Бхимасена убивает младшего из кауравов Духшасану

 

"Твой сын самый младший, — поведал Санджайя, –

Отважно сражался, врагов поражая.

 

Стрелу уподобил он режущей бритве

И лук Бхимасены рассек в этой битве,

 

Пустил и в его колесничего стрелы,

И тот, окровавлен, упал, помертвелый.

 

В ужасную ярость пришел Бхимасена,

В царевича дротик направил мгновенно.

 

Увидел твой сын, этот воин могучий.

Что дротик звездою низвергся падучей,

 

И лук натянул он в четыре обхвата,

И стрелами дротик разбил супостата.

 

Почтили царевича все кауравы:

Он, подвиг свершив, удостоился славы!

 

Тотчас же твой сын, вдохновленный хвалою,

Опять поразил Бхимасену стрелою.

 

Тогда Бхимасена разгневался снова,

Сказал, на царевича глядя сурово:

 

"Стрелою меня поразил ты со злобой,

Удар моей палицы ныне попробуй!"

 

И с ненавистью, что полна упоенья,

Схватил он ту палицу для убиенья

 

И крикнул: "Теперь трепещи ты заране:

Напьюсь твоей крови на поприще брани!"

 

Но дротик свой, смерти подобный обличьем,

Царевич метнул с победительным кличем.

 

Бхима раскрутил свою палицу яро

И, гибельную, отпустил для удара,

 

И палица, дротик разбив смертоликий,

Низверглась на голову сына владыки.

 

Бхима же, как слон в пору течки, ярился,

И пот по вискам его гневно струился.

 

Отбросил Духшасану на расстоянье

В одиннадцать луков сей страшный в деянье!

 

Упал твой царевич, сраженный ударом,

Объятый предсмертного дрожью и жаром.

 

Возничий и кони мертвы; колесница

Зарылась во прах, чтобы с прахом сравниться;

 

Свалились доспехи, гирлянды, одежды;

Смежил он, страданьем терзаемый, вежды.

 

Средь воинов знатных и бранного шума

Бхима на царевича глянул угрюмо,-

 

И многое-многое было в том взгляде!

Он вспомнил, — кто платье срывал с Драупади,

 

Во дни ее месячного очищенья,

А братья-мужья от того поношенья

 

Глаза отвернули — о, где их гордыня!

Со смехом Духшасана крикнул: "Рабыня!"

 

За волосы низкий схватил Драупади...

Так нужно ль Бхиме размышлять о пощаде?

 

Он жертвенным вспыхнул огнем, напоенным

Для гневного действия маслом топленым.

 

"Дуръйодхана, — крикнул Бхима разъяренный,-

О Крипа, Карна, Критаварман, сын Дроны!

 

О, как ни старайтесь, оружьем владея,-

Духшасану я уничтожу, злодея!"

 

С тем словом возмездия, страшным для слуха,

Он ринулся в битву, — Бхима, Волчье Брюхо,-

 

Как лев на слона. Велика его злоба!

Карна и Дуръйодхана видели оба:

 

Напал на Духшасану, мощью обильный,

Потом с колесницы он спрыгнул, и пыльной

 

Тропою пошел, и уставил он дикий

Свой взгляд на поверженном сыне владыки,

 

И, меч обнажив, наступил он на горло

Духшасаны: тень свою гибель простерла!

 

Он грудь разорвал его, местью объятый,

И крови испил он его тепловатой.

 

Он сына, о царь, твоего обезглавил,

И голову ту покатиться заставил.

 

Исполнил он клятву, — явился с расплатой,

И крови испил он его тепловатой.

 

И пил, и смотрел он, и пил ее снова.

С волненьем воинственным выкрикнул слово:

 

"Теперь я напиток узнал настоящий!

О, ты молока материнского слаще,

 

Ты меда хмельнее, ты масла жирнее,

О кровь супостата, — всего ты вкуснее!

 

Я знаю, — ты лучше божественной влаги,

О кровь, что добыта на поле отваги!"

 

И, вновь твоего озирая потомка,

Чья жизнь отошла, — рассмеялся он громко:

 

"Что мог, то и сделал я в этом сраженье.

