Территория, где жили дреговичи.

ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ ЯЗЫЧНИКОВ

 

Итак, автобус наш движется по территории когда-то населенной дреговичами, близкими соседями которых были кривичи.

Беларусь – край, где очень долго были живы древние славянские обычаи, поверья, празднества, предметы праславянского искусства. Во многих местах древние традиции сохранялись почти до конца ХIХ в… А на Полесье еще дольше, вплоть до первой половины прошлого века. На протяжении столетий, почти до наших дней они оказывали самое прямое воздействие на сознание населения, их культуру, быт, искусство. Традиции эти воплотились и в узорах ручников, и в орнаментах гончаров, и в купальских песнях [12, с. 146].

А какова была духовная жизнь наших предков?.. Их восприятие мира (менталитет), мышление?.. Об этом мы знаем мало, весьма приблизительно. Система мышления наших пращуров для нас остается за семью печатями.

Предки наши были язычниками. Термин «язычество» принят в богословии и в исторической литературе, происходит от церковнославянского «языцы», т.е. народы, чужеземцы [4_, с. 60]. Язычники поклонялись многим богам, причем у разных племен была своя иерархия богов. Окружающую природу они обожествляли – солнце и луну, камни и горы, озера и реки, деревья и разные растения. Для далекого нашего предка молния достоверно означала, что гневается Перун; набухали сережки на вербе – богиня весны и плодородия взялась за дело; человек заблудился в лесу – лесовик, т.е. леший, его заплутал и т.д. Вообще, все имело реальное содержание. Камни под сохой посеял черт, в доме хозяйничал домовой, звезды означали души людские... Вокруг человека действовали силы, с которыми можно жить в согласии, но которым следовало внимать, ради их милости соблюдать определенные запреты, производить обрядовые действия.

Из множества языческих богов остался в народной памяти, пожалуй, один Перун- бог грома и молнии. Более того, по-белорусски «пярун» и означает «гром». Имена и функции других сохранились в летописях, старинных документах, обрядах, сказках и некоторых легендах.

Верховное божество славян имело разные имена Див, Сворог, Стрибог, Святовит, Род. Господствующая роль Рода просматривается и в славянской лексике: природа, родить, роженица, родители, родина, радзима, парада, радзиць, рада.

Лучше всего сохранились в памяти имена тех богов, которые были связаны со сменой времен года и сельскохозяйственных сезонов. Бог солнца Даждьбог выступал под разными именами. Ярила – бог летнего солнца – был богом плодородия. Божество зимнего солнца – Коляда. Праздник этого бога зимы отмечался в декабре. В летний солнцеворот чествовали Купалу, который был также богом изобилия и урожая. Солнечное божество Велес (у белорусов Вялее) был покровителем домашних животных.

Самым стойким языческим праздником остался Купала. Его справляют и сейчас во многих деревнях и селах. Купалле давно стало настоящим национальным праздником белорусов, один из лучших поэтов которых назывался Янкой Купалой. С каждым годом этот праздник набирает силу во многих местах Беларуси. Конечно – это уже почти карнавал, народное гулянье.

У язычников на белорусских землях почитались и свои собственные божества: Тетя – богиня осеннего урожая, Жижель – бог огня. Возможно, был бог войны Кава – отсюда «каваць», «каваль», т.е. кузнец. Был еще у белорусов, как предполагают, бог погребального огня Знич. Это подтверждается лексично: в белорусском языке есть глагол «знікаць». «Знічами» называют поминальные свечи на могилах. Падающая звезда называется «знічка» [22, с. 34].

Возможно, было божество подземного огня – Пекло. Даже можно предположить, как называлось божество мороза и холода, вспомнив, как говорят маленьким детям и сами дети о холоде, морозе – «зюзя». Именно так – «Зюзя» – называлось это божество.

С принятием христианства гневно бичевались языческие- тогда говорили «поганские» – божества, праздники, обряды. Язычники воспринимали ясную христианскую картину создания мира, но что-то и не принимали. Потребовались столетия, чтобы новая вера укрепилась здесь. Язычество оставалось бытовой религией крестьянства. Считается, что языческие представления белорусов сохранились лучше, чем, например, у русских, украинцев, поляков, чехов [22_, с. 28; 12, сс. 146 – 155]. Выработалась своеобразная раздвоенность поведения: крестились, ходили в церковь, но и о своих старых богах не забывали.

