Вступление к песням 1876-77 годов

 

Нет! не поможет мне аптека,

Ни мудрость опытных врачей:

Зачем же мучить человека?

О небо! смерть пошли скорей!

 

Друзья притворно безмятежны,

Угрюм мой верный черный пес,

Глаза жены сурово нежны:

Сейчас я пытку перенес

 

Пока недуг молчит, не гложет,

Я тешусь странную мечтой,

Что потолок спуститься может

На грудь могильную плитой.

 

Легко бы с жизнью я расстался,

Без долгих мук… Прости, покой!

Как ураган недуг примчался:

Не ложе – иглы подо мной.

 

Борюсь с мучительным недугом,

Борюсь – до скрежета зубов…

О муза! ты была мне другом,

Приди на мой последний зов!

 

Уж я знавал такие грозы;

Ты силу чудную дала,

В колючий терн вплетая розы,

Ты пытку вынесть помогла.

 

Могучей силой вдохновенья

Страданья тела победи,

Любви, негодованья, мщенья

Зажги огонь в моей груди!

 

Крылатых грез толпой воздушной

Воображенье насели

И от моей могилы душной

Надгробный камень отвали!

 

1876

 

Отрывок

 

… Я сбросила мертвящие оковы

Друзей, семьи, родного очага,

Ушла туда, где чтут пути Христовы,

Где стерегут оплошного врага.

 

В бездействии застала я дружины;

Окончив день, беспечно шли ко сну

И женщины, и дети, и мужчины,

Лишь меж собой вожди вели войну…

 

Слова… слова… красивые рассказы

О подвигах… но где же их дела?

Иль нет людей, идущих дальше фразы?

А я сюда всю душу принесла!..

 

Декабрь 1876 или ноябрь 1877

 

Старость

 

Просит отдыха слабое тело,

Душу тайная жажда томит.

Горько ты, стариковское дело!

Жизнь смеется, – в глаза говорит:

 

Не лелей никаких упований,

Перед разумом сердце смири,

В созерцаньи народных страданий

И в сознанье бессилья – умри…

 

Декабрь 1876 или январь 1877

 

Приметы

 

Видно, вновь в какой нелепости

Молодежь уличена, –

На квартиры возле крепости

Поднимается цена.

 

Каждый день старушки бледные

Наезжают в гости к нам

И берут лачужки бедные

По неслыханным ценам.

 

Оживает наша тихая

Палестина, – к Рождеству

Разоденусь, как купчиха, я

И копейку наживу.

 

Между 1874 и 1877

 

Приговор

 

"…Вы в своей душе благословенной

Парии – не знает вас народ,

Светский круг, бездушный и надменный,

Вас презреньем хладным обдает.

 

И звучит бесцельно ваша лира,

Вы певцами темной стороны -

На любовь, на уваженье мира

Не стяжавшей права – рождены!.."

 

Камень в сердце русское бросая,

Так о нас весь Запад говорит.

Заступись, страна моя родная!

Дай отпор!.. Но родина молчит…

 

Ночь с 7 на 8 января 1877

 

 

Дни идут… всё так же воздух душен,

Дряхлый мир – на роковом пути…

Человек – до ужаса бездушен,

Слабому спасенья не найти!

 

Но… молчи, во гневе справедливом!

Ни людей, ни века не кляни:

Волю дав лирическим порывам,

Изойдешь слезами в наши дни…

 

Ночь с 8 на 9 января 1877

 

 

Есть и Руси чем гордиться,

С нею не шути,

Только славным поклониться -

Далеко идти!

 

Вестминстерское аббатство

Родины твоей -

Край подземного богатства

Снеговых степей…

 

ПОСВЯЩЕНИЕ

 

Вам, мой дар ценившим и любившим,

Вам, ко мне участье заявившим

В черный год, простертый надо мной,

Посвящаю труд последний мой!

 

Я примеру русского народа

Верен: "В горе жить -

Некручинну быть" -

И, больной работая полгода,

 

Я трудом смягчаю мой недуг:

Ты не будешь строг, читатель-друг!

 

1 февраля 1877

 

22. Из поэмы "Мать"

 

 

 

В насмешливом и дерзком нашем веке

Великое, святое слово: "мать"

Не пробуждает чувства в человеке.

Но я привык обычай презирать.

Я не боюсь насмешливости модной.

