Шейн. Белорусские народные песни 144 (прим. На стр. 280-282)

 

Божество солнца, величавшееся языческими славянами в момент высшего солнцестояния под названиями: Лад, Ярило, Купало, в христианстве уступило первенствующее место св. Иоанну Крестителю, а местами – св. Апостолу Петру или св. Виту [938]. Впрочем, как мы видели, прежние, языческие, названия не утратились из народной памяти и до наших дней.

Св. Иоанн Креститель в старинном русском сказании (см. выше стр. 164) называется пресветлым солнцем. У чехов существует предание о волшебном (конечно, солнечном) коне, именуемом Янек (Иоанн = Ян), соответствующем солнечному Юрю-конику белоруссов (см. ниже: «Св. Юрий»), Чехи в Ивановскую ночь кидают в воздух зажженные факелы и гадают по пламени их, вопрошая при этом св. Яна как оракула:

 

Pověz nam, Velky Bože, Svaty Jene,

Dlouho li živi budeme,

Za kolik pak let umřeme.[939].

 

(Поведай нам,

Великий Боже, Св. Яне!

Долго ли мы живы будем,

Через сколько лет умрем.)

Св. Иоанн, кроме того, как и двойник его Купало, считается покровителем полей, он, по словам купальских песень, ходит по межам и присматривает за житом. Его приветствует «играющее солнце». Привожу несколько примеров таких песен:

 

– Сонейко, чему Янова ночка не величка.

Сонейко, Сонейко, бо ты рано усходзишь,

Сонейко, Сонейко, рано усходзишь да играючи,

Сонейко, Сонейко, играючи, Яна звеличаючи...

– На Ивана рано

Солнце играло:

На жито урожай

На ярину умолот...

– Сонейко, Сонейко, Ян с Петром ходзець,

Сонейко, Сонейко, да по межам ходзець,

Сонейко, Сонейко, да жита гледзяць...[940]

 

Сюда же должно отнести и следующую песню, записанную в окрестностях Немана или Западной Двины. Янек целую ночь ходит по полю и охраняет его, а также коров, от козней ведьм:

 

– Kypalnezka wola

Na igrzysko Janka.

«Nie mam czasu, nie mam,

Do samego ranka.

Trzeba ml nie despa,

Nocy w polu calej,

Zeby wiedzmy żyta

Nie zaiamywaly

I nie odebraly

U mych krowek rnleka,

Bo one umieja

Doič i z recznika».[941]

 

(– Купалочка звала

Янка на игрище:

«Не имею времени, не имею,

Должно мне не слать

В поле целую ночь,

Чтобы ведьмы жита

Не заламывали,

И не отобрали

У моих коров молока,

Ибо они умеют

Доить и с ручника».)

В Штирии в Ивановскую ночь молятся св. Иоанну и «Тонату», чтобы они охранили поля и скот от грозы и ливней. Девушки, смотря на воду, просят св. Иоанна о том, чтобы увидеть в воде образ своего возлюбленного. [942]

В сербских песнях «Женитьба солнца», «Женитьба месяца» и др. св. Петр получает в дар пшеничный сноп или летний зной [љетне врућине][943]. В чешских песнях его просят о даровании вина, конечно, в смысле урожая винограда [944]. В словинской песне Иисус ставит учеников своих в разные места: св. Петра – «на прекрасное ровное поле»[945]. «Святы Петра жита спелець», – говорят белоруссы[946]. В белорусских песнях св. Петр является товарищем св. Яна (см. выше) или Ильи Пророка, оросителя полей. По словам одной белорусской купальской песни, сам Бог разложил огонь, к которому собрались все святые, «только нет Иллии с Пятром, – Пошел Иллия коло жита». Илья, вероятно, ходит по полям вместе с Петром, как в вышеприведенной песне Ян с Петром «по межам ходзець, да жито гледзяць»[947]. Во всех этих случаях св. Петр является в качестве охранителя и покровителя полей и плодов земных, соединяя в себе, впрочем, способность подавать не только летний зной иьетне вруАине), но еще и грозовые ливни, так как у чехов Петр заменил собой и громовержца Перуна. В малорусских и галицко-русских колядках встречаем ап. Петра в качестве погонщика лошади, запряженной в золотой плужок, за которым ходит сам Господь[948]. Что Петров день считался местами, как и Иванов день, самым длинным днем, а Петровская ночь – самою короткою, доказывается Петровскими песнями, начинающимися, напр., так: «Мала ночка Петровочка»[949]. (Ср. купальские песни, начинающияся словами: «Малая ночка Купалночка», или «Сонейко, чему Янова ночка не величка»[950]и т.п. В «великодной» белорусской песне Рождеству противопоставляется Петров день, как противоположный полюс годового круга (Безсонов. Белорусс. п., I, 21).

