Теоретический аспект изучения источников о Казахстане в XVIII-первой половине XIX в.

Изучение Казахстана на Западе ознаменовалось в этот период крупными историческими событиями, влиявшими на развитие общественной мысли во многих странах мира. Победа Французской буржуазной революции (1789), завоевание независимости североамериканскими колониями Англии неопровержимо свидетельствовали о неумолимом законе поступательного развития человеческого общества. Идеи прогресса и просвещения овладевали передовыми умами, как на Западе, так и на Востоке. Быстро развивающийся капитализм, завоевание новых рынков сбыта товаров и источников сырья, расширение колониальных территорий втягивали новые страны и народы в орбиту «западной цивилизации», происходили взаимное обогащение и синтез восточных и западных идей. В то же время на Западе, наряду с просветительскими идеями Ж.Ж. Руссо, Д. Дидро, М.-Ф. Вольтера, Ш.-Л. Монтескье, зарождались и проникали в историческую литературу идеи об исторической обусловленности колониального грабежа и разбоя, оформившиеся впоследствии в концепции «отсталости» всего азиатского, «цивилизаторской миссии» белого человека [10, с. 40]. Эти две противоречивые тенденции в западной литературе во многом определяли в дальнейшем методологические подходы иностранцев к изучению истории и этнографии казахского народа. Среди них следует особо отметить Иоганна Табберта фон Страленберга. В 1730 г. он составил карту России и «Великой Татарии» и опубликовал «Историко-географическое описание северной и восточной частей Европы и Азии», где более всего уделено внимание Сибири и «Великой Татарии». Книга Страленберга, вышедшая в оригинале на немецком, была переведена на английский, французский и испанский языки. На карте «Великая Татария» обозначены этнические территории указанных народов, Каспийское и Аральское моря, «Иртышская степь», «Ишимская степь» горы и даны пояснения этим объектам. Представляют интерес сведения Страленберга о животном и растительном мире, полезных ископаемых в недрах Казахстана, в частности, о наличии битумного вещества между оз. Ямышево и «Семью палатами». Страленберг внес вклад в изучение образцов древнетюркской письменности [10, с. 41]. Его сообщения об орхоно-енисейской письменности 732-734 гг. («Загадочные письменности»), археологических и архитектурных памятниках Северного и Центрального Казахстана, в частности, о наскальных рисунках в Улытауских горах, древних мазарах (надмогильных сооружениях) в долине Иртыша и Ишима, курганах на территории нынешней Павлодарской области, свидетельствуют о том, что Страленберг был любознательным и наблюдательным исследователем. Исследователей истории Казахстана должно привлечь внимание и сочинение анонимного автора «Историческая генеалогия татар», представляющее перевод известной работы Абулгази Бахадур хана. По предложениям академика Г.С. Саблукова, сочинение Абулгази было переведено с рукописи на русский язык бухарским ахуном, а затем неким шведом Шенстремом опубликовано на немецком языке в 1780 г. Популяризация сочинения восточного ученого во многих странах Запада способствовало пояснение данные шведскими комментаторами относительно исторических и этнографических частей книги [10, с. 42]. Такую работы проделал, возможно, шведский востоковед Бреннер Хенрик, попавший в плен к русским и проживший в России 22 года. Известно, что некоторыми его материалами о народах Средней Азии и Казахстана пользовался Страленберг в книге и при составлении карт о «Великой Татарии». В то время было немало образованных шведов у калмыцкого хана Аюке и на службе у китайцев. Среди них известно имя шведского капитана Иоанйа Христиана Шнигера. Но как бы там ни было, неизвестный швед в своих примечаниях и объяснениях пользовался трудами В. Рубрука, Марко Поло, А. Олеария, Ж.Б. Тавернье, Ф. Бернье, Ж. Тевено, Ф. Пети де ла Круа. Пленные шведские офицеры участвовали и в русских экспедициях А. Бековича-Черкасского, И.Д. Бухгольца. После восстановления англо-русских отношений, прерванных во время Северной войны, английские купцы и дипломаты упорно хлопотали перед своим правительством о восстановлении через Россию транзитного торга с Ираном. Англо-русский союз, заключенный в 1741 г., учреждение в Реште английской фактории, принятие Младшим жузом казахов российского подданства вновь восстановили торговые связи Западной Европы с Ираном и др. странами Азии. Поездки западных купцов в Иран и обратно совершались в основном по восточному берегу Каспийского моря, что усилило интерес к казахским степям, ибо, по выражению Петра I, «киргиз-кайсацкая орда» являлась «ко всем азиат ключ и врата». Английским дипломатам и купцам вменялось обязанность собирать всевозможные сведения о посещенных ими странах, в том числе и среднеазиатском регионе [10, с. 43]. В 1736 г. Премьер-министр Великобритании Р. Уолполь в письме к английскому консулу в России Клавдию Рондо высказал положение. В поле зрения англичан находилась и политика России в Казахстане. При этом они стремились завоевать доверие ханов, батыров и родовых старшин, чтобы, опираясь на них, теснить русскую торговлю. В этой связи становилась все более настоятельной необходимость изучения путей сообщения, кочевий казахов, кормов и водопоев для скота - единственного в то время вида транспорта, рельефа местности, природно - климатических условий, размещения населенных пунктов, взаимоотношений между казахскими родами и жузами, их правителей. Большая работа в этом направлении была проделана англинчанами, находившимися на русской службе. Капитан морской службы Джон Эльтон принял участие в качестве инженера в Оренбургской экспедиции, вскоре переименованной в Оренбургскую комиссию, возглавлявшуюся И.