Культура межнационального общения в коммуникационном процессе.

Межнациональное общение – один из видов коммуникативной деятельности, как мы уже показали, рассматривая основные научные парадигмы педагогики межнационального общения, находится на стыке интересов разных научных областей. В этом смысле интегрирующую роль должна выполнять теория коммуникации или коммуникология – наука, находящаяся на стадии становления, [273] для которой межнациональное общение – частный случай коммуникации (общения). Учитывая масштаб феномена, именуемого «коммуникацией» (он может быть в этом смысле сопоставим с феноменом «бытия») научная область, претендующая на его исследование, должна обобщить и интегрировать знание о многообразных коммуникационных процессах, выработанные всем корпусом социальных и гуманитарных наук, т. е. быть своеобразной обобщающей «метанаукой» - наукой «о месте и роли коммуникации в обществе, ее развитии, структуре, коммуникационных процессах, средствах и др." [274] Но такая наука до сих пор не создана. Более того, по мнению специалистов, в этой сфере наблюдается парадоксальная ситуация: общая теория не разработана, но зато существует огромное количество частных отраслевых теорий и методик, касающихся различных видов коммуникаций и практически не связанных между собой. [275] Профессор М. А. Василик приводит по этому поводу остроумное замечание американского ученого К. Розенгрена: «область коммуникации выглядит так, как будто разделена на несколько изолированных лягушачьих прудов. Между ними не слышно дружеского кваканья, очень мало продуктивного общения, мало случаев успешного перекрестного оплодотворения». [276] Отметим, что аналогичная ситуация, раскрывающая разные принципы подхода к социогуманитарному знанию, характерные для отечественной и американской наук, сложилась и в антропологическом знании: российские ученые традиционно «бьются» над проблемой интеграции данных различных наук в рамках антропологии, понимаемой широко как комплексное «человековедение», а в США развивается множество «частных антропологий», в которых рассматриваются и, главное, реализуются, выполняют соответствующие прикладные функции, различные «частные случаи» этого комплекса.

Мы специально остановились на этой проблеме потому, что она, на наш взгляд, вскрывает не просто ситуацию естественного существования разных научных стратегий, но нечто большее, имеющее мировоззренческий смысл - различие существующих в современном мире двух основных позиций, касающихся места и роли науки. В первом случае речь идеи об акценте на фундаментальное знание, способное «понять» всю сложность, все многообразие человека, основных форм его существования, чтобы способствовать улучшению его положения в мире, способствовать его самореализации; во втором случае - о прямо противоположном - более прагматичном знании, нацеленном на получение быстрого результата и на максимальное развитие возможностей манипулирования, для которого знание сущности, знание целого оказывается не столь существенным. Более того, этот второй подход вполне соответствует потребностям той глобальной стратегии, которой мы касались выше в предыдущей главе, затрагивая идею «золотого миллиарда».

Разумеется, нельзя «остановить» или прекратить исследования коммуникаций, ввиду отсутствия «метатеории» - путь создания этой теории лежит на пересечении индуктивного и дедуктивного методов: и от частного к общему, и, наоборот. Но главное заключается в том, чтобы в этом «частном» увидеть возможность общего, а не рассматривать его изолированно, искажая тем самым представление о целом.

Эти общие замечания связаны с пониманием того, что всякое упрощенное, «односторонне прикладное» понимание коммуникации, делающее акцент на ее манипулятивных механизмах, на наш взгляд, наносит существенный ущерб той достаточно тонкой и чрезвычайно болезненной (в силу исторически сложившейся ее конфликтогенности) сфере коммуникации, которую мы называем межэтнической или межнациональной.

Учитывая раскрытый нами ранее статус этничности, здесь мы имеем дело с совершенно особым случаем. Коммуникационный процесс обычно рассматривается «трехаспектно»: как общение этнических (национальных) культур (межкультурная коммуникация), как общение самих этносов, этнических групп (коллективов) и, наконец, как общение людей, индивидуумов, живых носителей этничности (этнической, этнонациональной идентичности).

