Тильзит и судьбы Северной Европы

 

В статье речь идет об изменениях политической карты североевропейского региона, произошедших в 1807 – 1815 гг., после встречи в Тильзите Александра I и Наполеона Бонапарта и подписания союзного трактата между Россией и Францией, когда регион вышел на авансцену большой европейской политики. В результате нападения Британского флота на Данию, российско-шведской войны 1808-1809 гг. и присоединения Финляндии к России, революции в Швеции 1809-1810 гг. и шведской «политики 1812 года», участия Швеции в шестой антинаполеоновской коалиции 1813-1814 гг., войны союзников против последнего союзника Наполеона Дании в декабре 1813 г., национальной революции в Норвегии в 1814 г., решений Венского конгресса в 1815 г. на смену биполярной системе мультинациональных мини-империй (Дании и Швеции) начала приходить система национальных государств.

 

В истории североевропейского региона сравнительно небольшой период времени, связываемый с наполеоновскими войнами, с 1807 по 1815 год, со встречи Александра I и Наполеона I в Тильзите в июне – июле 1807 г. до Венского конгресса 1814-1815 гг., занимает особое место. И это легко понять, если взглянуть на политическую карту Северной Европы в 1807 г и в 1815 г. Что такое Северная Европа к 1807 г.? Тогда в североевропейском регионе, географически занимавшим ту же территорию, что и ныне, существовало два, относительно крупных (по территории, а не по населению, в начале XIX в. здесь проживало чуть меньше 6 млн. человек.) государства, которые мы традиционно именуем Швеция и Дания. Но это были не современные государства, существующие под таким названием, а две многонациональные, полиэтнические мини-империи, в которых сегодняшние Швеция и Дания были своего рода метрополиями, центрами этих мини-империй.

Под властью Стокгольма, шведской короны, помимо собственно Швеции была и завоеванная еще в XII в. Финляндия, существовавшая как интегральная часть шведского королевства и воспринимавшаяся только как географическое понятие. Население Швеции составляло в 1805 г. 3,465 млн. чел., причем из них в собственно Швеции – 2,425 млн., а в Финляндии – 895 тыс. Кроме того, шведским королям в начале XIX в. принадлежали на берегах Балтики, в Северной Германии, так называемая Передняя, или Шведская Померания и остров Рюген – остатки великодержавных завоеваний шведов XVII в. (население около 100 тыс.). Эти земли до 1806 г. входили в состав «Священной Римской империи германской нации», что давало возможность шведским королям вмешиваться в германские дела.

Владения датских королей из династии Ольденбургов были еще более обширны. Под властью их короны, кроме собственно Дании, со Средневековья было королевство Норвегия с ее атлантическими заморскими владениями – Исландией, Фарерскими островами и Гренландией. Кроме того, короли Дании также с XV в. были «по совместительству» герцогами Шлезвигскими и Гольштейнскими. Вхождение Гольштейна в состав «Священной Римской империи» также позволял датским королям участвовать в делах Германии. В начале XIX в. население их владений составляло всего 2,41 млн. человек (Дания – 926 тыс. Норвегия – 883 тыс., герцогства – 604 тыс.)[124].

Стратегическое, геополитическое и экономическое значение региона часто недооценивается в исторической литературе, страны называют малыми и сбрасывают со счетов. Однако уже с XVII в. Швеция была одним из ведущих производителей высококачественного железа и стали. Кроме того, она вместе с Финляндией и принадлежавшая датским королям Норвегия благодаря своим обширным лесам являлись ведущими экспортерами т.н. «naval stories» (разного рода лес и смола), необходимых для строительства кораблей. Дания с XVI в. известна как поставщик продовольствия, прежде всего, мяса в страны Западной Европы. Уже в ранее Новое время страны Северной Европы – важные поставщики рыбы в различные европейские государства. Торговый флот всех северных стран брал с XVIII в. на себя значительную долю мирового фрахта во время войн между великими державами, когда шведы и датчане с норвежцами с огромной выгодой для себя использовали преимущества нейтралитета. Шведы и датчане, особенно последние, держали под своим контролем проливы, связывавшие Балтику с Северным морем.[125]

