Культурная антропология, ее место среди других наук.

Предмет и объект культурной антропологии. Методы культурной антропологиии.

Предмет и объект социальной и культурной антропологии

Социальная и культурная антропология представ­ляет собой область познания, в которой человеческое существование стало предметом анализа и объяснения, а не только описания и оценки, как это было во време­на, предшествующие формированию социальных наук. Её содержание можно охарактеризовать двумя хоро­шо известными в истории европейской мысли фор­мулами. В философском смысле границы очерчивают­ся знаменитыми вопросами И. Канта, на которые должна ответить антропология: что я могу знать? что я должен делать? на что я могу надеяться? наконец, что есть человек? На прагматическом уровне она дол­жна соответствовать требованиям О. Конта: знать, что­бы предвидеть; предвидеть, чтобы мочь; мочь, чтобы предупреждать.

Предмет социальной и культурной антропологии. С начала становления этой науки и по настоящее вре­мя важной темой исследования является исторический, даже преисторический генезис культуры и общества. На основании крайне ограниченной и разрозненной информации о ранних периодах существования чело­века как вида исследователи строили и продолжают строить крупномасштабные теории. И хотя их авторы претендуют на реконструкцию исторической и преисторической реальности, такие построения не следует отождествлять с тем, «что было на самом деле». Это не более чем концептуальные модели, которые в лучшем случае представляют собой упрощенные идеализиро­ванные схемы, служащие точкой отсчета при органи­зации эмпирического материала. Концепции «перво­бытного общества» могут быть удобным инструментом для сравнения вариаций однородных явлений культу­ры, обнаруживаемых в достаточно простых сообще­ствах; для оценки ранних стадий формирования лич­ности или межличностных отношений; для интерпре­тации возвращения сложных социокультурных форм к более простым состояниям и т. п., но не более. В настоящее время в науках об обществе и культуре отноше­ние к таким моделям как к реальности (их онтологизация, реификация) встречается все реже.

Сейчас стало очевидным, что более эвристично для познания культуры рассматривать человека внут­ри современных, институциональных, межличностных связей и в этом контексте прослеживать его представ­ления о своих потребностях и проблемах, которые побуждают его поддерживать, нарушать и создавать элементы собственной социокультурной реальности. По-видимому, это может дать более достоверные све­дения о генезисе культурных явлений, процессов, форм, нежели фантазии о прошлом, основанные на скудном эмпирическом материале.

Распространение антропологической идеологии на изучение процессов и явлений, происходящих в «ин­дустриальных» обществах, ускорило развитие социаль­ной и культурной антропологии. Работы, выполняемые в США в 1920-х гг. в рамках Чикагской школы, опре­делили формирование урбанистической антропологии с акцентом на исследовании неформальных групп и объединений. Школа «человеческих отношений», сло­жившаяся в США в 1930-х гг., стимулировала изуче­ние антропологических аспектов отношений между людьми в различного рода формальных организациях. Работы, связанные с попытками объяснить происходя­щие в сложных обществах процессы через идею «на­ционального характера» (1940 —50-е годы), способство­вали становлению более тонких подходов в психоло­гической антропологии. Изучение лингвистической коммуникации в модернизированных обществах (1960 — 70-е гг.) обусловило расширение спектра тем в области культурной семантики.

В настоящее время социальная и культурная ант­ропология — это область научного познания, предназ­наченная для изучения содержания совместной жизни людей. Её познавательную направленность можно определить следующим образом:

§ изучение созданных людьми объектов, или, как их принято называть, артефактов (вещей, идей, обра­зов, технологий, нормативных образований, оценочных критериев); их порождений, складываю­щихся вокруг них отношений и взаимодействий;

§ построение теоретических моделей для организа­ции, интерпретации, объяснения фактов, характе­ризующих активность людей в природном и искус­ственном окружениях, проявляющуюся в общих (культурно-антропологические универсалии) и специфичных (культурное многообразие) проявле­ниях и формах;

§ построение теоретических моделей макро- и мик­родинамики культурных процессов.