По старому чешскому календарю, день св. Вита считался днем высшего солнцестояния, согласно поговорке: «Svaty Vit den nejdelši má» (Св. Вит имеет длиннейший день). Св. Виту чехи еще в XVII столетии приносили в жертву петухов, ему же, как представителю плодородия, приносились в дар печения и вино[951].

 

Послесловие

 

Автор книги «Божества древних славян», Александр Сергеевич Фаминцын, был при жизни одним из самых известных петербургских историков музыки и музыкальных критиков. Как ученый-музыковед, он живо интересовался и историей народной музыки и песенного творчества. Именно интерес Фаминцына к истокам русского и ела вянского песенного фольклора заставил его обратиться к изучению славянского язычества и его следов в народных песнях, заговорах, заклинаниях и других обрядовых текстах.

А.С.Фаминцын не был профессиональным этнографом или религиоведом. Тем не менее, он добросовестно попытался свести в единую систему все доступные ему сведения о дохристианском мировосприятии и обрядности славянских народов. В ходе работы над «Божествами древних славян» ученый обращался к трудам основоположника мифологической школы в России Ф.И.Буслаева, работавших в ее русле А.Н.Афанасьева, А.А.Потебни, а также И.П.Сахарова и других отечественных и зарубежных авторов, интересовавшихся мифами древних славян. А.С.Фаминцын использовал также сочинения древних и средневековых европейских и арабских писателей.

Сам Фаминцын считал свою книгу лишь введением к капитальному труду, в котором он предполагал дать анализ народных песен и отражающихся в них обрядов и обычаев древних славян. Однако преждевременная смерть ученого не позволила ему осуществить этот замысел.

До 1917 года имя А-С.Фаминцына оставалось хорошо известным русскому читателю. Ссылки на «Божества древних славян» и другие его работы можно было встретить в сочинениях как российских, так и западных историков музыки и этнографов. В советский период отношение официальной науки к трудам Фаминцына было, особенно в первые годы, резко отрицательным. По-видимому, здесь сказались пристрастия большевистского руководства, знавшего Фаминцына понаслышке как «реакционера», осмелившегося затеять судебный процесс против «демократа» и вдохновителя «могучей кучки» В.В.Стасова.

Упоминания о фаминцыне в советской литературе, как правило, не обходились без довольно резких выражений в его адрес. К примеру, в «Театральной энциклопедии» о нем сообщалось, что он «выступал противником „могучей кучки" как традиционалист, классицист и вагнерианец»[952]. В «Музыкальной энциклопедии» Л.Ю.Малинина писала: «Музыкально-критическим взглядам Фаминцына свойственна односторонность; он был одним из противников «могучей кучки». В 1869 г. полемизировал с В.В.Стасовым по вопросам народности, национальной характерности и программности, обнаружил при этом ограниченность в оценке передовых явлений русской музыки. Полемика со Стасовым дала повод Фаминцыну затеять судебный процесс, однако выдвинутое им против Стасова обвинение в клевете судом не было признано. Самодовольство и консерватизм Фаминцына увековечены М.П.Мусоргским в музыкально-сатирических памфлетах «Классик» (1870) и «Раек» (1871)»[953]. Обзор критических сообщений о деятельности А.С.Фаминцына в этой статье начинался с фельетона Стасова «Музыкальные лгуны», опубликованного в тогдашних «Санкт-Петербургских ведомостях».

