И снова все стало плыть, серость поглощала мир как туман. И Опять мне дали по морде, и Опять я заморгала, увидев то же самое лицо.

— Я тебе помру, я тебе помру тут у меня на руках!

И она снова хлестнула меня по лицу, и мир даже не начал сереть.

Я ее узнала — доктор Лилиан. «Перестань меня бить», — хотела я сказать, но не могла сообразить, как произносят слова. Зато изо всех сил постаралась на нее взглянуть сурово.

— Состояние стабильное, — произнес мужской голос.

Лилиан мне улыбнулась:

— За троих дышишь, Анита. И пока ты дышишь, они не умрут.

Я не поняла, про что она. Хотела спросить: «Кто не умрет?», но будто что-то холодное и быстрое потекло по жилам. Ощущение знакомое, и последняя мысль перед навалившейся тьмой другого рода была вот эта: «Зачем Лилиан мне вводит морфин?»

Я видела сон… или это была явь? Но для неба выходило слишком страшно, для ада и близко до страшного не дотягивало. Дело было на балу, все в блестящей одежде, и на несколько веков раньше моего рождения. Первая пара обернулась ко мне — оба в масках. И на всех, на всех — белые маски Арлекина. Я попятилась прочь от танцоров и заметила, что одета в серебристо-белое платье, слишком широкое, чтобы быть элегантным, слишком тугое на ребрах, чтобы позволяло легко дышать. Одна из пар налетела на меня, и у меня вдруг сердце оказалось в горле. Грудь сдавило еще сильнее, будто чей-то тяжелый кулак хотел сокрушить мне ребра, я рухнула на колени, и вокруг меня разлился широкий круг несущихся в танце кринолинов, танцовщицы без лица задевали меня юбками, вертясь под музыку.

И голос вошел в этот сон, мурлычущее контральто Белль Морт:

— Ты умираешь, ma petite.

Подол алого платья возле моих рук, она присела передо мной — все та же темноволосая красавица, что завоевала когда-то всю Европу. И те же волосы собраны сверху на голове, открывая белую изогнутую линию шеи, всегда для нас такую милую… для нас. Я пыталась ощутить остальную часть этого «мы», но там, где должен был быть Жан-Клод, ощущалась лишь страшная пустота.

Она наклонилась надо мной, упавшей на пол.

— Он уже почти ушел, наш Жан-Клод, — сказала она, и янтарно-карие глаза остались невозмутимы — она просто сообщала наблюдение. — Отчего ты не попросишь меня о помощи, ma petite?

Хотела я сказать: «С чего бы ты стала помогать нам?» — но воздуху не было ни на одно слово. Спина пыталась выгнуться, преодолевая тугой корсет, и я ловила воздух ртом как рыба, брошенная на берегу подыхать.

— А, — сказала она, и мановением ее воли сон переменился. Мы оказались в ее спальне, на огромной кровати на четырех столбах. Белль Морт сидела надо мной, держа в руке большой нож, и мир серел. А мне даже страшно не было.

Я невольно дернулась всем телом, корсет лопнул, и дышать вдруг стало чуть легче. Ребра все еще болели, и дыхание было очень поверхностным, но было. Посмотрев вниз, я увидела, что она разрезала лиф платья вместе с корсетом, и сейчас полоса голой кожи открылась от шеи до талии. Белль Морт положила нож рядом с собой и раздвинула пластины корсета чуть шире, будто хотела снять с меня платье как кожу, но снова села рядом со мной в том же красном-красном платье. И на этом алом фоне кожа ее будто светилась.

— То, что происходит в моих снах, может быть очень реальным, ma petite. Здесь корсеты затрудняют дыхание. И у тебя нет лишнего дыхания, которым ты могла бы поделиться.

— А что происходит?

Она легла рядом, положила голову на ту подушку, на которой лежала я. Чуть слишком близко, чтобы мне это было приятно, но у меня не было лишних сил, чтобы тратить их на движение.

— Я чувствую, как гаснет свет Жан-Клода.

— Он не мертв, — прошептала я.

— Ты его ощущаешь?

Наверное, на моем лице было все написано, потому что она сказала:

— Тссс, ты права. Он не ушел совсем, но очень близок к краю. Ты поддерживаешь в нем жизнь — в них обоих. Ты и еще твой второй триумвират силы. Вот что сделал Жан-Клод в этих новых обстоятельствах — научил тебя лучше управлять твоей силой и силой твоего триумвирата — твоего котенка и твоего вампира.

Я проглотила слюну, и глотать было больно, хоть я не могла припомнить, отчего оно должно болеть.

— Натэниел и Дамиан?

Мне стало чуть лучше — настолько, что уже хватило сил испугаться. Я чуть не высосала их до смерти однажды. Или два раза.