Такую музу мне дала судьба:

Она поет по прихоти свободной

Или молчит, как гордая раба,

Я много лет среди трудов и лени

С постыдным малодушьем убегал

Пленительной, многострадальной тени,

Для памяти священной… Час настал!..

 

Мир любит блеск, гремушки и литавры,

Удел толпы – не узнавать друзей,

Она несет хвалы, венцы и лавры

Лишь тем, чей бич хлестал ее больней;

Венец, толпой немыслящею свитый,

Ожжет чело страдалицы забытой -

Я не ищу ей позднего венца.

Но я хочу, чтоб свет души высокой

Сиял для вас средь полночи глубокой,

Подобно ей несчастные сердца!..

 

Быть может, я преступно поступаю,

Тревожа сон твой, мать моя? прости!

Но я всю жизнь за женщину страдаю.

К свободе ей заказаны пути;

Позорный плен, весь ужас женской доли,

Ей для борьбы оставил мало сил,

Но ты ей дашь урок железной воли…

Благослови, родная: час пробил!

В груди кипят рыдающие звуки,

Пора, пора им вверить мысль мою!

Твою любовь, твои святые муки,

Твою борьбу – подвижница, пою!..

 

 

Я отроком покинул отчий дом.

(За славой я в столицу торопился.)

В шестнадцать лет я жил своим трудом

И между тем урывками учился.

Лет двадцати, с усталой головой,

Ни жив, ни мертв (я голодал подолгу),

Но горделив – приехал я домой.

Я посетил деревню, нивы, Волгу -

 

Всё те же вы – и нивы, и народ…

И та же всё – река моя родная…

Заметил я новинку: пароход!

Но лишь на миг мелькнула жизнь живая.

Кипела ты – зубчатым колесом

Прорытая – дорога водяная,

А берега дремали кротким сном.

Дремало всё: расшивы, коноводки,

Дремал бурлак на дне завозной лодки,

Проснется он – и Волга оживет!

Я дождался тягучих мерных звуков…

Приду ль сюда еще послушать внуков,

Где слышу вас, отцы и сыновья!

Уж не на то ль дана мне жизнь моя?

 

Охвачен вдруг дремотою и ленью,

В полдневный зной вошел я в старый сад;

В нем семь ключей сверкают и гремят.

Внимая их порывистому пенью,

Вершины лип таинственно шумят.

Я их люблю: под их зеленой сенью,

Тиха, как ночь, и легкая, как тень,

Ты, мать моя, бродила каждый день.

 

У той плиты, где ты лежишь, родная,

Припомнил я, волнуясь и мечтая,

Что мог еще увидеться с тобой,

И опоздал! И жизни трудовой

Я предан был, и страсти, и невзгодам,

Захлеснут был я невскою волной…

Я рад, что ты не под семейным сводом

Погребена – там душно, солнца нет;

Не будет там лежать и твой поэт…

…………………………….

…………………………….

…………………………….

…………………………….

И наконец вошел я в старый дом,

В нем новый пол, и новые порядки;

Но мало я заботился о том.

Я разобрал, хранимые отцом,

Твоих работ, твоих бумаг остатки

И над одним задумался письмом.

Оно с гербом, оно с бордюром узким,

Исписан лист то польским, то французским

Порывистым и страстным языком.

 

Припоминал я что-то долго, смутно:

Уж не его ль, вздыхая поминутно,

Читала ты в младенчестве моем

Одна, в саду, не зная ни о чем,

Я в нем тогда источник горя видел

Моей родной, – я сжечь его был рад,

И я теперь его возненавидел.

Глухая ночь! Иду поспешно в сад…

Ищу ее, обнять желаю страстно…

Где ты? Прими сыновний мой привет!

Но вторит мне лишь эхо безучастно…

Я зарыдал; увы! ее уж нет!

 

Луна взошла и сад осеребрила,

Под сводом лип недвижно я стоял,

Которых сень родная так любила.

Я ждал ее – и не напрасно ждал…

Она идет; то медленны, то скоры

Ее шаги, письмо в ее руке…

Она идет…Внимательные взоры

По нем скользят в тревоге и тоске.

"Ты вновь со мной! – невольно восклицаю.-

Ты вновь со мной…" Кружится голова…

Чу, тихий плач, чу, шепот! Я внимаю -

Слова письма – знакомые слова!

 

Письмо

 

Варшава, 1824 год

 

Какую ночь я нынче провела!

О, дочь моя! что сделала ты с нами?

