будет охвачено восстанием, первой жертвой которого станет король Вестфалии (то есть Жером-Наполеон). Тогда положение французов в Германии окажется весьма тяжелым; а в Испании оно станет для них катастрофическим»[334]

В такой ситуации позиция Пруссии, которая продолжала сохранять нейтралитет, вызывала серьезное разочарование у сторонников немедленной войны с Францией. Группа офицеров во главе с Ф. фон Шиллем решилась на вооруженное выступление, чтобы положить начало народной войне против наполеоновского господства, другие, как Клаузевиц или Грольман, предполагали перейти на австрийскую службу[335].

Битва под Ваграмом (июль 1809 г.) и Шенбруннский мир (октябрь 1809 г.) положили конец этим планам. Получив известие о поражении австрийцев под Ваграмом, Клаузевиц писал Брюль: «Эти несколько недель сделали меня стариком. Однако я по-прежнему надеюсь, что мы еще будет сражаться за спасение Отечества». И в конце письма он отметил: «Внутреннее согласие с жизнью, покой – все это разрушено, но мужество не оставило меня»[336]. В такой ситуации Клаузевиц предполагает принять участие в военных действиях на стороне англичан. В письме к Брюль от 21 августа он сообщил: «Мой переход на австрийскую службу сейчас невозможен, австрийцы сами испытывают серьезные затруднения с зачислением офицеров. Я подумываю об Англии, возможно, что в условиях высадки англичан на континенте это будет легче осуществить, однако я еще не пришел к какому-либо определенному решению»[337] Поскольку предполагаемая высадка англичан в Северной Германии не состоялась, этим намерениям молодого офицера также не суждено было реализоваться на практике.

Капитулянтское (по мнению прусских патриотов) поведение К. фон Меттерниха, готовность австрийцев принять позорные условия мира – все это вызвало возмущение и разочарование в патриотических кругах Пруссии. Их настроение хорошо выразила М. фон Брюль, которая писала: «Я ожидала новых неудачных для нас сражений, ошибок, промахов, но не предполагала, что можно пойти на такую низость [имеется в виде заключение в июле 1809 г. перемирия между Австрией и Францией]. Могли ли мы помыслить, что этот благородный пламень, который озарял и воодушевлял всю Германию угаснет как случайная искра»[338]

Тем временем в 1809 – 1810 гг. в жизни К. фон Клаузевица происходят серьезные изменения. В декабре 1809 г. двор возвратился в Берлин. Клаузевиц, оставаясь ближайшим помощником Шарнхорста, летом 1810 г. получил назначение в Генеральный штаб и одновременно начал преподавательскую деятельность в Военной школе для офицеров («Kriegsschule für die Offiziere»), бывшей Берлинской военной школе, которую он сам окончил. Также Клаузевиц должен был преподавать военные науки наследному принцу, будущему королю Фридриху-Вильгельму IV, брату будущего императора Германии Вильгельма I[339]. В декабре 1810 г. Клаузевиц вступает в брак с М. фон Брюль.

Преподавательские и военно-научные занятия К. фон Клаузевица имели огромное значение как для формирования основ его военной теории, так и для его практической деятельности в период Освободительных войн, однако Клаузевиц был не вполне доволен своими новыми назначениями, так как стремился к активному участию в борьбе за освобождение Германии. В письме к Гнейзенау он писал: «Подходит время, когда откроется Берлинская военная школа, и неминуемо произойдет, что я еще раз начну проповедовать, словно гневные боги с дымных облаков, свою абстрактную мудрость и в туманных абрисах с бледным мерцанием излагать ее пред глазами слушателя»[340]

После поражения Австрии основное внимание прусских патриотов было сосредоточено на Англии и России. В начале 1810 г. А. фон Гнейзенау отправился в Англию, чтобы привлечь англичан к старой идее высадки десанта в Северной Германии, однако его миссия не имела успеха[341]. Иначе дело обстояло с Россией. Несмотря на уверения в вечной дружбе и взаимные любезности Александра I и Наполеона с начала 1810 г. стало очевидным серьезное ухудшение русско-французских отношений. Позиция, занятая Россией во время конфликта Франции с Австрией, русский протекционистский тариф 1810 г., весь комплекс проблем, связанный с участием России в континентальной блокаде и, наконец, «ольденбургский вопрос» - все это было ярким проявлением дальнейшего углубления противоречий между Россией и Францией. Прусское руководство связывало с этим серьезные надежды на избавление от наполеоновского диктата, однако вынуждено было действовать крайне осторожно – страна была экономически и финансово разорена, со всех сторон окружена союзниками и сателлитами Наполеона и не располагала крупными вооруженными силами. В такой ситуации Пруссия не имела возможности открыто выступить против Наполеона.

