Эдриан ничего не ответил. Омертвевшими глазами молодой человек смотрел в противоположную стену. И ничего не чувствовал. Он умер там, вместе с перфестой.

Эдриан не спал, не ел и не двигался больше суток. Время пролетело незаметно, а он, на удивление и беспокойство медсестёр не менял полусидячего положения. Не смотря на то, что его сердце всё ещё билось – жизнь была кончена. Натс больше не видел в ней смысла. Он несколько раз прокрутил в голове плёнку воспоминаний с самого первого дня, когда впервые увидел Пэти, и заканчивая последним их вечером, когда она поцеловала его перед сном и с предвкушением напомнила:«с завтрашнего утра всё изменится, я так счастлива!». Натс и сам не заметил, как по его щекам текут слёзы, крупными каплями падают на белоснежную наволочку. А потом вдруг несдержанно разрыдался. Впервые в жизни, кажется. Он всегда считал только себя чем-то значимым в своей жизни, а остальное – хлам и пыль, не достойные его переживаний…

Эдриан не медлил и не сомневался. Наоборот торопился, будто Пэти где-то там ждала его. Он заперся в своей палате изнутри, что бы никто не имел возможности помешать ему, и отобедал разом всем содержимым аптечки, найденной в прикроватной тумбочке. Даже не считал, но в общей сложности, наверняка, вышло пол сотни несовместимых таблеток и пилюль.

Вечером того же дня Эдриан Круа скончался от отравления. Реанимация запоздала и оказалась безуспешной, но ему так и не суждено было обрести покой.

- Я узнал о твоей судьбе и не смог остаться равнодушным. Ты рано сдался, Эдриан. Я предлагаю тебе возможность отомстить за себя и свою невесту.

Фактически Эдриан был мёртв сорок семь минут. Он шёл навстречу красивой женщине в роскошном алом платье с пышной юбкой, состоящей из множества складок, но не запомнил её лица. Она держала за руку печально улыбающуюся Пэти…

Незнакомые ему люди подкупили санитаров и прямиком из морга доставили его тело в подпольный штаб «Омелы», где кропотливая и уже не первая в своём роде операция вернула его к жизни. Эдриан стал невольным участником проекта под названием «за рамками смерти» под руководством молодого, но гениального доктора Хурца.

Инграт подарил ему дополнительный шанс. Их объединила ненависть к аристократам. Во время кровопролитного холокоста Эдриану выпала честь лично отдать приказ «огонь!», когда перед революционерами на расстрел вывели господина Бёрнетта и его семью. Мужчина в ужасе таращился на бывшего подчинённого, считавшегося умершим, а Эдриан курил и злорадно улыбался. В тот момент окаменевшее сердце воскресшего не тронул даже рыдающий маленький мальчик, вцепившийся дрожащими ручонками в юбку супруги Бёрнетта. Она тоже плакала, успокаивая сына. «Тише, Фэвори, тише. Отойди. Всё будет хорошо». Мальчика на силу оттащили от родителей, а после оставили безутешно надрываться рядом с их телами. И глядя на него, Эдриан чувствовал удовлетворение.

Натс служил Фюреру верой и правдой долгих десять лет и гордился своей работой. Но как же так вышло, что сейчас Эдриан вновь на грани гибели по приказу своего работодателя, вновь наречён предателем? Вторая его жизнь ничем не отличилась от первой – зависеть от влиятельных людей, затем вдруг попадая в их немилость…

19.

**45 год \ настоящее \

Последнее движение, и цепь, связывающая браслеты наручников сдалась под напором напильника:

- Уф! – облегчённо вздохнула молодая девушка, сняв покрывающую неряшливое каре каштановых волос пёструю бандану и стерев ею пот со лба. – пока только так, красавчик.

Эдриан слишком поспешно изменил положение рук, до этого долгое время вывернутых за спину, от чего плечевые суставы болезненно заныли. Капризно нахмурившись, он принялся уже более осторожно разминать их, но вдруг заметил на себе смеющийся взгляд своей спасительницы и попытался выглядеть невозмутимее.

Выбившийся из сил, запуганный, он забился в самый тёмный угол и провалился в сон. Разбудила его она, найдя на задворках своего автосалона. На заднем дворе, у запасного входа, через который внутрь попадали работники, вечно были завалы покорёженных бамперов, каркасов и прочего металлолома, за которым Эдриан и нашёл убежище на ночь. Девушка без лишних вопросов провела его в служебное помещение и помогла избавится от ограничивающих оков:

- Скоро придут остальные к открытию, так что я должна знать, как оправдываться. – добродушно улыбнулась она. – как звать-то?

- Эдриан. А… ммм… вас?

Спасительница усмехнулась:

- Да я, вроде, не выгляжу старше тебя, красавчик, так что нечего тут выкать. Миракл. Мирой зови. Ну и во что ты влип?