В соответствии с такого рода познавательными задачами основными предметными областями социаль­ной и культурной антропологии являются:

§ биологические, психические, социальные механиз­мы порождения, поддержания, изменения создава­емых людьми объектов и технологий, помогающих им регулировать отношения с окружением;

§ способы поддержания и изменения искусственной жизненной среды в синхронном и диахронном планах;

§ процессы порождения и динамики знаковых си­стем;

§ способы формирования и поддержания внутри-культурной и межкультурной коммуникации; предпосылки, формы и технологии освоения транс­ляции культурного опыта;

§ функциональные и динамические механизмы ре­гулирования межличностных и межгрупповых от­ношений;

§ условия воспроизведения во времени специфич­ных характеристик совместной жизни людей на уровне обществ и сообществ.

Мировоззренческие.

· ломка традиционных нормативных структур, распространение анемических процессов, релятивизация культурных ценностей обусловили кризис личностной, культурной идентичности;

· превращение массовой культуры в глобальный феномен погрузило множество людей в атмосферу уни­фицированного языка, стандартизованных образов и эстетических форм, упрощенных алгоритмизирован­ных образцов суждений, поведения, отношений.

· тяга к более сложной культурной идентификации, которую люди ищут в обращении к этническим, историческим, конфессиональным кор­ням, в стремлении обрести личностное самоопределе­ние.

Научные причины.

· начался процесс, обозна­ченный Т. Куном как смена научных парадигм;

· исчерпал свой эвристический потенциал прин­цип тотальной взаимосвязанности, непрерывности, целостности общества и культуры;

· стало понятным, что общество и культура — это категории или концептуальные, но отнюдь не реальные объекты. Соответственно вопрос о расхождении в представлениях о социокультурной реальности между профессиональными исследовате­лями и непрофессионалами перестал однозначно ре­шаться в пользу абсолютной правоты ученого.

Обобщая сказанное, следует подчеркнуть, что в те­чение XX века в рамках культурной антропологии сконцентировался богатейший эмпирический и тео­ретический материал. И не только благодаря научно­му переосмыслению многочисленных и разнообразных исторических данных. Теперь основными источника­ми систематизированных данных стали результаты многочисленных полевых исследований.

Основные положения эволюционизма. Значение идей Г.Спенсера и Л. Моргана для развития эволюционизма.

Концепция социальной организации и ее значимость.

Этногенез

Основная статья: Этногенез

Основные условия возникновения этноса — общность территории и языка — впоследствии выступают в качестве её главных признаков. При этом этнос может формироваться и из разноязычных элементов, складываться и закрепляться на разных территориях в процессе миграций (цыгане и т. п.). В условиях ранних дальних миграций «хомо сапиенс» из Африки и современной глобализации все большее значение приобретают этносы как культурно-языковые общности, свободно перемещающиеся на всей территории планеты.

Дополнительными условиями сложения этнической общности могут служить общность религии, близость компонентов этноса в расовом отношении или наличие значительных метисных (переходных) групп.

В ходе этногенеза, под влиянием особенностей хозяйственной деятельности в определённых природных условиях и других причин, формируются специфические для данного этноса черты материальной и духовной культуры, быта, групповых психологических характеристик. У членов этноса появляется общее самосознание, видное место в котором занимает представление об общности их происхождения. Внешним проявлением этого самосознания является наличие общего самоназвания — этнонима.

Сформировавшаяся этническая общность выступает как социальный организм, самовоспроизводящийся путём преимущественно этнически однородных браков и передачи новому поколению языка, культуры, традиций, этнической ориентации и т. д.

