Билет 22. Творчество Жана-Батиста Расина

Читай ровно по жирному шрифту для краткости, он расскажет всё

Вейнберг П.: Расин (Jean-Baptiste Racine)
"Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона"

Биография. Расин — знаменитый французский драматург, родился в Ферте-Милоне 21 декабря 1639, умер в Париже 26 апреля 1699 г. Оставшись круглым сиротой четырех лет от роду, он перешел на попечение бабушки и тетки, усердных последовательниц учения янсенистов; они старались насадить эти воззрения и в душе впечатлительного мальчика, чтобы потом сделать из него духовное лицо.

В Пор-Рояле, под руководством опытных учителей, он скоро приобрел такие познания в греческом языке и греческой литературе, что шестнадцатилетним юношей уже свободно читал в подлиннике Софокла и Еврипида. Рядом с этими влияниями истинного классицизма шло влияние школы Ронсара, выразившееся в сочинении Р. вычурных и сентиментальных стихотворений, который ему приходилось тщательно скрывать от строгих профессоров.

Из этой обстановки девятнадцатилетний Р. прямо переходит в парижский свет, знакомится с актрисами, для одной из них, особенно пленившей его сердце, пишет две маленькие пьесы (до нас не дошедшие), проводит целые дни в увеселительных местах со своим новым другом, баснописцем Лафонтеном, и своим образом жизни так устрашает своих бабушек и тетушек, что его снова извлекают из этой греховной среды и усылают под опеку славившегося своими добродетелями священника.

Тем не менее свет, особенно женщины, продолжал интересовать Р. гораздо больше назидательных занятий, которыми его обременяли, все еще надеясь устроить ему положение в духовном ведомстве. Когда эти надежды оказались неосуществимыми (по чисто материальным соображениям и обстоятельствам), Р. возвратился в Париж (в 1663 г.) и жил в обществе художников и писателей (Мольер, Лафонтен, Буало), а затем и при дворе, который начинает покровительствовать ему за его оды. Первые его драматические труды — трагедии “ Фиваида, или Братья-враги ” (1664) и “ Александр Великий ” (1665) — написаны в ту пору, когда он находился еще под влиянием двух направлений: Корнелевского (которому подчинялись тогда еще многие, хотя это было время упадка творчества отца французской трагедии) и нового, в котором все больше усиливались основные элементы романтизма.

Писателем вполне самостоятельным Р. явился в “ Андромахе ” (1667) трагедии, которая открыла собою новую эпоху во французской драматической литературе, сменив ту, которой положил начало “Сид” Корнеля.

Р. — говорит Гейне — был первый поэт нового времени, как Людовик XIV — первый король нового времени. В пьесах Корнеля еще дышат средние века; в нем еще хрипит дух старого рыцарства... Но у Р. нет уже и следа средневекового образа мыслей; в нем пробуждаются новые чувства; в его груди благоухали первые фиалки нашей новой жизни...” Если эта новизна дала себя явственно знать уже в “Андромахе” (чем и объясняется главным образом ее громадный успех в тогдашнем новом поколении), то она блистательно развилась в последовавших за “Андромахой” и обнимающих ровно десятилетие (по 1677 г.) трагедиях: “Британик”, “Береника”, “Баязид”, “Митридат”, “Ифигения” и “Федра”.

Слава Р. достигла своего апогея. Несмотря на противодействие, которое встретил новатор в старом лагере; вместе с тем сыпались на него со стороны двора и самого короля отличия и почести.

В самый разгар этой деятельности, после представления “Федры ” — пьесы, в которой главная особенность творчества Р. выразилась в самом полном и ярком виде, — он вдруг дал торжественную клятву перед Богом не писать больше для театра. Враги Р. во главе с королевой Франции, у которой Р. не пользовался благосклонностью, убедили плохого писателя Прадона тоже написать “Федру” и сумели доставить этой пьесе временный успех, превосходивший успех “Федры” Р. Пьеса Р. снискала средний успех, несмотря на все ухищрения врагов.

Раздосадованный и раньше долговременной оппозицией, из-за которой значительная часть публики не вознаграждала любовью его граничившее с тщеславием сознание собственного достоинства, автор восьми знаменитейших трагедий того времени (к которым примыкала еще написанная через год после “Андромахи” остроумная комедия в аристофановском духе, “Сутяги/Челобитчики”) действительно перестал писать. Он оставался при дворе короля, который назначил его своим историографом, но вел по большей части уединенную, созерцательно-мистическую жизнь. Функция его как историографа осталась невыполненной, так как царствование "короля-солнца" со всеми его многочисленными разорительными для Франции неудачными военными походами вовсе не могло вдохновлять Р., так же как и второго историографа короля Буало.

