Геннадию Григорьевичу Белорусу, русскому, посвящается.

Лена Васильева из нашего отдела так рассказывала о первой встрече с ним. Когда она, после института, пришла в СПКБ, то ее сразу послали в колхоз «ИМ.1 МАЯ». Они приехали и стали выгружаться. И тут, из-за угла магазина шесть человек с трудом волокут одного богатыря.

«Кто это???» спросила Лена.

ЭТО СТАРШИЙ!

Геша, сколько я его помню, всегда имел очень импозантный вид.

Такой типаж в кино был бы неоценим на роль монстров, палачей и прочих зверских типов. Но за этой внешностью громилы скрывался добрейший, веселый человек.

Лысый и коротко стриженный, почти без шеи, с большой челюстью почти до груди, широкими плечами и огромным животом, маленькими хитрыми глазками под нависающими кустистыми бровями, он был бы хорош и как средневековый палач, и как немецко-фашистская гадина – каратель партизан, и как реклама для пива «Толстяк».

Мне тоже случалось неоднократно бывать в колхозе «ИМ.1 мая» на сельхоз работах под его чутким руководством.

Именно Геша открыл для нас нарвский пивной ресторан «Регата», с его свиными ножками, в который мы стали совершать набеги, чтобы отвлечься от коров, навоза и турнепса.

Утром, если по команде «ПОДЪЕМ!», уставший после вчерашнего, народ не проявлял признаков жизни, Геша заходил в спальное помещение, пинал каждого под жопу резиновым сапогом, по прогнувшейся под неподвижным туловищем панцирной койке, и наливал, внезапно проснувшемуся человеку, стопку мятного ликера для санации полости рта.

После этого народ организованно направлялся в столовую, чтобы выпить жидкой манной каши на завтрак. На деликатесах экономили, чтобы время от времени устраивать праздники.

Однажды утром, после завтрака, в ожидании фургона на поле, я отправился в уединенное место почитать несвежую прессу. И пока я ее изучал, машина на поле ушла без меня.

Когда я предстал пред очи руководителя смены, Геша сказал: «На сегодня работу в поле ты прос-л! Бери деньги, рюкзак и пи-уй в Нарву за винищем! Сегодня празднуем «экватор» - середину срока смены в колхозе».

И я сел на таллинском шоссе в автобус и поехал, согласно полученным указаниям. Указания я выполнил, но гонцу по закону полагалась «гонцовская».

Я пошел с рюкзаком на пляж под нарвский замок Германа, искупался, освоил плодововыгодную «гонцовскую» и тут меня на жаре развезло от усталости. Я задремал.

Проснулся я через полтора часа, обгоревший и с головной болью. Головенку мне напекло, и я получил небольшой солнечный удар.

Товар удалось доставить благополучно и праздник «экватора» состоялся, а меня всю ночь колбасило от температуры и несло не туда и не оттуда, откуда бы хотелось. Вот такие бывают осложнения.

Когда меня, уже опытного гонца, Геша послал с рюкзаком затариваться водкой на «отвальную», то в магазине я сказал: «Двадцать бутылок водки и одну «старки»!». Для Геши.

Воспитательными наставлениями Геннадия Григорьевича Белоруса я в дальнейшем руководствовался всю жизнь.

 

МОЯ ФЕХТОВАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ.

В фехтование я пришел довольно поздно. В седьмом классе.

Хотя, я занимался им всегда, изготавливая на даче в Вырице деревянные мечи и сабли, фанерные щиты, доспехи из консервных крышек и обрезков кровельного железа. Все это использовалось в играх в рыцарей, пиратов, индейцев и мушкетеров, в зависимости от того, какие книги я в то время читал.

Как сейчас помню, что я пришел в первый раз на тренировку в промозглый октябрьский вечер в 65 школу на Школьной улице на сорок минут раньше, и мы с Димой Яковлевым стояли в тамбуре и ждали начала своего первого занятия фехтованием и нашего будущего тренера – Николая Владимировича Чугунова.

Дима Яковлев стал моим постоянным спарринг-партнером на долгие годы. Сейчас он доктор наук и живет и работает в Швейцарии.

Дима был младше меня на три года. Если я старался в фехтовании, даже в ущерб для результата боя, научиться и перенять у сильных противников то, чем я в то время не обладал, то Дима делал ставку на один, отшлифованный им прием. Жесткая оппозиция в шестую позицию с контратакой в руку, в которую он въезжал, как по рельсам. А если не попадал, то прорывался в ближний бой и добивал, что при его не очень большом росте, было тактически выгодно.