В.Шнирельман подчеркивает, что пассионарная теория этногенеза не учитывает, что этническая идентичность (этничность) может быть плавающей, ситуационной, символической. Она вовсе не обязательно связана с языковой принадлежностью. Иногда она опирается на религию (кряшены, или крещеные татары), хозяйственную систему (оленные коряки-чавчувены и оседлые коряки-нымылланы), расу (афроамериканцы), историческую традицию (шотландцы). Люди могут менять свою этническую принадлежность, как это происходило в XIX веке на Балканах, где, переходя от сельской жизни к торговле, человек превращался из болгарина в грека, причем языковой фактор не служил этому препятствием, ибо люди хорошо владели обоими языками.^[5]

Формирование этнической группы. Четкая, доказанная концепция этногенеза в культурной антропологии отсутствует. Поэтому относительно ранних стадий формирования этнических групп и этнической категории существуют многочисленные точки зрения. В принципе все это многообразие может быть сведено к двум основным ориентациям: примординальной и культурно-детерминистской. В первом случае этнос считается примординальным (первозданным) социокультурным образованием, основанным на общих предках, принадлежности к одной расе и эволюционирующим на этих эндогенных (внутренних, присущих исходному популяционному ядру) предпосылках. Сторонники культурного детерминизма считают этносы ситуационными экокультурными образованиями, организационными конструктами, сложившимися для совместного решения определенного набора социально значимых проблем, вокруг чего и складываются характерные для общности «культурные темы» и соответствующие им институты.

Спор ведется также и относительно будущего этнической формы дифференциации человечества. Те, кто склонны считать приверженцев этноидентифика-ции носителями пережитков более ранних стадий эволюционного процесса, полагают, что со временем такие формы будут исчезать как анахронизм. Те же, кто рассматривают этносы как субстанциональную социокультурную единицу, полагают, что в процессе культурной эволюции они будут претерпевать модификации, но сохранят свою функцию дифференциации человеческой популяции.

Концепция культурного этногенеза может быть проверена и уточнена при изучении современных требований права этнического самоопределения. На стадии отчетливой идентификации и в условиях напряженных отношений с окружением члены этнических групп начинают считать, что, выделившись в самостоятельную экономическую, политическую, государственную единицу, они получают больший выигрыш, чем в состоянии зависимости от той крупномасштабной социально-политической системы, к которой они принадлежат. Для ряда групп, особенно немногочисленных, характерно стремление не столько к политическому или экономическому, сколько к культурному самоопределению. В то же время некоторые этнические группы объединяются на основе тенденции к более полной интеграции в контекст «основной» культуры (это особенно характерно для иммигрантских групп). Таким образом, в определенных условиях можно ожидать активизации этнической идентификации, усиления культурной значимости основанных на ней групп, интенсификации тенденций таких групп к самоопределению в различных формах.

Важным социокультурным фактором, катализирующим такого рода процессы, является этническая мобилизация, то есть целенаправленная деятельность, связанная с активизацией этноидентификации, формированием и распространением идеологии с этноцентристскими обертонами, институционализацией действий, направленных на самоопределение. В этом процессе значительная роль принадлежит этнолингвистической жизнеспособности (витальности). Речь идет о тщательном сохранении родного языка в атмосфере общераспространенного государственного, а его носители составляют целостность во внутригрупповых, а не только во внешних отношениях.

ФОРМИРОВАНИЕ ФИНСКОГО ЭТНОСА

Скандинавские народы — это потомки германских племен, пришедших на Север из более южных областей Европы и говорящие на языках германской группы индоевропейской языковой семьи. С финнами же дело обстоит совсем не так однозначно.

Национальный состав Финляндии весьма однороден: финны составляют примерно 90%, в южных и западных приморских районах проживают шведы (около 7% жителей страны), а в заполярных районах Финляндии живут саами (лопари или лапланды) — всего около 2 тыс.человек. В этническом и языковом отношении финны отличаются от скандинавских народов. Финский язык относится к уральской макросемье языков Евразии. В ее состав, по одной из классификаций, входят финно-угорская и самодийская семьи с прибалтийско-финской, финно-волжской, пермской и угорской ветвями. Кроме того, особое положение в финно-угорской семье занимают саамские языки. Таким образом, оказывается, что ближайшие родственники финнов находятся совершенно в других частях Европы и Азии: в Южной Европе, в Поволжье и на Урале вплоть до полуострова Таймыр. Каким же образом они оказались на современной территории?