К. Кирилловым, а после его смерти В.Н. Татищевым. Как известно, экспедиция была организована в связи с оформлением и закреплением подданства казахов Младшего жуза. Во время своего четырехлетнего пребывания в России Эльтон объездил Оренбургскую губернию, значительную часть территории Младшего жуза. В начале 1735 г. в качестве ассистента он сопровождал Татищева в Оренбург для рекогносцировок линий фортов от Самары через казахскую степь в Сибирь, затем был в числе строителей крепостей Тевкелева брода, Переволоки, Татищевской пристани, Черноречья, Бердской, Губерлинской, Ельцинской и измерял верховья Яика [10, с. 44]. Из наблюдений и бесед Эльтон пришел к выводу, что «безопасная и легкая дорога в Бухару» лежит не через казахские степи, а «вниз по р. Волге, затем через Каспийское море и Астрабад или какой-нибудь другой порт в юго-восточной части Каспийского моря». Участвуя в картографических работах Оренбургской экспедиции, он составил карты Поволжья, реки Яика от Верхнеяицкой пристани до города Уральска, восточного побережья каспийского моря. Копия этих карт и переписка Эльтона с Кирилловым хранятся ныне в библиотеке и архиве АН СССР. Некоторые из них уже в то время были использованы его соотечественниками и вошли в их труды, посвященные торговле англичан и с Ираном и др. восточными странами в XVIII в. В Оренбургской экспедиции вместе с Эльтаном в течение ряда лет работал и английский живописец Джон КэстльБыл опубликован в 1784 г. В качестве приложения к материалам по русской истории. Он состоит из трех частей, посвященных описанию путешествия англичанина из Оренбурга к ставке хана Абулхаира. Из (Дневника) Кэстля территория Младшего жуза представляет всем своим разнообразным богатством животного и растительного мира, полезных ископаемых. Кэстль был свидетелем сурового ханского суда. За воровство 40 кобыл другого аула одного казаха жестоко наказали и велели тот час же возвратить украденное [10, с. 45]. В «Дневнике» дано короткое описание тактики ведения боя казахами, их военного снаряжения (панцирь, лук, стрела, самодельное ружье), юрты (кереге, тундик и т.д.), пищи (кумыс, напиток из овечьего сыра и т.д.), женских и мужских одежд (саукеле, шапан из верблюжей шерсти, брюки и платье из бухарского ситца, сапоги шагреневой кожи, шарык), туалета казахских женщин (серьги, браслет, кольцо, прически), свадебных обычаев (размеры калыма, основные этапы и условия сватовства, знакомство и встречи будущих супругов - жениха и невесты), погребальных обрядов, национальных музыкальных инструментов (сырнай и т.д.). Говоря о вероисповедании казахов, верно, подмечает малочисленность в то время мулл среди них, переплетение мусульманства с шаманизмом. Отмечает национальные черты казахов, патриархальные устои в семье. В глазах английского художника казахи предстали «сильными, здоровыми и выдержанными, по характеру умными», «людьми обычно среднего роста, с черными волосами, необычайно зоркими глазами, здоровыми зубами без исключения. Таким образом, «Дневник» представляет, хотя и отрывочно, разнообразный фактический материал о производительных силах, флоре и фауне края, кочевом скотоводстве, судопроизводстве, духовной и семейной жизни казахов, о типичных социально-бытовых чертах и особенностях казахского народа, об умонастроениях, политических интересах правящей ханско - старшинской аристократии, о быте и нравах феодальной верхушки. Другие же англичане, состоявшие на русской службе, так же занимались сбором сведений о казахов Младшего жуза, их взаимоотношениях с соседними народами, умонастроениях различных феодальных слоев. Одним из них был Рейнольд Хоуг, английский купец, в 30-40 гг. XVIII в. скупавший верблюжью шерсть в Казахстане. В 1740 г. он совершил путешествие из Оренбурга в Хиву и Бухару и вернулся в Самару в июле 1741 г. где он в канцелярии Оренбургской комиссии детально поведал о своем странствии. Воодушевленный ободрениями Оренбургской администрации, он отправился к каракалпакам вторично. Русская администрация была больше заинтересована в привлечении, как хивинцев, казахов, так и каракалпаков, к торговле непосредственно в Оренбурге и пользовалась любой возможностью для развития в казахской степи караванной торговли. Поэтому поездка англичанина через казахскую степь к каракалпакам для изучения состояния торговли была сочтена непротиворечащей интересам России [10, с. 46].