В общем, Дима был характерным «рыбаком», и ждал со шпагой-удочкой, когда можно будет провести свою «коронку» и особо не усложнял свою фехтовальную фразу. Все его действия, в результате сводились к тому, чтобы провести то, на что он делал свою главную ставку. Как бульдог, который ждет момент, чтобы точно вцепиться в вашу глотку.

В тот период в нашу секцию ходил, относительно нас, уже взрослый мужик Серега Ежов, с рыжей вьющейся шевелюрой и усами, закрученными «а ля Бисмарк». Вроде бы, к тому времени, он был уже КМС. Его коронкой была не очень быстрая атака стрелой с многочисленными переводами.

После тренировки мы, обычно, заходили в «кафе-морожное» выпить минералки с сиропом.

С нами заходит Ежов. У него под мышкой две шпаги без чехла. Он с бравым видом рубаки-мушкетера заказывает: «Бургунского!!!».

Продавщица робко: «Бургундского нет!»

«Ну, тогда три стакана «Полюстрово» с сиропом!»

Бывал у нас в зале интересный фехтовальщик и яхтсмен Серега Бобров.

Он поломал свою жизнь тем что, фехтуя во дворе без масок, попал концом сабли противнику в глаз и что-то повредил в нем. В результате потеря тридцати процентов зрения, суд и пожизненные алименты потерпевшему. С судимостью Серега не смог учиться в институте и пошел работать в яхт-клуб.

Оба Сереги были нас старше лет на восемь и казались нам, школьникам, взрослыми матерыми мужиками.

Через некоторое время, в зале появились еще два Сергея – Первушин и Груненков. Оба только что из армии. И оба до армии успели позаниматься фехтованием. Груненков на сабле, а Первушин на рапире в СКА у знаменитого тренера Константина Павловича Туманова.

У Первушина были сержантские замашки, и он попытался нас всех построить. С ним в раздевалке у нас бывали конфликты.

Как-то мы играли на разминке, в популярную в те времена игру в «слона и мильтона», когда два «слона» стоят, обхватив друг друга, а остальные участники, из-за круга пытаются на них запрыгнуть, а «мильтон» охраняет «слонов», стараясь попасть ногами по ногам тем, кто вбегает в круг.

Я запрыгнул на «второй этаж» и, когда «слоны» развалились, подвернул ногу, на которую упали сверху два мужика-Сереги. Носок левой ноги завернулся к пятке.

У меня оказалось сильнейшее растяжение стопы и мне одели гипс. Но, не фехтовать в то время я не мог, и все равно ходил на тренировки. Двигаться и фехтовать в правосторонней стойке, приволакивая за собой левую ногу в гипсе, было вполне возможно.

Через два года занятия в этом школьном спортзале прекратились, и Николай Владимирович Чугунов отвел нас в спортзал института советской культуры имени Крупской, жены старика Крупского, на проспект Смирнова.

Там был по тем временам шикарный, огромный спортзал с раздевалками и душевыми, а занятия вел мастер спорта по сабле шустрый азер Александр Абелович Газаров, большой поклонник футбола. Половину воскресной тренировки мы гоняли в футбол в большом зале, а потом ставили электроаппараты и фехтовали на вылет или расписывали «пулю» - небольшое соревнование на первенство воскресенья.

Вместе с Газаровым, ходил играть в футбол и фехтовать прекрасный шпажист, КМС с международным опытом Сережа Рянжин. Он тогда уже был аспирантом Университета.

Огромный, мощный, с блестящей, разнообразной техникой и чувством дистанции, он двигался, по прогибающейся под его весом дорожке, мягко и пластично, как тигр. У него я научился сложнейшей, скоростной атаке с углом в перчатку под гарду из самых разных положений.

Выступать на первенстве ВУЗов и чемпионате «Буревестника» по шпаге я начал, учась еще в девятом классе школы.

Все хорошее, как правило, не надолго. Через два года Газаров закончил юридический факультет университета, и уехал на Родину. Тогда Николай Владимирович привел нас, правда, всего на пол года, в СКА к Константину Павловичу Туманову.

Я к тому времени поступил в ЛКИ и съездил после первого курса в стройотряд в Усть-Лугу, но там секции фехтования не было и следующий сезон я начал в спортзале ЛИИЖТа, на улице братьев Васильевых за татарской мечетью, куда нас, в очередной раз, пристроил Чугунов. Он в то время работал в «Метрополитене» инженером по автоматике, но нас не бросал и иногда приходил в зал и давал индивидуальные уроки.