Лежи, ибо в смерти обрел ты спасенье!"

 

Казалось, той крови вкусил он с избытком.

На мужа, довольного страшным напитком,

 

Смотрел неприятеля стан оробелый.

Иные решились метнуть свои стрелы,

 

Другие, в смятении выронив луки,

Застыли, к земле опустив свои руки,

 

А третьи, с закрытыми стоя глазами,

Кричали испуганными голосами!

 

Бхима, напоенный напитком кровавым,

Погибельный ужас внушал кауравам:

 

"О нет, не дитя человечье, а дикий

Он зверь!" — отовсюду их слышались крики.

 

Бхима, пьющий кровь, убежать их заставил.

Читрасена, сын твой, бегущих возглавил.

 

Кричали: "Чудовище сей Бхимасена,

Он — ракшас, и он — трупоед, несомненно!"

 

Юдхаманыо, витязь, привыкший к победам,

Пандавов умчал за Читрасеной следом.

 

Летел он, как вихрь, за его колесницей,

Пронзил его стрелами — острой седмицей.

 

Читрасена, словно змея извиваясь,

Как яд, заключенный в змее, извергаясь,

 

Метнул три стрелы, — и летящая сила

Юдхаманыо вместе с возничим пронзила.

 

Тогда-то, исполнен отважного духа,

Из лука, натянутого вплоть до уха,

 

Юдхаманью, ожесточенный бореньем,

Стрелу, удивлявшую всех опереньем,

 

О раджа, в Читрасену метко направил,

Царевича острой стрелой обезглавил.

 

Карна, потрясен этой смертью нежданной,

С воинственным гневом, с отвагою бранной,

 

Пандавов погнал, проявляя упорство,

И с Накулой начал он единоборство.

 

А тот, кому были победы не внове,

Кто снова пригоршню попробовал крови,

 

Духшасану смерти предав, — Бхимасена

Сказал: "Посмотри, из презренных презренный,

 

Я пью твою кровь! Не забыл я и крика:

"Эй, буйвол!" — кричал ты мне. Ну, повтори-ка!

 

"Эй, буйвол!" — кричат вы плясали на нашем

Позорище... Ныне мы сами попляшем!

 

Мы ложе забудем ли в Праманакоти,

И яд, что вкушали от вас, плоть от плоти,

 

И в кости игру, страшный проигрыш царства,

И тяготы паши в лесу, и мытарства,

 

И змей нападенье, и дым пепелища –

Коварный поджог смоляного жилища,

 

И то, как Духшасана, подлости ради,

За волосы нашу хватал Драупади,

 

И стрелы, из луков летящие сдуру,

И горе пандавов, и смерть в доме Куру...

 

Мы счастья не знали! Мы счастья не знали!

А наши страданья, а наши печали –

 

От зла Дхритараштры, с которым едина

И злоба его скудоумного сына!"

 

Над трупом врага усмехаясь надменно,

Так Арджуне, Кришне сказал Бхимасена:

 

"Исполнил я клятву на этой равнине.

Духшасаны кровь я отведал отныне.

 

Но так же я выполню клятву другую,

Потом успокоюсь, потом возликую:

 

Дуръйодхану жертвенным сделав животным,

Прирежу, — и стану тогда беззаботным!"

 

 

Поединок великих лучников

 

Санджайя сказал: "Государь именитый, –

Так были твои кауравы разбиты.

 

Как молния мести, — достигнув накала, –

Оружие Арджуны грозно сверкало,

 

Но Арджуны лук, что был страшен и дивен,

Карна уничтожил: и выпустил ливень

 

Стремительных стрел, — оперило их злато, –

И, мощный, он лук расщепил супостата.

 

Оружье, что гибельным блеском сверкало,

Что рать кауравов на смерть обрекало,

 

Оружье, врученное Арджуне Рамой:

Карна от него да погибнет упрямый,-

 

Оружье, что мощью блистало военной,

Как бога Атхарвана лук несравненный,

 

Оружье героя, подобное чуду,-

Карна уничтожил! И вот отовсюду

 

Твоих кауравов послышались клики:

"Сей лук уничтожил Карна солнцеликий,

 

И в Арджуну, гневным пылая гореньем,

Он стрелы метнул с золотым опереньем!"