Кому, кому судьбу ты отдала?

Какой стране родную предпочла?

Приснилось мне: затравленная псами,

Занесена ты русскими снегами.

 

Была зима, была глухая ночь,

Пылал костер, зажженный дикарями,

И у костра с закрытыми глазами

Лежала ты, моя родная дочь!

 

Дремучий лес, чернея полукругом,

Ревел как зверь… ночь долгая была,

Стонала ты, как стонет раб за плугом,

И наконец застыла – умерла!..

 

О, сколько снов… о, сколько мыслей черных!

Я знаю, бог карает непокорных,

Я верю снам и плачу, как дитя…

Позор! позор! мы басня всей Варшавы.

Ты, чьей руки М.М. искал, как славы,

В кого N.N. влюбился не шутя,

Ты увлеклась армейским офицером,

Ты увлеклась красивым дикарем!

Не спорю, он приличен по манерам,

Природный ум я замечала в нем.

Но нрав его, привычки, воспитанье…

Умеет ли он имя подписать?

Прости! Кипит в груди негодованье -

Я не могу, я не должна молчать!

………………………….

Твоей красе (сурова там природа)

Уж никогда вполне не расцвести;

Твоей косы не станет на полгода,

Там свой девиз: "любить и бить"… прости.

………………………………………..

Какая жизнь! Полотна, тальки, куры

С несчастных баб; соседи – дикари,

А жены их безграмотные дуры…

Сегодня пир… псари, псари, псари!

Пой, дочь моя! средь самого разгара

Твоих рулад, не выдержав удара,

Валится раб… Засмейся! всем смешно…

…………………………………..

…………………………………..

В последний раз, как мать тебя целую -

Я поощрять беглянку не должна;

Решай сама, бери судьбу любую:

Вернись в семью, будь родине верна -

Или, отцом навеки проклятая

И навсегда потерянная мной,

Останься там отступницею края

И москаля презренною рабой.

………………………..

 

Очнулся я. Ключи немолчные гремели,

И птички ранние на старых липах пели.

В руке моей письмо… но нет моей родной!

Смятенный, я поник уныло головой.

Природа чутким сном была еще объята;

Луна глядела в пруд; на стебле роковом

Стояли лопухи недвижно над прудом.

Так узники глядят из окон каземата

……………………………

……………………………

……………………………

……………………………

 

Я книги перебрал, которые с собой

Родная привезла когда-то издалека

Заметки на полях случайные читал:

В них жил пытливый ум, вникающий глубоко.

И снова плакал я, и думал над письмом,

И вновь его прочел внимательно сначала,

И кроткая душа, терзаемая в нем,

Впервые предо мной в красе своей предстала…

И неразлучною осталась ты с тех пор,

О мать-страдалица! с своим печальным сыном,

Тебя, твоих следов искал повсюду взор,

Досуг мой предан был прошедшего картинам.

 

Та бледная рука, ласкавшая меня,

Когда у догоравшего огня

В младенчестве я сиживал с тобою,

Мне в сумерки мерещилась порою,

И голос твой мне слышался впотьмах,

Исполненный мелодии и ласки,

Которым ты мне сказывала сказки

О рыцарях, монахах, королях.

 

Потом, когда читал я Данта и Шекспира,

Казалось, я встречал знакомые черты:

То образы из их живого мира

В моем уме напечатлела ты.

И стал я понимать, где мысль твоя блуждала,

Где ты душой, страдалица, жила,

Когда кругом насилье ликовало,

И стая псов на псарне завывала,

И вьюга в окна била и мела…

……………………………

……………………………

……………………………

……………………………

 

Незримой лестницей с недавних юных дней

Я к детству нисходил, ту жизнь припоминая,

Когда еще была ты нянею моей

И ангелом-хранителем, родная.

 

В ином краю, не менее несчастном

Но менее суровом рождена,

На севере угрюмом и ненастном

В осьмнадцать лет уж ты была одна.

Тот разлюбил, кому судьбу вручила,

С кем в чуждый край доверчиво пошла, –

Уж он не твой, но ты не разлюбила,

Ты разлюбить до гроба не могла…

……………………………

……………………………

……………………………

……………………………

……………………………

……………………………

……………………………

……………………………

 

Ты на письмо молчаньем отвечала,

Своим путем бесстрашно ты пошла.