Что касается первого, то «общение культур» (также как и описанное нами ранее «столкновение цивилизаций») это скорее метафора, используемая для определения предметного, ценностного содержания, смысла взаимодействия реальных носителей этих культур. Но сегодня в отечественной науке и образовании бурно развивается направление, получившее название «межкультурные коммуникации», которое, на первый взгляд, претендует на то самое обобщение знаний о коммуникации, используя метанаучный статус культурологического знания, а на практике – чаще всего сужает эти представления, прежде всего до коммуникации языковой. [277]В качестве примера можно привести, выдержавше уже 4 издания, учебное пособие «Введение в теорию межкультурной коммуникации», специально предназначенное для студентов лингвистических факультетов.[278] Не пытаясь оценивать в целом это действительно интересное, основательно методически оснащенное и, очевидно, полезное учебное пособие, обратим внимание на его методологию, выраженную в некоторых принципиальных определениях. Вполне традиционно здесь выглядит само определение межкультурной коммуникации: «Межкультурное общение представляет собой процесс коммуникативного взаимодействия между индивидами, являющимися носителями разных культур и имеющими собственный языковой код, конвенции поведения, ценностные установки, обычаи и традиции». [279] Обращает на себя внимание, во-первых, то, что почему то из определения исключен коллективный уровень общения, весьма значимый для межкультурной коммуникации; во вторых, то, что при упоминании «разных» культур здесь скрыто содержится указание на культуру этническую. [280] Но «межкультурная коммуникация» и «межэтническая коммуникация» («через» культуру) все же – не одно и то же. Далее дается описание того, что, собственно говоря, нужно индивидууму для общения (коммуникации): «Для того, чтобы нормально общаться в любом обществе, человек должен представлять, что, когда и как он может или должен сказать: информация такого рода является коммуникативно значимой независимо от социокультурной специфики коммуникации. Связанные с данными аспектами дискурсивной деятельности знания при всей культурной вариативности их содержательного наполнения обязательно включаются в состав когнитивной модели любого дискурсивного события».[281] «Языкоцентризм» в понимании межкультурной коммуникации здесь становится совершенно очевидным. Но культура все же не сводится к языку, хотя он может рассматриваться и в качестве ядра, системообразующего компонента культуры. [282]

В то же время здесь возникает еще более серьезная проблема, касающаяся общей методологии исследования коммуникации. Именно для того, чтобы заострить ее, а не ради «любви» к критике, мы позволили себе этот, возможно, не совсем обычный для жанра учебного пособия критический фрагмент. Речь идет о трактовке понятий «коммуникация» и «общение». Справедливо ли привычное для нас их отождествление? Вот здесь, по видимому, и заложен корень проблемы: отождествляя эти понятия, мы упрощаем проблему и искажаем подлинный смысл человеческого общения. На такой основе, на наш взгляд, нельзя строить ни «теорию коммуникации», ни, тем более, «педагогику межнационального общения». С психологической точки зрения, по определению А. А. Леонтьева, общение есть «процесс установления и поддержания целенаправленного, прямого или опосредованного теми или иными средствами контакта между людьми, так или иначе связанными друг с другом в психологическом отношении».[283] Но главное – содержание, смысл этого контакта. На наш взгляд, очень убедительно это раскрывается И. И. Докучаевым, «разводящим» понятия «коммуникация» и «общение»: «Наличие в процессах коммуникации субъективного фактора еще не превращает ее в общение, хотя и сообщает ей свойства последнего. Общение кардинально отличается от коммуникации. Общение нельзя сводить к простому обмену информацией или, тем более, к передаче информации. Общение не есть аналогичный обмен между людьми; общение это обмен особый, он направлен на приобщение одного субъекта к другому».[284] Т. е. смысл общения, в отличие от коммуникации, представляющей собой прежде всего техническую сторону всяких информационных контактов, не в обмене информации, а в том, что «в нем каждый из участников видит друг в друге – вынужденно или добровольно – именно субъекта, обладающего определенными смыслами, целями, программой деятельности».[285] В отличие от коммуникации, общение предполагает не «субъект-объектную», а «субъект-субъектную» связь. Переводя это с философского на обычный язык, уточним: первый тип связи предполагает, что одна сторона – только объект интереса и воздействия другой – субъекта. Такова, например, природа познавательной деятельности: природа, ее законы – объект для познающего субъекта.[286] В субъект-субъектной связи, т. е. в общении должен присутствовать момент «приобщения» одного субъекта к другому, его нельзя ограничить передачей информации, оно плохо совместимо с «манипулятивными технологиями». Здесь должна быть другая система отношений, основанная на паритетности и взаимной заинтересованности. Забегая несколько вперед, отметим, что таким образом подлинное общение изначально предполагает наличие толерантности, взаимопонимания и эмпатии (сочувствия, соощущения). Общение это одна из глубоких потребностей человека, связанная с его природой, диалогичностью его сознания. Общение – атрибут подлинно человеческого существования. Выдающийся отечественный ученый - философ, культуролог, литературовед М. М. Бахтин очень емко выразил это в формуле: «Быть – значит общаться».[287]