 

Так Арджуна ринулся в битву с Карною:

То было воистину страшной войною!

 

Один — слоновидный, другой — слонотелый,

Сверкали, казалось, клыки, а не стрелы!

 

Казалось, что поле — от падавших с гневом

Бесчисленных стрел — зашумело посевом.

 

Казалось, что поле войны непрерывным

Струящихся стрел заливается ливнем.

 

Казалось, что стрелы и день побороли,

Всеобщую ночь воздвигая на поле.

 

Те двое, что все украшали живое,

Из рода людского те лучшие двое,-

 

Почувствовали ратоборцы усталость,

Но с мужеством сердце у них не рассталось!

 

Следили за ними в небесном чертоге

Святые мужи, полубоги и боги,

 

Смотрели и праотцы, радуясь громко,

Как славно сражаются два их потомка.

 

А те, пламенея, сходились в сраженье,

Постигнув могучее вооруженье,

 

Искусно свои применяя приемы:

Все тонкости битвы им были знакомы!

 

То мнилось: Карна, сын возничего гневный,

Одержит победу в борьбе многодневной,

 

То Арджуна, мнилось, короной венчанный,

Врага одолеет отвагою бранной.

 

Той битвы жестокостям невероятным

Дивились мужи в одеянии ратном.

 

Распался весь мир в эти дни на две части:

Все звезды на небе желали, чтоб счастье

 

Досталось Карне, а земные просторы,-

Леса, и поля, и долины, и горы,-

 

Для Арджуны быстрой победы хотели.

Повсюду в земном и небесном пределе

 

И боги и люди кричали пристрастно:

"Карна, превосходно!", "Сын Кунти, прекрасно!".

 

Земля сотряслась: на истоптанном лоне

Шумели слоны, колесницы и кони.

 

Из глуби земли выползал постепенно

Опасный для Арджуны змей Ашвасена.

 

Его существо было гневом объято:

Сжег Арджуна мать Ашвасены когда-то.

 

И змей, увидав ратоборцев деянья,

Подумав, что время пришло воздаянья,

 

В стрелу превратился на поприще брани

И вот у Карны оказался в колчане.

 

Тогда потемнело вблизи, в отдаленье:

Вселенную стрел закрывало скопленье.

 

Земля из-за их густоты совокупной

Для воинов сделалась труднодоступной.

 

И сомаки, и кауравы от страха

Тряслись при смешении ночи и праха,

 

Во тьме, что возникла от стрел быстролетных,

Дрожали воители ратей бессчетных.

 

Сходясь, расходились противники снова:

Устали два тигра из рода людского!

 

Двух лучников лучших, блиставших отвагой,

Обрызгали боги сандаловой влагой,

 

Небесные девы прелестной гурьбою

По тропам надмирным приблизились к бою,

 

Повеяли пальмовыми веерами,

А Индра и Сурья, восстав над горами,

 

Простерли к воителям лотосы пальцев

И вытерли потные лица страдальцев.

 

Карна, оперенными стрелами мучим,

Поняв, что не справится с мужем могучим,

 

Решил: он метнет среди гула и воя

Стрелу, что берег для последнего боя.

 

Он вынул стрелу, что врагов устрашала

И чье острие как змеиное жало.

 

Она обладала губительным ядом;

Лежал порошок из сандала с ней рядом;

 

Ее почитали, как страшного духа...

Карна тетиву натянул вплоть до уха,

 

Прицелился в Арджуну грозной стрелою,

Недавно змеей извивавшейся злою,

 

Стрелою, чьим предком был змей Айравата.

Теперь обезглавит она супостата!

 

Весь мир засветился, всем людям открытый,

И с неба посыпались метеориты.

 

Увидев змею, засверкавшую в луке,

Миры вместе с Индрой заплакали в муке:

 

Не ведал Карна то, что видели боги:

Змея превратилась в стрелу силой йоги!

 

Царь мадров, возничий Карны, — молвил Шалья:

"Твою, мощнорукий, предвижу печаль я,

 

Метни в сына Кунти стрелу поострее,

А этой достичь не дано его шеи".