Чуть меньше минуты Эдриан колебался, выбирая между каким-нибудь мудрёным враньём и не менее мудрёной правдой. В итоге всё же решился поведать девушке-автомеханику истинную причину нынешнего своего положения. Мира слушала очень внимательно, с сочувствием глядя на распинающегося блондинистого красавца и, похоже, серьёзно отнеслась к ситуации. Эдриан наблюдал за её реакцией, и она его поражала. Сложилась впечатление, что Миракл дословно запоминает и мотает на ус абсолютно любую информацию, касающуюся Фюрера. Это настораживало. Почему-то Натс решил не придавать огласке тот факт, что виновник случившегося – Самурай – связан с Фюрером кровью. Доложил лишь, что застукан в беседе с ним, потому вычеркнут из списка доверенных лиц:

- На свой страх и риск мне помогаешь, ты в курсе? – такими словами закончил Эдриан свою исповедь. – Фюрер и тебя объявит предателем, и неизвестно, чем это может закончиться.

- Враг Фюрера – мой друг. – с гордостью ответила Мира. – я знаю, во что ввязываюсь, так что нечего меня запугивать, красавчик.

В том, как она говорила, как двигалась, было что-то простое и очень знакомое, располагающее к себе. Мешковатая мужская рубашка с закатанными по локоть рукавами под зачуханным, заляпанным маслеными разводами рабочим комбинезоном, изрядно истоптанные кроссовки… Так уже было, но при других обстоятельствах. Эдриан даже испугался своих мыслей, засмотревшись на девушку, и поспешно отвёл от неё наигранно-раздражённый взгляд:

- Не геройствуй, милая. «Омела» таких, как ты на завтрак ест. Мне бы поскорее уйти, а тебе обо всём произошедшем забыть.

- Хах! Да куда же ты собрался идти, дурачина? Готова спорить, что по Столице уже во всю расклеивают фотки твоей смазливой мордашки под заголовком «разыскивается». И шагу не ступишь – повяжут на первом же посту.

- А ты что предлагаешь?

- Схоронись пока здесь. Там по ходу придумаем что-нибудь. Как же тебе повезло, - Мира мечтательно вздохнула. – что ты пересекался с Самураем. Он наш идол.

Эдриан сомнительно нахмурился:

- Чей это «наш»?

- «Белого креста». Странно, что, работая на «Омелу», ты не слышал о нас. Антифюреровское объединение. Мой отец возглавлял его, пока гестапо его не убили.

А, ведь, возможно, что непосредственно Эдриан причастен к этому. Гестапо не знает наименований подпольных группировок, слепо истребляет подозреваемых. Эдриан заметно приуныл, виновато потупив взгляд:

- Что было, то было. – вдруг оправдала его Мира. – ты лишь исполнял приказы. И, кстати, можешь очень нам пригодиться.

- Я?

- Конечно! План штаба нарисовать сможешь? Рассказать о постах охраны? Самые приближённые к Фюреру? Чёрт, да мне посчастливилось быть знакомой с тобой! А Самурай… Какой он, расскажи? О чём вы разговаривали?

- Ну, - Эдриан замялся, задумчиво почесав кончик подбородка. – он… очень спокойный. Даже слишком. И… любит пирожки с вареньем…

Мира с трудом подавила смешок:

- Пирожки с вареньем?

- Я не знаю, что ещё сказать. – капризно нахмурился Эдриан. – вот только… он совсем не такой безумный маньяк, каким его себе представляют газетчики.

Девушка вдумчиво смотрела на собеседника и уже собиралась что-то ответить, но её перебила громко хлопнувшая входная дверь:

- Мира, ты где? Открываться собираемся, или как?

- Иду! Чего орать-то? – раздражённо отозвалась она, видимо, одному из сотрудников, и нехотя поднялась с места. – посиди здесь пока. – обернулась она к Эдриану, повязывая бандану. – можешь расслабиться, здесь все свои.

В служебном помещении ему удалось принять душ и перекусить, Мира в перерыве между работой выдала ему новую, не столь броскую, как его костюм, одежду – драные на коленях джинсы, рубашку не по размеру и тёплую, но очень потрёпанную временами куртку. В подобном одеяние, по мнению Эдриана, он весьма успешно закосил под бомжа, но ничего более пристойного в автосалоне не нашлось. Вертясь перед зеркалом, он хмурился, критично рассматривая свой новый прикид, и уже тосковал по былым понтам достопочтенного омеловца. Теперь придётся и волосы прятать под кепкой, и взгляд бояться поднять. Противореча всем своим нажитым принципам высокомерия и яркости – отныне Эдриан вынужден стать тенью. Он пытался утешить себя тем, что эта одежда – лишь очередной этап его долгой жизни, и скоро всё изменится к лучшему. Впрочем, для маскировки – самое оно. Маскарад, ведь, тоже праздник? Убедив себя в том, что изменился до неузнаваемости, Эдриан внушил себе глупую, но приятную иллюзию безопасности, ведь, пройди он сейчас по штабу «Омелы» в таком виде – никто и подумать не посмеет, что под этим убогим тряпьём скрывается их блистательный Натс. Он уже не помнил, когда снова захотел жить. Браслеты наручников всё ещё позвякивали на запястьях и нервировали, но после работы Мира обещала основательно заняться ими. Время от времени она забегала навестить своего гостя, а после вновь возвращалась в салон, где её ожидала грязная работа. Наблюдая за ней, Эдриан бесконечно вспоминал о Пэти. Впрочем, он редко когда забывал о своей единственной и незаменимой невесте, но сейчас все связанные с ней чувства почему-то обострились. Возможно по той причине, что он находился в автосалоне, а не сломайся однажды его машина – он никогда не зашёл бы в то придорожное кафе…