В упомянутой работе И. И. Докучаев содержится, на наш взгляд, достаточно убедительное сущностное определение общения, которое можно взять за основу в понимании и межнационального общения: «Общение понимается как одна из форм человеческой деятельности, реализованная во всех разновидностях человеческой культуры, то есть процесс конкретного, деятельного приобщения одного уникального субъекта к другому уникальному субъекту во всех его разновидностях, процесс целостного сопереживания ему, и духовного, и практического». [288]

Поэтому, этот смысл понятия «общения» мы будем иметь в виду даже тогда, когда из чисто (стилистических) практических соображений будем заменять его понятием «коммуникация», «коммуникационный процесс».

Следует подчеркнуть, что бурно развившийся во второй половине ХХ века интерес разных областей гуманитарного знания к проблеме общения, [289] связан с нарастанием серьезных социокультурных противоречий. С одной стороны, человеческий мир глобализируется, становится все более связанным, значение расширения и углубления контактов между людьми все более увеличивается; с другой - умения контактировать, общаться и взаимопонимания не становится больше, но все больше возрастает конфликтность. Другое противоречие непосредственно связано с предыдущим: с одной стороны, наблюдается нарастание индивидуализма и обособленности человека, равнодушия по отношению к судьбам других, усиливается роль личной предприимчивости, личного успеха; с другой стороны, распространяются противоречащие самому смыслу общения формы «обезличивающего и усредненного взаимодействия людей, объединяющие их в так называемые массы».[290] Общение при этом все больше вытесняется не затрагивающими сути человеческой личности «коммуникативными контактами». Причем, «средства коммуникативности» становятся все более развитыми, технологичными, а человеческое общение как контакт «полноты бытия» каждого субъекта при этом исчезает, вытесняется.

На наш взгляд, именно межэтническое, межнациональное общение обладает мощным гуманистическим потенциалом, так как затрагивает систему ценностей, сформированную предшествующими поколениями, обеспечивает духовную преемственность существования человека. В этом смысле «межэтническое общение», в котором в полной мере проявляется «этничность», оказывается наиболее глубокой и соответствующей природе человека формой его социокультурного бытия.

Как мы уже отмечали, в отличие от «межкультурной коммуникации», индивидуальная и коллективная формы общения это реалии, так как именно индивидуум и коллектив (группа) являются субъектами реального, живого коммуникационного процесса.

Но и здесь требуется некоторое существенное уточнение. Говоря о межнациональном общении, имеется ввиду не общение этносов (этнических групп) во всем его содержательном богатстве, касающемся всех сторон общественной жизни (политической, экономической, правовой, нравственной, эстетической, публичной и т. д.), а только те особенности этого общения, в которых проявляется этничность (национальный менталитет, этнический стереотип поведения и т.п.). Таким образом, речь идет о своеобразной этнической окрашенности общения, которая может касаться и политики, и экономики, и права и всех других сторон социальной действительности. В противном случае, учитывая, что этнос – вторая по величине таксономическая единица после человечества, все общение пришлось бы объявить межэтническим, межнациональным.