Вопрос о происхождении древнего населения этой страны до сих пор окончательно не решен. Наиболее признанным считается мнение, что начало этносу положили протосаами (предки современных саами), пришедшие с востока — из северной части Западной Сибири (района между нижней Обью и Уральскими горами). Их культура, как показывают археологические находки, достигла расцвета с середины IV тысячелетия до н.э., причем техника гончарного дела (керамика «сперрингс») неожиданно оказалась схожей с керамикой бассейна верхнего Днестра. Население в это время, очевидно, еще вело кочевой образ жизни.

В середине III — начале II тысячелетия до н.э. происходило освоение внутренних районов страны и дальнейшее заселение побережья с юга и юго-востока. Очевидно, в ту пору происходила массовая миграция протофинно-угорского населения, ассимилировавших коренных жителей — протосаами. Позднее юго-запад страны стали заселять переселенцы из Прибалтики и Скандинавии, принесшие свою культуру (так называемая культура шнуровой керамики и ладьевидных топоров). Носители этой культуры, очевидно, вели полукочевой образ жизни, занимались скотоводством и в меньшей степени земледелием. На территории Финляндии они были вынуждены приспосабливаться к местным условиям и постепенно смешались с финно-угорским населением. В результате в западных приморских районах сложилась культура киукайс, которая достаточно длительное время существовала параллельно с культурой протосаами на востоке и севере страны.

Дальнейший этногенез шел в целом традиционным путем. Богатые пушниной и рыбой южные районы Финляндии привлекали отдельные прибалтийские и северные славянские племена. К середине I тысячелетия н.э. уже сложились группы, объединившие ранее разрозненные племена: хямэ (тавастов)и финнов (суоми) на юго-западе и карелов на юго-востоке страны. Эти союзы племен, на основе которых в дальнейшем и произошло формирование нации, то враждовали между собой, то объединялись против общего врага, которым, как правило, становились шведы. Крестовые походы шведов против язычников финнов, начавшиеся с середины XI века, закончились в XII веке порабощением Финляндии, которое длилось около 600 лет.

Таким образом, лингвистические, археологические и исторические данные дают нам общее представление о том, как проходил процесс формирования финской нации, но они не отвечают на вопрос о происхождении коренных народов — саами и финнов. Этот вопрос действительно очень сложный, т.к. он относится к доисторической эпохе, т.е. к эпохе, когда отсутствовали письменные источники, освещающие историю этносов и их взаимоотношений. В связи с этим разнообразные теории происхождения этносов носят лишь гипотетический характер.

Несомненным является то, что прародина уральцев находилась в северной части Западной Сибири. Известно, что существует тесная зависимость человека от окружающей его природы, т.е. хозяйственная жизнь народов тесно связана с ландшафтами и климатом населенных территорий. Л.Н.Гумилев подчеркивал, что этносы всегда связаны с природным окружением благодаря активной хозяйственной деятельности. Последняя, по его словам, проявляется в двух направлениях: приспособления себя к ландшафту и ландшафта к себе.

Если мы посмотрим на природные условия этого региона, мы увидим, что основную массу земель занимает тундра и лесотундра. Отделенный от остального евразийского мира морем тайги он предоставлял уникальную возможность для формирования единообразного этноса, практически не испытывавшего никакого внешнего влияния. Понятно, что населения этого северного района занималось рыболовством и охотой (в т.ч. и на морского зверя), а также кочевым оленеводством. Основным элементом месторазвития здесь являлось море.

Эти области, казалось бы совершенно бесплодные, были совершенно идеальны для возникновения и развития этноса. Дело в том, что для роста ледникам требуется получать из океана необходимое количество влаги. Так как над ледником всегда стоит антициклон, то на его закраине влажный воздух превращается в дождь. Для Евразийского континента — это западная закраина, откуда идут атлантические циклоны, вплоть до Таймыра, несущие сырую и ветреную погоду. Таким образом, ледник растет к западу, а с восточной его стороны, там где нет облаков и светит солнце, несмотря на более низкую температуру, сохраняется ясная и сухая погода. Ручьи, стекающие с ледника, образуют пресные озера и ручьи, где селится рыба и водоплавающая птица. Вокруг вырастают рощи — приют пушного зверя, а в сухой тундре, где снежный покров мал, пасутся стада травоядных. Л.Н.Гумилев называл такие условия «раем для первобытного охотника и рыболова».