 

Карна возразил ему, ярость являя,

С огромною силой стрелу направляя:

 

"Бесчестье — стрелу устанавливать дважды.

Мне это не нужно, — да ведает каждый!"

 

И в голову Арджуны, яростью вея,

Метнул он стрелу — сокровенного змея.

 

Сказал: "Ты погиб, о Пхальгуна, Багряный!"

Стрела, точно пламень прожорливый, рьяный,

 

Взвилась, понеслась по небесным просторам,

Как волосы, их разделила пробором,

 

И стало везде громыхание слышно.

Увидел ее, огневидную, Кришна,

 

Ужасную, — смерти предвестье, — зарницу,

И быстро ударом ноги колесницу

 

Он в землю на локоть вдавил, и пригнулись

К земле скакуны, — и на ней растянулись!

 

Все боги, на небе следя за стрелою,

Могучего Кришну почтили хвалою,

 

Речами они огласили пространство,

Цветы ниспослали — героя убранство.

 

Послышались также и львиные рыки:

Он, демонских сил сокрушитель великий,

 

Свою колесницу, — сей славный возница,-

Заставил на локоть во прах погрузиться,

 

И цели стрела не достигла желанной,

Но с Арджуны сбила венец несказанный.

 

Прославленный всюду людьми и богами,

Украшенный золотом и жемчугами,

 

Сияющий пламенем чистым и грозным,

И солнечным светом, и лунным, и звездным,-

 

Был Брахмой, создателем нашей вселенной,

Для Индры венец сотворен драгоценный,

 

А Индра, суровый глава над богами,

Вручил его Арджуне, ибо с врагами

 

Богов, — бился с бесами Арджуна юный.

Ни Шивой, ни влаги владыкой Варуной,

 

Ни богом Куберой, Богатства Таящим,

Ни палицей и не трезубцем разящим,

 

Ни воинской мощью, ни славой небесной

Венец еще не был низринут чудесный,

 

А ныне Карна его сбил при посредстве

Коварного змея, желавшего бедствий.

 

Красивый, блестящий, пылающий, сбитый

Не острой стрелой, а змеей ядовитой,

 

Свалился венец: за высокой горою

Так падает солнце вечерней порою.

 

Змеи ядовитая, злобная сила

Венец с головы сына Кунти свалила,-

 

Как будто бы Индра, громами играя,

С горы, многоплодной от края до края,

 

Сбил быстрой стрелой громовою вершину!

И небо, и землю, и моря пучину

 

Стрела содрогнуться заставила в муке,

Казалось, что были расколоты звуки,

 

Над миром такие гремели раскаты,

Что трепетом были все люди объяты,

 

Но Арджуна, снова готовый к деянью,

Прикрыв свои волосы белою тканью,

 

Казался горой, над которой с востока

Рассвет разгорается утром широко,-

 

И радостно мир озаряется сонный...

Да, был он горой, но с вершиной снесенной!

 

А змей Ашвасена, явивший подобье

Стрелы в этом гибельном междоусобье

 

И к Арджуне давней враждою палимый,

Вернулся, венец сокрушив столь хвалимый.

 

Он сжег, он разбил сей венец, чьи каменья

И злато сверкали сверканьем уменья,

 

И молча опять оказался в колчане,

Но, спрошен Карною, нарушил молчанье:

 

"Неузнанный, был я тобою направлен,-

Поэтому не был наш враг обезглавлен.

 

Вглядевшись в меня, ты пусти меня снова

С твоей тетивы, и даю тебе слово,

 

Что Арджуну без головы мы увидим:

Недаром мы оба его ненавидим".

 

Карпа, чей отец величался возничим,

Спросил: "Кто ты есть, со свирепым обличьем?"

 

"Я змей, молвил змей, — я возмездья желаю,

Я к Арджуне давней враждою пылаю:

 

Он сжег мою мать. Но погибнет Багряный,

Хотя бы сам Индра ему был охраной.

 

Внемли мне, Карна, и взлечу я крылато,

Взлечу и убью твоего супостата!"

 

Карна: "Не надеюсь на силу другого.

