Студеникин вытер окровавленный рот и показал огромный пистолет с толстым дулом.

– Прикупил у барыг травяных. Хорошая вещь. Направленный электромагнитный импульс. Двадцать тысяч юаней отдал. Но этот, блядь, железный дровосек тоже крепкий, сука… Четыре заряда получил в живот, а меня все равно достал. Руку сломал, по-моему…

– Идти можешь?

– Могу. Только ты не спеши… – Глеб закрыл глаза и улыбнулся. – Я посижу немного… Дух переведу.

– Ты точно в порядке?

Над безобразными кусками тел поднимался пар. Один из фонариков намок от крови, мигнул и погас. Студеникин разлепил веки.

– Как там сказано… Если долго сидеть на жопе и смотреть на труп врага, река выйдет из берегов и намочит твою жопу. Ты уверен, что их было четверо?

Дениса опять стало мутить.

– Уверен, – пробормотал он. – Вместе из Новой Москвы летели. На одном космоплане. Но у них есть хозяин, Пружинов. Директор-распорядитель Нулевого канала.

Глеб осторожно положил пистолет на пол, высвободил пальцы, – они дрожали.

– Значит, это он хочет забрать у меня семя?

– Да.

Студеникин подтянул колени к подбородку. Посмотрел снизу вверх.

– А ты?

Денис не нашел что ответить. Отвел взгляд.

– Ты это… – Глеб говорил тихо, медленно, мягко, – ты не волнуйся. Я все понимаю. Ты не виноват. Лучше скажи: неужели ты думал, что они прилетят, заберут у нас зародыш и руки пожмут: «спасибо, пацаны»?

– Я вообще ничего не думал, – пробормотал Денис. – Меня заставили.

Глеб кивнул, но Денис уловил печальную иронию в его ухмылке. «Ну и пусть», – подумал он.

Пусть ухмыляется, я не виноват, меня действительно заставили. И не просто заставили; я до сих пор ощущаю остатки приязни к хорошему красивому человеку Никите Пружинову, гению и труженику. Хотя электронный паразит, присосавшийся к моему спинному мозгу, давно не получает новых сигналов; здесь вам не Пип-Сити, здесь нет активного информационного поля. Здесь все по-другому.

– Они завалили бы нас, – сказал Глеб. – Обоих. Им нужно семечко, а мы – не нужны.

– Но ты говорил…

Студеникин рассмеялся и перебил:

– Этот, как его… Пружинов… Он ведь охуеет! Пацан в телогрейке четверых его бойцов на фарш порубил! Скажи, круто? Как по нотам прошло! – Он громко сглотнул. – Да, брат! Я сказал, чтоб ты нашел под Куполом людей достойных. Но на самом деле я ждал, что приедут не самые достойные, а гады какие-нибудь, со стволами. Если бы ты привел достойных и честных – я бы очень удивился. Так всегда бывает, Денис. Ищешь самых достойных – находишь самых жадных. Самые крутые гады, реальные упыри – они всегда под достойных маскируются.

Под подошву сапога натекла кровь. Денис ощутил злобу.

– То есть ты все продумал, да? Заранее?

– Выходит, что так, – трезво ответил Глеб. – Зато теперь я точно знаю, кто главный охотник за моим зародышем. Этот Пружинов – чего, говоришь, он директор? – Нулевого канала.

– Чиновник?

– Да. И миллиардер.

– Не военный?

– Нет.

– И эти, – Студеникин показал на бесформенные куски мяса, – его личная банда?

Денис кивнул.

– Значит, – сказал Студеникин, – дело сделано. Я решил так: Денис – умный человек и он сразу отсеет дилетантов и всяких лохов. Появится информация, что в Москве найдено семечко, пойдет шевеление, определятся претенденты, они вокруг Дениса покрутятся, более сильные отодвинут слабых, произойдет отбор, и в мои сети прилетит самая жирная муха. Прикинь, брат, какой я умный! Я сейчас сижу и сам от себя охуеваю.