Это особенно очевидно, когда мы рассматриваем коммуникативный процесс на личностном уровне: личность не осуществляет специального, отграниченного от других его форм «межэтнического общения» - в этом варианте речь идет о теоретической абстракции. Межэтническое общение личности – это сторона всего многообразия ее коммуникативных связей, проявляющаяся по разному в разных сферах и жанрах общения в зависимости и от особенностей этих сфер, и от степени выраженности и значимости в структуре (наборе) идентичности личности собственно идентичности этнической. Так, например, этническая идентичность особенно ярко проявляется в языковой коммуникации, часто оказывающейся основным маркером этнической принадлежности. Все зависит от доминанты общения (доминирующей установки общения) - этническая доминанта, конечно, может соответствующим образом окрашивать, корректировать и во многом определять характер и содержание общения с другим. «Национально-психологические особенности, утверждает В. Г. Крысько, - могут проявляться только через механизмы установки и стереотипы, до сих пор не найдено иных объяснений функционирования бессознательного в психике людей и их деятельности, проявление психологии нации, действительно, лежит на грани бессознательного и сознательного, поскольку носит непроизвольный характер, то есть не зависит от воли человека».[291] Впрочем, сразу отметим некоторое преувеличение роли бессознательных проявлений национальной психологии, содержащееся в приведенной цитате – межнациональное общение происходит не только на бессознательном уровне и, тем более, вряд ли только инстинктами можно объяснить (и оправдать) его иногда негативное поведенческое выражение.

Что же собой представляет культура межнационального общения? По определению, данному в «Этнопсихологическом словаре», это – «совокупность специальных знаний и умений, а также адекватных им поступков и действий, проявляющихся в межэтнических контактах и взаимодействии представителей различных этнических общностей и позволяющих быстро и безболезненно достигать взаимопонимания и согласия в общих интересах». [292] Т. е. на основе специальных знаний и умений, через поступки и действия к главной цели – взаимопониманию и согласию.

Взяв за основу это - одно из немногих имеющихся в литературе определений, - сделаем несколько комментариев к нему в свете изложенного выше нашего понимания особенностей межнационального общения и попробуем выработать свое определение этого феномена.

Во-первых, нам представляется необходимым уточнить «специальный» характер знаний. На наш взгляд, речь может идти о знаниях этнокультурологических, отражающих широкий комплекс исторических и актуальных проблем этноса, этничности, этнической культуры, этнической идентичности, психологии этноса, этнонациональной политики, видов и средств межэтчниской коммуникации и т.п. Эти знания, как мы показали, используя парадигмальный подход, в предыдущем изложении, носят междисциплинарный, интегративный характер.