Но, очевидно, такие «райские» условия вели, с одной стороны, к увеличению поголовья оленей, а с другой — к истощению природных ресурсов. Рост численности кочевников, который определялся количеством пищи, что,в свою очередь, было связано с площадью пастбищ, требовал колонизации новых земель. Это заставляло древние народы, которые по характеру быта и хозяйства представляли собой как бы элемент ландшафта, продвигаться все дальше и дальше на запад, тем более, что вокруг находились знакомые им и привычные условия жизни. Эта колонизация могла также идти и морским путем — как на лодках, так и по льду. Таким образом, протосаами могли добраться до северной оконечности Скандинавского полуострова, находящейся за Полярным кругом. Переселенцы оказались здесь в привычных, но более мягких условиях. Они занимались и продолжают заниматься по настоящий день традиционными видами хозяйства — олениеводством, охотой и рыбной ловлей, сохраняя при этом свою целостность и неизменность как реликтового этноса.

Наряду с колонизацией по горизонтальной оси могло иметь место и переселение по вертикальной оси. Отдельные племена, пробившись через леса, могли дойти до Поволжья, а далее, используя свой опыт мореплавателей, пройти через систему рек Европы, оставляя по дороге, как следы, части своего тела, до современной Финляндии, климат которой был им более знаком и привычен. Известно, подчеркивал Л.Н.Гумилев, что люди привыкают к окружающей их природе и не стремятся сменить родину на чужбину без достаточных оснований. Да и при необходимости переселиться они выбирают ландшафт, похожий на тот, который покинули.

Таким образом, на территории современной Финляндии, пройдя различные пути, как географические, так и исторические, в конце концов встретились родственные племенные группировки: юго-западная - сумь (суоми) - древние переселенцы из северной Эстонии; центральная - емь (хяме)- и восточная- саво (западная группировка племени корела), давшие начало финской нации, неотъемлемой частью которой являются и современные лапландцы (саами) - жители заполярной части страны.

Данный пример формирования финского этноса, на наш взгляд, очень ярко показывает, что даже малочисленные и изолированные этносы, история которых тонет во мгле веков, стремятся сохранить свою самобытность и былые различия в реликтовых чертах, свою память об исторической прародин

 