После Великой Северной войны 1700-1721 гг., когда Швеция утратила положение великой державы, развитие международных отношений на Севере Европы, как правило, было мирным, лишь на короткие сроки прерывавшееся конликтами (войны Швеции с Россией 1741-1743 и 1788-1790 гг., участие Швеции в Семилетней войне). Обе северные страны стремились поддерживать нейтралитет, не ввязываясь в войны великих держав. Торговый капитал извлекал из этого огромные прибыли. Такое положение продолжалось до начала XIX в., когда войны, вызванные революцией во Франции, близко подошли к границам региона. Уже во время кризиса 1800-1801 гг. северные страны, присоединившиеся ко второму вооруженному нейтралитету, едва не оказались втянуты в большую войну. Дания даже подверглась нападению британского флота[126]. Однако, как известно, дворцовый переворот в Санкт-Петербурге 23 марта 1801 г. положил конец второму вооруженному нейтралитету. К середине 1807 г. Швеция и Дания занимали различные позиции в европейском конфликте. Швеция по инициативе короля Густава IV Адольфа была активным участником 3 и 4 антифранцузской коалиции[127]. Копенгаген изо всех сил старался сохранить нейтралитет, балансируя между Францией и Великобританией[128].

События, разыгравшиеся довольно далеко от северных стран, на берегах Немана в конце июня – начале июля 1807 г., встреча Александра I и Наполеона в Тильзите, не только непосредственно затронули их, но и положили начало целому ряду событий, которые полностью изменили политическую карту североевропейского региона. Новые друзья-императоры обсуждали меры, которые им придется употребить, чтобы побудить Великобританию к миру, а их политика в отношении северных держав должна этому способствовать. Что же конкретно говорилось в подписанных соглашениях. Предполагалось сделать британцам предложения о мире, а если они не будут приняты, то Россия обязывалась порвать отношения с Великобританией (статья IV подписанного 7 июля 1807 г. российско-французского договора о наступательном и оборонительном союзе[129]). И только в статье V говорилось: «При наступлении предусмотренного в предыдущей статье случая высокие договаривающиеся стороны сообща и одновременно пригласят три двора: копенгагенский, стокгольмский и лиссабонский – закрыть их порты англичанам, отозвать их послов из Лондона и объявить Англии войну. С тем из трех дворов, который бы от сего отказался, будет поступлено высокими договаривающимися сторонами, как с неприятелем, и если откажется Швеция, то Дания будет принуждена объявить ей войну».

Таким образом, страны Северной Европы, оказывались втянутыми в общеевропейские дела в гораздо большей степени, нежели прежде, непосредственно оказываясь между Сциллой и Харибдой. И это не замедлило сказаться. Именно Тильзитское соглашение, хотя оно и не ставило такой цели, вывело в силу целого ряда причин североевропейский регион на первый план большой европейской политики.

Первым непосредственным результатом Тильзита для Дании стало нападение британского флота на Копенгаген в сентябре. Жестокая бомбардировка беззащитного города и захват британцами датского военно-морского флота получили в датской историографии название «ограбление флота» (flåderånet)[130]. Эта превентивная мера Великобритании, как бы она ни осуждалась с морально-этической точки зрения, имела целью обезопасить себя от того, чтобы датский военно-морской флота не попал в руки Наполеона и не стал серьезной помехой в активности британцев на Балтике и в Северном море. Споры о побудительных мотивах англичан продолжаются и поныне[131]. Долгосрочным итогом этой акции было объявление Данией войны Великобритании, присоединение ее к Наполеону и континентальной блокаде в виде заключения в Фонтенбло 31 октября 1807 г. союзного договора между Данией и Францией.[132] Англо-датская война продлится до января 1814 г.

В датской и особенно в норвежской литературе обсуждались и обсуждаются мотивы, которые побудили правительство Дании сделать выбор. Признано, что при гораздо больше пострадала Норвегия. Благосостоянию норвежцев, многие годы пользовавшихся выгодами от нейтральной торговли, пришел конец. Кроме того, Норвегия, в силу географических условий, зависевшая от поставок продовольствия из Дании по морю, из-за британской блокады была поставлена на грань голода, и не случайно в норвежской историографии 1807 – 1809 гг. именуются «годами нужды» (Nødsårene).[133] Впервые серьезно было поставлено под вопрос существование датско-норвежской унии, так как непосредственное управление Норвегией из Копенгагена, как это делалось многие столетия, стало невозможным. Датское правительство пошло на создание своеобразного эрзац–правительства, Правительственной комиссии. В норвежском обществе оживились национально-сепаратистские настроения[134]

Несколько более сложной оказалась игра вокруг Швеции. Вопрос с Данией решился просто, а шведский король Густав IV Адольф не спешил менять сторону в конфликте. В ходе продолжительных дипломатических переговоров осенью и ранней зимой 1807 г. Густав IV Адольф упорно отклонял требования Александра I[135].