……………………………

……………………………

 

Гремел рояль, и голос твой печальный

Звучал, как вопль души многострадальной,

Но ты была ровна и весела:

"Несчастна я, терзаемая другом,

Но пред тобой, о женщина раба!

Перед рабом, согнувшимся над плугом,

Моя судьба – завидная судьба!

Несчастна ты, о родина! я знаю:

Весь край в плену, весь трепетом объят,

Но край, где я люблю и умираю,

Несчастнее, несчастнее стократ!"

Хаос! мечусь в беспамятстве, в бреду!

Хаос! едва мерцает ум поэта,

Но юности священного обета

Не совершив, в могилу не сойду!

Поймут иль нет, но будет песня спета.

 

Я опоздал! я медленно и ровно

Заветный труд не в силах совершить,

Но я дерзну в картине малословной

Твою судьбу, родная, совместить.

 

И я смогу!.. Поможет мне искусство,

Поможет смерть – я скоро нужен ей!..

Мала слеза – но в ней избыток чувства…

Что океан безбрежный перед ней!..

……………………………

 

Так двадцать лет подвижничества цепи

Влачила ты, пока твой час пробил.

И не вотще среди безводной степи

Струился ключ – он жаждущих поил.

И не вотще любовь твоя сияла:

Как в небесах ни много черных туч,

Но если ночь сдаваться утру стала,

Всё ж наконец проглянет солнца луч!

 

И вспыхнул день! Он твой: ты победила!

У ног твоих – детей твоих отец,

Семья давно вины твои простила,

Лобзает раб терновый твой венец…

Но… двадцать лет!.. Как сладко, умирая,

Вздохнула ты… как тихо умерла!

О, сколько сил явила ты, родная!

Каким путем к победе ты пришла!..

 

Душа твоя – она горит алмазом,

Раздробленным на тысячи крупиц

В величьи дел, неуловимых глазом.

Я понял их – я пал пред ними ниц,

Я их пою (даруй мне силы, небо!..).

Обречена на скромную борьбу,

Ты не могла голодному дать хлеба,

Ты не могла свободы дать рабу.

 

Но лишний раз не сжало чувство страха

Его души – ты то дала рабам, –

Но лишний раз из трепета и праха

Он поднял взор бодрее к небесам…

Быть может, дар беднее капли в море,

Но двадцать лет! Но тысячам сердец,

Чей идеал – убавленное горе,

Границы зла открыты наконец!

 

Твой властелин – наследственные нравы

То покидал, то бурно проявлял,

Но если он в безумные забавы

В недобрый час детей не посвящал,

Но если он разнузданной свободы

До роковой черты не доводил, –

На страже ты над ним стояла годы,

Покуда мрак в душе его царил…

 

И если я легко стряхнул с годами,

С души моей тлетворные следы

Поправшей всё разумное ногами,

Гордившейся невежеством среды,

И если я наполнил жизнь борьбою

За идеал добра и красоты,

И носит песнь, слагаемая мною,

Живой любви глубокие черты -

О мать моя, подвигнут я тобою!

Во мне спасла живую душу ты!

 

И счастлив я! уж ты ушла из мира,

Но будешь жить ты в памяти людской,

Пока в ней жить моя способна лира.

Пройдут года – поклонник верный мой

Ей посвятит досуг уединенный,

Прочтет рассказ и о твоей судьбе;

И, посетив поэта прах забвенный,

Вздохнув о нем, вздохнет и о тебе.

 

(Начало 1850-х годов- 9 февраля 1877)

 

ГОРЯЩИЕ ПИСЬМА

 

Они горят!.. Их не напишешь вновь,

Хоть написать, смеясь, ты обещала…

Уж не горит ли с ними и любовь,

Которая их сердцу диктовала?

 

Их ложью жизнь еще не назвала,

Ни правды их еще не доказала…

Но та рука со злобой их сожгла,

Которая с любовью их писала!

 

Свободно ты решала выбор свой,

И не как раб упал я на колени;

Но ты идешь по лестнице крутой

И дерзко жжешь пройденные ступени!..

 

Безумный шаг!.. быть может, роковой…

…………………………..

 

(1855 или 1856,9 февраля 1877)

 

ЗИНЕ

 

Пододвинь перо, бумагу, книги!

Милый друг! Легенду я слыхал:

Пали с плеч подвижника вериги,

И подвижник мертвый пал!

 

Помогай же мне трудиться, Зина!

Труд всегда меня животворил.