Тысячелетнее существование у нас христианства и язычества стало основой для веротерпимости нашего народа к разным религиям. Этому способствовало еще и то, как ни парадоксально это звучит, что здесь были две христианские церкви – православная и католическая, а затем к ним прибавились протестантская и униатская [22, с. 39].

Христианство невольно сохраняло многое из языческой символики. Волшебная сила амулетов (оберегов), носимых на груди, перешли на нагрудный крест. Другим оберегам – кольцам, кулонам, браслетам, бусам – время оставило лишь эстетическую функцию.

В каждом из нас частичка наших далеких предков - и каждый из нас в том или ином виде сохранил некоторые из их верований. И не только верований. Некоторые черты жизненного уклада можно наблюдать и сейчас.

Предки наши любили свою землю. Отлучаясь, брали щепотку с собой – иначе хворь приключится. Сейчас так не делают, но совсем недавно, в XIX веке и даже в ХХ веках, переселяясь в Сибирь или уезжая за океан, люди увозили с собой горсть земли.

От отца и матери унаследовали особую любовь к очагу, огонь в котором считался почти священным. Этот домашний огонь — символ семейного благополучия, удачи, тепла, лада. Он постоянно теплился в печи, его очень неохотно одалживали соседям. Пуще всего остерегались плевать в огонь. Переходя в новый дом, брали огонь из старого - иначе счастье покинет. Весной не забывали сделать огню праздник: белили печь, украшали зеленью...

В каждой хате чтили домового. Звали по-разному: хатник, домовой – и старались не обижать. Двери делали низкими, чтобы при входе поклониться домовому. Жил этот добрый дух то ли за печкой, то ли под печкой. Ночью выходил полакомиться — хозяйка специально оставляла на столе. Домовой приглядывал за скотиной, поддерживал огонь, оберегал от болезней.

В некоторых местах чем-то вроде домового считали ужа. Его держали в доме, поили молоком. С почитанием ужа, безвредной змеи, оберегающей воду, связано и почитание воды: обрядовое купание, омовение в реке, пускание венков в Купальскую ночь, обмывание новорожденного и умершего. Сильнее всех лесовиков, водяников, домовых считали тех людей, которые многое могут, о которых говорят, что они «знают». Это знахари, колдуны, ведуны, чародеи. Полоцкого князя Всеслава называли Чародеем. Князь Всеслав «знал»...

У белорусов по сей день весьма развит культ предков. Празднование в их честь совершалось несколько раз в год, наиболее значительными из них были «радуница» («радовница») и осенние «Дзяды». «Дзядами» или «Людками» назывались души умерших независимо от возраста, в котором человек покидал этот свет. Столетний дед, подросток или грудное дитя были для живых «дзядами». Предков почитают многие народы, в том числе и восточные славяне, но «дзяды» – это отличительное белорусское празднование. В определенный день «дзеды» приходили к своим родственникам, где их уже ожидали. Двери и окна были открыты. На столе не менее девяти блюд, можно и больше, и для них стояла чарка и закуска. На ночь стол не убирали. О появлении «дзядоў» подсказывали разные приметы: шевельнулась занавеска, влетела мушка, услышался в тишине скрип. Значит, «дзяды» пришли, ждут воспоминаний о себе, рассказов, угощения. В этот день на кладбище зажигали на могилах свечи...

Это лишь немногие из языческих обрядов и традиций, которые столь долгое время продолжают жить у нас...

Сохранившиеся традиции, фольклор, летописи, документы, раскопки в курганах рассказывают о многом из жизни наших пращуров. Сами же курганы, вернее их обилие в тех или иных местах, говорят о заселенности местности, как мы уже об этом знаем. Об огромном скоплении курганов в этом регионе писали еще в ХIХ веке [Игнатьев Р. Курганы и городища Минской губернии. – Минские губернские ведомости, 1878, 1879]. Исследователи 20-х годов и прошлого века в раскопанных курганах обнаружили горшки того типа, который составляет большинство керамики поселения на реке Менке [Сербаў I.A. Археалагічныя раскопкі ў аколіцах Менску ў 1925 г. – Гісторыка-археалагічны зборнік, 1927].

Многое в окрестностях города дышит отшумевшими веками, оставившими свой след в названиях. Деревни Дворище, Новый Двор, Городище, Строчицы... Наиболее древнее название – Строчица. Кроме нее_, с этим корнем известны в Беларуси только два названия – река и деревня Страча в Островецком районе Гродненской области. Есть и ручей с названием Дунай – такое название славяне иногда давали рекам в память о «Дунайском периоде» своей истории. Здесь же и дороги – Койдановская, Минская, Слуцкая – их названия встречаются в документах с XVI века.