В ночь на 21 февраля 1808 г. русские войска вступили в Финляндию. Первоначально русские силы насчитывали 24 тыс. человек, им противостояло 19 тыс. шведов. 14 марта Швеции объявила войну Дания, затем Пруссия. Военные действия в Финляндии первоначально развивались не в пользу шведов. В марте капитулировала приграничная крепость Свартхольм. Русские войска заняли Гельсингфорс (Хельсинки), Тавастхус (Хямеенлинна), Таммерфорс (Тампере), Куопио, Васу (Вааса). В апреле основные шведские силы были оттеснены на север, к Улеаборгу (Оулу). Русские войска вступили в столицу Финляндии Або (Турку) и город Гамле Карлебю. В начале мая капитулировал «северный Гибралтар» — Свеаборг. Русский десант высадился на Аландах и Готланде.

Успехи русских войск объяснялись не только их высокими боевыми качествами, но и пораженческими настроениями в шведской армии, состоявшей в основном из уроженцев Финляндии, и пророссийскими симпатиями определенной части высших слоев последней. Российский император прислушивался к советам Ё.М. Спренгпортена. Сравнительно легкое завоевание южной и центральной Финляндии и забота о безопасности Санкт-Петербурга, а кроме того фактический арест в Стокгольме российского посла Д. Алопеуса, побудили Александра уже 28 марта объявить об окончательном присоединении Финляндии к России[136]. Несколько позднее для того, чтобы привлечь симпатии населения страны к России, Финляндии была предоставлена довольно широкая автономия. Уступки финляндцам были продиктованы отчасти тем, что с мая 1808 г. для русских войск началась полоса неудач. Однако это было временно. К началу 1809 г. вся территория Финляндии была очищена от шведских войск, и боевые действия переместились на территорию собственно Швеции. Страна оказалась перед катастрофой.

В шведской историографии мы можем констатировать широкий диапазон оценок внешней политики короля: от обвинений его в пренебрежении национальными интересами страны, слепом антибонапартизме[137] до реабилитации его в глазах шведов утверждениями, что король руководствовался внешнеторговыми интересами Швеции и необходимостью для нее поддерживать экономические отношения с Великобританией, а его поражение объяснялось неблагоприятным для Швеции стечением обстоятельств[138]. В XX в. появились более взвешенные и интересные оценки. Так, видный шведский историк Стен Карлссон доказал, что торгово-политические мотивы мало что значили для короля, для которого на первом месте были легитимистские, религиозные мотивы, а также стремление к политическому равновесию. Это привело его к роковой изоляции по отношению к дворянству. Король, по мнению Стена Карлссона, - это идеалист, не обладавший реалистичным взглядом на политику. Он отнесся критически к его внешней политики, которая чуть было не привела Швецию на грань пропасти[139].

В 1976 г. шведский историк Свен Трулльсон на основе обстоятельного изучения архивов пришел к выводу, что шведский король предпочел остаться в рядах антинаполеоновских сил в надежде с помощью британцев получить принадлежавшую датскому королю Норвегию[140]. Это близко к истине, тем более, что чуть ли не с XVI в. шведские короли мечтали о присоединении Норвегии и неоднократно предпринимали попытки осуществить эту аннексию. Обретение Норвегии было «idé-fix» Густава III[141], которую унаследовал его сын[142], хотя публично об этом никогда не говорилось. Как бы то ни было, сложная дипломатическая игра на Севере в 1808 г. привела к российско-шведской войне.

Вокруг Тильзитских договоренностей возникло уже тогда множество домыслов и легенд, поскольку союзный трактат сохранялся в тайне[143]. Так, в исторической литературе до сих пор довольно часто встречается утверждение, восходящее еще к Фаддею Булгарину[144] в России и Тьеру во Франции[145], что в Тильзите Наполеон гарантировал Александру владение Финляндией. Одновременно с Тьером утверждение, что в Тильзите обсуждался вопрос присоединения Финляндии к России, повторил А. Лефевр, также не указывая на источник,[146]. Со временем положение, что Наполеон еще в Тильзите предложил Александру напасть на Швецию и присоединить Финляндию, станет общим место даже в различных обобщающих трудах и энциклопедиях[147]. Это при том, что документы, сохранившиеся от Тильзитской встречи, в частности, подписанные соглашения, ничего не говорят о Финляндии. На это обстоятельство неоднократно указывали шведские и финские историки, специально останавливавшиеся на этой проблеме[148].