Вот еще красивая картина -

Запиши, пока я не забыл!

 

Да не плачь украдкой! Верь надежде,

Смейся, пой, как пела ты весной,

Повторяй друзьям моим, как прежде,

Каждый стих, записанный тобой.

 

Говори, что ты довольна другом:

В торжестве одержанных побед

Над своим мучителем недугом

Позабыл о смерти твой поэт!

 

(13 февраля 1877)

 

Поэту

 

Любовь и труд – под грудами развалин!

Куда ни глянь – предательство, вражда,

А ты стоишь – бездействен и печален

И медленно сгораешь от стыда.

И небу шлешь укор за дар счастливый:

Зачем тебя венчало им оно,

Когда душе мечтательно-пугливой

Решимости бороться не дано?..

 

(Февраль. 1877)

 

БАЮШКИ-БАЮ

 

Непобедимое страданье,

Неумолимая тоска…

Влечет, как жертву на закланье,

Недуга черная рука.

Где ты, о муза! Пой, как прежде!

"Нет больше песен, мрак в очах;

Сказать: умрем! конец надежде!

Я прибрела на костылях!"

 

Костыль ли, заступ ли могильный

Стучит… смолкает… и затих…

И нет ее, моей всесильной,

И изменил поэту стих.

Но перед ночью непробудной

Я не один… Чу! голос чудный!

То голос матери родной:

 

"Пора с полуденного зноя!

Пора, пора под сень покоя;

Усни, усни, касатик мой!

Прийми трудов венец желанный,

Уж ты не раб – ты царь венчанный;

Ничто не властно над тобой!

 

Не страшен гроб, я с ним знакома;

Не бойся молнии и грома,

Не бойся цепи и бича,

Не бойся яда и меча,

Ни беззаконья, ни закона,

Ни урагана, ни грозы

Ни человеческого стона,

Ни человеческой слезы.

 

Усни, страдалец терпеливый!

Свободной, гордой и счастливой

Увидишь родину свою,

Баю-баю-баю-баю!

 

Еще вчера людская злоба

Тебе обиду нанесла;

Всему конец, не бойся гроба!

Не будешь знать ты больше зла!

Не бойся клеветы, родимый,

Ты заплатил ей дань живой,

Не бойся стужи нестерпимой:

Я схороню тебя весной.

 

Не бойся горького забвенья:

Уж я держу в руке моей

Венец любви, венец прощенья,

Дар кроткой родины твоей…

Уступит свету мрак упрямый,

Услышишь песенку свою

Над Волгой, над Окой, над Камой,

Баю-баю-баю-баю!.."

 

(3 марта 1877)

 

 

Черный день! Как нищий просит хлеба,

Смерти, смерти я прошу у неба,

Я прошу ее у докторов,

У друзей, врагов и цензоров,

Я взываю к русскому народу:

Коли можешь, выручай!

Окуни меня в живую воду,

Или мертвой в меру дай.

 

(23 марта 1877)

 

28. ТЫ НЕ ЗАБЫТА…

 

"Я была еще вчера полезна

Ближнему – теперь уж не могу!

Смерть одна желанна и любезна -

Пулю я недаром берегу…"

 

Вот и всё, что ты нам завещала,

Да еще узнали мы потом,

Что давно ты бедным отдавала,

Что добыть умела ты трудом.

 

Поп труслив – боится, не хоронит;

Убедить его мы не могли.

Мы в овраг, где горько ветер стонет,

На руках покойницу несли.

 

Схоронив, мы камень обтесали,

Утвердили прямо на гробу

И на камне четко написали

Жизнь и смерть, и всю твою судьбу.

 

И твои останки людям милы,

И укор, и поученье в них…

Нужны нам великие могилы,

Если нет величия в живых…

 

(5 ноября 1877)

 

Осень

 

Прежде – праздник деревенский,

Нынче – осень голодна;

Нет конца печали женской,

Не до пива и вина.

С воскресенья почтой бредит

Православный наш народ,

По субботам в город едет,

Ходит, просит, узнает:

Кто убит, кто ранен летом,

Кто пропал, кого нашли?

По каким-то лазаретам

Уцелевших развезли?

Так ли жутко! Свод небесный

Темен в полдень, как в ночи;

Не сидится в хате тесной,

Не лежится на печи.

Сыт, согрелся, слава богу,

Только спать бы! Нет, не спишь,

Так и тянет на дорогу,

Ни за что не улежишь.

