Лоял боготворил своего воспитателя. Слепая преданность, влюблённое восхищение затмевали все остальные чувства, стирая обусловленность их социальных статусов – юного господина и персонального раба.

Мальчику было уже одиннадцать, а Ингу на десять лет больше. Он привычным образом дожидался, пока господин заснёт в своей кровати, но Лоял только притворялся, уже не первую ночь замечая, что после этого Инг уходит. Через окно спускается по карнизу, что бы остаться для всех незамеченным. Наверняка со сторожем он договорился, и тот его выпускает. А утром возвращается ещё до того, как проснётся поместье. И где он только пропадает? Лоял беспокоился, но не решался спросить.

Тренировки давно стали частью распорядка дня. Забрав длинные чёрные волосы в высокий пучок, первый час утра, до завтрака, Инг проводил в саду, осваивая владение древнейшим японским оружием – катаной. В эксплуатацию была введена ещё в пятнадцатом веке, но сейчас свою популярность утратила. Губернатору её подарили на юбилей. Он повесил её на стену, что бы горничные ежедневно стирали с неё пыль, и собирался забыть об уникальном оружие, изготовленном на заказ. Но Инг попросил удостоиться чести взять её в руки и с того дня не мог расстаться с ней. Губернатору было абсолютно безразлично, что станет с подарком, потому он и разрешил упражняться, но после небрежно добавил, что если Инг покалечится, Лоял будет очень расстроен, а то, что расстраивает его сына – губернатор без промедления ликвидирует. Как сломанную игрушку.

Длина составляет примерно шестьдесят сантиметров. Ею не рубят, а именно режут, нанося скользящие удары. Длинная прямая рукоять обтянута кожей и обвита шёлковой лентой во избежание скольжения ладони. Подлинную японскую катану легко узнать по линии закалки чуть изогнутого лезвия, объясняющей применение специальной техники ковки. Впрочем, в это можно долго вникать. Но Ингу хватило лишь одного взгляда, что бы влюбиться в завораживающее оружие. Огнестрел, само собой, в любом случае эффективнее, но это истинное произведение искусства очаровывало своей историей.

Лоял, несмело выглядывая из-за дерева, наблюдал за плавными движениями. Мальчик частенько подглядывал за тренировками, производившими на него колоссальное впечатление. Блики солнечного света отражались на холодной стали. Мальчик невольно вздрагивал каждый раз, когда Инг делал резкий выпад, одним ударом рассекая прочные ветви, которые и бензопила не с первого раза возьмёт. Перед очередным выпадом Инг закрывал глаза. Он выглядел так расслабленно и свободно, будто становился одним целым с оружием и полностью доверялся его направлению. Как Инг сказал однажды, наверняка, цитируя какой-нибудь старый фильм, «катана – это душа самурая».

Вдруг молодой человек опустил лезвие и резко обернулся назад, заметив слежку. Лоял дёрнулся, целиком укрывшись за массивным стволом и настороженно замерев:

- Давно ты там прячешься? – с добродушной улыбкой поинтересовался Инграт.

Скрываться дальше было глупо, потому Лоял нерешительно вышел из-за дерева с видом провинившегося щенка:

- Не бойся. Подойди.

- Не сердись. – неловко попросил Лоял, послушно выполнив просьбу.

- А за что я должен сердиться? – Инг дружеским жестом растрепал белокурые волосы. – в конце концов – кто чей хозяин?

- Не говори так! – строго перебил его мальчик, подняв на воспитателя уже не наивный растерянный взгляд; Лоял всегда злился, когда их отношения выставляли в подобном свете.

- Как прикажите. – шутливо ответил молодой человек, поклонившись, на что юный наследник обиженно нахмурился. – да ладно тебе. Нужно принимать порядок вещей таким, какой он есть.

- Даже если он не справедливый?

- В некоторых случаях даже так. Если у тебя недостаточно сил, что бы изменить его – лучше смириться и молчать в тряпочку, но если силы есть, - Инг внезапным манёвром развернулся, нанеся молниеносный удар и, будто ножом по маслу, разрубив тонкий ствол у основания. Деревце с треском повалилось на земли, обломав ветви, а на губах молодого человека застыла злорадствующая ухмылка победителя. – нужно принимать меры.

- Меры? – осторожно спросил мальчик, когда воспитатель выпрямился и бережно зачехлил катану.