В бою моя доблесть — победы основа.

 

Пусть Арджун убить мне придется десятки,-

Вторично стрелу не пущу в этой схватке.

 

Усилья умножу и ярость утрою,

Врага уничтожу другою стрелою,

 

Другой, змеевидной, врага поражу я,-

Ступай же, подмоги твоей не прошу я".

 

Но змей-государь недоволен был речью

Карны — и последовал битве навстречу.

 

Он принял свой истинный облик змеиный,-

Да гибели Арджуны станет причиной!

 

Открылся предательский замысел Кришне.

"Сын Кунти, — сказал он, — твой недруг давнишний

 

К тебе устремился, возмездье лелея.

Убей же, о мощный, огромного змея".

 

Так Арджуне Кришна сказал справедливый.

Спросил его лучник, владевший Гандивой:

 

"О, кто этот змей, что ко мне, крепкогрудый,

Спешит ныне сам, словно в когти Гаруды?"

 

А Кришна: "Когда, богу Агни служенье

Свершая, ты леса устроил сожженье,

 

Стрелою змею поразил ты во гневе,

Но сын, у нее пребывавший во чреве,

 

Ушел из горящего леса Кхандавы.

Теперь, — многоликий, жестокий, лукавый,-

 

Летит он, пугая сжигающим взором,-

Иль огненным с неба упал метеором?

 

Смотри же, о воин, цветами увитый:

Тебя уничтожить решил ядовитый".

 

Снял воин гирлянду, сверкавшую пестро,

Шесть стрел он уставил, отточенных остро,

 

Метнул их, — и змей, ему зла не содеяв,

Распался на шесть уничтоженных змеев.

 

Так страшного змея убил Венценосный!

Склонясь к колеснице своей двухколесной,

 

Из праха извлек ее Кришна могучий,

И наидостойнейший и наилучший.

 

Тогда десять стрел, хорошо заостренных,

На камне отточенных и оперенных

 

Павлиньими перьями, в Арджуну целясь,

Направил Карна, — но они разлетелись

 

И Кришну поранили, падая глухо.

Но Арджуна лук натянул вплоть до уха,

 

Уставил стрелу, что врагу угрожала,

Как сильной змеи ядовитое жало.

 

Стрела, видно, смерти Карны не хотела:

Она сквозь доспехи вошла в его тело,

 

И, выйдя, бессильно поникла в унынье,

И были в крови ее перья павлиньи.

 

Как змей, потревоженный палкой бродячей,

Карна раздосадован был неудачей.

 

Как змей, выпускающий капельки яда,

Он выпустил стрелы, — чужда им пощада!

 

Двенадцатью Кришну пронзил он сначала,

И в Арджуну сто без единой попало,

 

Потом поразил он пандава и сотой,-

И начал смеяться, довольный работой.

 

Сын Кунти от смеха врага стал жесточе

И, зная, где жизни его средоточье,

 

Как Индра, сражавшийся с демоном Балой,

Пустил в него стрелы с их мощью двужалой.

 

Они, — девяносто и девять, — той цели

Достигнув, как скипетры смерти, блестели.

 

Когда они тело Карны поразили,

Карна задрожал в разъяренном бессилье.

 

Не так ли дрожит и гора от удара

Стрелы громовой, что грозна, словно кара?

 

Упали доспехи, что гордо блестели,-

Усердных, искусных умельцев изделье,-

 

Упали и вдруг потускнели от пыли:

Их Арджуны острые стрелы пробили.

 

Когда, среди гула, возникшего в мире.

Остался Карна без доспехов, — четыре

 

Стрелы в него Арджуна быстро направил,

И Солнцем рожденного он окровавил,

 

И тот ослабел, будто чуждый здоровью

Несчастный, что харкает желчью и кровью.

 

Сын Кунти, бесстрашный на поле сраженья,

Из лука, округлого от напряженья,

 

Прицелился в жизни его средоточье,-

Да станет от стрел она сразу короче.

 

От стрел, развивавших ужасную скорость,

Карну одолела тяжелая хворость,

 

Горой он казался, где залежи охры

Дождями размыты, — и высился, мокрый

 

От красных потоков, бегущих с вершины!