СТРУКТУРА ДИСКУРСА

Центральный круг вопросов, исследуемых в дискурсивном анализе, – вопросы структуры дискурса. Следует различать разные уровни структуры – макроструктуру, или глобальную структуру, и микроструктуру, или локальную структуру. Макроструктура дискурса – это членение на крупные составляющие: эпизоды в рассказе, абзацы в газетной статье, группы реплик в устном диалоге и т.д. Между крупными фрагментами дискурса наблюдаются границы, которые помечаются относительно более длинными паузами (в устном дискурсе), графическим выделением (в письменном дискурсе), специальными лексическими средствами (такими служебными словами или словосочетаниями, как а, так, наконец, что касается и т.п.). Внутри крупных фрагментов дискурса наблюдается единство – тематическое, референциальное (т.е. единство участников описываемых ситуаций), событийное, временное, пространственное и т.д. Различными исследованиями, связанными с макроструктурой дискурса, занимались Е.В.Падучева, Т. ван Дейк, Т.Гивон, Э.Шеглофф, А.Н.Баранов и Г.Е.Крейдлин и др.
Специфическое понимание термина «макроструктура» представлено в трудах известного нидерландского исследователя дискурса (и выдающегося организатора лингвистики текста и впоследствии дискурсивного анализа как научных дисциплин) Т. ван Дейка. Согласно ван Дейку, макроструктура – это обобщенное описание основного содержания дискурса, которое адресат строит в процессе понимания. Макроструктура представляет собой последовательность макропропозиций, т.е. пропозиций, выводимых из пропозиций исходного дискурса по определенным правилам (так называемым макроправилам). К числу таких правил относятся правила сокращения (несущественной информации), обобщения (двух или более однотипных пропозиций) и построения (т.е. комбинации нескольких пропозиций в одну). Макроструктура строится таким образом, чтобы представлять собой полноценный текст. Макроправила применяются рекурсивно (многократно), поэтому существует несколько уровней макроструктуры по степени обобщения. Фактически макроструктура по ван Дейку в других терминах называется рефератом или резюме. Последовательно применяя макроправила, теоретически можно построить формальный переход от исходного текста Войны и мира к реферату, состоящему из нескольких предложений. Макроструктуры соответствуют структурам долговременной памяти – они суммируют информацию, которая удерживается в течение достаточно длительного времени в памяти людей, услышавших или прочитавших некоторый дискурс. Построение макроструктур слушающими или читающими – это одна из разновидностей так называемых стратегий понимания дискурса. Понятие стратегии пришло на смену идее жестких правил и алгоритмов и является базовым в концепции ван Дейка. Стратегия – способ достижения цели, который является достаточно гибким, чтобы можно было скомбинировать несколько стратегий одновременно.
Помимо «макроструктуры» ван Дейк выделяет также понятие суперструктуры – стандартной схемы, по которой строятся конкретные дискурсы. В отличие от макроструктуры, суперструктура связана не с содержанием конкретного дискурса, а с его жанром. Так, нарративный дискурс, согласно У.Лабову, стандартно строится по следующей схеме: краткое содержание – ориентация – осложнение – оценка – разрешение – кода. Такого типа структуры часто именуют нарративными схемами. Другие жанры дискурса также имеют характерные суперструктуры, но изучены гораздо хуже.
Многочисленные публикации ван Дейка сделали термин «макроструктура» чрезвычайно популярным – но, парадоксальным образом, скорее в том значении, для которого он сам предлагал термин «суперструктура»; последний же сколь-нибудь широкого распространения не получил.
Еще один важный аспект глобальной структуры дискурса был отмечен американским психологом Ф.Бартлеттом в книге 1932 Память (Remembering). Бартлетт обнаружил, что при вербализации прошлого опыта люди регулярно пользуются стереотипными представлениями о действительности. Такие стереотипные фоновые знания Бартлетт называл схемами. Например, схема квартиры включает знания о кухне, ванной, прихожей, окнах и т.п. Характерная для России схема поездки на дачу может включать такие компоненты, как прибытие на вокзал, покупка билета на электричку и т.д.
Наличие схематических представлений, разделяемых языковым сообществом, решающим образом влияет на форму порождаемого дискурса. Это явление было заново «открыто» в 1970-е годы, когда появился целый ряд альтернативных, но весьма близких по смыслу терминов. Так, американские специалисты в области искусственного интеллекта предложили термины «фрейм» (М.Минский) и «скрипт» (Р.Шенк и Р.Абельсон). «Фрейм» в большей степени относится к статическим структурам (типа модели квартиры), а «скрипт» – к динамическим (типа поездки на дачу или посещения ресторана), хотя сам Минский предлагал использовать термин «фрейм» и для динамических стереотипных структур. Английские психологи А.Сэнфорд и С.Гаррод пользовались понятием «сценарий» (scenario), очень близким по смыслу к термину «скрипт». Очень часто никакого различия между понятиями «скрипт» и «сценарий» не проводится; при этом в русском языке используется обычно второй термин.
Следует заметить, что еще до Минского термин «фрейм», а также производные термины «фрейминг» и «рефрейминг» использовались Э.Гоффманом и его последователями в социологии и социальной психологии для обозначения различных способов видения общественно значимых проблем (например, ядерная энергетика может подводиться под фреймы ПРОГРЕСС, ВЗБЕСИВШАЯСЯ ТЕХНОЛОГИЯ, СДЕЛКА С ДЬЯВОЛОМ), а также средств, используемых для поддержания того или иного видения. Особое значение термины «фрейм» и «рефрейминг» имеют также в прикладной коммуникативно-психологической методике, известной как нейро-лингвистическое программирование (НЛП).