Соскучившись за лето по шпаге, я на первой тренировке «отодрал» в отборочных соревнованиях ЛИИЖТовских шпажистов и меня послали на ЦС «Локомотива» в город Львов.

Старшим тренером «Локомотива» по шпаге был тогда друг детства моей мамы и тети Инны по Кавголово и базе института им. Лесгафта Геннадий Игнашенко, потомственный спортсмен и алкоголик, но добрый и веселый человек.

Я тогда был второкурсником ЛКИ и, хотя побывал в стройотряде, достойно принимать алкоголь еще не научился, а моими партнерами по команде были студенты-мастера спорта или аспиранты ЛИИЖТа со стажем не только в фехтовании.

В Львове меня научили, по старинному западно-украинскому обычаю, похмеляться пивом пополам со сметаной. Очень питательно и эффективно.

В общем, в Львове я себя не показал, так как мучился похмельем и вылетел в первой ступени отборочных соревнований.

Но мне запомнились великолепная техника и мастерство украинских и белорусских шпажистов. Их школа намного отличалась от того, с чем мне приходилось сталкиваться до сих пор в лучшую сторону, раскованностью и динамизмом, сложными композиционными завязками с разнообразным силовым воздействием на оружие, много-темповыми захватами и прессингом.

Наша питерская школа была более скованная, слишком академичная и влияние на нее приезжих студентов было незначительным.

Мне случилось быть в ЛИИЖТе, на тех соревнованиях, когда во время флеш-атаки обломком сломанной шпаги убили шпажиста. Спасти не успели. Сломанный клинок прошел под мышкой рядом с сердцем.

За ЛИИЖТ я профехтовал два года.

А потом, почти в начале сезона, кто-то из наших ребят сказал мне, что в спортзале института Культуры на Новосибирской улице снова начались занятия секции фехтования, а ведет тренировки легендарный фехтовальщик и тренер Владимир Владимирович Вышпольский. Я пошел туда.

У Владимира Владимировича, в разное время работали почасовиками разные интересные люди и фехтовальщики.

Иосиф Борисович Кринский – каскадер и преподаватель сценического движения и сценического фехтования в театральном институте. С ним я потом ездил в качестве каскадера и постановщика батальных сцен на съемки нескольких кинокартин.

Мастер спорта по шпаге из Омска Володя Шкляр – преподаватель и одновременно выступающий за институт культуры спортсмен. Он еще окончил в Сибири какие-то восточные курсы по массажу и не плохо прирабатывал в банях, массируя эрогенные зоны богатых рубенсовских дам. В бою он был характерный «рыбак», но с очень тонкой техникой работы в руку.

Как я слышал, на «исторической» Родине он даже потом тренировал сборную команду Израиля по шпаге.

В то время я уже давно стал КМСом и входил в первую десятку на первенстве ВУЗов и чемпионате «Буревестника» по шпаге, регулярно фехтовал в финальной «олимпийке» на десять уколов, занимая с третьего по шестое места в этих соревнованиях.

Моими постоянными соперниками в полуфинальных «олимпийках» тогда были Косьмин из театрального института и Алимжанов из ЛЭТИ.

Косьмин фехтовал в манере «точно в линию» с четкими, узкими, жесткими оппозициями, обеспечивая это, великолепно развитым чувством каждого миллиметра дистанции, при этом, почти не открывая свою вооруженную руку. Первый раз он выиграл бой у меня в отборочных соревнованиях, но в полуфинал я все равно прошел, а потом мы с ним многократно встречались в полуфиналах с переменным успехом.

А вот Алимжанов фехтовал в совершенно индивидуальной манере. Его работа скорее напоминала балет. Шпагу с «французской» рукояткой он держал за противовес и «танцевал» на грани дальней дистанции, точно выбирая момент для входа в среднюю дистанцию с хлестким уколом в руку и тут же легко, как бабочка отступал, не давая контратаковать, и не вступая во фразу. Он действительно с великолепной пластикой, «порхал» по дорожке и навязать ему работу в соединении, как и прижать к концу дорожки, было очень сложно.

За команду института Культуры тогда выступали самые разные люди.

Саша Смирнов – рапирист, тоже ученик Чугунова, выпускник ВоенМеха – из-за того, что у нас в зале не было рапиристов, вынужденный выступать и тренироваться на шпаге.

Олег Казанский, закончивший, к тому времени университет, в прошлом комсомольский работник, бывший пятиборец, а потом, кажется, какой-то сотрудник КГБ. Его «коронкой» был точный укол в кончик большого пальца стопы. Но на соревнованиях, если не было металлической дорожки, судьи этот укол часто не защитывали.