Во-вторых, на наш взгляд, необходимо дополнить знания и умения эмоционально-чувственным компонентом, в частности, способностью к эмпатии (сопереживанию). Иначе получается, что межнациональное общение представляет собой сугубо рациональный вариант межличностных контактов или коммуникацию (в описанном выше узком «информационно-передаточном» смысле). Односторонне когнитивное (познавательно-ориентированное) понимание вступает в явное противоречие с реальностью, где общения всегда эмоционально окрашено. И готовность, способность или предрасположенность к этому должна быть рассмотрена, на наш взгляд, как важный, существенный компонент культуры межнационального общения. Иначе общение не может состояться как приобщение, как «субъект-субъектная» связь, взаимодействие. При этом, если указанные в приведенном определении знания и навыки, действительно, должны носить специальный характер, связанный с этнокультурологическим знанием и с коммуникационными навыками, то эмпатию мы сознательно не будем называть этнической. Личность вступает в общение целостно, обладая, в частности, развитой в той или иной степени способностью к сопереживанию не каких-то специальных этнических чувств (которых, на наш взгляд, просто не существует), а тех общих, которые есть у людей вне зависимости от этнической принадлежности. Хотя, разумеется, для разных национальных характеров характерны, типичны, наверное, разные эмоционально-чувственные структуры, в которых есть доминирующие и менее проявленные элементы. Сложность приобщения здесь может быть связана с несовпадением этих доминант.[293] Здесь есть и еще один – совершенно неизученный аспект, который мы только упомянули ранее – различия в интонационной культуре, или в культуре интонирования, также имеющей свою этническую специфику. С ней непосредственно связана еще одна проблема: важнейшее, на наш взгляд, значение для эмоционального уровня межнационального общения имеет художественно-эстетическая развитость личности, в частности, то, что можно назвать этноэстетической идентичностью (т. е. освоенность, инториоризированность эстетических, включая художественные, этнических ценностей, основ мироотношения, наиболее ярко воплотившиеся в разнообразных жанрах фольклора. (В предыдущей главе мы специально рассматривали фольклор как мощный, но мало реализованный фактор межнационального общения).

В-третьих, необходимо учесть, что межличностное общение – процесс неизбежно индивидуализированный, в котором любые знания, умения, навыки будут претерпевать личностное преломление. Это и его ситуативность, зависимость от особенностей участвующего в общении «другого», предопределяют креативный, творческий характер коммуникативного поведения субъектов.

В- четвертых, говоря о культуре межнационального общения, надо иметь в виду ее зависимость от уровня нравственной культуры личности. Речь опять-таки идет не об «этноэтике» или «этноэтикете» - частных, специфических, имеющих конкретную направленность, сторонах нравственной культуры, а о степени общей нравственной развитости личности, которая определяет ее поведение в любых жизненных ситуациях, в том числе в ситуации межэтнического общения. В структуре нравственной культуры (этосе) личности особой значимостью для общения обладает качество, которое именуется толерантностью. В дальнейшем мы специально обратимся к анализу толерантности, с которой сегодня связывают решение многих проблем общественной жизни, здесь же только отметим, что речь идет о неком интегральном, универсальном (нравственном по содержанию) качестве личности, проявляющемся всегда целостно (в этом смысле вряд ли толерантный человек будет толерантен «выборочно», например, толерантен в этническом отношении и интолерантен в возрастном и т.д.).

Наконец, говоря о культуре межнационального общения, необходимо уточнить содержащееся в приведенном определении понятие «взаимопонимание». Проблема понимания в последнее время становится одной из центральных в психологии, претендуя даже на самостоятельную отрасль психологической науки. И это – также одно из свидетельств кризиса идентичности, нарастания конфликтности в коммуникации. Выдающийся немецкий мыслитель Х.- Г. Гадамер утверждает, что в понимании – смысл жизни человека.[294] Понимание сегодня стало предметом междисциплинарного рассмотрения, предметом герменевтики как одного из самых востребованных сегодня философских направлений. В понятии взаимопонимание уже заложена диалогичность. «Взаимопонимание в общении и совместной деятельности, отмечает В. В. Знаков, - зависит не только от способности каждого субъекта адекватно определить те психологические особенности партнера, которые характеризуют его как личность и могут проявляться в разных ситуациях (например, черты характера). Пожалуй, еще более важным является умение определить то, как именно эти особенности преломляются в ценностно-смысловой позиции партнера».[295] Разумеется, в живом межнациональном общении анализ такой глубины вряд ли может быть произведен, но здесь важнее другое – увидеть и понять то, что лежит «за пределами» партнера, в области национально-характерных особенностей психики, и как проявляется в поведении-общении. Ситуация «взаимности» понимания – очевидно, одна из главных сложностей коммуникации, но речь идет о важнейшем элементе развитой культуры межнационального общения. По крайней мере, каждый из участников-субъектов общения должен стремиться к этой обоюдности понимания. На наш взгляд, взаимопониманию в межэтнической коммуникации может предшествовать согласие (согласие на понимание), а результатом стать – солидарность, как готовность к взаимодействию.