На перекрестках важных дорог возникали города. И здесь, где проходили старые дороги, вполне мог зародиться город. Не об этом ли предупреждает название деревни, в которую мы въезжаем – Городище. Правда, городищами называют остатки любых укрепленных поселений. А их на территории Беларуси многие сотни. Обычно площадь городищ небольшая – от четверти до половины гектара. Есть и меньше. Здесь на окраине деревни Городище располагается историко-археологический комплекс «Менка». С этим городом на реке Менке мы познакомимся после выхода из автобуса.

[Гpynna выходит из автобуса]

ГОРОДИЩЕ НА МЕНКЕ

 

Городище на Менке... – так именуют его ученые. Оно является важнейшим археологическим памятником не только Минщины, но и Беларуси.

Этот ручей, через который мы собираемся перейти, называется Менкой. Но ручьи, как правило, собственных имен не имеют. Их называют по каким-либо приметам: Чистый, Серебряный, Лосиный, Лебяжий... Как считают ученые, Менка и в давние времена не была большой. В науке есть данные, что термин «мен» имеет смысловое значение «маленькая мелкая река». Правда, запруда на речушке вполне могла создать водоем, позволяющий подходить к поселению судам. В двух километрах отсюда Менка впадает в реку Птичь[3], та в Припять, а Припять в Днепр. Так что отсюда можно было попасть и к Черному морю.

Не исключено, что на этой речушке зародилось и существовало поселение, которое появилось на страницах летописи под названием Минска, вернее, как вы уже знаете, Менска или Менеска. «Менск» - это означает «меньский город», т.е. город на реке Мень или Мена. Название Менск по форме относится к группе городов с суффиксами -ск, -цк. Вспомним Полоцк, Витебск, Слуцк, Пинск... Все они получили название от рек, на которых находились.

Нетрудно заметить, что эти города получали название не по имени большой реки – на ней могло возникнуть несколько городов. Приток, возле которого они строились, более точно определял место, где находился город.

Есть что-то общее в расположении древних городов: они всегда строились у реки и на возвышенностях, которые на славянских землях всегда располагались на правом берегу, так как на этих землях реки текли преимущественно с севера на юг. И здесь на правом берегу Менки находилось поселение, остатки земляных укреплений которого сохранились до настоящего времени.

[Группа переходит р. Менку в направлении к тропинке у малого городища]

Эти поросшие травой валы созданы руками человека. Валы, теперь оплывшие, были когда-то выше и круче. Но они даже сегодня впечатляют своей мощью...

Не так просто было нашим предкам возвести их вручную. Трудно поверить, что на этих валах когда-то высились стены, на них стояла стража. Здесь трудились, спорили, смеялись, печалились, т.е. здесь жили.

На месте этого городища располагался город. Заметим, что городом в раннефеодальный период называли всякое укрепленное поселение, которое было ограждено от внешнего нападения. Отсюда и название: «ограда» - «грод» - «город». Большинство населения жило в деревнях, или, как тогда говорили, «весях» – отсюда белорусское слово «веска». Летописцы часто противопоставляли города сельским поселениям: «города и веси», - писали о них.

В городах под охраной мощных стен находились князья или их наместники, родственники феодалов. Здесь была княжеская дружина, духовенство, ремесленники, купцы. По величине города были разные. Самым большим городом в Беларуси с населением в несколько тысяч человек был Полоцк. А такие города, как Минск, Витебск, Брест, Гродно, Друцк являлись средними. Почти все остальные города были малыми, всего в несколько сотен жителей.

Большие размеры этого городища, около одного гектара, говорят о том, что город на этом месте не относился к числу малых. С этой стороны город огибала река Менка, а с той – ручей Дунай. Но третья сторона – напольная, т.е. обращенная к полю, тогда говорили «приступная» - ничем не была защищена. Здесь был выкопан ров, ныне заплывший. Город защищался со всех сторон мощным земляным валом, достигающим высоты 8 – 10 метров, а местами до 12 метров.

То, что здесь был большой город, подтверждают остатки огромного селища, т.е. неукрепленного поселения вокруг городища.