В противоположность макроструктуре, микроструктура дискурса – это членение дискурса на минимальные составляющие, которые имеет смысл относить к дискурсивному уровню. В большинстве современных подходов такими минимальными единицами считаются предикации, или клаузы. В устном дискурсе эта идея подтверждается близостью большинства интонационных единиц к клаузам. Дискурс, таким образом, представляет собой цепочку клауз. В психолингвистических экспериментах по воспроизведению ранее полученной вербальной информации обычно выясняется, что распределение информации по клаузам относительно неизменно, а объединение клауз в сложные предложения чрезвычайно изменчиво. Поэтому понятие предложения оказывается для структуры дискурса менее значимым, чем понятие клаузы.
В теории риторической структуры (ТРС), созданной в 1980-е годы У.Манном и С.Томпсон, был предложен единый подход к описанию макро- и микроструктуры дискурса. ТРС основана на предположении о том, что любая единица дискурса связана хотя бы с одной другой единицей данного дискурса посредством некоторой осмысленной связи. Такие связи называются риторическими отношениями. Термин «риторические» не имеет принципиального значения, а лишь указывает на то, что каждая единица дискурса существует не сама по себе, а добавляется говорящим к некоторой другой для достижения определенной цели. Единицы дискурса, вступающие в риторические отношения, могут быть самого различного объема – от максимальных (непосредственные составляющие целого дискурса) до минимальных (отдельные клаузы). Дискурс устроен иерархически, и для всех уровней иерархии используются одни и те же риторические отношения. В число риторических отношений (всего их более двух десятков) входят такие, как последовательность, причина, условие, уступка, конъюнкция, развитие, фон, цель, альтернатива и др. Дискурсивная единица, вступающая в риторическое отношение, может играть в нем роль ядра либо сателлита. Большая часть отношений асимметричны и бинарны, т.е. содержат ядро и сателлит. Например, в паре клауз Иван вышел рано, чтобы не опоздать на встречу имеет место риторическое отношение цели; при этом первая часть является главной и представляет собой ядро, а вторая является зависимой, сателлитом. Другие отношения, симметричные и не обязательно бинарные, соединяют два ядра. Таково, например, отношение конъюнкции: Морж – морское млекопитающее. Он живет на севере. Два типа риторических отношений напоминают противопоставление между подчинением и сочинением, а список риторических отношений типа «ядро – сателлит» похож на традиционный список типов обстоятельственных придаточных предложений. Это неудивительно – фактически ТРС распространяет типологию семантико-синтаксических отношений между клаузами на отношения в дискурсе. Для ТРС несущественно, каким именно образом выражено данное отношение и соединяет ли оно независимые предложения или группы предложений. В ТРС разработан формализм, позволяющий представлять дискурс в виде сетей дискурсивных единиц и риторических отношений. Авторы ТРС специально подчеркивают возможность альтернативных трактовок одного и того же текста. Иначе говоря, для одного и того же текста может быть построен более чем один граф (представление в виде точек-узлов, связанных дугами-отношениями) риторической структуры, и это не рассматривается как дефект данного подхода. Действительно, попытки применения ТРС к анализу реальных текстов демонстрируют множественность решений. Тем не менее эта множественность ограничена. К тому же принципиальная возможность различных трактовок не противоречит реальным процессам использования языка, а, напротив, вполне им соответствует.
Существует ряд подтверждений того, что ТРС в значительной степени моделирует реальность и представляет собой важный шаг в понимании того, как дискурс устроен «на самом деле». Во-первых, сами авторы ТРС приводят процедуру построения резюме (реферата, краткого варианта) текста на основе графа риторической структуры. По определенным правилам многие сателлиты в риторических парах могут быть опущены, а результирующий текст остается связным и вполне представительным по отношению к исходному тексту. Во-вторых, в работе Б.Фокс об анафоре в английском дискурсе было показано, что выбор референциального средства (местоимение/полная именная группа) зависит от риторической структуры.
Помимо теории У.Манна и С.Томпсон, существует еще несколько моделей дискурсивных риторических отношений, в частности принадлежащие Дж.Граймсу, Б.Мейер, Р.Райкман, Р.Хоровитц, К.Маккьюин. Сходные исследования (часто в иной терминологии) проводились и другими исследователями, например С.А.Шуваловой.
Вопросы структуры дискурса при другом угле зрения легко преобразуются в вопросы о его связности. Если некоторый дискурс D состоит из частей a, b, c..., то что-то должно обеспечивать связь между этими частями и, тем самым, единство дискурса. Аналогично глобальной и локальной структуре имеет смысл различать глобальную и локальную связность. Глобальная связность дискурса обеспечивается единством темы (иногда используется также термин «топик») дискурса. В отличие от темы предикации, как правило ассоциируемой с некоторой именной группой или обозначаемым ею предметом (референтом), тема дискурса обычно понимается либо как пропозиция (понятийный образ некоторого положения дел), либо как некоторый конгломерат информации. Тема обычно определяется как то, о чем идет речь в данном дискурсе. Локальная связность дискурса – отношения между минимальными дискурсивными единицами и их частями. Американский лингвист Т.Гивон выделяет четыре типа локальной связности (особенно характерных для нарративного дискурса): референциальную (тождество участников), пространственную, временную и событийную. Событийная связность, фактически, и является предметом исследования в ТРС. Впрочем, эта теория предлагает единый подход и к локальной, и к глобальной связности.