Религиозное настроение до такой степени овладело Р., что одно время он хотел поступить в монахи, и только увещания друзей удержало его от этого. Новое настроение нашло себе выражение в тех двух (и последних) трагедиях, которыми, после двенадцатилетнего молчания, он возобновил свою драматическую деятельность, нарушив, таким образом, свой обет — но нарушив его, по его собственному заявлению, все с той же религиозной целью. Эти трагедии были “Эсфирь” и “Гофолия/Афалия”, написанные им по просьбе мадам де-Ментенон для воспитанниц Сен-Сирского монастыря и доказавшие — особенно “Гофолия”, — что долговременный перерыв нисколько не повлиял на ослабление его творчества.

Прекрасной характеристикой действующих лиц, эффектностью драматизма, художественным воспроизведением борьбы между духовным и светским деспотизмом “Гофолия” не уступает лучшим произведениям Р., если не превосходит их в некотором отношении. Два года спустя после появления “Гофолии”, Р., огорченный холодностью к нему короля, умер вследствие болезни печени. Похоронили его, согласно его желанию, в Пор-Рояль-де-Шан, французском женский монастыре в долине Шеврёза, где протекло его детство; после разрушения аббатства (1709) останки поэта были перевезены в Париж и погребены в церкви Сент-Этьен-дю-Мон.

Кроме произведений драматических, Р. написал еще много од, между которыми самые лучшие — духовные; несколько эпиграмм, “ исторический очерк Пор-Рояля ” и две-три мелочи в прозе; но значение его в литературе зиждется исключительно на деятельности его как драматурга.

Историко-литературное новаторство Р. заключается в замене господствовавшего до тех пор в драматической поэзии элемента героического элементом чисто человеческим; в этом различие (отмеченное уже Ла-Брюйером) между Р. и Корнелем, “изображавшим людей такими, какими они должны быть, а не какие они на самом деле” — различие аналогичное с тем, какое Аристотель усмотрел между идеалистом Софоклом и реалистом Еврипидом.
Корнель, будучи певцом героического, в своих лучших пьесах изображает конфликт между долгом и чувством. Темой почти всех великих трагедий Р. является слепая страсть, которая сметает любые нравственные барьеры и ведет к неизбежной катастрофе. У Корнеля персонажи выходят из конфликта обновленными и очищенными, тогда как у Р. они терпят полное крушение. Кинжал или яд, завершающий их земное существование, в физическом плане является следствием того крушения, которое уже произошло в плане психологическом.

Р. проложил путь проникновению поэтического творчества в жизнь человеческой души, с ее обыкновенными радостями и страданиями, которое сделалось одною из отличительных черт литературы XVIII в., но началось уже в веке предшествовавшем, по инициативе таких философов, как Декарт, рекомендовавший обращать все внимание на человека и его духовные силы. С такой задачей находится в тесной связи — или, вернее, ею обусловливается — психологический характер творчества Р. Свою драматическую теорию он хорошо определил сам, сказав, что трагедия есть “действие простое, никогда не отдаляющееся от натурального, чтобы кинуться в необыкновенное, идущее к своему концу постепенно, будучи поддерживаемо только интересами, чувствами и страстями действующих лиц”.

От этого у него в трагедии мало чисто внешних случаев, как двигателей характеров — а те, которые есть, “рождаются из движения характеров и имеют своим источником людские страсти ”. Эти последние — главный, почти исключительный предмет психологического наблюдения и мастерского драматического воспроизведения Р.; достаточно указать хотя бы на “Федру”, в лице которой с такой художественной правдивостью изображена борьба женщины с охватившей ее роковой и преступной страстью, или на Гермиону (в “Андромахе”), которая, ненавидя виновника своего несчастья, продолжает, однако, глубоко любить его... Человеческую страсть и вообще разные оттенки человеческого чувства Р. наблюдает преимущественно, почти исключительно в женщине, причем ему больше по сердцу и больше удаются (как и при изображении мужчин) характеры энергические, сильные.

С трагедией Р. (по замечанию Брюнетьера) начинается в новой французской литературе господство женщины, в противоположность прежним писателям, которые все принижали ее социальное значение. У Р. женщина, в лице Андромахи, Германы, Береники, Федры и др., впервые представляется личностью независимой в своих чувствах и ответственной за свои поступки.

Стоя на общечеловеческой точке зрения, Р., вместе с тем, писатель вполне национальный. Слово " национальность " надо принимать здесь, однако, в очень ограниченном смысле. Р. не было никакого дела (по крайней мере насколько это отражается в его произведениях) до всей французской нации; его, человека придворного и жившего в среде дворянства, интересовала только эта среда, но ее он знал превосходно; все новые веяния, возникавшие в ней и подготовлявшие новое время, находили красноречивое и верное отражение в его трагедиях. Черпая из источника древней классической поэзии, живя, по-видимому, в древнем мире, он оставался новым французом до мозга костей, и выводимый им на сцену древне-классический мир был таким только по названию; сохранить характер древнего мира он старался сколь возможно, но вместе с тем стремился ввести в свои произведения дух нового времени.