И бойка ж у нас дорога!

Так увечных возят много,

Что за ними на бугре,

Как проносятся вагоны,

Человеческие стоны

Ясно слышны на заре.

 

(7 ноября 1877)

 

МУЖ И ЖЕНА

 

"Глашенька! Пустошь Ивашево -

Треть состояния нашего,

Не продавай ее, ангельчик мой!

Выдай обратно задаток…"

Слезы, нервический хохот, припадок:

"Я задолжала – и срок за спиной…"

– "Глаша, не плачь! я – хозяин плохой,

Делай что хочешь со мной.

Сердце мое, исходящее кровью,

Всевыносящей любовью

Полно, друг мой!"

 

"Глаша! волнует и мучит

Чувство ревнивое душу мою.

Этот учитель, что Петеньку учит…"

– "Так! муженька узнаю!

О, если б ты знал, как зол ты и гадок".

Слезы, нервический хохот, припадок…

"Знаю, прости! Я ревнивец большой!

Делай что хочешь со мной.

Сердце мое, исходящее кровью,

Всевыносящей любовью

Полно, друг мой!"

 

"Глаша! как часто ты нынче гуляешь;

Ты хоть сегодня останься со мной.

Много скопилось работы – ты знаешь,

Чтоб одолеть ее, нужен покой!"

Слезы, нервический хохот, припадок…

"Глаша, иди! я – безумец, я гадок,

Я – эгоист бессердечный и злой,

Делай что хочешь со мной.

Сердце мое, исходящее кровью,

Всевыносящей любовью

Полно, друг мой!"

 

(9 ноября 1877)

 

СОН

 

Мне снилось: на утесе стоя,

Я в море броситься хотел,

Вдруг ангел света и покоя

Мне песню чудную запел:

"Дождись весны! Приду я рано,

Скажу: будь снова человек!

Сниму с главы покров тумана

И сон с отяжелелых век;

И музе возвращу я голос,

И вновь блаженные часы

Ты обретешь, сбирая колос

С своей несжатой полосы".

 

(12 ноября 1877)

 

 

Великое чувство! У каждых дверей,

В какой стороне ни заедем,

Мы слышим, как дети зовут матерей,

Далеких, но рвущихся к детям.

Великое чувство! Его до конца

Мы живо в душе сохраняем, –

Мы любим сестру, и жену, и отца,

Но в муках мы мать вспоминаем!

 

(конец 1877)

 

ПОДРАЖАНИЕ ШИЛЛЕРУ

 

 

СУЩНОСТЬ

 

Если в душе твоей ясны

Типы добра и любви,

В мире все темы прекрасны,

Музу смелее зови.

Муза тебя посетила:

Смутно блуждает твой взор!

В первом наитии сила!

Брось начатой разговор.

 

ФОРМА

 

Форме дай щедрую дань

Временем: важен в поэме

Стиль, отвечающий теме.

Стих, как монету, чекань

Строго, отчетливо, честно,

Правилу следуй упорно:

Чтобы словам было тесно,

Мыслям – просторно.

 

(конец 1877)

 

 

Скоро – приметы мои хороши!-

Скоро покину обитель печали:

Вечные спутники русской души -

Ненависть, страх – замолчали.

 

(конец 1877)

 

 

О муза! я у двери гроба!

Пускай я много виноват,

Пусть увеличит во сто крат

Мои вины людская злоба -

Не плачь! завиден жребий наш,

Не наругаются над нами:

Меж мной и честными сердцами

Порваться долго ты не дашь

Живому, кровному союзу!

Не русский – взглянет без любви

На эту бледную, в крови,

Кнутом иссеченную музу…

 

(декабрь 1877)

 

 

В стране, где нет ни злата, ни сребра,

Речь об изъятии бумажек

Не может принести добра,

Но… жребий слушателей тяжек.

 

(5 января 1875)

 

О.А.Петрову

 

(в день 50-летнего юбилея)

 

Умиляя сердце человека,

Наслажденье чистое даря,

Голос твой не умолкал полвека,

Славен путь певца-богатыря.

 

Не слабей под игом лет преклонных.

Тысячи и тысячи сердец,

Любящих, глубоко умиленных,

Благодарность шлют тебе, певец!

 

Воплощая русское искусство

В звуках жизни, правды, красоты,

Труд, любовь и творческое чувство

На алтарь его приносишь ты…

 

(декабрь 1875)