Наполеон действительно уговаривал Александра начать войну со Швецией и сулил ему Финляндию, но было это в начале 1808 г. Летом же 1807 г. позиция Швеции была неясной, воевать с нею Александру не хотелось, да и в российском обществе эта идея нападения на своего недавнего союзника воспринималась негативно. К этому добавлялись и родственные связи двух династий: и в Санкт-Петербурге, с Петра III, и в Стокгольме, с Адольфа Фредрика, на тронах сидели представители Гольштейн-готторпского дома, хотя в Швеции они называли себя «Ваза», а в России «Романовы». Бабушка российского императора, Екатерина II, была двоюродной сестрой отца шведского короля, Густава III. Вдобавок, Александр I и Густав IV Адольф были женаты на сестрах, принцессах Баденских. Лишь после того, как стало ясно, что шведский король не собирается поддаваться увещаниям из Петербурга, вопрос о войне был решен.

Также неясным был вопрос о присоединении Финляндии к России. В 1807 г. об этом не говорили, хотя в российской элите такая мысль существовала еще со времен Елизаветы Петровны, при которой в ходе русско-шведской войны 1741-1743 гг., после оккупации Финляндии русскими войсками, было объявлено о ее присоединении к России[149]. Правда, императрица при заключении мира от этого отказалась. Новым моментом уже с 1780-х гг. было зарождение, на этот раз в Финляндии, у некоторых представителей финляндской элиты, мысли о разрыве со Швецией и провозглашении независимости под эгидой России. Эту идею в 1786 г. изложил шведский полковник, родившийся в Финляндии, Йоран Магнус Спренгтпортен, вскоре перешедший на службу Екатерине II уже в чине генерала[150]. Именно Спренгтпортен в своих записках изложил грандиозный план перекройки всей политической карты Северной Европы, основными положениями которого был переход Финляндии под эгиду России, а Норвегии – к Швеции. 15(26) марта 1795 г. Спренгтпортен получил чин генерал-лейтенанта. Во время последней в истории русско-шведской войны он в феврале – марте 1808 г. являлся дипломатическим советником главнокомандующего российскими войсками Ф.Ф. Буксгевдена, а в ноябре 1808 г. – июне 1809 г. – первым генерал-губернатором Великого княжества Финляндского.

Замысел отделения Финляндии от Швеции обсуждался во время войны 1788-1790-х гг., его разделяли некоторые участники антигуставианской оппозиции в «финской» армии, принявшие участие в т.н. «Аньяльской конфедерации». Некоторые из них в ходе войны бежали в Россию, где жили как эмигранты (Клик, Егергорн). Недавно мне удалось обнаружить в Архиве внешней политики Российской империи интересный документ, вышедший из-под пера знаменитого теперь героя советского мюзикла «Юнона и Авось» Николая Петровича Резанова. Дело в том, что в 1801-1805 гг., до того, как отправиться в Америку, он какое-то время служил в т.н. «Финляндской комиссии», учреждении, о котором мало, что известно. В 1802 г. он занимался сбором, в частности, у бывших аньяльцев, различных разведывательных сведений о положении в Финляндии, где, по его словам в донесении министру иностранных дел А.Р. Румянцеву, существует серьезное недовольство шведским режимом и даже некоторые бывшие финляндские офицеры готовят заговор против Густава IV Адольфа. В заключении он писал «Истину сего всеобщего в Финляндии против короля ропота также и желания их быть под Российским владением подтвердили бродящие по миру шведские фины и российские купцы в Швецию ездившия»[151].