Все эти сведения, порою тенденциозные в оценке умонастроений правящих кругов казахского общества, а также взаимоотношений «между русскими, каракалпаками, казахами, хивинцами и джунгарами, все же оказались весьма полезными для российской администрации и были записаны со слов Хоуга в канцелярии Оренбургской комиссии в июне 1742 г.В 30-40-х гг. XVIII в. в казахской степи побывали и другие англичане, которые под видом купцов или посланцев русской администрации устанавливали торговые отношения с казахами, народами Средней Азии и Ирана, собирая сведения о них историко-экономического, географического характера. И. Ганвею, совершившему путешествие в 1743 г. в Иран, удалось сосредоточить в своих руках материалы, послужившие для составления карты Оренбургской экспедиции, карту Каспийского моря, составленную Джоном Эльтоном и Томасом Вудруфом, отрывки из дневника Эльтона, путевого журнала Т. Вудруфа. Они вошли в сочинение И. Ганвея, вышедшее в 1753 году в Лондоне под названием «Исторический отчет о Британской торговле через Каспийское море». В этот объемистый труд вошли также выдержки из дневника шотландского хирурга Джона Кука, принявшего участие в посольстве М.М. Голицына в Персию в 1744-48 гг. Дневник Кука, содержащий сведения о природных богатствах западных районов Казахстана, быте и нравах населения, в 1770 году вышел в Эдинбурге отдельной книгой в двух частях. Все эти англичане по торговым или иным делам не раз посещали Астрахань и оставили подробные сведения об истории взятия русскими войсками города, о хозяйстве и торговле горожан. Ко времени посещения Ганвеем в Астрахани насчитывалось 70 тыс. жителей, большинство из них - «татары» русского подданства и армяне [11, с. 25]. По пути своего путешесвия Ганвей встретился с калмыками и ногаями, описал их внешность, вооружение, свадебные обычаи, указал на деградацию хозяйства ногаев, вытеснение их кубанцами. Рассказал о туркменах, провале экспедиции Бековича-Черкасского и трудностях торговли с узбеками. Сведения Ганвея о животном мире западных районов Казахстана совпадают, в целом, с рассказами Дж. Кэстля. Социально-экономическая и культурная отсталость тогдашнего казахского общества по сравнению с передовыми европейскими государствами, непонимание языка, обычаев и нравов народа, чванство и высокомерие, присущие многим колониальным чиновникам, не способствовали, однако формированию у европейцев объективных представлений о казахах. Как и все другие «кочевники», они изображались варварами, лишенными возможностей исторической эволюции. Такое понимание было характерно и работам представителей различных религиозных миссий, прокладывавших дорогу для утверждения европейского колониализма в азиатских странах. В 1736 г. Ж.Б. Дюгальд секретарь ордена иезуитов во Франции опубликовал четыре тома донесений миссионеров-иезуитов из Китая под названием «Географическое, историческое, хронологическое, политическое и физическое описание Китайской империи и Татарии китайской». В 1774 и 1777 гг. книга вышла в двух частях на русском языке в Санкт-Петербурге [11, с. 46].