Приходил Генрих Райц, казахский немец, красивый, атлетически сложенный мужик с окладистой вьющейся бородой и скрипучим голосом, человек с тремя, незаконченными высшими образованиями, и большой любитель женщин. Он умудрился, приехав в Ленинград, поучиться в институте культуры на музыкальном факультете по классу «труба», медицинском на стоматолога и институте физкультуры на кафедре единоборств. Ни один институт он не закончил, занялся мелким бизнесом и спекуляцией, а потом, побывав в гостях у дальних родственников в Германии, уехал туда на постоянное жительство.

Фехтовал у нас очень оригинальный человек студент Серега Фалин. Не обладая ни техникой, ни каким-то опытом, он просто прыгал, колол и попадал. Причем делал это с такой немыслимой скоростью и взрывной реакцией, что среагировать на его действия было немыслимо трудно.

Студентов-фехтовальщиков было мало, и занимались мы с ними в качестве разминки, а потом ставили два электроаппарата и только перестегивались с одного на другой все два часа тренировки. Физическая форма и фехтовальная подготовка у нас тогда была очень хорошая и, на соревнованиях, мы соперничали с командами института физкультуры им Лесгафта, Университета, ЛЭТИ, ЛИИЖТа, театрального института.

В свои последние годы Владимир Владимирович Вышпольский часто болел и звонил мне домой, чтобы я проводил тренировки за него.

В общем-то, по большому счету, ему, бывшему тренеру сборной страны, не особенно и интересно было возиться с начинающими студентами, а мне провести разминку, и дать уроки студентам было не в тягость. Было бы учеников желание.

Ося Кринский, в то время, работал на кафедре в ЛИИЖТе. Ему нужно было уезжать на съемки кинофильма, и он попросил меня провести четыре занятия за него.

Я приходил. Проводил разминку. Потом индивидуально давал всем по уроку, после чего устраивал соревнования, как это было принято у нас.

По возвращении, Ося упрекнул меня в том, что теперь студенты стали требовать у него проведения аналогичных тренировок. А то, он иногда на тренировке, даже и не переодевался и не брал в руки оружие.

Когда я уже работал в СПКБ, команда фехтовальщиков появилась в ЛКИ, и одно из последних соревнований, в которых я участвовал, проходило в спортзале в Ульянке.

Эта команда попалась нам в командном четверть финале, и мы их довольно легко «сделали», а, пристегиваясь к электро-катушке перед одним из боев, я услышал чей-то шепот: «Это Баринов. Он в финале фехтовал!».

За свой институт ЛКИ я не выступал ни разу.

Потом были тяжелые годы: болезнь бабушки Зины, строительство и испытания ТРКР «Петр Великий», потеря работы в «Абсолюте», работа сторожем на стоянке и в офисе, и, после этого, не фехтовал я лет пять, если не больше.

И, уже устроившись на работу, я узнал, что в институте культуры секцию фехтования ведет ученик Чугунова следующего поколения Руслан Габрилов, которого я хорошо знал.

И я снова стал ходить на фехтование в, с детства родной, спортзал института культуры, на углу улицы Новосибирской и проспекта Смирнова.

 

НЕБОЛЬШАЯ НУЖДА.

Однажды, после «напряженного» дня работы в СПКБ, я с моими друзьями Витей Мазиным и Димой Хлебниковым решили что-то отметить, с распитием напитков в кустах, напротив метро «Кировский завод».

На этом месте сейчас стоит магазин «Шайба».

Мы приобрели требуемый продукт и частично отметили.

Хлебников сделал паузу в процессе распития и начал струиться.

И тут на нас наехало ПМГ с ментами-автоматчиками.

Они навели на нас автоматы и предложили поехать с ними покататься.

Отказаться было неудобно. Мы взяли бутылки и поехали.

В отделении нам выписали штраф по шесть рублей, но, по разным статьям. Это было по тем временам чуть больше стоимости бутылки водки.

Мне с Витей – за распитие, а Димке, наоборот, - за рассатие.

Вот и пойми этих ментов!

Правда, после того, как мы заплатили штраф, нам выдали квитанции о том, что за распитие мы сегодня уже оштрафованы и вернули нам бутылки.

Оплатив, таким образом, в милиции эту услугу, мы уже имели полное право и возможность в тот день распивать, невзирая, что мы и проделали. В ближайшей, от отделения милиции, парадной.

ПРИМЕТЫ.

 

Я верю в приметы.

Судьба часто предупреждает нас, пытается подсказать, что это решение ошибочно. Остановись! Одумайся! Не делай!