Вновь Арджуна, в этих боях неповинный,

 

Метнул в него стрелы: прожгли бы и камень

Те скипетры смерти, одетые в пламень!

 

Пронзил он Карну, кауравов опору,

Как бог семипламенный — древнюю гору.

 

Карна без колчана и лука остался,

Он, мучимый болью, дрожал и шатался,

 

И вдруг застывал, неподвижный, и снова,

Изранен, удара он ждал рокового.

 

Но Арджуны ярость погасла былая.

Он медлил, врага убивать не желая.

 

Тогда ему Кришна сказал возбужденный:

"Чего же ты медлишь, для битвы рожденный?

 

Боец о пощаде к врагам забывает,

Он даже и тех, кто ослаб, — убивает,

 

А если убьет неразумных, — по праву,

Разумный, и честь обретет он, и славу.

 

Великий воитель, твой недруг давнишний,

Да будет убит, а сомненья излишни,

 

Не то к нему силы вернутся, быть может,

И витязь, окрепнув, тебя уничтожит.

 

Как Индра, небес повелитель, — Шамбару,

Его ты пронзи — и сверши свою кару".

 

"Да будет, как ты говоришь, повелитель!" –

Так Арджуна Кришну почтил, и воитель

 

Карпу поразил бесподобной стрелою,

Как демона — Индра, окутанный мглою,

 

Осыпал он стрелами кары и мести

Карну с лошадьми и возницею вместе.

 

И стрелы, как облако черного цвета,

Внезапно закрыли все стороны света.

 

Карна, крепкогрудый и широкоплечий,

Облитый калеными стрелами в сече,

 

Казался горой, где листва трепетала,

Где тихо дрожали побеги сандала,

 

Где шумно цвели на вершинах и скалах

Деревья со множеством листиков алых,

 

Где ветви вздымала свои карникара

С цветами, что были краснее пожара.

 

Карна, сонмом стрел обладавший когда-то,

Сверкал, словно солнце во время заката,

 

Лучи его — острые стрелы, и близко

Сверканье его красноватого диска.

 

Но стрелы Карны, что, казалось, как змеи

Огромные, жалили злее и злее,-

 

Погибли от стрел сына Кунти, как тучей

Закрывших весь мир своей тьмою летучей.

 

Карна, свою боль, на мгновенье развеяв,

Метнул двадцать стрел — двадцать яростных змеев:

 

Двенадцать вонзил в сына Кунти, а восемь –

В премудрого Кришну, чей ум превозносим.

 

Из лука, что грозно гремел, потрясая

Окрестность, как Индры стрела громовая,

 

Задумал направить сын Кунти правдивый

Стрелу, что сравнима с оружием Шивы.

 

Но Кала, невидимый, сильноголосый,

Воскликнул: "Твоей колесницы колеса

 

Поглотит земля, о Карна, ибо скоро

Пойдет твоя смерть, кауравов опора!"

 

(Теленок жреца был Карною случайно

Когда-то убит; рассердясь чрезвычайно,

 

Карпу проклял брахман: "Твоя колесница

Да в землю во время войны погрузится!")

 

И то колесо колесницы, что слева,

Земля начала поглощать, ибо гнева

 

Святого должно было слово свершиться,

И стала раскачиваться колесница!

 

Не так ли священное дерево в храме

Дрожит на дворе всей листвой и цветами?

 

Карна всем своим существом удрученным

Забыл об оружии, Рамой врученном.

 

Его одолела в сраженье усталость,-

Меж тем колесница землей поглощалась.

 

Оружье, врученное Рамой, забыто,

Стрела со змеиного пастью разбита,

 

Дрожит колесница, подвластна проклятью,-

И вот, окруженный поникшею ратью,

 

Карна пред соратниками и врагами

Стал жаловаться, потрясая руками:

 

"Гласят мудрецы: "Будет дхармой поддержан,

Кто дхарме — Закону и Долгу — привержен".

 

Ничто меня, верного ей, не порочит,

Но дхарма в несчастье помочь мне не хочет!"

 

Ослаблен, он так говорил о Законе.