Те части книг Ж.Б. Дюгальда и других миссионеров, посвященные «Великой Татарии», «Восточной Татарии», «Джунгарии», включают в себя материалы по истории и этнографии казахов. В 1777-1785 годах было опубликовано двенадцатитомное сочинение миссионера М. Майя «Общая история Китая по архивам этой империи», в котором деление народов Центральной Азии на оседлые, «культурные» и кочевые «некультурные» выступает как методологическое кредо автора. Несмотря на тенденциозность подобных сочинений, миссионерами был собран огромный фактологический материал, послуживший позже фундаментом для многих обобщающих работ историков. Часть материалов иезуитов была использована, например, одним из крупнейших западных историков XVIII в. Жозефом де Гинем, в его монументальном труде «Всеобщая история гуннов, тюрков, монголов и других западных татар в древности», впервые излагавшем историю кочевых народов всей Центральной Азии [12, с. 70].

Де Гинем впервые был поставлен ряд серьезных вопросов, связанных с происхождением и развитием кочевых народов указанного региона. Он признавал гуннов родственниками или потомками «шунь-ну» известного по китайским источникам. Это племя в лингвистическом отношении состояло в родстве с тюрками». Но органическим пороком его работы является антиисторизм. Он придерживался ошибочной концепции неизменности, застойноси внутренней жизни и общественного строя кочевых народов на протяжении столетий от Хунну до монголов.

Таковы основные публикации в зарубежной казахстанике по ХVIII в. включительно. Как явствует из их краткой характеристики, они были весьма отрывочными и поверхностными.

В России же к тому времени были накоплены разнообразные сведения о ближайшем восточном соседе - территории Казахстана и казахах, с которыми поддерживались политические и торговые связис XVI в. Донесения и отчеты купцов и дипломатов Даниила Губина, Бориса Доможирова (1577), Вельямина Степанова и многих других дали ценнейшие сведения о территории, населении края, внутренней и внешней политики казахских правителей. Практически интерес России к Казахстану постепенно перерастал в научное осмысление и обобщение имевшихся материалов, что видно из «Книги Большому черчежу», «Сибирских летописей», «Статейных списков», «Описание о сибирских народов и гранях их земель», «Черчежные книги о Сибири», Экспедиции же И. Бухгольца в Зайсан (1715-1716), А. Бековича-Черкасского на Каспий и в Хиву (1714-1717), И. Унковского в Джунгарию (1722-1723) положили начало систематическому изучению территории Казахстана [12, с. 71].