Общие настроения в Финляндии были причиной того, что ее присоединение прошло фактически без серьезных проблем. Большое значение имела политика Александра, который даровал финнам широкую автономию. Финляндия, в итоге, была включена в состав Российской империи как автономное Великое княжество Финляндское. Фактически это было государство в государстве, здесь действовали конституционные шведские законы, административные органы Финляндии подчинялись напрямую великим князьям – российским императорам, которые, начиная с Николая I, вступая на российский престол, подписывали обещание соблюдать финляндские законы. Александр I обещал это на созванном им в Борго собрании представителей финляндских сословий (март–июнь 1809 г.). Таким образом, не случайно, что в Финляндии начало финской государственности относят именно к 1808-1809 гг.[152] В международно-правовом плане присоединение Финляндии к России было подтверждено мирным договором, подписанным между Россией и Швецией 5(17) сентября 1809 г.[153]

Для собственно Швеции война 1808-1809 гг. имела также далеко идущие последствия. Неудачный ход войны, утрата Финляндии, тяжелое внутреннее положение, финансовый кризис привели к революционным потрясениям[154]. В начале марта восстали части, стоявшие на норвежской границе, и двинулись на столицу. В Стокгольме 13 марта 1809 г. был свергнут Густав IV Адольф. Регентом, а затем королем стал его дядя герцог Карл Сёдерманландский – Карл XIII. Риксдаг 6 июня 1809 г. принял новую конституцию страны, означавшую отказ от абсолютистских тенденций Густава III и Густава IV Адольфа, окончательное утверждение конституционно-ограниченной монархии, существенное расширение гражданских свобод и т.п. В результате чисто случайного фактора, отсутствия у нового, находившегося в преклонном возрасте короля детей, т.е. вакантности престолонаследия, в конце концов, в августе 1810 г., у руля Швеции оказался бывший наполеоновский маршал Жан Батист Бернадот, история избрания которого летом напоминает, без преувеличения, приключенческий роман[155].

Как бы то ни было, Бернадот, или как его лучше называть с октября – ноября 1810 г., т. е. со времени его прибытия в Швецию, шведский наследный принц Карл Юхан, вовсе не был наместником Наполеона на Севере Европы, как рассчитывал император французов. Новый фактический руководитель Швеции предпочел разработать и провести в жизнь свой внешнеполитический курс, основами которого были, с одной стороны, установление дружеских, потом и союзных отношений с российским императором Александром I, в основе чего был отказ от реванша и возвращения Финляндии, а, с другой, получение возмещения за Финляндию в виде Норвегии. Это стало основой шведской «политики 1812 года» и российско-шведского союза, заключенного в апреле 1812 г., с которого начался медленный дрейф Швеции в ряды антинаполеоновской коалиции. Во время Отечественной войны 1812 г. Швеция, оставаясь союзником России, в войну не вступила, занимая фактически позицию дружественного к России нейтралитета[156]. Швеция 25 ноября 1812 г. заключила союзный договор с антинаполеоновским правительством Испании – Регентским советом, резиденцией которого был г. Кадис[157], в конце декабря из Стокгольма демонстративно был выслан французский поверенный в делах де Кабр[158], а 7 января 1813 г. опубликован меморандум министра иностранных дел Швеции Ларса фон Энгестрёма, фактически означавший открытый разрыв с Наполеоном[159]. В Стокгольме 3 марта 1813 г. заключен шведско-британский договор о союзе, которым Великобритания соглашалась на присоединение Норвегии к Швеции.[160] Затем, 22 апреля, подписан аналогичный договор Швеции с Пруссией[161]. С конца марта в очищенной от французов Шведской Померании начали высаживаться шведские войска, а в середине мая сюда прибыл и сам шведский кронпринц.

Несмотря на сложнейшие дипломатические интриги весны – начала лета 1813 г., в основе которых было расхождение между партнерами по антинаполеоновской коалиции в определении первостепенных целей (Александр I стремился сосредоточиться на борьбе с Наполеоном, а Карл Юхан хотел сначала получить Норвегию[162]), уже в июле 1813 г. положение упростилось. Швеция стала окончательно членом антинаполеоновской коалиции. Карл Юхан разработал план разгрома Наполеона, утвержденный совещанием руководителей антинаполеоновской коалиции в июле 1813 г., возглавил Северную армию союзников, куда вошли шведские, русские и прусские войска. Датский король Фредерик VI, после некоторых колебаний, стремясь сохранить Норвегию, предпочел возобновить союз с Наполеоном[163]. Результатом такой расстановки сил после Лейпцигской битвы народов в октябре 1813 г. последовала краткая война против Дании[164], завершившаяся Кильским мирным договором, который покончил с многовековой датско-норвежской унией[165]. Датский король уступил королю Швеции Норвегию. И хотя мечтам шведов о включении Норвегии в состав Швеции сбыться не пришлось, прежде всего, из-за сопротивления норвежцев, всё же к концу 1814 г. на политической карте Северной Европы появилось новое государственное образование «Соединенные королевства Швеция и Норвегия».