Еще в середине ХIХ века было известно, что в здешних окрестностях крестьяне находили на пашне то, что археологи называют подъемным материалом: остатки посуды, орудия труда, украшения и т.д. (об этом писал этнограф и путешественник ХIХ века П. Шпилевский).

Современные археологи неоднократно обследовали местность возле городища. Было обнаружено много обломков керамики Х – ХII веков и другие предметы. Площадь селища по настоящее время легко определить весной и осенью по темному цвету почвы, т.е. когда на земле нет растительности.

Селище разделялось на три части естественными условиями – речкой Менкой, ручьем Дунаем и низинной, наверное, ранее заболоченной местностью. Первый участок (длина 900 м, ширина 200 м) – на территории современной деревни, т.е. вдоль левого берега Менки. Второй – слева от городища – это на юг и восток от него (длина 500 м, ширина до 150 м, площадь 7 гектаров). Третий – за городищем вдоль ручья Дунай, т.е. на запад, самый большой по площади (длина 400 м, ширина до 300 м, площадь 10 гектаров). Общая площадь древнего поселения вокруг городища не менее 30 гектаров. Другого такого большого раннефеодального селища в Беларуси не сохранилось.

Основным материалом, обнаруженным при раскопках, является керамика. Керамикой археологи называют черепки от глиняной посуды. Это самые незаменимые исторические вещественные источники. По внешнему виду, технике изготовления, орнаменту определяют, в каком веке жили какие племена. Без посуды не обходились ни во дворце князя, ни в избе бедняка.

Пережившие своих хозяев вещи и через века рассказали нам, как жили и чем вообще занимались наши предки, как торговали, отдыхали. В какой-то степени мы можем представить быт, характер хозяйства и поселения на Менке. Большое количество керамики – значит, здесь всегда жили гончары. Железные изделия говорят о том, что местные кузнецы-ковали — всегда могли выковать не только оружие, не только косу и серп, но могли сделать и предметы домашнего обихода: ножи, ключи, замки, иглы, наконечники стрел, копья, украшения, обломки косы и серпа... [28_, с 104]. Ремесло кузнеца высоко ценилось. Его считали даже колдовским, и что сам Перун открывает ему тайны.

Купцы привозили женские украшения: перстни, серьги, бусы. Стеклянные бусины самой разнообразной формы и цветов типичны для X – первой половины XI века. Такие находили при раскопках Полоцка, Витебска, Лукомля. Стеклянных браслетов не обнаружено, так как в городище на Менке отсутствуют напластования ХII – ХIII веков». [28, с. 69, 116, 117].

Среди предметов из бронзы – крестик и амулет-топорик. Эти предметы плюс найденная здесь икона говорят о том, что в городе жили как христиане, так и язычники: у древних славян амулет-топорик связан с обрядами, посвященными Перуну. Предметов из кости немного. Но зато один из них – это шахматная фигурка коня... Ее мог здесь потерять как местный житель, так и приезжий купец.

Среди найденных археологами керамических предметов особого внимания заслуживают днища от горшков с клеймами в виде двузубца – это знак Святослава (пока найден только один) и много с трезубцем – это знак Владимира. Подобный трезубец был у его сына полоцкого князя Изяслава. Вещи со знаком трезубца были найдены и при раскопках некоторых поселений и курганных могильников в границах этого района.

Историки (например, Рыбаков Б.А.) утверждают, что княжеские гербы в качестве клейм гончаров встречаются только в городах, и притом в старых княжеских городах, упоминаемых на первых страницах летописи. Керамические клейма этого характера известны из Киева, Галича, Вышгорода, Вщижа, Старой Рязани и других мест. Обнаружение большого количества посуды со знаком Рюриковичей может свидетельствовать о пребывании на менском городище княжеской администрации. Надо думать, поселение имело существенное значение в раннефеодальный период истории районов южного порубежья Полоцкой земли.

Значит, здесь на Менке, в густо населенной местности существовал уже в Х веке значительный центр округи. Необычно велики его размеры по сравнению с другими поселениями Х – ХI веков Полоцкого, Туровского княжеств. Расчеты, основанные на полученных при раскопках данных о плотности застройки, показывают, что в этом раннегородском поселении в начале первой половины ХI в. могло быть около 600 – 750 домов и минимум 2400 – 3750 жителей [10, с. 11].

То, что это важный населенный пункт, подтверждает и огромное скопление курганов в верховьях Птичи. Множество их было вдоль старой Койдановской дороги, проходящей недалеко от городища на Менке. Мы с вами о них уже говорили.

