Рассказанная рабочей ольгой, повествующая о том, как благородство брошенного мужа было вознаграждено судьбой на другой же день после его проявления

 

Я расскажу про одного парня с нашего завода, что с ним и его женой приключилось. Поженились у нас двое молодых рабочих, звали их Евгений и Евгения, Женя- жена и Женя-муж. Только поженились, как Жене-мужу дали от завода однокомнатную квартиру. Представляе­те, какое счастье выпало? Но вскоре Женю-мужа приз­вали в армию. А до того у него был белый билет, потому что в детстве он болел туберкулезом. А тут стали брать всех подряд, народу для армии не хватает, детей-то все меньше подрастает. И ушел Женя-муж на два года, а Женя-жена тем временем встретилась с морячком и влюбилась до головокружения. Мужу она о том в письмах ни гу-гу. Приходит Женя-муж из армии, а у него в квартире два неожиданных жильца: новый муж Жени- жены и их грудной ребенок. Встал Женя-муж на пороге и не знает, что ему делать. То ли гнать их всех троих, то ли самому уходить? И горько ему, что так его ограбили, пока он там на страже родины выламывался. Постоял, подумал да и говорит.
— Ладно, что уж тут поделаешь. Живите. А развод потом оформим.
Женя-жена его не отпускает.
— Куда же ты пойдешь, твоя ведь квартира. Подожди месяц, мы найдем комнату.
— Где вы найдете? Кто вас пустит с грудным ребен­ком-то?
— Ну, тогда хоть вещи возьми, вещи-то ведь тоже почти все твои!
— А куда я их дену? По улице расставлю? Я в наше общежитие к ребятам пойду. Все равно на завод возвра­щаюсь. Авось не выгонят из общаги.
— Женечка! Ну, хоть денег возьми у нас. Ты же ни с чем остаешься, что же мы, не люди?
А новый смущенный муж места себе от стыда не находит, совсем растерялся. Сует он Жене-мужу бумажник раскрытый:
— Вот все, что у нас есть, возьми, сколько сам решишь!
Женя-муж поглядел на раскрытый бумажник, а там несколько десяток да лотерейный билет. Усмехнулся он и взял этот билетик.
— Вот возьму на память. Если от чистого сердца предлагаешь, то, глядишь, и выиграю себе на утешение магнитофон или приемник. Буду музыку слушать.
Взял он лотерейный билет, повернулся и ушел.
А на другой день выходит газета с таблицей выигры­шей. Женя-муж свой билетик сверил, да и глазам не поверил — «Жигули»! И неловко ему стало. Решил он сначала билетик лотерейный Жене-жене отнести, а потом передумал: он от судьбы удар принял. Так, может, это ему от той же судьбы подарок. Ну, он какой ни добрый, а не растяпа. Не стал он брать ни денег, ни машины, а пошел на Кузнечный рынок и предложил билет грузинам, которые там фруктами торгуют. Те мигом его свели с нужным человеком, продал он тому билет за пятнадцать тысяч, купил себе кооперативную квартиру, обстановку, и еще осталось на мотоцикл. Все мы за Женю-мужа радовались, а больше всех Женя-жена и морячок ее.

Все порадовались, что справедливость иног­да действительно торжествует очень скоро. Но Зина заметила:
— Чаще, пока ждут хорошие люди этой спра­ведливости от судьбы, плохие-то их так заклю­ют, что справедливостью покажется и счасть­ем, что тебя сегодня никто в трамвае не толкнул, что кассирша в магазине не обхамила. — Это верно, особенно насчет кассирш! — вздохнула Иришка. — Ох, боюсь я их с детства, девочки. Вот уже вроде и взрослая дама, а когда подхожу к кассе платить, всякий раз дрожу: обхамит или пронесет? Если с нашими продав­щицами и кассиршами никакого чуда не случит­ся, то я умру от инфаркта в магазине: так я тяжело магазинное хамство переношу. — А ты меньше по очередям болтайся! — по­советовала Эмма. — Знаешь, как я Нервы берегу? В очередь меня под автоматом не загонишь, хоть там ананасы дают! Если вижу, что в молочном магазине толпа, говорю себе: «Сегод­ня живем без молока!» Если в овощном — обхо­димся хлебом с колбасой. Зато сколько нервов экономится! Этих работниц торговли тоже понять можно: целый день перед глазами озвере­лая голодная очередь — любой сам озвереет. — Это верно, что грубость и у продавщиц бывает не от природы, а от жизни нашей озлобляющей, — заметила Неля.— Я вам расска­жу про такую продавщицу. Ничего, что это тоже давняя, военная история? — Рассказывай!