На этой основе попробуем сформулировать новое определение культуры межнационального общения личности, причем, речь пойдет именно о развитой культуре межнационального общения как некой идеальной модели, к которой должна стремиться практическая педагогика.

Итак, развитая культура межнационального общения личности это сформированная система креативного поведения – деятельности, основанная на реализующихся в межэтнических контактах и взаимодействиях этнокультурологических знаниях, коммуникативных умениях и навыках, толерантности, способности к эмпатии, и имеющая в качестве цели достижение согласия, взаимопонимания и солидарности между субъектами общения.

К числу проблем, связанных с функционированием культуры межнационального общения, особенностей реального осуществления межнациональной коммуникации, безусловно, особого внимания заслуживает проблема ее видовой классификации. Она получила достаточно подробное рассмотрение в учебном пособии А. П. Садохина «Теория и практика межкультурной коммуникации», на которое мы будем опираться в дальнейшем изложении этого вопроса.[296]

А. П. Садохин делит межкультурную коммуникацию на три основных вида: вербальную, [297] невербальную и паравербальную. Они же рассматриваются и как основные комплексы средств коммуникации. Обратимся к ним более подробно, имея в виду изложенное выше наше понимание общения как «субъект-субъектную связь», как приобщение.

Под вербальной коммуникацией обычно понимается языковое общение, [298] находящее свою реализацию в многочисленных речевых жанрах, соответствующих различным сферам и уровням социальной жизни и занимающее по некоторым оценкам три четверти всего коммуникативного процесса. Языковая культура личности, определяющая особенности ее языкового общения, формируется в процессе образования и воспитания, в процессе ее этнической самоидентификации. Сегодня в развивающейся на стыке лингвистики и культурологии новой науке – лингвокультурологии широко используется термин «языковая картина мира», отражающий прежде всего этнонациональные особенности мировосприятия, запечатленные в языке. В рамках данного учебного пособия мы не можем подробно останавливаться на этом вопросе, получившем освещение в огромном по объему корпусе лингвистической литературы. Отметим, что здесь одна из важных перспектив – методологическое взаимодействие лингвистики с этнологией, касающееся, в частности, исследования новых форм бытия этничности, этнической идентичности, в особенности, того, что касается двойной и смешанной идентичности, влияющей на языковое поведение личности. В частности, это - ситуация билингвизма и полилингвизма.

Мы затронем прежде всего вопрос о стилях вербальной межнациональной коммуникации. Безусловно, индивидуальный стиль складывается на основе многих факторов (образовательных, возрастных, гендерных и прочих), влияющих на формирование языковой личности, но все же ее этническая принадлежность, этническая идентичность играет здесь во многом решающую роль, обнаруживая непосредственную связь со стереотипом поведения. Именно поэтому, очевидно, классификации стилей языкового общения в современной коммуникативистике (или коммуникалогии), как правило, ориентируется именно на эту сторону этнической культуры.

В упомянутой работе А. П. Садохина приводится три группы стилей вербальной коммуникации, построенные на антиномической основе(т. е. как «дополняющие» друг друга противоречия: прямой и непрямой; искусный (вычурный); краткий(сжатый); инструментальный и аффективный.

Так, прямой стиль предполагает прямое выражение истинных намерений человека и допускает условность и недосказанность. Он связан с прагматичностью, целеустремленностью стиля поведения и, возможно, наиболее ясно представлен в американском стереотипе поведения, требующем прямого и откровенного разговора, четкого, не допускающего интерпретаций, выражения собственной позиции. «Американский вербальный стиль, отмечает А. П. Садохин, - несет в себе индивидуальное достоинство, ценность настойчивости и равенства в отношениях. Языковая социализация американских детей направлена на достижение искренности и подлинности в общении». [299]

В противоположность прямому, непрямой вербальный стиль, выражающий, например, особенности японского и близкого ему в этом отношении корейского национального характера, предполагает нарочитого избегания прямого выражения отказа, слова «нет». Это связано прежде всего с боязнью показаться собеседнику настойчивым и напористым человеком, с воспитанной потребностью щадить чувства другого человека.