А мы, в увлечении и в запарке нашей бешеной жизни, не замечаем этих подсказок. Не понимаем, что кто-то наверху пытается нас предостеречь.

Я был дважды женат, и дважды приметы, как бы, предупреждали меня, но я не внял.

Первый раз я женился еще на четвертом курсе института. Я уехал из стройотряда в Мурманске на неделю раньше и на 27 августа у меня был назначен день свадьбы. Этот день еще в тот год объявили «Днем кино».

Отработав последний день на ремонте свинарника, я решил вернуться в лагерь напрямик через сопки. Преодолевая канаву с непрозрачной субстанцией и, поэтому, не сумев правильно определить ее глубину, я провалился в свинское дерьмо почти по пояс, но жениться все-таки полетел.

За несколько дней до свадьбы, я играя в Кавголово на пляже в волейбол, выбил сустав безымянного пальца правой руки, на который должно было надеваться кольцо. В момент бракосочетания кольцо, естественно, на нужный палец не налезло.

Второй раз, когда меня в три дня затащил под венец североморский старший матрос, в день бракосочетания стояла ясная тихая погода, а за пять минут до выхода из дома, среди ясного неба, налетела пурга.

Женитьба была тоже неудачна. Через два месяца я развелся.

На Балтийском заводе строились три фрегата для Индии.

Первый назывался «Тальвар» - меч, второй - «Табар» - топор или секира, а третий «Тришул» - тезубец.

Ну, во-первых, что за название для корабля – топор.

Это ведь еще со студенческой скамьи кораблестроительного института был известен среди студентов великий парадокс судостроения: «Корабль железный и не тонет! А топор железный и тонет. ПОЧЕМУ?»

И вот, когда второй корабль «Табар» готовился выйти на ходовые испытания, со стапеля готовились торжественно спустить корпус третьего корабля «Тришула».

Стояла майская, немного прохладная погода, хотя накануне была жара.

Торжественно открывается митинг.

Кокос, вместо шампанского, по старинному индийскому обычаю, разбивается со второго раза.

И, в довершении, среди бела дня, налетают тучи и, пока идет торжественный митинг, посвященный спуску корабля на воду, идет мокрый снег с ветром.

Как только митинг закончился, и народ направился по местам для дальнейшего принятия торжественных совместных решений, выглянуло солнце.

ПРИМЕТА!!!??? Пусть не сбудеться!

СДАТЧИК СОБОЛЕВ.

На ТРКР «Петр Великий» у меня был ответственный сдатчик от калужской фирмы «Лабай-сервис» Володя Соболев.

Внешне он напоминал абрека Ибрагима из фильма «Угрюм-река».

Такой же усатый, черный, лысый и мощный, только в полтора раза больше в габаритах.

Как-то, в славном городе Балтийске, ему случилось коротать время в ожидании оказии на очередной сдающийся заказ в компании военно-морских ребят с контр-адмиралом во главе.

Вечер и ночь прошли в теплой дружеской обстановке, а поутру двухметровый Вова при расставании нежно похлопал контр-адмирала по плечу, то есть по погону, своей шершавой мозолистой лапищей, похожей на небольшую лопату.

И эта его шершавая лопатка зацепилась одним из Вовиных мозолей за контр-адмиральскую звезду на погоне.

Все опешили, так как одним движением руки Вова разжаловал контр-адмирала в простые матросы.

Но, только с одного борта.

 

АДМИРАЛ, БАНЯ И БАБЫ.

В ЗАО «Абсолют» ждали в гости адмирала.

Адмирал, с адмиральской прямотой, заявил в лоб, что желает баню с бабами. На севере, у него в гостях, я часто бывал в его военно-морских банях, правда, без баб.

Директор вызвал меня, своего главного инженера, и сказал: «Делай что хочешь! Веди хоть своих! Хоть заказывай, но, чтоб баня и бабы были!»

Заказать сауну с закуской на ближайшем стадионе около метро «Лесная» была не проблема.

Но, мне совсем не улыбалось собирать в одном месте одновременно, да еще в бане, своих знакомых женщин, поэтому я взял рекламную газету и стал звонить и торговаться.

По одному из телефонов договорился о приемлимой цене, причем сказал, что девушкам, может, ничего и делать не придется. У нас в гостях будет высокий гость и нужно будет поддержать беседу. В общем, пришлите кого-нибудь по-культурнее.

В последний момент выяснилось, что адмирал будет с любовницей, поэтому девушек заказал двух, себе и директору.

В назначенный час все собрались в кафе при стадионе:

- мы с директором;

- адмирал со своей Татьяной;

- и две очаровательные молодые девушки со своей «мамашей», которой предстояло заключить с нами договор об обслуживании и взять предоплату.