Уделивший немало внимания конфликту Фаминцына со Стасовым, советский историк музыкальной критики Ю.А.Кремлев именовал Фаминцына «ярым противником кучкистов». По словам Кремлева, Фаминцын, «спекулируя в отношении кучкистов понятиями народности и простонародности, еще более обнаруживает свою «немецкую» ориентацию, стремящуюся ввести русский реализм в рамки умеренности, аккуратности и идеальности». Кремлев с возмущением упомянул о «типично иностранной» характеристике русского народа, которую Фаминцын дал в статье «Петербургская хроника» («Мне кажется, – писал Фаминцын, – много можно насчитать характеристичных для русского человека черт, имеющих очень мало общего с простонародным трепаком: широкость характера, некоторое легкомыслие, выражающееся в русском «авось», удаль, проявляющаяся в неимоверно быстрой (неведомой в Западной Европе) езде по необозримым степям, так характерно и в чисто народном духе описанной Гоголем, притом глубина чувства, высказываемая единственными в своем роде задушевными русскими народными песнями»). Если верить Кремлеву, для Фаминцына было характерно «безыдейное профессорское гелертерство взамен целеустремленной, демократической по своим задачам критики»[954].

Ненамного объективнее выглядела характеристика А.С.Фаминцына в биобиблиографическом словаре «Славяноведение в дореволюционной России». В статье о Фаминцыне утверждалось, что «для Фаминцына-музыкального критика характерна недооценка композиторов русской национальной школы. Работы Фаминцына по изучению обрядов и верований славянских народов в значительной мере устарели». «Что касается истории славянского искусства, – писали авторы предисловия к биобиблиографическому словарю, – то во второй половине XIX в. ее изучением занимались в основном В.В.Стасов и А.С.Фаминцын. В.В.Стасов, один из наиболее ярких представителей прогрессивной части русского общества середины и второй половины XIX в., отстаивал мысль о единстве исходных начал культуры русского и всех остальных славянских народов. А.С.Фаминцын сопоставлял русскую и славянскую музыку, рассматривая их с консервативных позиций, что не находило поддержки в прогрессивных кругах русского общества»[955].

Не говоря уже о не совсем точной характеристике взглядов В.В.Стасова по «славянскому вопросу», стоит отметить, что конфликт Фаминцына со Стасовым не был непосредственно связан с их взглядами на славянскую мифологию и фольклор. Тем не менее, именно он, по-видимому, стал одной из причин, по которой в советский период имя А.С.Фаминпына не упоминалось во многих отечественных изданиях, посвященных истории фольклористики. Подробнее к этому конфликту мы еще вернемся чуть позже.

Значительно больше повезло в советскую эпоху старшему брату ученого, академику Андрею Сергеевичу Фаминцыну (1835-1918), которому была посвящена статья в «Большой советской энциклопедии». Однако и он на несколько десятилетий выпал из поля зрения советской истории науки из-за критики в его адрес со стороны Тимирязева в связи с дискуссией вокруг книги Н.Я.Данилевского «Дарвинизм. Критическое исследование». Тоща особенно резко выразился о старшем Фаминцыне В.В.Розанов: «Только правительственной терпимостью (или невежеством?) можно объяснить, что оно не прогнало давно метлой всех этих «Фаминцыных» с университетских и академических кафедр»[956].