- Да. Меры. Аристократы в конец оборзели. Уже не видят граней между развлечением и человеческой жизнью. Вчера один из советников твоего отца запер в комнате под видео наблюдением человека, вооружённого кухонным ножом, и бойцовскую собаку. Ему было интересно, кто останется в живых. И как ты думаешь, кто победил?

Инг был сильно раздражён, рассказывая это. На сжимающем рукоять катаны кулаке побелели костяшки. Вероятнее всего, его злила и одновременно пугала вполне допустимая вероятность того, что именно он мог оказаться на месте того человека:

- Не знаю. – шокировано пролепетал мальчик.

- Зато я знаю. И советник знает. И его приятели, наблюдавшие за этим. Как же, должно быть, они повеселились!

- Инг…

- Прости. – молодой человек закрыл глаза, глубоко вздохнув и попытавшись вернуть самоконтроль. – я не должен…

- Нет. Всё в порядке. – торопливо перебил его Лоял. – ты правильно делаешь, что рассказываешь мне об этом. Я должен знать. Что бы не стать таким, как они.

Молодой человек пренебрежительно усмехнулся, сверху вниз глядя на подопечного:

- Как наивно. В тебе течёт их кровь. Власть опьяняет, предоставляя возможность делать всё, что только вздумается и, если ты займёшь пост губернатора, тебе этого не избежать.

Лоял не решался с ним спорить. В ответ мальчик лишь стыдливо опустил взгляд. Сейчас он особенно остро почувствовал, как сильно ненавидит Инг представителей знати. Следовательно, и своего господина:

- Я, ведь, могу приказывать тебе? – неожиданно спросил Лоял.

Инг, нервно усмехнувшись, развёл руками:

- Ты можешь делать со мной всё, что только в голову придёт.

- Но я не хочу, что бы ты воспринял это, как приказ. Это просьба и ты можешь ответить отказом. Научи меня владению этим оружием. Оно такое красивое…

Страшно было даже подумать, что сделает губернатор, если его наследник поранится или как-то иначе пострадает под присмотром Инга. Но молодой человек решился. Честно говоря, он даже язвительную речь подготовил на случай, если Лоял покалечится. «Вы же сами приказали во всё слушаться юного господина, а это было его желанием», ну или что-то в этом роде. Вообще-то, Инг никогда не желал мальчику зла. Разве только подсознательно, что бы тем самым причинить губернатору невыносимую боль утраты единственного наследника. С каждым годом он всё больше и больше ненавидел «царскую» семью.

*******

- Опять уходишь? – тихо спросил Лоял.

Инг уже стоял на подоконнике, когда яко бы заснувший господин подал голос. Лоял лежал на боку и печально смотрел на любимого воспитателя:

- Ты же не заложишь меня? – обворожительно улыбнулся молодой человек, повернувшись к нему.

- Нет.

- Вот и чудно. – Инг уже готов был спрыгнуть на карниз, будучи уверенным в преданности юного принца, но мальчик остановил его, рывком приподнявшись на локтях.

- Подожди! – Лоял продолжил чуть неувереннее. – куда ты ходишь каждую ночь?

- В Центр.

- Зачем?

- Что бы жить так, как и положено безродному оборванцу. На свободе.

- Возьми меня с собой, пожалуйста. Я хочу посмотреть на город. На настоящий город.

- Ты слишком мал. Тебе там не место.

Лоял промолчал. Он во всём слушался Инга, и раз он сейчас так говорит, значит так действительно надо:

- Возможно, когда подрастёшь. А сейчас засыпай, мой маленький принц.

9.

**45 год \ настоящее \

Оставшийся воздух вышел из лёгких, заключённый перестал сопротивляться и бессильно обмяк в крепкой хватке. Фюрер, с безразличием наблюдавший за пыткой, жестом приказал прекратить. Двое мужчин, державших заключённого, грубым движением подняли голову молодого паренька из раковины, заполненной водой. Правый глаз отёк чёрным синяком и больше не открывался, кровь с разбитого виска размазалась по лицу. Руки были скованы наручниками за спиной:

- А ты всё молчишь? – невозмутимым тоном произнёс Фюрер, схватив паренька за каштановые лохмы и задрав его голову назад так, что бы заключённый мог видеть холодный взгляд своего мучителя. – и не надоело? Такими темпами это никогда не прекратится. Я осведомлён, что группа людей готовит восстание, и ты один из них. Где укрываются остальные твои товарищи?

- Я… ничего не знаю. Я жил… на ферме и… не слышал ни о каком восстании. – всё ещё пытаясь отдышаться, ответил заключённый.