— За них не бойся. С ними все хорошо, но они для тебя питаются, отдают тебе свою энергию, как положено им в экстренной ситуации. — Она погладила меня по лбу, спустилась пальцем к линии скулы. Ленивым таким движением, как гладишь закругление дивана, на котором сидишь. — У тебя в мыслях были маски Арлекина, ma petite. Арлекин пришел на вашу территорию?

Хотела я сказать, чтобы не смела называть меня ma petite, но слишком драгоценен был воздух.

— Да.

— Покажи.

Не «расскажи», а «покажи».

— Как? — спросила я.

— Ты же из линии Белль Морт. Как мы обмениваемся силой?

Я посмотрела на нее, наморщив лоб.

— Поцелуй меня, и думай об этом. Тогда я узнаю то, что знаешь ты.

Не знаю, поцеловала бы я ее по своей воле или нет, потому что у меня не было возможности принять решение — рубиновые губы прижались к моим губам, и снова я стала задыхаться, не могла дышать, стала ее отталкивать, но она подумала прямо у меня в голове: «Думай об Арлекине». Это было как приказ, и мой разум выполнил его.

Я вспомнила разговор с Малькольмом и его страх. Вернулась к свиданию с Натэниелом и маской в туалете. Вторая маска с нотами и запланированная встреча. Метка на мне, запах волка, и Джейк, спасший меня своим телом. И последнее воспоминание, как гибнут мои мужчины, и призрак за спиной Ричарда, и питание наше от Рафаэля. Здесь она замедлила бег мысли, задержалась на силах царя крыс, потом снова пустила с той же скоростью до момента, когда я силой Рафаэля ударила одну из напавших на нас. И это последнее воспоминание она задержала надолго. Она рассматривала бледные лица вампирш, длинные темные волосы, сверкающие глаза, карие и серые. Рассматривала, изучала.

— Мерсия и Нивия, — прошептала она.

Воспоминание кончилось, и Белль Морт осталась лежать рядом со мной, приподнявшись на подушках.

— Ты их знаешь, — шепнула я.

— Да, но я не знала, что они в Арлекине. Кто входит в его состав, это глубочайшая и страшная тайна. Они — шпионы, тайна — кровь их жизни. Их руками Арлекин нарушает свое самое глубокое табу.

— Какое табу? — спросила я.

— Они беспристрастны, ma petite, абсолютно беспристрастны — иначе как бы они творили правосудие? Подарили они вам черную маску — я ее в твоей памяти не видела?

— Нет, только две белых.

Она рассмеялась, и лицо ее озарилось радостью. У меня заболело сердце, но не физической болью, а как бывает, когда твое любимое существо вдруг сделает что-то напоминающее о вашей взаимной любви, и ты знаешь, что никогда уже этот смех не прозвучит для тебя.

— Значит, они нарушили закон — тот закон, который клялись поддерживать. Если они не послали черную маску, они не имеют права приносить смерть. Для Мерсии и Нивии это означает истинную смерть, но для остальных арлекинов — нечто куда худшее.

— Что? — спросила я.

— Расформирование. Арлекина просто больше не будет, и тех, кого не убьют, заставят вернуться к своим линиям крови, своим прежним мастерам. Ради беспристрастия все арлекины освобождены от связи со своими создателями. Над ними только закон, но если они закон нарушат, Арлекина не станет.

— И почему это… — мне пришлось перевести дыхание, чтобы закончить, — так тебя радует?

Она надула очаровательные пухлые губы и ответила:

— Бедняжка, как же тебе больно. Но я тебе помогу.

— Спасибо за предложение, но… — Мне снова пришлось сделать вдох. — Почему вдруг?

— Потому что ты — живой свидетель, которого хватит на уничтожение силы Арлекина.

— Зачем… — вдох, — …тебе это нужно?

— Когда-то они были личной стражей Повелительницы Тьмы. Она просыпается, теперь я это знаю.

— А когда она проснется… — вдох, — …стражи у нее не будет.

— Precisement.

— Но мы — я — нужны тебе живые.

— Да, — ответила она и посмотрела на меня, как может ястреб смотреть на раненую мышь: с нетерпеливым предвкушением.

— Ненавидишь? — шепнула я и закашлялась. Это не моя глотка перекрывалась, и вряд ли Жан-Клода. Что-то нехорошее творилось с Ричардом.

— Нет у меня к тебе ненависти, ma petite, — сказала она. — Ничего и никого я не ненавижу такого, что может быть мне полезным. А ты можешь оказаться очень полезной, ma petite.

— Анита, — прошептала я.

— Анита, Анита, — замурлыкала она, приближая ко мне лицо. — Если я захочу, чтобы ты у меня была ma petite, то так и будет. Жан-Клод, который тебя от меня защищал, при смерти. Я спасу вас всех, но способ, которым я это сделаю, тебе не понравится.