Шатались его колесничий и кони.

 

Он стал неуверенным в каждом движенье,

И дхарму — свой Долг — порицал он в сраженье.

 

Метнул три стрелы в сына Кунти, а следом –

Семь новых направил, подверженных бедам,

 

И стал он смеяться, узрев свою меткость.

Но Арджуна выбрал семнадцать на редкость

 

Ужасных, пылающих, змееподобных,

И выпустил их, уничтожить способных.

 

Карну поразив, наземь рухнули стрелы.

Карна содрогнулся, но, стойкий и смелый,

 

Стал снова уверенным в действиях мужем,-

Стал действовать Рамой врученным оружьем.

 

Но Арджуна тоже родился для битвы!

Заклял он стихами священной молитвы

 

Свой лук, что в сраженье разил супостата,-

Оружье, врученное Индрой когда-то,-

 

И стрел своих ливень обрушил жестокий:

Так Индра дождей низвергает потоки,-

 

И пред колесницей Карны засверкали

Те стрелы, соперничавшие в накале.

 

Карна не смутился пред мощью железной,-

Разбил их и сделал их мощь бесполезной.

 

Сын Кунти услышал от Кришны-провидца:

"Сын Радхи, — смотри, — твоих стрел не страшится.

 

Оружие Брахмы теперь примени ты!"

Священными мантрами лук знаменитый

 

Сын Кунти заклял, — и стрела за стрелою

Облили Карну дождевою струею.

 

Но скорость и стрелы Карны развивали,

И сына Панду тетиву разорвали.

 

Потом тетиву, ударяя, как плетью,

Они разорвали вторую и третью,

 

Четвертую с пятой, шестую, седьмую,

Восьмую, — летели они не вслепую,

 

Девятую тоже с десятою вместе!

Запасом в его стрел обладая для мести,

 

Не думал сын Радхи, презревший обманы,

Что сотней тетив обладает Багряный.

 

А тот, будто смертному радуясь бою,

Одну тетиву натянув за другою,

 

Карну обливал сонмом стрел с остриями,

Одетыми в злато и мечущих пламя,

 

Карна разбивал тетиву, но тугую

Натягивал Арджуна быстро другую.

 

Дивился Карна быстроте этой смены:

Так витязь не действует обыкновенный!

 

Но все же, воитель с отважной душою,

Карна превосходства достиг над Левшою.

 

Тогда крикнул Арджуне Кришна-возничий:

"Ты видишь ли, Завоеватель Добычи,

 

Что враг превзошел тебя яростью злою?

Срази же его наилучшей стрелою!"

 

Сын Кунти решил, что врага беспощадно

Сразит он стрелой, изготовленной ладно

 

Из горной скалы, — чтобы в сердце вонзилась!

Но тут наконец колесом погрузилась

 

В суровую землю Карпы колесница,-

А смерть над Карною спешит разразиться!

 

Тогда, со своей соскочив колесницы,

Ее приподнять порешил сын возницы.

 

Двумя колесо обхватил он руками,

И землю обширную, с материками

 

Семью, с родниками, с травою густою,

Приподнял на уровень он, высотою

 

В четыре перста. И, от ярости плача,

Он крикнул: "Постигла меня неудача,

 

Помедли, о Арджуна Багрянолицый,

Дай вытащить мне колесо колесницы!

 

По воле богов оно в прахе увязло,-

Коварств и предательств не делай мне на зло!

 

Отшельник, и брахман — блюститель науки,

И воин, сложивший почтительно руки,

 

Чьи выпали стрелы, кольчуга разбилась,

Готовый противнику сдаться на милость,

 

Пощады, пощады достойны те трое,

О Арджуна, в них не стреляют герои!

 

Не ищет герой для убийства предлога,

А ты же герой, — так помедли немного!

 

Ослаблен, подбитой подобен я птице,

А ты возвышаешься на колеснице.

 

Меня пощади ты, покуда из праха

Не вытащу я колесницу без страха.

 

Я знаю, — ты рода великого витязь.

И Кришна и ты — оба к благу стремитесь.

 

Закона и Долга припомни веленье,-

Помедли мгновенье, помедли мгновенье!"