Многое в поведении, научных интересах и пристрастиях А.С.Фаминпына можно понять, если обратиться к его биографии, особенно детству и периоду учебы в России и за рубежом. Александр Сергеевич Фаминцын родился 24 октября (5 ноября по новому стилю) 1841 года в Калуге в семье военного. Фаминцыны (другие начертания фамилии – Фоминцын, Фаминцин) происходили из старинного дворянского рода. Александр и оказавший на него сильнейшее влияние старший брат Андрей получили хорошее домашнее воспитание; еще до поступления в гимназию они изучили немецкий и французский языки. В 1847 году семья переехала в Санкт-Петербург. В 1857 году Фаминцын-старший окончил естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. В 1858-1860 гг. он находился в Германии для подготовки к профессорскому званию, с 1861 года стал читать лекции в Петербургском университете и получил степень магистра, в 1867 – доктора.

Во многом похожим был и жизненный путь Фаминцына-младшего. Окончив Третью петербургскую гимназию, он поступил в университет и в 1862 году также окончил естественное отделение; одновременно он брал уроки по музыкально-теоретическим предметам у М.Л.Сантиса и Ж.Фохта. Затем Александр Сергеевич фаминцын тоже отправился в Германию доучиваться. Однако в «Германии туманной» он окончательно утвердился в своем интересе к музыке. В 1864 году Александр Сергеевич завершил музыкальное образование в Лейпцигской консерватории, где он учился у людей весьма известных – М.Гауптмана, Э.Ф.Рихтера, И.Мошелеса. В 1864-1865 годах А.С.Фаминцын учился композиции у М.Зейфрица в принадлежавшем тогда Австрии Лемберге (Львове). По-видимому, именно в Германии он стал активно интересоваться трудами братьев Гримм и других представителей мифологической школы, – возникшего на базе немецкого романтизма направления в фольклористике и литературоведении. Ученые мифологической школы, хорошо прижившейся и в России в 50-х – 60-х гг. XIX столетия, считали, что именно в процессе эволюции мифа из него развились другие фольклорные жанры; сходные явления в фольклоре объяснялись исходя из существования в древности общей мифологии, которую было необходимо реконструировать. Особенности концепции мифологической школы следует учитывать при чтении книги «Божества древних славян».

После своего возвращения в Россию с 1865 по 1872 гг. Александр Сергеевич Фаминцын был профессором истории музыки и эстетики Петербургской консерватории. В этот период он с интересом следил за работами, посвященными русскому песенному фольклору. После конфликта группы профессоров с директором А.Г.Рубинштейном Фаминцын в 1872 году покинул консерваторию.

А.С.Фаминцын не только преподавал в консерватории, но и сам создавал музыкальные произведения (пьесы, романсы и др.). Наиболее известны его оперы «Сарданапал» (1875), поставленная на сцене Мариинского театра, и «Уриель Акоста» (1883). Нельзя не обратить внимание на выбор тем для сочинений. Ассирийский царь Сарданапал (Ашшурбанипал) (669 – около 633 до Р.Х.) вел военную и дипломатическую борьбу за сохранение ассирийского государства, по его приказу была создана знаменитая библиотека в Ниневии. Габриель да Коста (Уриель Акоста) (около 1585-1640), происходивший из принявшей католичество португальской еврейской семьи, в 1614 г. бежал в Амстердам, где перешел в иудаизм. Потом этот вольнодумец стал критиковать существующие религии как ложные, отрицал бессмертие души и, наконец, покончил жизнь самоубийством. Очевидно, что в операх проявились политические воззрения Фаминцына как противника нигилизма.

С 1867 г. А.С.Фаминцын выступал как музыкальный критик. Он печатался в «Голосе», «Пчеле», «Музыкальном листке», «Слове», «St.Petersbwger Zeitung», «Nordische Presse», «Вестнике Европы». В 1869 г. Фаминцын основал газету «Музыкальный сезон», которой, если верить ЮЛ.Малининой, «покровительствовали официальные бюрократические круги». «Музыкальный сезон» опубликовал статью «Русская песня как предмет науки» композитора А.Н.Серова, в которой резкой критике была подвергнута обработка русских песен Балакиревым. В ответ участник «могучей кучки» известный композитор А.П.Бородин назвал газету «органом немецкой партии». Настоящая травля со стороны «кучкистов» привела к тому, что в 1871 г. газета прекратила свое существование. В 1872-1877 гг. Фаминцын сотрудничал в «мнимообъективной», по выражению Ю.Кремлева, газете «Музыкальный листок», где, в частности, выступал с критикой оперы Мусоргского «Борис Годунов».