Продукты и напитки у нас собой были.

«Мамаша» весело мне подмигнула, и я с удивлением узнал в ней учительницу иностранного языка, которая приходила к нам в гости на дни рожденья к моей маме.

Девушки, в соответствии с моими, пожеланиями, оказались дипломированными специалистами института «Советской культуры имени жены старика Крупского», в который я ходил на фехтование.

Одна из девушек – Лена – удивительно напоминала певицу Ларису Долину в молодые годы, а вторая, кажется Марина, была фигуристая брюнетка, но мордой по проще.

Сначала все немного посмущались, кроме адмирала и директора, а потом выпили и перешли к активным водным процедурам.

Два часа пролетели незаметно.

В результате проведенных мероприятий, директор выпал в осадок и был отправлен по месту жительства на такси, а остальная компания поехала ко мне на Гороховую улицу, благо продуктов у нас еще было достаточно.

Поплясали, померили мои кольчуги, и адмирал с Татьяной убыли на такси в Петродворец, где у него была квартира.

Маринка вызвала меня в коридор и сказала, что за сверхурочные часы добавить бы надо.

Я удивился: «Пьешь шампанское, танцуешь, веселишься! Никто тебя сверхурочно профессионально не использует! За что добавить?»

Тут в коридор вышла Лена и выставила Марину из квартиры.

И осталась у меня еще на сутки по любви, то есть, безвоздмездно.

На работе я, естественно, взял отгул.

А история Лены похожа на историю многих наших девчонок того сложного перестроечно-дерьмократического времени.

Закончила учебу в институте Культуры, родила дочку и осталась без работы, с мамой-пенсионеркой и дочкой на руках. Хорошо, вовремя подвернулась добрая «мамаша» и взяла в фирму.

Мы потом еще два раза встречались. Один раз я пригласил ее на премьеру кинофильма в «Дом кино». А второй раз она приезжала ко мне с дочкой Анечкой. Очень милой умненькой девочкой.

Потом были командировки, а через год, по ее телефону, мне ответили, что такие здесь больше не живут.

 

БЕЛОЧКА.

В одной из наших командировок на Север, мы взяли на 35 заводе, на выходные дни путевки на турбазу «Лесная» на Туломском водохранилище. Потом отметили приезд на турбазу.

На следующий день с утра намечалась помывка в бане.

Утром в мой номер пришел Серега с джин-тоником и начал рассказывать, как он вышел покурить перед крыльцом и увидел живую белочку. И даже с ней разговаривал.

Я сказал ему:

- Это была не белочка! Это была твоя белая горячка!

 

СТИХИ

 

ЖЕНЕ.

 

Надоело, надоело!

Может тоже в петлю шею?

Вот сижу, молчу, не знаю…

А кому, какое дело?

 

Ты оставь меня в покое,

Чистоплюйка, идиотка.

Шпага мне жену заменит,

А не шпага, ну так водка!

Давно.

 

ЦЫГАНКЕ ТАНЕ.

Звезды тлеют в бесконечной вышине!

Таня, Таня! Может, вспомнишь обо мне?

Я брожу один в холодной тишине.

Таня, Таня! Может, вспомнишь обо мне?

Хорошо с тобою было по весне…

Таня, Таня! Может, вспомнишь обо мне?

И, в заправду было это, иль во сне?

Таня, Таня! Может, вспомнишь обо мне?

Одинокая свеча горит в окне.

Таня, Таня! Может, вспомнишь обо мне!

Даже если мчу по полю на коне…

Таня, Таня! Может, вспомнишь обо мне?

Каждой ночью мы встречаемся во сне!

Таня, Таня! Может, вспомнишь обо мне!

 

Повстречал тебя я на свою беду.

Никогда к тебе дороги не найду.

Не примчусь я на звонок твой от дверей.

Не услышу: «Я люблю тебя Андрей!»

Не коснешься никогда руки моей

И не скажешь: «Поцелуй меня скорей!»

 

Я сгораю в одиночества огне.

Таня, Таня! Может, вспомнишь обо мне!

25.07.86.

 

ЦАРСКОЕ СЕЛО.

 

Пушкинский парк позолотой сверкает,

Осень богатством шуршит под ногой.

Пусть я сегодня один здесь гуляю…

И сожалею, что мог бы с тобой.

 

Если б родился лет двести пораньше,

Может, при шпаге скакал на коне…

Может, здесь встретил прекрасную женщину…

Может, она улыбнулась бы мне…

 

Блеск золотой императорской власти

Поздняя осень напомнила всем…

Кавалергардов любовные страсти.