– Ты убил троих и радуешься.

– Иначе они убили бы и меня, и тебя.

Денис прочистил горло, но звуки все равно вышли трудно, сипло:

– И что ты будешь делать теперь?

– А ты бы что сделал? – Глеб скривился. – Продолжал искать честных и достойных?

– Да, – сказал Денис.

– Тогда иди. Ищи.

– А ты?

– А про меня забудь. Семя – мое. Оно будет у меня. Я сам решу, кто достоин, а кто недостоин. Пока я таких не вижу… А вижу только кучу мяса! И пластмассового дебила, обученного убивать таких, как я!

Студеникин схватил пистолет, вытянул руку и нажал на курок. Дуло с треском выплюнуло огромную фиолетовую искру. Андроид конвульсивно дернулся, пальцы его сжались и разжались.

– Видал? – Глеб опять выстрелил. – Электрический палач пришел за моим зародышем! Но хуй-то! Не так просто взять Глеба Студеникина! Нет вокруг меня достойных! Я и есть самый достойный!

– Надо выбираться, – сказал Денис.

– Выберемся, – сухо ответил Студеникин. – Только в разные стороны, малыш. Ты направо, я налево. Ты – домой. А я – туда, где семечко спрятано…

– Зачем оно тебе?

Глеб дернул головой, посмотрел дико.

– Не знаю. Честно – не знаю! А что с ним делать? Налить воды? В почву бросить?

– Налей, – посоветовал Денис. – Сделай, друг. Плесни водички. По крайней мере, перестанешь мучиться.

Глеб помрачнел:

– Нет. Я уже думал. Наладить бизнес, барыг подключить, вырастить грибницу – через пару лет стану самым богатым. Импорт в Китай, в Чили, в Штаты… Монополия! Объявлю себя спасителем отечества! Проблема голода решена, все довольны, на каждом перекрестке – моя статуя из чистого золота… А что у кого-то родятся зеленые человечки – это чепуха. Сорок миллионов сытых и счастливых – и каких-то пять или десять тысяч гомо флорусов. Тут даже думать нечего.

– Значит, брось его в почву.

– Не могу! – выкрикнул Глеб. – Да, я сволочь… Но все-таки, бля, не последняя сволочь! Не хочу никого губить. И главное – не хочу выбирать из двух. Бросить в почву, не бросить в почву… Я где-то читал, что выбор из двух – это выбор дьявола. Не буду выбирать. Ничего не буду делать. Сяду возле него и успокоюсь. Навсегда. Оно – мое. Оно не просто так ко мне попало. Оно само меня выбрало! Значит, мне его хранить. А что будет дальше – мы с тобой не знаем и знать не можем…

Денис помолчал. Глеб дрожал, черты лица его заострились.

– Иди, – сказал он. – Справа в углу – второй выход. Иди, малыш.

– А ты?

– За меня не переживай.

– А с Пружиновым как?

– Пошли его на хуй. Ты ему не нужен. Скажи, Глеб Студеникин кланяться велел. Если начнется шум насчет трупов, вали все на меня. А теперь – иди.

Денис медленно встал. Надо было что-то сказать. Что-то особенное, важное.

– Мы еще увидимся? – спросил он.

– Конечно, – ровным голосом ответил Глеб. – Кроме тебя, мне доверять некому. Как все утихнет – я сам тебя найду…

Второй выход оказался дырой в стене: пробитый кувалдой лаз, едва в метр высотой. С той стороны тянуло затхлым.

– Погоди, – прохрипел Глеб. – Как там Таня?

– Нормально.

– Не бросай ее. Она тебя любит.

– Я знаю, – сказал Денис.