Кроме того, позиция России в 1810 – 1811 гг. была еще достаточно противоречивой и прусское руководство не могло с полной определенностью ответить на вопрос, какой характер примут русско-французские отношения в будущем. Поэтому, с одной стороны, правящие круги Пруссии старались как бы «не замечать» обострения русско-французских отношений и даже пытались играть роль посредника между Россией и Францией. Так, когда в марте 1811 г. русское правительство обратилось к европейским и, прежде всего, к германским государствам с протестом против лишения герцога Ольденбургского престола, Прусское королевство отнеслось к этому весьма сдержанно, а в ответе на русскую ноту сочло нужным особо подчеркнуть якобы имеющееся стремление Александра I поддерживать «счастливые отношения союза, установленного между ним и его величеством императором французов»[342]

Вместе с тем за кулисами многословных рассуждений о «русско-французской дружбе» правящие круги Пруссии тщательно зондировали почву и упорно выстраивали отношения с Россией и Австрией. Так, еще летом 1810 г. прусское правительство предложило России посредничество в мирных переговорах с Турцией, поскольку это, по мнению Фридриха-Вильгельма III, «упрочило бы положение России по отношению к Франции и позволило бы ей более действенным образом защищать независимость других государств от посягательств Франции»[343]

В сентябре 1811 г. в Россию по поручению Фридриха-Вильгельма III прибыл Шарнхорст под именем полковника фон Менина. Его поездка проходила в обстановке строгой секретности. В ходе переговоров, в которых с русской стороны принимали участие Александр I и военный министр Барклай-де-Толли, было фактически достигнуто соглашение о русско-прусском военном союзе против Наполеона[344]. Однако положение Пруссии по-прежнему оставалось весьма непростым. Хотя Александр I гарантировал Пруссии помощь против французов, он в то же время дал понять, что Россия будет придерживаться оборонительной политики. В такой ситуации Наполеон имел возможность превосходящими силами обрушиться на маленькую прусскую армию, разгромить ее и оккупировать Пруссию.

Поездка Шарнхорста в ноябре 1811 г. в Вену (также тайно под именем советника Акерманна), где он встречался с императором Францем и министром иностранных дел Меттернихом, принесла еще менее утешительные результаты[345]. Меттерних не доверял России и считал рискованным идти на союз с Пруссией, которая не располагала мощной армией. Все это в сочетании с постоянной угрозой нападения со стороны Наполеона делало ситуацию в Пруссии до крайности запутанной и противоречивой.

Несмотря на это прусские патриоты деятельно готовились к будущей войне против Франции. Под руководством Шарнхорста велась целенаправленная работа по укреплению армии и ландвера, совершенствованию артиллерии, осуществлялось оснащение армии новейшими видами вооружения, основывались и расширялись старые военные и пороховые заводы, готовились к обороне крепости – Шпандау, Кольберг, Грауденц, крепости Силезии[346]. Все это осуществлялось в условиях существования в Пруссии разветвленной сети французского шпионажа и при жестких военных ограничениях, предусматриваемых прусско-французскими соглашениями.

В феврале 1810 г. К. фон Клаузевиц писал А. фон Гнейзенау, находившемуся в тот момент с дипломатической миссией в Петербурге: «Какова наша нынешняя позиция по отношению к Франции, этого не знает никто. Вне всякого сомнения, при первом удобном случае, Франция постарается нас уничтожить. Подобную возможность она получит, вероятно, во время будущего конфликта с Россией, как скоро он возникнет, об этом Вы можете судить лучше, чем я. Во всяком случае, о настоящем сближении с Францией не может быть и речи»[347]

По мнению Клаузевица, дальнейшее следование в фарватере Франции не может принести Пруссии ничего, кроме национального унижения, банкротства и нищеты. Союз с Францией против России, как полагал Клаузевиц, не только повлек бы за собой фактическую оккупацию страны французскими войсками, но со временем привел бы к полной утрате Пруссией государственной независимости, как это уже произошло с Голландией, Италией и Испанией. В такой ситуации он считал необходимым выступить против Франции[348].

В ходе осуществления планов по подготовке к войне против Франции Клаузевиц в 1810 – 1811 гг. совершил несколько поездок в Силезию, которая рассматривалась прусскими патриотами как один из важнейших театров военных действий в будущем. Даже во время путешествия с женой на курорт (лето 1811 г.) Клаузевиц внимательно изучал топографию Силезии, особенности ее стратегического положения, возможности обороны в случае столкновения с превосходящими силами Наполеона. В секретной переписке (ее шифровкой занималась в том числе и М. Клаузевиц[349]) К. Клаузевиц и Н. Гнейзенау все время обсуждали характер будущей кампании в Силезии. Предполагалось, что в случае начала войны Гнейзенау будет осуществлять руководство военными действиями, тогда как Клаузевиц фактически займет пост начальника штаба. Горный характер местности, наличие мощных крепостей, таких как Глац, Нейсе и Зильберберг, близкое соседство с Австрией – все это давало основания прусским офицерам надеяться, что даже при условии численного превосходства со стороны Наполеона и его сателлитов прусская армия сумеет с успехом оборонять Силезию[350].

Кроме того, учитывая опыт Испании, Клаузевиц и его единомышленники рассчитывали создать мощное народное ополчение и, используя систему крепостей и особенности горного рельефа, в крайнем случае начать партизанскую войну против французов. Эти планы были изложены Клаузевицем в переписке с Шарнхорстом и Гнейзенау и особенно в его «Bekentnisse», написанных незадолго до перехода Клаузевица на русскую службу (февраль 1812 г.)[351].

Насколько эти планы могли реально осуществиться? На этот вопрос трудно дать определенный ответ. Накануне войны 1812 г. Пруссия находилась в очень тяжелом положении. Страна была разорена войной 1806 – 1807 гг., французской оккупацией и выплатой огромной контрибуции, ее вооруженные силы были ограничены условиями Тильзитского договора и последующих соглашений с Францией, военные реформы, проводимые Шарнхорстом и его единомышленниками, были далеко не завершены, армия и ландвер страдали от нехватки вооружения и пороха. Патриоты предлагали вооружать будущее народное ополчение пиками и косами – военные заводы и мастерские сильно пострадали во время войны или оказались за пределами Пруссии.