Фрейлин сверкающий шелковый трен…

 

Вальс и мазурку, и блеск эполета.

Нежность и лесть, и учтивый поклон.

Чтоб целовать чьи-то белые плечи,

С вечера нужно залезть на балкон.

 

А поутру пистолетная пуля

Станет лекарством минутной любви…

А на губах еще след поцелуя,

А на рубашке немного крови.

11.10 87.

 

ПЕРВЫЙ СНЕГ.

Первый снег – на асфальте сыром и блестящем,

Первый снег – на висках и на воротнике,

Первый снег – нежный, словно и ненастоящий

Поцелуем холодным застыл у меня на щеке.

 

И на черных камнях жемчугами сверкают витрины,

Спит Нева в ожерелье своих фонарей.

Первый снег в Петербурге справляет свои именины.

И в душе и на улице словно бы стало светлей.

5.11.87.

ПОНИМАЕШЬ.

Понимаешь, понимаешь,

Ты меня совсем не знаешь.

О моей любви не знаешь!

Об одном судьбу молю:

Может, встретимся случайно…

На тебя взгляну печально…

Понимаешь, понимаешь,

Я тебя еще люблю!

 

Даже если позвоню я,

Что сказать тебе не знаю.

Рассказать, как я скучаю?

Рассказать, как я люблю?

Твое имя повторяю,

И с мечтою засыпаю.

Понимаешь, понимаешь

Я тебя еще люблю!

12.11.87.

 

Я ЛЮБЛЮ.

 

Я люблю тебя, а ты далеко.

Без тебя мне и дышать нелегко.

Я не смею позвонить, написать.

Может просто телеграмму послать? Я люблю!

 

Был, наверное, я в чем виноват,

Как твою любовь вернуть мне назад?

От тебя свою любовь я таю.

Лишь себе наедине говорю: Я люблю!

 

Я люблю и мне любовь не прогнать.

Я твои черты рисую опять.

Образ твой уже я боготворю!

Может, чувствуешь ты муку мою! Я люблю!

 

Утром, вечером, и ночью, и днем

Как безумный я твержу об одном…

Сердце ноет и кричит,

А в груди тоска стоит… о тебе. Я люблю!

12.11.87.

 

Под В.Маяковского.

 

Читают газеты – обыватели,

Стихи о природе – сантиментальные дуры.

Это в мозги вставляют нам

Клизму макулатуры.

 

А если вдруг придумаю

Заткнуть Вам глаза и уши ватой?

Ну-ка сами подумайте

О красоте заката!

Сможете? Но не каждый!

Хочется? Но не очень!

Кажется безопасней

Мыслью держаться за почву.

 

Есть телевидение с радио –

Цвет проституции политической.

Им давно уж заплачено

За информации количество.

 

Кашку заварят с маслицем,

Бросят туда изюминку.

Кушай, мол, маленький.

Все за тебя продумано.

 

Поднимут волну возмущения,

Выразят и протест,

Лишь бы мы не тревожили

Впаянных в кресла мест.

 

Лишь бы эмоции наши,

Вспыхнув, в подушки ушли…

Кушайте, детки, кашу!

Мы вам еще принесли!

 

ЛЮБОВЬ И ЗВЕЗДЫ.

Каждый греет и несет

Свою боль в ладонях чутких.

Мне б увидеться с тобой

Хоть на час, хоть на минутку.

Мне бы боль свою разлить,

Расплескать, забыть, измерить…

Только, что она пройдет,

Остается только верить.

Вижу, звезды далеки…

Над тобой другие звезды.

Лишь предчувствие беды

Наступает слишком поздно.

 

ОДИН.

Любовь стареющих мужчин.

Она нежна и осторожна.

О, боже, если б было можно!…

Но снова, снова я один.

 

Один! Опять несу в себе цветок,

А он растет, не зная света.

И я кляну себя за это,

Но снова, снова одинок.

 

А может мука мне мила?

А может в боли очищенье?

И в этой жизни без тепла,

И в невозможности забвенья?

 

О, ты свела меня с ума!

 

БОЛЬ МОЯ.

 

Боль моя, побудь со мной!

Ты меня оставить рада.

Что за странная отрада?

В сердце воткнутой стрелой,

Боль моя, побудь со мной!

 

В сердце тлеет уголек.

Больно жжет он,

Но и светит.

И любой душевный ветер

Раздувает огонек.

 

Как хочу я быть с тобой!

Боль моя, побудь со мной!

19.03.91.

 

ЖИЗНЬ.

 

Мы любим тех, кто нас бросает.