Кроме того, вблизи этого городища были найдены три больших клада [близ д. Новый Двор в З км от городища выше по р. Птичь; у д. Лецковщина в 7 км от городища ниже по Птичи; третий был найден в 1894 году около Минска в имении графа К. Гуттен-Чапского, одно из его имений находилось в д. Прилуки Минского района]. Это так называемые куфические монеты Х – первой половины XI века. Эпитет «куфический» ведет начало от арабского орнаментального письма «куфи», который применялся на монетах стран Арабского халифата[4].

Один из этих кладов был зарыт около 1000 года второй содержал монеты IX – Х веков,в третьем были монеты X века. Наверное, они были зарыты в минуты опасности где-то в ХI веке. Наши предки считали землю-матушку самым надежным местом хранения сбережений. Упаковывали свои сбережения в глиняные сосуды либо в бересту, кожу, ткань. Спрос породил предложение: возникла даже целая отрасль гончарного производства, специализировавшаяся на изготовлении кубышек. Они были самыми разнообразными по форме, объему и обязательно плотно закрывались крышкой. Клады подтверждают существование в верховьях Птичи важного торгового центра, во всяком случае в Х – первой половине XI века. Таким центром мог быть только населенный пункт на Менке.

Вполне возможно, что именно здесь находился Минск в то время, когда он впервые появился на страницах летописи. А это, как мы знаем, произошло в 1067 года. Ученые предполагают, что здешнее поселение послужило основой для возникновения города в месте слияния рек Свислочи и Немиги. Не исключено, что население с Менки перешло на берега Свислочи, но за новым поселением, однако, сохранили старое название – Менск.

В таком случае на этом месте, где мы стоим, был положен первый камень, если, конечно, можно так сказать о деревянном городе, в основание нашего Минска. Еще не было Москвы (1137) и Стокгольма (1252), Вильни (1323) и Львова (1256), Берлина (1137) и Варшавы (1-я пол. ХIII века), а Минск уже стоял на перекрестке военных и торговых дорог, открытый пронизывающим ветрам истории. И эти валы – немые свидетели прошлого – помогут нам представить, каким мог быть этот город на Менке…

 

[Группа проходит по тропинке через вход на вал]

 

От жизни той, что бушевала здесь,

От крови той, что здесь рекой лилась,

Что уцелело, что дошло до нас?.. -

так писал Ф. Тютчев, посетив одно из оставленных людьми поселений.

Что же до нас дошло с того времени, когда здесь жили люди, слышался стук наковален, говор мастеров, окрики стражи?..

Сохранившееся городище – это по существу два смежных городища – малое (80 м×16 м) и большое (160 м×80 м). Общая их площадь более гектара. Поверхность городища выровняли для сооружения здесь стадиона (1967). Тогда же во многих местах были подрезаны валы с их внутренней стороны [28, с. 65].

Валы окружают три площадки. Первая – справа – это малое городище. Оно выше остальных. На большом городище одна площадка составляет его основную территорию и имеет наклон в северном направлении. Другая – примыкает к ней (с севера) и ниже ее на 8 – 9 м. Как видим, укрепления имеют очень своеобразный контур. Наверное, строители хотели, чтобы вал защищал различные по высоте и характеру рельефа участки.

Городище имеет три входа. Первый – близ северо-восточного угла – ведет из нижней площадки к речушке. Второй – находится рядом. Здесь проходит дорога из деревни к центру городища по линии север – юг. Дорога продолжается далее и выходит из городища через третий вход – близ юго-западного угла городища. Сейчас затруднительно определить, какой из входов-выходов древнейший. Вероятнее всего, один из двух, лежащих на трассе нынешней дороги через городище...

В малое городище можно было пройти только из большого – когда-то оно отделялось от большого валом, ныне расплывшимся. Сейчас мы поднимемся наверх дорогой, по которой ступало не одно поколение жителей этого города...

 

[Группа проходит на большое городище]

Мы стоим на земле наших предков. Обычная, на первый взгляд, земля: серая, подзолистая, обыденная, омытая дождями, овеянная ветрами. Но опытный археолог, глянув на эту землю, покопав в ней, о многом может рассказать. Все, что осталось от когда-то существовавшего здесь города, сейчас находится в земле и открывается в результате раскопок[5].