Со второй половины XVIII века зарубежная историческая и этнографическая наука по изучению народов Средней Азии и Казахстана развивалась в тесной связи и востоковедением в России. Дело в том, что Россия той эпохи была многонациональным государством, и ее научно-общественная мысль олицетворялась трудами, созданными невсегда принадлежавшими перу только русских по происхождению авторов. В обобщение имевшихся материалов, что видно из «Книги Большому чертежу», «Сибирских летописей», «Статейных списков», «Описаний о сибирских народах и гранях их земель», «Чертежной книги о Сибири». Со второй половины XVIII в. зарубежная историческая и этнографическая наука по изучению народов Средней Азии и Казахстана развивалась в тесной связи с востоковедением в России. Дело в том, что Россия той эпохи была многонациональным государством, и ее научно - общественная мысль олицетворялась трудами, созданными не всегда принадлежавшими перу только русских по происхождению авторов [12, с. 72].

Доступность работ росийских ученых облегчалась тем, что они нередко писались на немецком, французском языках, многие из опубликованных на русском языке переводились на европейские. Особенно сложна атрибуция сочинений плеяды представителей Петербургской Академии наук (И.Г. Георги, П.С. Паллас и др.), офицеров длительной российской службы (Гербер, Штедер и др.), политических деятелей (Ян Потоцкий), выполнявших свой служебный долг или удовлетворявших свою научную любознательность в строгих рамках российской государственной концепции и практики. Многие из них десятилетиями жили и работали в России, и сочинения их, составляя часть российской феодально-великодержавной идеологии, оказывали в то же время, определенное влияние на работы зарубежных историков и этнографов. Бесспорными достижениями ученых России явились труды комплексных академических экспедиций в 1768-1784 гг., охвативших своей деятельностью значительную часть территории Казахстана. Историко-этнографические очерки о казахах содержали в себе обобщающие работы членов экспедиций П.С. Палласа «Путешествие по разным провинция Российской империи в 1768-1784 гг.», И.Г. Георги «Описание всех в Российском государстве обитающих народов», «Полное собрание ученых путешествий акад. И.-П. Фалька» [12, с. 73]. Неразрывно связано с историей русской науки имя выдающегося шведского естествоиспытателя и путешественника Эрика Лаксмана (1737-1796). Он изъездил вдоль и поперек всю Россию, неоднократно пересекал Уральский хребет и Западную Сибирь. Одним из первых собрал сведения о флоре и фауне, минеральных богатствах Восточного Казахстана. Зарубежные исследователи Казахстана не могли уже обходиться без капитального трехтомного труда А.И. Левшина «Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей», вскоре переведенного также на ряд иностранных языков. Однако воздействие перечисленных работ на развитие исторической мысли Запада нередко ограничивалось заимствованием конкретных фактов или отдельных положений. Появилось немало работ коппилятивного характера. На наш взгляд, эта оценка правомерна в первую очередь в отношении французских и скандинавских исследователей, которые в рассматриваемый период достигли значительных успехов в изучении восточных стран, в том числе Средней Азии и Казахстана. Ведущая позиция французских востоковедов, которую они занимали в начале XIX в., была связана с дальнейшим развитием связей Запада и Востока, а также общим подъемом молодой буржуазной исторической науки [12, с. 75]. Еще в 1795 г. в Париже была основана Национальная школа живых восточных языков, в которой обучались дипломаты, переводчики и др. В 1821 г. там же начали свою деятельность первые в истории человечества Географическое общество, а в следующем году - Азиатское общество. К этому следует добавить, что восточные страны и восточные языки изучались в Парижском университете. Это в немалой степени способствовало расширению источниковой базы работ французских востоковедов за счет, широкого использования материалов на арабском, персидском, турецком языках. Опираясь на арабские, персидские, турецкие, грузинские, немецкие и польские источники, он сумел воссоздать широкую картину монгольских завоеваний й правильно оценить их разрушительные последствия для народов Азии и Восточной Европы. Д'Оссон одним из первых использовал рукописные материалы о народах Центральной Азии из «Сборника летописей» («Джами-ат-Таварих») Рашид-ад-Дина. Интерес к духовной культуре народов Средней Азии и Казахстана, проявленный французскими востоковедами, выдвигает их в ряд людей передовых, прогрессивных взглядов своего времени. В ознакомлении с жизнью казахского народа заметную роль сыграло издание в Париже в 1836 г. поэмы «Владимир и Зара или киргизы». Автором сочинения был Герман Гамбс, издавший это произведение под именем Клер Клермонт. Поэма создает колоритную картину казахской степи, образа жизни ее жителей, знакомит западного читателя с их обычаями и нравами. Со страниц сборника казахи выступают «полудикими номадами», «разбойниками», «лентяями», «конокрадами» [12, с. 76]. Работа основана на логике и понимании алчного колонизатора, который с умилением описывает баснословные богатства Казахской степи, но ненавидит их истинных хозяев-казахов. В 1848 г. издана книга немецкого барона Августа Гакстгаузена, которая в оригинале называлась «Исследования о внутренних отношениях народной жизни и в особенности сельских учреждениях» [12, с. 78].