В 1867 г. в газете «Голос» Александр Сергеевич писал, что его удивляет развившаяся в среде русской интеллигенции «какая-то ненависть к Западу и необыкновенная симпатия ко всему восточному». Выступая против «славянофилов-нигилистов», фаминцын осуждал «желчь», «грубую брань» и «нетерпимость» сторонников новой русской школы в музыке. В ответ появился «Классик», музыкальный памфлет Мусоргского, наверху которого было напечатано «По поводу некоторых музыкальных статеек г. Фаминцына».

В первом номере «Музыкального сезона» 30 октября 1869 г. вышла статья Фаминцына «Славянофилы-нигилисты в музыке и здравая критика». В ней Фаминцын писал, «патриотизм (в нашем случае славянофильство) чувство чрезвычайно похвальное, если оно только не ведет к чудовищной односторонности». Он критиковал Ц.Кюи за отрицание последним византийского и греческого происхождения ладов русской народной песни и стремление приписать им чисто славянское происхождение[957]. В данном случае, Фаминцын показал, что ему не чуждо представление о возможности заимствований в фольклоре.

В той же статье Фаминцын критиковал оперу «Садко» Римского-Корсакова и чешскую увертюру Балакирева в связи с постоянным использованием «трепаков» (так Фаминцын именовал все «банальные простонародные плясовые песни»). Выражался он при этом достаточно определенно: «Гибель тому искусству, которое в "казачке" видит идеал музыки, в площадных шутках черни – идеал юмора, в изображении пьяного мужика – идеал для произведений живописца и скульптора». Из статей фаминцына ясно, что, любя русский фольклор, он не был, как это часто пытались представить его критики-нигилисты и до 1917 г., и в советский период, врагом «народности»; будучи дворянином и «классицистом», он четко отделял ее от «простонародности».

С конца 1860-х годов в русской фольклористике произошла смена базовой теории. На место мифологической теории пришла миграционная, или теория заимствования. Ее основоположник, немецкий филолог Теодор Бенфей опубликовал в 1859 г. знаменитый сборник рассказов «Панчатантра» со своим изложением концепции заимствования сюжетов из одного источника (индийской литературы). В 1868 г. в «Вестнике Европы» В.В.Стасов (он же «Бах», или «генералиссимус» для его друзей-композиторов) предложил новую теорию происхождения былин, заявив, что все они – результат относительно недавнего и поверхностного заимствования с Востока. Как писал А.Н.Пыпин о Стасове и его теории, его «разнообразные вкусы были развиты впоследствии обширной начитанностью, для которой продолжительная служба в Публичной библиотеке... давала пищу и новые возбуждения»[958]. Теория заимствования была использована Стасовым, по его собственному выражению, «против московских славянофилов и петербургских русопетов»: отрицая в былинах «элемент национальный и элемент христианский», он не видел в них «ни русской истории, ни даже русской мифологии».

Концепцию Стасова критиковали многие ученые-фольклористы – Буслаев, Гильфердинг, Вс.Миллер, Веселовский и другие. В пылу дискуссии Стасова и даже «Вестник Европы», где он печатался, нередко обвиняли в чрезмерном западническом недостатке «русского чувства». Как писал Пыпин, «в конце концов, взгляды г. Стасова не были приняты наукой... Но они далеко не остались без результатов – отрицательных и положительных. Во-первых, они несомненно заставили строже оглянуться на прежние толкования нашего древнего эпоса, умерили жар мифологов, способствовали устранению сентиментальных и аллегорических теорий». В дискуссии о происхождении былин как Стасов, так и его противники показали явную тенденциозность, пытаясь связать научную проблематику со «злобой дня». Уверенности Стасову придавало то, что, несмотря на критику, Императорская Академия наук все же присудила этому, по словам М.К.Азадовского, «врагу лжепатриотизма, подлинному демократу и борцу за национальное искусство» одну из Уваровских премий[959].