Это ставили ему (как и вообще французской драме XVII в.) в укор, и, с точки зрения чисто эстетической, не без основания; но, с другой стороны, отклик на заветные чувства и стремления той части общества, которая стояла во главе всего умственного, социального и политического движения, составляет заслугу Р. — заслугу, которой иные критики его придавали даже национально-политическое значение.

“Как знать — восклицает Гейне — сколько подвигов расцвело из нежных стихов Р. Те французские герои, которые схоронены у пирамид, на полях Маренго, Аустерлица, Москвы — все они некогда слышали стихи Р., и их император также слышал эти стихи в устах Тальмы. Как знать, сколько пудов славы с Вандомской колонны причитается собственно на долю Р.! Он был живой источник любви и чувства чести и опьянял собою, приводил в восторженное состояние целый народ. Чего же еще станете вы требовать от поэта?”

Если в словах Гейне и есть значительная, быть может, доля преувеличения, чисто поэтического, то во всяком случае влияние Р. на современные ему и последующие поколения несомненно. К вышеуказанным достоинствам следует присоединить удивительное мастерство языка, смелость и простоту оборотов, несмотря на уступки, иногда значительные, тогдашним требованиям искусственной вычурности.

Творчество Расина. Изучение основных этапов (см. био.) и эволюция творчества Ж. Расина связано с общей эволюцией классицизма и с укреплением роли в нем категории трагического. Можно ощутить общую классицистическую основу и при этом существенное отличие расиновских героев (расиновского человека, как сказал бы Р. Барт), художественного мира Расина от мира корнелевских трагедий, обратившись уже к первой великой расиновской пьесе - "Андромахе". Важна проблема выбора Расина, у него иная концепция страсти в его трагедии, своеобразно освещении конфликта долга и чувства, который традиционно считают основным в драматургии классицизма. Притом, что Расин, как и Корнель, обращается преимущественно к античным сюжетам, он, что видно уже в "Андромахе", предпочитает греческую античность, посредством которой внутренняя напряженность и драматизм современной Расину эпохи запечатлевается особенно выразительно. Драма Расина - не политическая, а любовно-психологическая: герои "Андромахи" обуреваемы страстями, справиться с которыми они не в силах, хотя их разум способен "осознавать и анализировать свои чувства и поступки". Среди других трагедий Расина, написанных до знаменитой "Федры", значимы "Британик", где выдаётся образ Нерона - "чудовища в зачатке", "рождающегося чудовища", как определяет его характер сам драматург в предисловии.

Это обстоятельство вносит определенные нюансы в категорию времени в этой трагедии, да и в самый характер персонажа. Кроме того, хотя эта пьеса, как и другие расиновские сочинения, принадлежит в целом к жанру любовно-психологической трагедии, в ней очень важное место занимает и нравственно-политическая проблематика, что заставляет некоторых ученых полагать даже, что "Британик" - политическая трагедия. Если сопоставить мир политических коллизий в трагедиях Корнеля и Расина, становится ясно, насколько для Расина политика - более арена столкновения эгоистических страстей, чем сфера испытания доблести.

Особого внимания заслуживает, несомненно, трагедия "Федра", которую единодушно считают наиболее совершенным созданием Расина. Чтобы увидеть, каковы изменения, внесенные Расином, а главное, какова их художественная функция, необходимо вспомнить те античные трагедии, которые были написаны на тот же мифологический сюжет и которые стали прямым источником этого произведения. Популярность "Федры" у читателей, зрителей и специалистов-филологов не устраняет, а множит споры вокруг нее. Так, в зарубежной науке интерпретации образа главной героини колеблются от признания ее безусловной "язычницей" (по характеру нравственного мира героини, разумеется, ибо в буквальном "биографическом" смысле Федра - героиня языческого античного мифа), как у известного французского писателя М. Бютора, до убеждения, что это не только "христианка", но и выразительница определенного религиозного мироощущения - янсенизма, с которым, как известно, был связан сам Расин. Сведения справочного характера - о возникновении этого течения в религии, о монастыре Пор-Руаяль, вокруг которого собирались сторонники янсенизма и т.п. - можно получить из учебной литературы.

Трагедии Расина последнего периода его творчества - "Эсфирь", "Гофолия", своеобразно художественное воплощение в ней библейских сюжетов, использовано притчевое начале, присутствуют религиозно-политические аспекты проблематики этих трагедий. Значение расиновских пьес в перспективе развития и классицизма, и самого жанра трагедии огромно – он первым раскрывает в классицизме напряженный внутренний психологический мир человека.