Вал городища создавался не сразу, а постепенно. При исследовании вала[24_, сс. 193 – 198] установлено, что на большом городище первоначально существовало неукрепленное поселение V – VII веков. Первые укрепления были возведены в IХ – Х веках. Высота вала в то время не превышала 2 метров – они не играли тогда основной защитной роли. По гребню вала шел частокол. Позже вал подсыпали сначала до 3,5 м, затем до 4,5 м, до 6 м. Основное усиление земляного вала относится к ХI веку. Таким образом, наибольшей мощности достиг накануне каких-то событий ХI века уничтоживших неизвестные нам деревянные укрепления, стоявшие на гребне вала.

С большим трудом мы можем себе представить, как выглядел город XI века. Изображений, даже стилизованно-условных, нет. Свидетельств путешественников тоже.

Представления о нем не могут быть достоверны. Можно предположить лишь то, что в ту пору, когда велись непрерывные войны, в облике города были оборонительные сооружения, а также культовые. Город стоял на дороге войны... Не один раз разоряла его победившая рука с такой жестокостью, словно поставила цель стереть с лица земли.

В это беспокойное время основатели Минска прежде всего думали о том, как надежнее защитить от неприятеля свои жилища...

Эти городища, как мы понимаем, являются остатками укрепленного поселения – внутренней крепости. Под городскими стенами, в том числе и на месте современной деревни, жил ремесленный и торговый люд. Неукрепленная часть была наполовину застроена, а наполовину засеяна. Ее формирование шло под защитой и прикрытием укрепленного центра. Обычно внутренняя крепость сначала представляла собой укрепленный двор вокруг какой-либо башни. Так было повсюду. Так, надо думать, было и здесь. В древнерусских летописях она называлась «детинец». В польском и белорусском языках даже до наших дней сохранилось название «дзядзінец». Площадь первоначальных детинцев была небольшой – до одного гектара, в крупных городах — до нескольких гектаров. Детинцы застраивались очень плотно.

В крепости могло укрываться от неприятеля население окрестностей. О приближении врага предупреждал специальный сигнал – «сполох», «всполох». Не отсюда ли белорусское «палохацца»?.. Похоже, что и русское «полыхать» того же корня... Дело в том, что дозорный, заметив недруга, разводил на специальной площадке костер, который служил сигналом бедствия для всего окрестного населения. Позже «всполохом» называли и колокол с таким назначением. Сейчас нам трудно сказать, как именно в городе на Менке предупреждали о приближении неприятеля. Явно, что его подавали с какого-либо возвышения или башни, т.е. «вежы», как тогда говорили. Слово «вежа» до сих пор живет в белорусском языке. В то время слово «башня» еще не употребляли и в русской речи. Оно в нее вошло лишь в XVI веке от татарского «баш» - голова. А «вежа» от того, что дозорный раньше всех знал, т.е. «ведал», о приближении врага.

Жители закрывали ворота, прятались за стенами. Оттуда они стреляли из лука, бросали камни, сбрасывали штурмовые лестницы, по которым вражеские воины пытались забраться на стену. Взять город с бою — дело довольно трудное. Обычно брали осадой.

Что же было тогда,в 1067году более чем девятьсот тридцать лет назад?.. Летопись «Повесть временных лет» объясняет это тем, что Всеслав, завладев Новгородом, забрал на церкви колокола, за что и прогневил киевского князя. Тот пошел войной на Полоцкую землю. Минск же в те времена являлся пограничной крепостью Полоцкого княжества и находился на пути войск киевского князя к Полоцку[6]. Братья Ярославичи появились под Минском на исходе зимы 1067 года.

Как утверждает летописец, увидев огромное войско, «меняне затворишася в граде». По всей вероятности, ожидая скорого прихода Всеслава с войском, решили защищаться. Потом был штурм. Одни нападали, другие защищались. Защищали себя, свой дом, своих детей. И вот уже битва идет на высоких городских стенах – и город не удержался. Силы были слишком неравные. У стен города опытные воины, а защитники – городские жители и небольшая дружина.

Город превратился в огромное пожарище. А братья, как говорит летопись, «иссекоша мужи, а жены и дети взяша на щиты», т.е. взяв в плен, «и поидоша к Немизе...»

Правда, в материалах историка Татищева В. сказано, что князья взяли Минск без сопротивления. Однако независимо от того, сопротивлялись жители Минска или нет, расправа с ними была исключительно жестокой. Татищев В. утверждал, что на этом настоял черниговский Святослав, который люто ненавидел Всеслава [6, с. 119].