Часть 4

Глава 1

Годунов выглядел неплохо, как настоящий турист из-под Купола, и не простой обыватель в поисках экзотики, а настоящий «старый добрый русский», в нем за тридцать метров угадывался ветеран искоренения, прибывший издалека, проинспектировать, что за новую жизнь построили новые люди в старой столице. Старческая худоба – когда дряблая, истончившаяся шея торчит из воротника рубахи – не портила легендарного писателя, как не портят воина отметины вражьих сабель. Сидел за столиком, на самом краю щербатого тротуара, жевал калач, отхлебывал из чашки топленые сливки. В темных очках отражалась тихая малоэтажная Тверская с ее историческими фасадами: гранит, кирпич, сплошной ряд мемориальных досок; для вящей сохранности все затянуто сверхпрочным, практически невидимым пластиком.

Обнялись. Денег у Дениса было мало, на Крестьянской Заставе пришлось выйти из троллейбуса и несколько километров пройти пешком; сейчас он с удовольствием опустился на стул и вытянул ноги.

– Как вам Москва?

– Хороша, – объявил Годунов. – Лучший город на свете. Только где все люди?

– Полдень, – объяснил Денис. – Взрослые работают. Школьники и студенты на учебе. Старики по домам сидят. Какие вам нужны люди? Бездельники и разложенцы выползут позже, часам к пяти.

– Значит, я похож на разложенца, – пробормотал писатель, оглядываясь.

Денис засмеялся:

– Нет. Разложенцы не сидят в уличных кафе. Чтобы не раздражать трудящихся своим видом. Вы похожи на туриста из-под Купола.

– Я и есть турист.

Денис улыбнулся:

– Какой же вы турист, Гарри? Вы – свой. Местный.

– Спасибо, друг, – сказал Годунов, заметно растроганный. – Приятно вернуться через пятнадцать лет и услышать, что тебя до сих пор считают своим…

– Я думал, вы остановитесь у меня.

– Это лишнее, – мягко возразил Годунов. – Мне дали хороший номер. А цветы какие тут у вас! Я себе сразу два букета купил, на окнах поставил… Красиво, вид на Кремль… И потом, ты живешь не один…

– Уже опять один, – сказал Денис.

– А твоя девушка?

– Переехала к себе. У нас с ней идейные разногласия.

– Хо! – Годунов засмеялся. – Звучит круто. Приятно знать, что у таких молодых людей уже бывают идейные разногласия.

– Звучит, может, и круто, – сказал Денис. – Но на самом деле – печальная история.

Писатель опять засмеялся.

– Ладно, это не мое дело. Милые бранятся – только тешатся. Лучше скажи вот что: у тебя есть адрес матери?

Денису принесли фирменного чаю, с дымком, в стакане с подстаканником, сбоку – профиль товарища Сталина; в последний год могущественный «Интурист» хорошо наловчился заманивать богатых иностранцев товарищем Сталиным; бренд «товарищ Сталин» отлично продавался; прапраправнуки тех, кого усатый товарищ сгноил и послал на смерть, теперь жили за счет продажи изображений усатого, белых наркомовских кителей, смершевских фуражек с прямоугольными козырьками и прочего сопутствующего товара. Умный студент Денис отхлебнул и подумал, что со времен Хеопса тираны уничтожают подданных, но обеспечивают безбедное будущее их отдаленным потомкам.

– Адреса нет, – ответил студент. – Мама оставила телефон какого-то человека, который знает, где она. Но тот человек не скажет. Она… никого не хочет видеть. Как только у нее пошли по телу пятна – она сразу собралась. И уехала. Куда-то под Рязань…

– Я хочу найти ее, – твердо произнес Годунов и на глазах помолодел примерно на двадцать лет: взгляд стал ярче, и ладонь ударила по столу твердо и тяжело. – Она жена моего друга, и я не могу…

– Она сказала – никого.

– Зря! Есть новые лекарства. Хорошие.

– Вы не понимаете, – сказал Денис. – Это был ее выбор. Она сама перестала принимать цереброн. Я нашел в ее шкафу пять нераспечатанных упаковок.