Стороны.

Основные понятия теории

1. Признание самостоятельности и полноценности каждой культуры, все оценки, которые исходят из европейско-американской морали относительны, релятивны:

Моральные оценки всегда относительны и зависят от культурной среды, из которой они происходят[1].

2. Наличие у каждого народа "культурного фокуса" - существенной черты культуры у определённых этносов (например, у европейцев - технологии, меланезийцев - социального престижа и др.).

3. Несмотря на некоторые различия, у всех народов есть "универсалии" - черты, одинаковые для всех человеческих культур. Например, народное творчество проявляется по-разному, но цель его одна - стремление к красоте.

4. Отсюда следует, что нельзя вмешиваться в жизнь ("культуру") других народов, здесь " велика роль антропологии (этнографии), которая должна защищать право каждого народа на самостоятельное развитие" [2].

Культурный релятивизм - концепция, согласно которой каждая культура может быть оценена только на основе ее собственных принципов, а не универсальных критериев. Доведенный до крайности культурный релятивизм, суть которого — полное игнорирование других культур, проявляется в крайне негативном отношении к другим нациям или обществам.

/КУЛЬТУРНЫЙ РЕЛЯТИВИЗМ/ - концепция, широко распространенная в западноевропейской и американской этнологии. Сущность К.р. состоит в признании за любой культурой независимо от уровня развития ее производительных сил принципиально того же значения сложности, ценности и самобытности, что и за любой другой культурой. К.р. возник как реакция на европейский этноцентризм большинства путешественников и этнографов XIX в., видевших в неевропейских народах прежде всего черты варварства и отсталости. Отказываясь уравнивать технологическое развитие с умственным и нравственным, сторонники К.р. видят в каждой культуре свой способ приспособления к данным условиям, вполне адекватный любому другому, отказываясь от «этного» (К. Пайк) к анализу любой данной культуры, т.е. отказываясь от конструирования своих типов и понятий, имеющих источником представления, лежащие вне данной культуры, последователи К.р. настаивают исключительно на «эмном» подходе, т.е. оперируют лишь теми категориями, на которые данный народ сам сознательно разлагает собственную культуру. Кросс-культурное исследование в этом случае сводится к констатации сходств и различий между более или менее аналогичными «эмными» категориями разных культур. Даже среди далеких от марксизма этнологов К.р. все более подвергается критике, поскольку, сыграв положительную роль в борьбе с европоцентристской, по существу расистской, нетерпимостью к «инокультурности», он в конечном счете приводит к бесконечной терпимости по отношению даже к самым нетерпимым явлениям, к принятию любых предрассудков и пережитков, к равнодушию. И безразличию к нуждам народов, отстающих в своем экономическом, а следовательно, и социальном развитии. С марксистской точки зрения К.р. неприемлем, так как он в корне противоречит принципу последовательности и неравноценности различных общественно-экономических формаций.

Критика направления

Отмечая некоторые несоответствия, Сергей Александрович Токарев пишет: