Глава V. Юридические акты В механизме гражданско-правового регулирования

Юридические акты: понятие и место в механизме гражданско-правового регулирования

Понятие юридического акта

Начнем с этимологического и генетического определения слова «акт». В этимологическом словаре русского языка М. Фасмер описывает слово следующим образом: «…акт. Ближайшая этимология: со времени Петра I… польск. akt «бумага, документ» или нем. Akt из лат. actus «акт, действие»»[713]. Показательно, что латинское слово actus имеет правовое значение только в сочетании со словом legitimi: actus legitimi – «законные акты», юридические ритуалы. В толковом словаре русского языка С.И. Ожегова под актом подразумевается: а) единичное действие, а также поступок, проявление действий; б) документ, удостоверяющий что-либо; в) закон, установление государственных органов или общественных организаций; г) официальный документ, запись, протокол[714]. В Древнем Риме акт понимался как время судебной деятель­ности в противоположность каникулярному времени, а также выраженные в письменной форме деяния судей, а позднее императоров – законы, эдикты, распоряжения. В английском языке понятие «акт» означало принятое парла­ментом и одобренное королем решение. Во Франции – это, прежде всего, ча­стные документы, признаваемые публично и имеющие силу до тех пор, покане будет доказана их порочность[715]. Таким образом, этимологически и исторически слово «акт» имеет смысл некоего внешне выраженного, формализованного действия, обладающего юридическим значением.

Восприятие акта как действия, протекающего в реальной жизни, являлось настолько очевидным, что повлекло за собой его определение в юриспруденции как факта, а не права. Такое понимание нашло отражение в термине «юридический акт», который начал активно использоваться в правоведении в середине ΧІΧ в., хотя полного единства в его определении не было. Обзор позиций германских исследователей дан у Б. Виндшайда, который сам подразумевал под юридическим актом «…частное изъявление воли о том, чтобы известное право возникло, прекратилось или изменилось»[716], используя его как обобщающее понятие для односторонних сделок и договоров – юридических фактов. В отечественной цивилистике ему вторил Г.Ф. Шершеневич, который считал, что юридическая сделка иначе называется юридически актом[717].

Л. Дюги, подробно исследуя административные и юрисдикционные акты, определил юридический акт несколько иначе: как объявление воли, исходящее от правоспособного лица, имеющее объектом то, что может быть желаемо, определённое легальной целью и при­званное с намерением создать юридическое положение[718]. Существенным при­знаком юридического акта, по мнению учёного, является его соответствие нормам объективного права. Правовед утверждал, что юридический акт есть всякое проявление во­ли, согласное с объективным правом и порождающее какое-либо состояние субъективного права[719]. П.Г. Виноградов также писал, что «юридический акт по­добен акту законодательства. Последний выполняется обществом, – между тем, как первый выполняется членами общества, последний творит и отменя­ет нормы, первый творит и отменяет права, – постольку, поскольку общество позволяет индивидуальным его членам создавать и отменять права»[720].

В советском, как и в современном отечественном праве, сохранилась тенденция узкого понимания юридического акта как факта. Так, О.А. Красавчиков указывал, что «под юридическим актом следует понимать правомерное юридическое действие, вызывающее те юридические последствия, на которые оно направлено»[721].

В 60–е годы XX в.в отечественном правоведении наряду с термином «юридический акт» начал активно использоваться термин «правовой акт», что было связано с критикой «чистого позитивизма» и развитием нового функционального подхода к праву. Очевидно, начало широкому употреблению термина положил С.С. Алексеев, обозначив его как «внешнее выражение воли государства или отдельных лиц, направленное на определенный юридический эффект»[722]. Им дано и более широкое определение правового акта как «надлежащим образом (словесно-документально) оформленное, внешнее выражение воли компе­тентных субъектов (государства, его органов, отдельных лиц и т. д.), высту­пающее в качестве носителя содержательных элементов правовой системы – юридических норм, правоположений практики, индивидуальных предписа­ний, автономных решений лиц»[723]. В этих дефинициях отчетливо виден не фактический, а правовой характер явления, что не позволяет его отождествлять с фактом юридическим.

Вместе с тем до сих пор в отечественной правовой науке нет четкого представления о сущности правового акта. Так, О.В. Шопина отмечает, что часто правовой акт отождествляют с нормативно-правовым актом (Конституция, закон, постановление и т. п.), между ними не проводится никаких различий. Все исследования данной категории носят во многом фрагментарный характер, что не позволяет составить целостное представление о нем[724]. В современной юридической литературе отмечается, что термин «правовой акт» имеет несколько смысловых оттенков[725].

Во-первых, к правовым актам относят результаты как правомерных, так и противоправных действий. При этом под результатами правомерных действий понимают юриди­чески значимые содержательные элементы правовой системы общества: юридические нормы, воплощенные в законах и подзаконных актах; индивидуальные предписания, выражающиеся в правоприменительных актах; сделки, соглашения и иные акты автономного регулирования, заключаемые между различными хозяйствующими субъектами, гражданами и т. п. (договор купли-продажи, дарения и др.). К результатам неправомерных действий относят: неконституционные нормы общефедеральных и региональных законов, указов президентов, постановлений правительств, инструкций, приказов, положений тех или иных министерств, ведомств, государственных комитетов и т. д.; многочисленные противозаконные индивидуальные предписания местных чиновников, директоров (например, приказ руко­водителя казенного либо частного предприятия об увольнении, снятии с должности конкретных лиц); незаконные сделки, договоры. С нашей точки зрения, при таком понимании допускается отождествление правового акта и его содержания. Подобное недопустимо: нормы права имеют самостоятельное значение.

Во-вторых, под правовым актом понимается юридический документ, т.е. внешнее словесно-документально оформленное выражение воли, закреп­ляющее правомерное либо противоправное поведение и соответствующий результат. Так, Ю.А. Тихомиров и И.В. Котелевская пишут: «Правовой акт – это письменный доку­мент, принятый управомоченным субъектом права (государственным орга­ном, местным самоуправлением, институтами прямой демократии), имею­щий официальный характер и обязательную силу, выражающий властные ве­ления и направленный на регулирование общественных отношений»[726]. Н.В. Исаков, А.В. Малько, О.В. Шопина отмечают, что правовой акт-документ – это выражающее волю субъекта права и оформленное в установленном порядке решение, содержащее правовые средства (предписания), призванное достигать соответствующих целей (регулировать общественные отношения) и влекущее определённые резуль­таты (юридические последствия)[727]. Но очевидно, что правовой акт может быть выражен не только в виде документа, но и в устной форме. Существуют кон­тракты, заключённые устно; устные односторонние решения принимаются иногда административными служащими. Он может даже вытекать из какого-либо простого жеста или знака, иногда основывать­ся на молчаливом или неявном проявлении воли сторон. Так, отдельные разновидности сделок, распоряжения и приказы должностных лиц, действия регулировщика выступают в качестве примеров последних. «Зеленый или красный сигнал све­тофора представляет собой административное решение, разрешающее продолжать движение или предписывающее остановиться и т. д.»[728]. Поэтому отождествление правового акта с документом не соответствует действительности.

Существует третье понимание правового акта как действия (поведения), причём как правомерного, так и противоправного характера (например, акт реализации права, выразившийся в несо­блюдении запрета, в неисполнении либо неполном исполнении обязан­ности, в злоупотреблении правом)[729]. Эту позицию разделял Г. Кельзен, который считал, что правовой (или противоправный акт) по своёму объективному значению составляет внешнее действие – всегда протекающее в пространстве и времени чувственно воспринимаемое событие, т.е. природное явление, определённое законом причинности[730].

Разновидностью этого понимания следует считать «волевое» определение правового акта, поскольку достаточно часто действия, с которыми отождествляется правовой акт, осмысливаются как волеизъявления. Так, Ж.Л. Бержель приводит в качестве общепринятого во французском правоведении определение юридического акта как проявления воли, призванное произвести правовые последствия, отличая их тем самым от юридических фактов, в которых воля отсутствует.[731] Р.Ф. Васильев считает, что правовой акт – это волеизъявление управомоченного субъекта права, регулирующее общественные отношения путём установления (изменения, отмены, изменения) норм права, а также установ­ления (изменения, прекращения) конкретных правоотношений, результаты которых в виде велений, обращений, соглашений и т.п. в установленных за­коном случаях фиксируются в документарной форме (акте-документе)[732]. На наш взгляд акцент на волевом аспекте в определении правового акта как действия возникает далеко не случайно, ведь воля является важным его элементом. Как уже нами было отмечено выше ни воля, ни волеизъявление не обозначаются в науке в качестве элементов деятельности, поскольку являются её характеристиками. Но конечно, это не значит, что они не могут учитываться при исследовании правовых действий. Понимание правового акта как действия, тем более имеющего волевой характер, ведёт к отождествлению правовых актов с юридическими фактами, что не позволяет точно отразить их специфику.

Полагаем, что все три определения правового акта не исключают друг друга, а дополняют. Полагаем, что при этом ключевой является идея внешнего оформления (в документе или действии) результатов различных видов[733] гражданско-правовой деятельности, имеющей волевой характер. Соответственно, например, нормы права, как результат нормотворческой деятельности будут выражены в формах (источниках) права (актах), а соглашение сторон как результат правореализационной деятельности, – в форме договора (акта). И то и другое – правовые акты, хотя в первом случае они оформляют правовое содержание, а в другом юридическое[734].

Из сказанного следует, что правовой акт имеет значение формы. Уточним, что для отражения форм гражданского права в целом целесообразно использовать термин «гражданско-правовой акт», а для их различения – термины «нормативно-правовой акт» и «юридический акт», что, в целом, отвечает сложившемуся словоупотреблению.

Теперь перейдём к вопросу о том, почему в юридических актах учёные так настойчиво ищут нормы права. Полагаем, что одной из причин подобных построений выступает отмеченное нами единство природы правовых актов, оформляющих нормы права и юридических актов, оформляющих юридические факты. Однако предопределяет ли сходство форм сходство содержания?

При всей риторичности вопроса, должны отметить, что ответ на него не очевиден. Поиском норм права в юридических фактах занимались как отечественные, так и зарубежные учёные. В настоящей работе уже раскрывалось содержание теории, предложенной А. Мерклем и Г. Кельзеном, которые считали, что правовая норма может быть не только общей, но и индивидуальной. Это учение в своё время оказало большое влияние на зарубежную юридическую науку. В отечественной цивилистике сегодня аналогичной позиции придерживается М.Ф. Казанцев, который отмечает: «Для признания правового акта нормативным достаточно того, что такой правовой акт рассчитан на неоднократную (иными словами, неопределённо многократную) реализацию»[735]. Это утверждение ведёт автора к выводу о возможности наличия норм в гражданско-правовых договорах.

Несмотря на авторитет исследователей, утверждения о нормативной природе сделочных и договорных условий не встречают поддержки со стороны практиков, что совершенно обоснованно, поскольку их воплощение в жизнь способно создать множество проблем. Например, такую как превращение существующего сегодня огромного, но достаточно четко структурированного нормативного гражданско-правового материала в принципиально необозримую массу.

Полагаем, что поиск нормативных образований в юридических актах не имеет смысла. Вызван он тем, что вышеприведенными исследователями правовое регулирование понимается только как нормативное. С нашей точки зрения, общим для всех правовых актов является не столько нормативность их содержания, сколько направленность воли участников той деятельности, результаты которой ими оформляются. Причём направлена эта воля на создание условий для правового регулирования общественных отношений, а в гражданском праве – для упорядочения имущественных и личных неимущественных отношений. Так, в ходе правотворческой деятельности она направлена на закрепление в нормах гражданского права дозволений, обязываний, запретов, реализация которых приводит к возникновению гражданских прав и обязанностей. А в ходе правореализационной и правоприменительной деятельности воля направлена на их конкретизацию. Соответственно, результаты указанных видов деятельности (нормы права и индивидуализирующие их положения) оформляются в нормативно-правовых и юридических актах. Иными словами регулятивное гражданско-правовое воздействие возможно и вне нормативных обобщений, на конкретном уровне.

Сказанное совпадает с положениями теории поднормативного регулирования общественных отношений, разработанной учёными уральской школы. С.С. Алексеев отмечает: «Материю права наряду с юридическими нормами и на их основе образуют также индивидуальные предписания, санкции, меры защиты, юридические факты и некоторые другие явления правовой действительности»[736]. С точки зрения учёного, индивидуальные предписания – это акты применения права властными органами, посредством которых осуществляется индивидуальное поднормативное регулирование. В некоторых работах он использует этот термин также для обозначения сделок и договоров[737]. С.С. Алексеев считает, что такие предписания (правила) действуют на уровне не нормативного правового регулирования, а на ином – поднормативном уровне. Поднормативное регулирование в науке определяется как «…обеспеченная государственным понуждением регламентация поведения субъектов волевыми актами управомоченных на то граждан и организаций в нормативно-допускаемых формах»[738]. В зависимости от степени конкретизированности содержания в рамках поднормативного регулирования выделяют локальный и индивидуальный виды поднормативного регулирования.

Думается, приверженцы теории поднормативного регулирования совершенно точно отразив состояние проблемы ненормативного регулирования, не решили ее на догматическом уровне, что негативно сказалось на возможностях указанной теории к полноценному цивилистическому развитию и применению. Следует признать, что она «не вписывается» полностью в цивилистическую догматику, поскольку предполагает оперирование неизвестными гражданскому праву категориями, которые при этом не соотносятся с его фундаментальными понятиями. Тем не менее, полагаем, что прав был уже упоминавшийся нами П.Г. Виноградов, когда утверждал, что юридические акты подобны актам нормативным. Подобие не означает идентичности. Поэтому, думается, что юридические акты в догматическом смысле не относятся к сфере объективного права. Их правовую природу и специфику необходимо определить с позиции деятельностно-догматического подхода.

Рассуждая в указанном аспекте, природу юридического акта следует искать в оценке деятельности по реализации прав и обязанностей, результатом которой он является, как деятельности по реализации гражданской правосубъектности, а именно возможности совершать любые не противоречащие закону сделки, в том числе и договоры (п. 2 ст. 1, ст. 18 ГК РФ). Здесь обнаруживается его отличие от иных правореализационных актов. Очевидно, что деятельность органов власти оформляется публичными юридическими актами. Последние, как верно отмечает Н.В. Козлова, представляют собой акты реализации компетенции уполномоченных государственных органов (органов местного самоуправления)[739] и, добавим, органов судебной власти, а не гражданской правосубъектности.

При этом нам представляется, что существует прямая зависимость между характером гражданско-правовых норм и необходимостью оформления деятельности по реализации правосубъектности. Если в норме закреплена возможность приобретения и прекращения определённых гражданских прав и обязанностей, т.е. реализация гражданской правосубъектности единичными действиями, то лежащие в их основании факты не оформляются актами. Например, не требуют никакого дополнительного внешнего выражения такие действия, являющиеся основанием возникновения права собственности как находка или клад. Но в случае наличия у нормы процедурного характера, когда последняя устанавливает последовательность действий, только совершив которые лица могут приобрести или прекратить те гражданские права и обязанности, напрямую не закрепленные в нормах права, результат её реализации должен быть зафиксирован в юридическом акте. Причина этого очевидна: необходимо, чтобы у сторон не было противоречий в правомерности требований и принадлежности обязанностей, возникающих не одномоментно.

Теперь, продолжая деятельностно-догматический анализ юридических актов, следует задаться вопросом о том, как они соотносятся с конструкцией юридических фактов.