 

ИСТОРИЯ ВОСЬМАЯ,

Рассказанная учительницей Нелей, повествующая о том, как грубая продавщица,

Которую ее двоюродный брат только по грубости и узнавал среди других продавцов,

Спасла ему жизнь

 

Я эту историю знаю по рассказам родственников.

У дяди Арона, который спас всю нашу семью, уведя от фашистов под землю, был сын Рафик. Тогда ему было двадцать лет. Рафик не хотел уходить со всеми в канали­зацию. С несколькими товарищами, украинцами и поля­ками, он хотел пробраться в леса к партизанам. Но ничего из их похода не вышло. Вернулись они во Львов, когда родных Рафика уже не было: кого не было в живых, кого увезли в лагерь, а кто спасся вместе снами. Домой Рафик идти не решился и стал скитаться по городу, ища пристанища. Старые знакомые и даже друзья, с которыми он хотел пробраться к партизанам, боялись его прятать. А зима была. Хоть и не велик мороз, не как в блокадном Ленинграде, но бездомному, плохо одетому и голодному Рафику всякий мороз грозил ги­белью. Его иногда пускали на ночь, но утром выпроважи­вали. И вот однажды случилось так, что четыре ночи подряд Рафик не ночевал в теплом доме, а забивался в сараи и подвалы, прячась от патрулей. На пятую ночь он забился на чердак какого-то дома, где грелся, прижав­шись спиной к печной трубе. Он уже задремал, пригревшись, когда услышал звуки выстрелов и понял, что по городу идет облава. А во время облав гитлеровцы осо­бенно тщательно обшаривали чердаки и подвалы, выис­кивая евреев. Рафик понял, что с чердака надо уходить в любом случае. Он спустился на улицу и стал пробирать­ся к окраине. Но по дороге шум облавы внезапно оста­новил его недалеко от бывшего дома. Он знал, что рядом была булочная, а во дворе, где был служебный вход, всегда лежала груда деревянных ящиков из-под хлебов. Он решил попытаться спрятаться среди них. Ему удалось добежать до этого двора, и как раз вовремя: по звукам он определил, что облава прошла по тем улицам, где он только что проходил. Рафик забился в пустые ящики и в изнеможении уснул, несмотря на мороз.
Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза. Только начинало светать, но в полутьме он узнал склонившееся над ним лицо: это была молодая булочница, самая грубая из всех продавщиц в районе. «Это конец! — подумал Рафик. — Непременно выдаст она меня!» Он хотел бежать, но за ночь обморозил ноги и не мог ступить ни шагу.
— А, это вот кто тут прячется! — сказала булочница, разглядев его. — Как же ты уцелел, ваших ведь никого не осталось? А ну, вставай, идем. Скоро совсем рассветет, тебя тут мигом найдут немцы, когда за хлебом приедут из казармы. Вставай!
Она подняла Рафика и повела его к себе домой.
Дуся, Евдокия, так звали эту булочницу. До самого освобождения. Львова она прятала Рафика у себя на квартире, лечила его обмороженные ноги, кормила. Когда пришла Красная армия, Рафик вышел из своего укрытия, поблагодарил «грубую продавщицу» Дусю и ушел воевать.
Вернулся он во Львов после войны и снова пришел к Дусе. Дома ее не было. Тогда он на всякий случай решил заглянуть в ту булочную, где она раньше торговала. Только открыл дверь, как услышал ее крик: Дуся опять ругалась с покупателем. Рафик встал в очередь, а когда подошел к прилавку, тихо спросил: «А бесплатно булоч­ку не дадите?»
— Че-его?! — свирепо заорала Дуся, но вдруг узнала Рафика и ахнула.
Тут же, долго не раздумывая, она вытолкала за дверь всех покупателей, повесила записку «Ушла на базу» и повела Рафика домой. Поглядел он на жилище, где его так долго прятали от смерти, и видит, что Дуся по-прежнему живет одиноко и небогато. И тогда он ей сказал:
— Дуся, я пришел, чтобы поблагодарить вас, а у меня ничего нет. Ничего и никого на свете, кроме самого себя. Вот только это я и могу предложить в благодарность. Выходите, Дуся, за меня замуж!
Грубая продавщица Дуся сначала испугалась: она была старше Рафика и не выглядела ни на один год моложе. Но видя, что Рафик испытывает к ней самую глубокую благодарность и нежность, решила, что, может быть, этого и достаточно для счастья.
Живут они счастливо. Дуся давно не работает в магазине, потому что Рафик стал крупным хирургом и ему неудобно, чтобы жена стояла за прилавком и грыз­лась с покупателями. У них двое чудесных детей, и они очень любят друг друга. От грубости Дусиной и следа не осталось, это самая нежная жена и мать, какую я знаю.
Кончила рассказывать Неля и начала свою историю Эмма.

 

ИСТОРИЯ ДЕВЯТАЯ,