В первой половине XIX в. интерес Англии к Средней Азии и Казахстану определялся ее военно-политическими целями на азиатском континенте, в особенности в прилегающих к Индии районах, борьбой за источники сырья и сферы влияния. Участившиеся поездки чиновников Ост-Индской компании и английских дипломатов в Бухару, Хиву и Коканд с разведывательными задачами были составной частью этой политики.

Сведения примерно такого же содержания встречаются в книге Хавьер Хоммер де Хелла «Путешествие в Прикаспийских степях, Крыму, по Кавказу», изданной также в Лондоне. Говоря о казахах Букеев-ской орды, он утверждает: «Они пользуются определенной независимостью, хотя бы формально. Имеют своего суверенного хана, налога не платят и единственная обязанность, навязанная им, состоит в том, что должны выставлять кавалерийский корпус во время войны». Автор далее вкратце излагает историю образования Букеевской орды, указывает численность этого ханства в 4.0-х годах XIX в. Об участии казахских, башкирских и татарских формирований в русско-прусской войне 1758 г. и Отечественной войне 1812 года в свое время писали периодические издания многих западноевропейских стран [13, с. 55].

В 1970 г. работа Т. Аткинсона была выпущена отдельным изданием в США под заголовком «Восточная и Западная Сибирь». В книге даны обстоятельное по тому времени описание восточных областей Казахстана, их жителей, характеристика отношений между отдельными родоначальниками, султанами и царскими властями, хозяйства казахов и казачьих станиц. Изучение Средней Азии и Казахстана в Западной Европе и США в XIX в. все больше велось под большим влиянием успехов естествознания, возникавших в его недрах идей и концепций, находилось в тесной связи с историей буржуазного мировоззрения того времени. Развитие научного мировоззрения эпохи подъема буржуазии блестяще охарактеризовано Ф. Энгельсом в его «Диалектике природы». В основе этого развития лежали борьба зарождавшегося капитализма с феодальными силами, формирование «современных европейских наций и современного буржуазного общества», это был «величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством». Географические исследования Средней Азии и Казахстана подытожил в своем двухтомном труде К.Ф. Свенске, высоко оцененном Н.Г. Чернышевским. Расцвет географической науки в первой половине XIX в. во многом был обязан трудам А. Гумбольдта и других передовых мыслителей Германии [13, с. 56].

Постепенно эволюционистское направление стало не только главенствующим в западной исторической и этнографической науке, но и само изучение истории и этнографии народов Средней Азии и Казахстана велось, по сути, путем естественнонаучных методов.