- Понятно.

Фюрер отпустил его и, отступив назад, закурил:

- Ты очень упрямый. Знаешь, я специально для тебя прикажу соорудить дыбу. Твои конечности будут растягивать до тех пор, пока не оторвут, или пока ты не сознаешься. А тебе известно, какую боль разорванным суставам может причинить резкое ослабление натянутых верёвок? Ещё более непереносимую, чем само растяжение. Тебе предстоит испытать это, если не одумаешься. Увести.

Один из патрульных, ночью доставивших Кацэ в следственный изолятор, подошёл к рабочему кабинету Фюрера, что бы передать ему отчёт о прибытие нового заключённого. Постучался. Ответа нет. Обернувшись по сторонам, мужчина дернул за дверную ручку. Заперто. Ну что ж, не к спеху. Отчитается потом.

Забившись в угол, Кацэ задремал. В камере находилось ещё несколько человек, но никто из них не контактировал друг с другом. Эти люди выглядели изнеможёнными, неестественно бледными. Должно быть, они провели здесь уже очень много времени и давно не видели солнечного света. Улик, что бы подвергнуть наказанию, против них не хватало, но и выпустить подозреваемых Фюрер принципиально не мог. Три бетонных стены, деревянные лавки, холодный пол и решётка – теперь единственное, что их окружало.

Интересно, сколько времени прошло? Всё ещё ночь, или уже следующий день наступил…

Мальчик проснулся от скрежета открывающегося замка. Двое мужчин буквально проволокли в камеру паренька с мокрыми каштановыми волосами, сняли с него наручники и грубо толкнули вперёд. Он выглядел гораздо хуже остальных заключённых – сильно избитый, чрезмерно истощённый. Если остальных хотя бы как-то кормили, то этого паренька, похоже, обделили даже едой. Наверняка и голодом ещё пытают, что бы тот сознался в своей повинности. Он опёрся ладонью о шершавую стену, едва держась на ногах, и бессильно опустился вниз, на скамейку, совсем не далеко от Кацэ. Голова обречённо опущена, колени едва заметно дрожат.

Мальчик неподвижно наблюдал за ним. Врят ли его ожидают подобные зверства. С ним только разобраться, кто такой и откуда взялся. Ну, ещё, возможно, за неуважение к постовым достанется. Кацэ присмотрелся к заключённому повнимательнее. Неужели… Он узнал его – тот паренёк, которого на снимке обнимала Ирина, её сын. Кацэ замер, вытаращившись на него и, будучи человеком не импульсивным, сперва предпочёл обдумать дальнейшие свои действия. В итоге решился заговорить:

- Эй, - почти шёпотом произнёс Кацэ.

Паренёк медленно перевёл на него поникший взгляд:

- В конец ахуели, твари. Уже и детей вяжут. - слабо произнёс он, рассматривая мальчика.

- Ты не из Столицы, да? Из пограничной деревни?

- Чего?

- Твою маму зовут Ирина?

Паренёк ошеломлённо уставился на Кацэ единственным, похоже, зрячим глазом:

- Что ты сказал?

Пройти в штаб «Омелы» оказалось легче лёгкого. Бави здесь знал под фамилией Ёроу, или погонялом Ржавый каждый рядовой служащий. Имя, возможно, помнили не все, но в лицо узнавали. При встрече ему отдавали честь и провожали косыми взглядами, искренне недопонимая, что он тут забыл. Поспать у него сегодня так и не получилось. Владения Фюрера огромны, неизвестно, куда поместили ребёнка, так что Бави не будет хитрить, а лучше поторопиться, и обратится непосредственно к самому Ингу. Вот только как он отреагирует на его внезапное появление, захочет ли вообще говорить…

Поднявшись на второй этаж, к кабинету Великого Вождя, Бави плечом навалился на дубовую дверь. Заперто. Недовольно нахмурившись, паренёк настойчиво постучался носком сапога. И снова игнор. С изнурённым видом рыжий скинул с плеча чехол, наклонился к замочной скважине, покопался в кармане и достал воровскую отмычку, оставшуюся с ним в качестве эдакого талисмана ещё с детских времён. Давно же ему не приходилось пользоваться ею. А навык-то сохранился. Меньше минуты сосредоточенного ковыряния, и механизм поддался. Это как на велосипеде кататься – если умел, то никогда уже не разучишься. Дверь со скрипом пустила незваного гостя внутрь.