Бросаем тех, кто любит нас.

И только чудо нас спасает,

Нам жизнь оставив, в трудный час.

20.09.91.

 

ТОСКА.

 

Когда тоска сердечных ран

Тебя наполнит до краев,

Когда душа уйдет в туман,

Не видя вдаль, на пять шагов,

Когда отчаянье стоит

На горле давящей пятой

И тяжек каждый новый миг -

С самим собой иди на бой!

 

МЫСЛИ ВСЛУХ.

 

Я фехтование постиг,

Чтобы изведать сладкий миг

Как жизни трепетной свеча

Дрожит на острие меча.

 

О, где б найти ту, что б дала

Взамен на верность и отвагу,

За руку твердую и шпагу

Немного женского тепла!

 

Живем мы мелкими делами,

Но лишь стремян заслышав звон

В седло взлетаем молодцами

И сабли вылетают вон.

 

Умели мы рубить с плеча

И выпить с лезвия меча.

 

СОН.

Ты знаешь, то был просто сон.

Да, просто сон, но для двоих.

Но повториться может он

В мечтах. Твоих или моих.

 

Он повториться может вновь,

И будет сниться нам любовь.

Я беспокоюсь об одном.

Довольна ли ты этим сном?

 

И лишь движенье губ твоих

Поставит точку в этот стих.

Да или нет? Нет или да?

В них и сомненье и беда.

 

Но если это только сон

Бедою вряд ли будет он.

Сама с собой ведешь ты спор.

Каким же будет приговор?

Хочу я видеть много раз

Во сне сиянье твоих глаз!

17.01.94.

 

УТРО.

Где поутру, лишь восходит заря

Бегают только собаки и я,

Силой из космоса сделав зарядку,

Бешеный мозг призываю к порядку.

 

НЕЧАЯННЫЙ ЗВОНОК.

Я Вам звоню, чтобы узнать

Насколько Вы благополучны,

И, если Вам сегодня скучно,

Давайте встретимся опять.

 

И мой нечаянный звонок –

Свидетель моего признанья

В том, что неловок от незнанья

И что без Вас я одинок.

 

Я Вам звоню, чтобы узнать –

Вы не забыли этот вечер?

И ту нечаянную встречу.

Давайте встретимся опять.

 

И я сегодня позвонил,

Не зная Ваше отношенье.

И в ожидании решенья,

Надеюсь, Вас не удивил?

 

Я Вам звоню, чтобы узнать,

Быть может, Вы меня забыли?

И то, что Вы со мною были

Милы, не стоит вспоминать?

 

Я Вам звоню, чтобы узнать

Насколько Вы благополучны!

Но, право, было б много лучше

Коль мы б увиделись опять!

16.03.95.

 

ПОЖЕЛАНИЕ К 8 МАРТА.

 

Пускай, шампанского фонтаны

Сотрут помаду с Ваших губ!

И даже самый-самый пьяный

К Вам будет нежен, а не груб!

Пускай, ушей Ваших достигнет

Сей мой привет!

И самой тяжкой ношей станет

Вам лишь букет!

 

МОРЕ.

 

Был я молод, рвался в море.

Теперь не рвусь я ни х я!

Меня соединяет с морем

Всего лишь тонкая струя.

 

НЕЗНАКОМКЕ.

 

О, дорогая, где же ты?

Тебя ищу я - всё напрасно.

С тобою встретиться прекрасно,

Но эти встречи, как цветы,

Чуть распускаясь, увядают.

И лишь того они не знают,

Что с ними вянут и мечты.

 

ОДИНОЧЕСТВО.

 

Драгоценность моя – одиночество,

И несу я его по ночам в Ленинград.

О любимой мечтать только хочется.

Своему одиночеству по-хорошему рад.

 

Мне Марсово поле раскроет объятья

И Невский проспект обнимет в толпе,

Развеет Дворцовая злые сомнения

И станет по легче в моей голове.

 

С одиночеством в сердце бродить не скучно.

Появляется тяга к мечтам и стихам.

Одиночество мне симпатично.

Я, пожалуй, его никому не отдам.

 

ЛЮБОВЬ.

 

Рыжая волшебница,

Солнце золотое!

Как с тобою встретиться?

В сердце нет покоя!

 

Как с тобой увидеться?

Как глазами встретиться?

В груди сердце мечется,

Нервное такое.

 

Мне не спится поутру,

Мне не спиться вечером,

И куда не гляну я,

Ты передо мною.

 

Может я с ума схожу?

Всюду мне мерещишся

Ты моя волшебница,

Солнце золотое!