Вторая группа стилей характеризуются прежде всего разной степенью использования экспрессивных средств языка. Так, искусный или вычурный стиль широко распространен в культурах ближневосточных арабских стран, и предполагает обилие клятв и заверений, выражающих сверхубежденность говорящего в искренности его слов (часто с призывом в качестве свидетеля Аллаха). При этом сдержанность может быть понята как свидетельство неискренности. «В общении с арабами, утверждает А. П. Садохин, необходимо [300]говорить больше и громче чем обычно. Громкость голоса, повышение высоты и тона – все это при общении с арабами означает искренность». Можно предположить здесь значительное влияние этноконфессиональной идентичности.

Краткий (сжатый) стиль – противоположность вышеописанному – предполагает ориентацию на использование для передачи информации минимума высказываний. Его характеризуют лаконичность, сдержанность, уклончивость, использование пауз и выразительного молчания, которое становится способом контроля над коммуникационным процессом и средством поддержания групповой гармонии. Этот стиль ярко характеризует, например, китайский национальный характер.[301] Он характерен также для многих коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока (став в этом случае даже одной из тем «этнических» анекдотов).

Наконец, третья пара стилей различается направленностью процесса коммуникации на того или иного участника. Инструментальный стиль характеризуется направленностью на самого говорящего и на цель коммуникации. Он направлен на самоутверждение, независимость от собеседника и преимущественно представлен в культурах, которые характеризуются высокой степенью индивидуализма.[302] Противоположный ему аффективный стиль ориентирован на реципиента (т. е. воспринимающего) и сам процесс коммуникации. Здесь происходит своеобразная адаптация к собеседнику, к его потребностям и эмоциональным особенностям. Здесь нужна особая чуткость к контексту, к тому, что находится «между словами». Это также характерно для японского стиля общения.

Разумеется, здесь обрисована самая общая классификация стилей вербального общения, связанная с некоторыми особенностями национального характера. Очевидно, в любой национальной коммуникационной культуре в разной мере присутствуют все вышеназванные стили, в то же время стилевая доминанта общения зависит не только от национально-психологичсеких и характерологических особенностей, но и от ситуативности, от индивидуальных особенностей субъектов общения, от внутренних специфических особенностей языка и речи.[303]

Невербальная коммуникация занимает в межнациональном общении место, очевидно, не менее значимое, чем вербальное, хотя последнее признается все же основным. По результатам исследований, например, установлено, что в некоторых случаях за счет вербальных средств передается только 7% информации, тогда как за счет звуковых средств (тон голоса, звук и.т.д.) – 38%, а за счет невербальных – 55%.[304] Невербальная коммуникация, несомненно, является самой древней, доязыковой формой общения людей, многие элементы которой имеют врожденный, биологический характер. Очень важно то, что в целостном акте общения невербальные средства, отличаясь большей непосредственностью выражения, обеспечивают эмоционально-ценностное наполнение коммуникации, без которого не состоится «приобщение» субъектов. Знаки невербального общения имеют как бы двойную природу – биологическую и социальную, поэтому в самом общем виде могут быть подразделены на те, которые в силу своего биологического происхождения (хотя надо учитывать и их постепенную историческую трансформацию) оказываются общепонятными,[305] и те, которые выработаны в рамках какой-то конкретной, в частности, (и прежде всего) этнической культуры. Кроме того, невербальные знаки в общении гораздо меньше поддаются контролю сознания, чем вербальные, иногда в живом акте общения вступая в противоречие со смыслом последних, тем самым «выдавая» подлинное отношение, подлинные непосредственные реакции коммуниканта.