Мы с вами знаем, что было дальше. На берегах реки Немиги, когда был «снег велик», как пишет летописец, - а было это 3 марта – встретились Всеслав со своими воинами и объединенные силы Ярославичей. Произошла «сеча зла и пали многие». Эти события по масштабу и последствиям были настолько значительны и трагичны, что у четырех-пяти поколений они сохранились в памяти. Вспомним, как 120 лет спустя об этом рассказывает автор «Слова о походе Игореве»: «На Немиге снопы стелют головами, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были посеяны – посеяны костьми русских сынов».

«Цепы булатные» - это и мечи, и боевые топоры-секиры (отсюда белорусское «сякера»), и длинные копья с железными наконечниками.

Когда же здесь прекратилась жизнь?.. Археологи утверждают, что примерно с конца XI столетия. Возможно, это произошло в 1084 году через семнадцать лет после первого нападения. Восстановленный город снова был разрушен дотла. Повторилось то, что произошло в 1067 году. Об этом мы узнаем из воспоминаний князя Владимира Мономаха. В своей записи «Поучение чадом», т.е. детям, он рассказывает о многочисленных военных походах. Среди прочих он называет поход на Минск приблизительно в 1084 году. Шел Мономах вместе с половцами. Если учесть, что половцы являлись тогда самыми большими врагами южной Руси, то союз с ними свидетельствовал, что для Мономаха Полоцкое княжество было опаснее половцев. Выбор Минска для нападения не был случайным, так как этот город являлся форпостом княжества на его южных рубежах [6, сс. 141 – 142].

Нелегко было жителям противостоять хорошо вооруженным воинам киевского князя. Город был взят и разрушен так, что здесь не осталось, по выражению самого князя, «ни челядина, ни скотины».

Возможно, и не все жители погибли. Кому-то удалось уйти огородами, подворками к спасительному лесу. Наверное, тогда на десятки верст вокруг видели черный столб дыма над городом... И смрад, и уголье, и все тягостное зрелище поруганной жизни долго отпугивали отсюда людей. Жизнь ушла – и город остался навсегда покинутым, и нет основания для его возрождения. Оставшиеся в живых жители уже не вернулись на старое пепелище.

В результате повторного разгрома города «меняне», можно полагать, извлекли урок и построили новый город в более удобном для обороны месте – на Свислочи, сохранив за ним старое название «Меньск».

Многое из того, о чем мы сегодня рассуждали, стало известно как из летописи, так и благодаря кропотливому труду археологов. На следующей остановке, уже последней, мы продолжим рассказ о работе археологов.

 

[Группа переходит к выходу из городища]

Мы у одного из входов-выходов городища. Как мы уже говорили, сейчас затруднительно определить, какой из них древнейший. Вероятнее этот или тот, через который мы вошли на городище. Отсюда хорошо просматриваются валы, их склоны, окрестности, заросшее кустарником русло бывшего ручья Дунай, остатки заплывшего рва...

Археологически этот памятник еще не обследован с должной полнотой. Частичные археологические раскопки далеко не вскрыли того, что мы могли бы знать о городе на Менке. Но, если бы здесь поработали археологи так, как это сделали на Замчище в Минске, то мы бы, наверное, имели бесценный материал. Материал, который собирают по крупицам в полном смысле этого слова, к тому же, затрачивая большие физические усилия. И всю эту землю надо было копать вручную, обычно лопатой, а порой простым ножом, перетирая каждый комок в руках, чтобы не пропустить мелкую бусинку или зерно растения.

Там, где когда-то жили люди, слои черной земли. В них сохраняются остатки сооружений, производственные отходы, выброшенные и потерянные вещи и другие остатки деятельности человека. Такой пласт археологи называют культурным. Разной бывает его толщина: от нескольких сантиметров до пяти-шести и более метров.

На малом и большом городище на Менке мощность слоя до двух метров. Археологи обнаружили ядро вала, который проходил с напольной стороны малого городища. Вал в разрезе всегда напоминает слоеный пирог: пласты желтые, коричневые, черные. Желтый пласт означает песок. Коричневый – следы жизни. Черный – конечно, следы пожаров. Здесь, на большом городище, он сохранился на глубине местами до одного метра и более.

Археологические раскопки подтвердили, что на городище жизнь различной степени и интенсивности была с I по ХIХ век. Временами она почти замирала, а затем возрождалась. Основной культурный слой относится к X – XI векам, когда вокруг укрепленного детинца существовало большое неукрепленное поселение. Оно находилось на правом и левом берегах Менки. Примерно с конца XI столетия жизнь здесь почти остановилась.