Это было результатом того, что норвежский народ отказался подчиниться навязанному извне диктату. В стране началась национальная революция, первым актом которой стало провозглашение 19 февраля 1814 г. независимости и создание временного правительства. В апреле 1814 г., в местечке Эйдволл созвано избранное на довольно широкой основе Государственное (Учредительное) собрание (Rigsforsamling), которое 17 мая 1814 г. приняла конституцию страны, довольно демократическую по тем временам (кстати, это самая старая из действующих конституций в Европе). Бывший датский наместник и престолонаследник Дании Кристиан Фредерик был избран королем Норвегии[166]. В силу целого ряда причин, прежде всего, международной обстановке, когда великие державы отказались признать независимую Норвегию и настаивали на выполнении условий Кильского договора и присоединения к Швеции, норвежцы были вынуждены пойти на компромисс. Это произошло после напряженных переговоров с представителями великих держав в Кристиании (ныне Осло) в июле 1814 г. Целью переговоров было мирное разрешение конфликта. Внешне переговоры не привели к желаемому результату, они были прерваны, хотя норвежцам и удалось добиться признания де-факто своего государства и конституции[167]. В самом конце июля шведы начали военные действия против норвежцев, что стало последней в истории межскандинавской войной. В г. Мосс 14 августа 1814 г. между шведами и норвежцами подписаны конвенция и ряд других соглашений, по которым Норвегия признавала унию со Швецией[168], король Кристиан Фредерик должен был отречься от норвежского престола. Четвертого ноября 1814 г. созванный в начале октября парламент страны – стортинг – признал унию со Швецией, избрал ее короля Карла XIII королем Норвегии и подтвердил внесение соответствующих изменений в конституцию страны. Таким образом, одним из главных итогов событий 1814 г. стало то, что в Норвегии была возрождена утраченная в эпоху унии с Данией собственная государственность.

Однако на этом перестройка политической карты Северной Европы не закончилась. Заключительным аккордом стал Венский конгресс, который, если не формально, то фактически, подтвердил произошедшие в этом регионе изменения за последние семь лет. Кроме того, под занавес конгресса, в июне 1814 г., в Вене произошли события, знаменовавшие завершение великодержавной, имперской эпохи Швеции, которая окончательно ушла с европейского континента, из Германии, отказавшись от своих территориальных приобретений времен Тридцатилетней войны и Вестфальского мира 1648 г. – от Передней Померании и о-ва Рюген в пользу Пруссии. Это произошло после запутанных тройственных шведско-датско-прусских переговоров, посредническую роль в которых сыграла и российская дипломатия[169].

Таким образом, принципиально новая политическая карта Северной Европы, на которой вместо прежних двух мультинациональных мини-империй появились фактически четыре национальных государства, представляла собой опосредованный итог Тильзита. Тильзитские соглашения, конечно, не предусматривали и не могли пересматривать такой фундаментальной перекройки карты североевропейского региона. Но Тильзит стал своего рода катализатором ускорения политического развития, слома биполярной системы из двух государств, начав формирование современной системы государств региона, основой которой были уже не мини-империи, а национальные государства. Швеция обрела, наконец, свои современные границы, утратив Финляндию и Шведскую Померанию. Датская корона потеряла Норвегию, но сохранила атлантические владения норвежской короны (Исландия, Фарерские о-ва и Гренландию) и северо-германские герцогства Шлезвиг и Гольштейн, что в будущем создаст для Копенгагена весьма серьезные проблемы. (Эти проблемы будут решены для Дании в XIX и XX вв., причем в отношении герцогств весьма драматически – в 1848-1850 гг. и в 1864 г. Дания окажется в состоянии войны с германскими государствами). Шведско-норвежская уния имела, как мы знаем, совершенно иные параметры, чем уния между Данией и Норвегией. Новым было то, что на карте Европы появилось два государства, королевство Норвегия и Великое княжество Финляндское, которые, конечно, не обладали тогда суверенитетом, но именно события этого периода, (для Финляндии 1808-1809 гг., а для Норвегии – 1814 г.) считаются рождением этих государств, которые обретут независимость уже в XX столетии – Норвегия в 1905 г., Финляндия – в 1917 г.

 

А. А. Фомин