К основным формам невербальной коммуникации обычно относят следующие:

· кинесика (от греч. kinesis - движение) - совокупность телодвижений (жестов, поз, мимики), применяемых в процессе человеческого общения в качестве дополнительных выразительных средств;

· такесика- рукопожатия, поглаживания, поцелуи, похлопывания, связанные с прикосновением к телу;

· сенсорика- совокупность чувственных восприятий, основывающихся на информации от органов чувств;

· проксемика – способы использования пространства (в частности. дистанция между коммуникантами);

· хронемика – способы использования времени в процессе коммуникации.

К этому списку (в качестве самостоятельной или разновидности сенсорики) можно было бы добавить еще одну устойчивую форму (и средство) невербальной коммуникации, которую можно условно назвать «ольфакторикой» - использование приятных и неприятных запахов человека и окружающей среды, подразделяющихся на две группы: естественные и искусственные. Значение этой формы невербальной коммуникации, на наш взгляд, явно недооценивается. В то же время запахи относятся к числу самых сильных средств воздействия на эмоциональное состояние человека, [306] также имеющих свою этническую специфику, хотя и более сложно определяемую. [307]

Можно привести бесконечное число примеров национально специфического использования указанных форм невербальной коммуникации. Речь идет о чрезвычайно развитой и сложной системе выразительности, имеющей в каждой национальной культурой свое особое преломление.

Так, например, к числу особо сложных (по своей семантической наполненности) средств можно отнести жесты, определяемые как «различного рода движения тела, рук или кистей рук, сопровождающие в процессе коммуникации речь человека, выражающие отношение человека непосредственно к собеседнику, к какому-то событию, другому лицу, какому-то предмету, а также свидетельствующие о желаниях и состоянии человека».[308] Жесты выполняют функции иллюстраторов речи, конвенциональные функции (жесты-эмблемы при приветствии или прощании, приглашении, запрещении и т. д.), выражать разнообразные чувства и настроения (жесты одобрения, неудовольствия, иронии, недоверия и т.д.), участвовать в ритуалах (в частности, религиозных) и т.п. Одно из значимых средств – поза имеет, по свидетельству специалистов, около 1000 устойчивых модификаций (положений). Мимика (изменения выражения лица) способна передать до 20 000 смыслов (!), причем в этом участвует до 55 компонентов лица.

В каждой этнической культуре эти формы имеют свою семантику, иногда полярную. А. П. Садохин приводит в своем учебном пособии любопытный пример с жестом, который в русской культуре называется «фига». В разных культурах эта культурная «универсалия» может расцениваться совершенно по разному: «как шуточный жест, как жест-издевка, как защитительный знак (от «дурного глаза»), как символ плодородия, как непристойное приглашение к сексуальным отношениям, как жест понимания между влюбленными, как знак величайшего презрения и т.д.».[309] А. Пиз приводит другой интересный пример: «Образовав колечко из большого и указательного пальцев, американцы и представители многих других народов сообщают нам, что у них все в порядке — «о’кей». Но этот же жест в Японии используют в разговоре о деньгах, во Франции он означает ноль, в Греции и на Сардинии, служит знаком отмашки, а на Мальте им характеризуют человека с извращенными половыми инстинктами».[310]

Кроме того, необходимо отметить, что система невербальных знаков включена и в другой очень важный с точки зрения развития культуры межнационального общения контекст – художественно-эстетический, связанный с такими видами и жанрами искусства как театр, танец, пантомима, музыка. На наш взгляд, этому в практике межнационального общения уделяется явно недостаточно внимания. Между тем, как мы отвечали выше, в русле массовой коммерческой культуры происходит девальвация этой важнейшей стороны культуры: язык тела, танцевально-пластическая культура, культура интонирования, постепенно сводятся к стереотипным, простым, отвечающим потребностям коммерческого «сбыта», формам.

К паравербальной коммуникации относятся звуковые элементы передачи информации – ритм, интонация, тембр, фразовые и логические ударения, скорость и громкость речи, артикуляция, звуковысотные характеристики голоса и т.п.