Массивный стол в конце кабинета, захламлённый письменными отчётами и прочими документами, огромный книжный стеллаж до самого потолка, рядом стремянка, на противоположной стене внушающих размеров карта, где красными канцелярскими кнопками отмечены уже захваченные территории, а зелёными – войска «Омелы», подступающие к ещё свободным областям. Бави пренебрежительно усмехнулся, рассматривая карту, после чего прошёл к столу. На нём, поверх остальных бумаг, были разбросаны фотографии. Не меньше штук тридцати. На каждой в различных ракурсах запечатлён Бави. А вот это было уже не смешно. Получается, Инг дал ему свободу, но из виду всё равно не выпускает. Неприятно. Нет, пожалуй, даже противно. Но, тем не менее, лучше, чем, если бы на стене висел портрет рыжего в качестве мишени для дротиков.

- Интересная задумка. – заинтригованно улыбнулся молодой доктор.

Йозеф Хурц был главным врачом медицинского отделения «Омелы» и доверенным лицом Фюрера. Они познакомились довольно давно, ещё до революции, потому времени привыкнуть друг к другу вполне хватило. В узких кругах доктор Хурц славился ещё большей жестокостью по отношению к своим пациентам, нежели его руководитель. Потому к идее соорудить средневековое орудие пыток отнёсся с энтузиазмом:

- Проконтролируешь, как правильно собирать дыбу, что бы сразу не убить во время пыток.

Фюрер выглядел усталым. Он сидел за письменным столиком лаборантской, подпирая щёку кулаком, и строгим взглядом следил за доктором. Йозефу было около тридцати лет. Должность обязывала всегда выглядеть опрятно; идеально выглаженный халат, гладко выбритый, короткие тёмные волосы всегда причёсаны, зализаны гелем. В манерах особенно выделялись галантность и изысканность. В ** 32 году окончил медицинский колледж, пусть и без особого отличия, но был учеником способным и весьма одарённым, нередко получавшим комплименты от строгих педагогов. Йозеф считался примером прилежности и усидчивости, будучи всегда исполнительным и чрезвычайно пунктуальным молодым человеком. Темой его диссертации стало изучение болезни Хантингтона – наследственная болячка, характеризующаяся потерей памяти, нарушением координации движений и преждевременной смертью. Корнем проблемы является аномальная форма гена под названием Huntington. Йозеф был близок к открытию лекарства, которое подробно описал в своей работе, но ему отказали в спонсировании практических исследований, так как молодой и перспективный доктор не имел нужных связей в «царствующих» кругах. После провала он, оскорблённый невежеством знати, присоединился к движению Инграта.

Светлая просторная лаборатория, оснащённая самым современным оборудованием и несколькими подсобными помещениями располагалась на первом этаже, где при жизни губернатора в отдельном корпусе жили слуги. Многие препараты и приборы Йозеф изобрёл сам, путём долгих, кропотливых экспериментов. Ходили слухи, что добрый доктор может вылечить любую болезнь. Ведь всего за год практических опытов над заключёнными «шахты» он официально зарегистрировал курс лечения Хантингтона:

- С удовольствием, мой Фюрер. Кстати, - Йозеф отточенным жестом поправил съехавшие на кончик носа прямоугольные очки в тонкой оправе. – у меня к вам скромная просьба.

- Выделить подопытного? – мрачно уточнил Фюрер.

- Вы весьма проницательны.

- Ну а что ты ещё у меня попросить можешь? Что на этот раз?

- Хочу исследовать эффективность нового яда. Если всё пройдёт по расчётам, то мы получим совершенное химическое оружие. Яд буквально растворяется в организме и даже после вскрытия его нельзя будет обнаружить. Нужна группа человек из пяти. Желательно разных возрастов.

- Выбери кого-нибудь из следственного изолятора. – безразлично посоветовал Фюрер. - если не ошибаюсь, за последние несколько суток никто не поступал, а те, кто уже там заключён в любом случае висят мёртвым грузом. Только не трогай того парня, которого ждёт дыба.

Йозеф хотел ответить что-то, но его перебил треск из громкоговорителя, установленного под потолком. Система оповещения была в каждой комнате, что бы передаваемые Фюрером сообщения могли слышать без исключения все. Микрофон есть только в его служебном кабинете, значит, кто-то сейчас находится именно там. Инг резко вскочил со стула, по неосторожности уронив его, и в бешенстве поднял взгляд на гудящий динамик.

- Почему в рабочее время и не на месте, м? Инг, ну где тебя носит?