Так же, по мере пребывания в своём убежище, Эдриан вся яснее осознавал, в каком дерьмище увяз, и как не просто, или, вероятнее всего, вообще не возможно будет вернуться к привычному образу жизни. Утратив расположение Фюрера – Эдриан лишился и дорогих костюмов, и импортных клубничных сигарет, и права задирать нос… Он же не приспособлен к иной жизни – к жизни РАБОТНИКА. В автосалоне шумно, грязно, воняет чем-то, не затихает матершина. Что ему теперь делать? В таких условиях Эдриан уверен, что завянет. Молодой человек с тоской опустил взгляд на свои ранее идеально наманикюренные ноготки. Беда. Он был обучен только трём навыкам – красиво выглядеть, жульничать и хитрить. Всё. Но вдруг ему и сейчас посчастливится, не марая рук, стать полезным? «Белому кресту» он послужит информатором – ну а что? Вроде бы не сложно. В предатели так в предателе.

Что бы как-то занять себя, пока Мира работает, Эдриан углубился в раздумья. Ему не давала покоя мысль о том, что он узнал от Самурая. Он – единственный выживший после геноцида знати – наследник убитого губернатора – кровный брат Фюрера. Это казалось сумасшествием. Были упоминания, что когда-то очень давно, в сопляческом возрасте Инг жил и работал «при дворе», но кем именно – никто понятия не имел. А как с ними обоими может быть связан Бави?

- Не глупо ли выходит; Фюрер восстал против знати, что бы защитить простых людей. А сейчас те же люди восстают против него.

Эдриан вздрогнул от неожиданности, не заметив как к нему подкрался один из служащих автосалона. Крепкий мужчина в возрасте, опершись плечом о дверной косяк, оттирал полотенцем машинное масло с рук и тоскливо наблюдал за экс-омеловцем:

- Эм. Его поддерживало большинство по той причине, что он обещал освободить нас от крепостной тирании. Первое время всё, кстати, так и было. А потом он немного увлёкся. – ответил Эдриан как-то не вполне уверено чувствуя себя перед этим пусть и мирным с виду мужиком.

- Увлёкся?! – в служебное помещение вошла Мира. – по его распоряжению убиты десятки тысяч человек, а ты говоришь «увлёкся»? Теперь вместо зажравшейся знати – гестапо, причём куда более опасные, потому что свои зверства оправдывают «наведением порядка»! Они стали беспределить сверх меры. В конец оборзели, уроды. А что насчёт войн с соседними государствами? Тоже скажешь «УВЛЁКСЯ»??

Эдриан поражался этой девушке всё больше и больше. Сколь же пылко и яростно она говорила об этом. Из неё вышел бы диктатор не хуже:

- Власть – злая штука. – спокойно продолжил свою мысль стоящий в дверном проёме мужчина. – опьяняет. Десять лет назад, ещё до революции, я фанател, ведь, от его идей, ходил на все его выступления, мы с твоим отцом, Мира, участвовали в восстании под его командованьем. Инграт был хорошим человеком, но именно власть испортила его, сгноила. Со своими фашистскими наклонностями он в конец одурел. А виной тому вседозволенность. Если дать человеку абсолютную свободу мыслей и действий – он сойдёт с ума, или сведёт с ума весь мир. – Мира не смела перебивать собеседника, лишь укоряющее буравила пронзительными карими глазами. – когда достигаешь таких высот, как наш Фюрер, в довесок выдаётся паранойя. На каждом шагу мерещится измена, предатели, заговоры… А если есть возможность, почему бы не сразу истреблять потенциальных врагов? И, не смотря ни на что, этот человек многое сделал для своего народа. Жизнь как-то порядочнее что ли стала. Ты того времени не помнишь, девочка, но если бы ни его реформы – твой батя не смог бы открыть эту мастерскую, не смог бы честно зарабатывать, что бы вырастить тебя. Молчал бы, дурак – был бы сейчас с нами, а не кормил червей. Вы, молодёжь, и понятия не имеете, как раньше жилось, при власти губернатора. – Эдриан даже не хотел возражать, ибо вообще не считал нужным посвящать посторонних людей в свои секреты, а, ведь, этот мужчина едва ли не ровесник ему… просто так вышло, что Натс и спустя десять лет выглядит на прежние двадцать с хвостиком. – ни рабочих мест не было, не справедливости, ни закона. Всё решалось одними только фамилией и титулом. А сейчас-то живи – не хочу! Чистота, порядок на улицах. Цены доступные. Вокруг сплошные возможности. Только лишнего не вякай, и сможешь спать спокойно.

- Но ты же поддерживал отца! – наконец не выдержала Мира.

- Только потому, что он был моим другом. И я как мог отговаривал его от бунтарских затей. Кто же виноват, что он не слушал.