Интерес к изучению этого историко-археологического комплекса возник еще до войны. Его почти сразу стали соотносить с летописным Минском и главный аргумент находили в летописи. Помните, взяв Минск, Ярославичи пошли к Немиге, где и встретились с Всеславом. Если бы Минск 1067 году тоял, где он расположен ныне, Ярославичам не было смысла для встречи с Всеславом идти к Немиге, ибо они и так уже на ней находились. Значит, Минск располагался в другом месте. Тем более, что в Минске-на-Немиге археологи признаков посадаХI века ненашли.

А здесь?.. Здесь огромное селище, вокруг множество курганов, недалеко найдены большие клады куфических монет. И здесь же городище, у подножья которого протекает речка Менка – и город ведь был «меньский».

Люди ушли... Скорее всего в результате последствий военного разгрома. Может быть, что-то добавила вспыхнувшая эпидемия. Причиной могло быть и обмеление Менки. Не исключено и изменение направления торговых путей[28_? c. 72].

Перенесение города всего на 16 километров не задевало интересов купечества. Открывался только новый путь к Днепру – по Свислочи и Березине. А для города на Менке этот факт мог явиться последней каплей, которая и погасила здесь огонек городской жизни. Что до самой Менки, то она вряд ли была когда-либо полноводной, вследствие чего судоходство было весьма ограниченным или сезонным – потому ее обмеление и не очень влияло на перенесение города.

Можно надеяться, что в процессе дальнейших археологических изысканий выявятся новые источники из истории нашего города в тот период и будут по-новому освещены некоторые из этих событий...

 

[Дать 10 – 15 минут для самостоятельного осмотра городищ, после чего вернуться в автобус и отправиться в Национальный музей народной архитектуры и быта]

 

Сейчас мы отправляемся к музею под открытым небом, музею-заповеднику, музею народной архитектуры и быта. Он дает представление как о ландшафтах всех белорусских регионов, так и о бытовой архитектуре конца позапрошлого – начала прошлого столетия. Все экспонаты подлинные: их либо продали, либо подарили музею. Они были разобраны, перевезены и снова поставлены близ деревеньки с красивым названием Озерцо. Иногда его называют музей в Строчицах, но эта деревня гораздо дальше.

Особенности быта крестьянской Беларуси вековой давности хорошо передают имеющиеся в экспозиции хозяйственные постройки и жилые дома. Во всех хатах восстановлен интерьер: развешена одежда, убраны самоткаными «дыванами» кровати... Даже запахи в музее совершенно особенные, способные вызвать неожиданную ностальгию и у коренных горожан. Подобные запахи хранят старинные дома наших бабушек. Это запахи другой Беларуси, еще не убитой бесконечным отречением от собственных корней. Это, говоря словами Якуба Коласа, «вобразы мілыя роднага краю, смутак і радасць мая...»

Посмотреть в музее есть что, и понадобится не один час, если захочется обойти весь музей и побывать во всех точках, хотя бы пунктирно ознакомиться с коллекциями.

Такие музеи под открытым небом отражают жизнь народа, показывают его отличительные этнические особенности, которые выделяют его среди других народов как нацию. Достаточно посетить такой национальный музей и можно сказать, что это за народ.

Каждое европейское государство имеет один или несколько подобных музеев. Первый музей под открытым небом был создан в 1891 году около шведской столицы – Стокгольма в местечке Скансен. Отсюда пошло название музеев такого типа.

Сегодня мы познакомимся с белорусским скансеном, созданном на Минской возвышенности, недалеко от историко-археологического комплекса на реке Менке.

[Экскурсию проводят научные сотрудники Национального музея народной архитектуры и быта]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Мы совершили небольшое путешествие в седую древность, прошли по ее сохранившимся следам. И пусть отошли в небытие те давние годы, но память о них осталась. Мы многое осмотрели, о многом узнали и все-таки это только небольшая часть из того, что можно было увидеть в нашем крае, стране. Знакомство было кратким – и все же, думается, не бесполезным.

Если ты не знаешь своего прошлого, не знаешь, откуда пришли твои близкие, значит, ты не знаешь, куда идешь ты сам... Наследие народа – это тот живой, вечный, негасимый огонь, который поколения передают друг другу как эстафету, передают с наказом беречь и хранить его.