А.С.Фаминцын, по-прежнему верный представлениям мифологической школы, принял во внимание некоторые положения работы Стасова. Об этом говорит то, что, по словам самого Фаминцына, он «только с крайней осторожностью и в редких случаях пользовался былинами, в особенности же сказками, в которых древние черты еще гораздо чаще, чем в песнях, являются перемешанными с новейшими наслоениями и чужеземными элементами»[960]. В to же время, А.С.Фаминцын остался убежденным противником теории заимствования в трактовке А.Н.Веселовского и его последователей с их «углублением в христианские источники» и огульным отрицанием славянских языческих традиций как якобы вторичных по отношению к христианству и, опосредованно, античному язычеству.

Одновременно с борьбой за исключение былин из русского фольклора Стасов вел борьбу «за Глинку, против Вагнера». Его раздражал и сам Вагнер, и мифологи, чьи построения были использованы в сочинениях немецкого композитора. У Вагнера, по мнению Стасова, «вечно на сцене либо дурацкие какие-то боги, никому не нужные и не интересные, либо, пожалуй, и люди какие-то все бестелесные, идеальные и выдуманные...» («Вагнер, – писал Стасов, – это настоящий немецкий славянофил по музыке»)[961]. Особенно обострился конфликт между Стасовым и «вагнеристами» в 1868 г., когда в Мариинском театре была поставлена его опера «Лоэнгрин». Вагнер приехал в Россию при содействии великой княгини Елены Павловны, покровительницы Русского музыкального общества, и композитора А.Н.Серова, хорошего знакомого Фаминцына и Вагнера. Конфликт был настолько острым, что в антракте дело доходило до стычек, а в верхних ярусах чуть было не окончилось поединком между двумя юными, говоря по-современному, «фанатами» итальянской и вагнеровской оперы. Серов и Фаминцын выступили в печати с восторженными оценками нового произведения немецкого композитора. Даргомыжский, Кюи, Стасов и другие кучкисты, напротив, крайне враждебно отнеслись к «Лоэнгрину» и вообще творчеству Вагнера (следы такого отношения были весьма заметны и после 1917 г.). В ходе дискуссии Стасов писал о попытках Вагнера и вагнеристов «бросить стремление к правде и реализму, которое составляет главную задачу нашего времени»[962].

В 1870-1880 гг. А.С.Фаминцын был секретарем главной дирекции петербургского отделения Императорского Русского музыкального общества. Еще в консерватории он начал работу по переводу на русский язык ряда немецких учебников. В 1868-1886 гг. вышли в свет его переводы «Учебника гармонии», «Учебника фуги», «Учебника простого и двойного контрапункта», «Элементарной теории музыки (с дополнениями переводчика)» Э.Ф.Рихтера, «Руководства к правильному построению модуляции» Ф.Дрезеке, «Всеобщего учебника музыки» А.Б.Маркса. Последний, как с явным одобрением писал Ю.А.Кремлев, отличался нечуждыми демократизма взглядами и «бетховенианством». Большинство переводов Фаминцына неоднократно переиздавалось и после смерти Александра Сергеевича.

С Русским музыкальным обществом для Фаминцына были связаны не только годы плодотворного труда, но и тот конфликт, в который оказались вовлеченными Стасов, Балакирев, Кюи и другие деятели «могучей кучки». Первоначально Стасов не был противником Русского музыкального общества. Даже утвержденный в 1859 г. устав общества был составлен его братом Д.В.Стасовым. Однако Владимир Стасов выступал против созданной в 1866 г. консерватории, считая необходимым только начальное музыкальное образование. В этих целях по его инициативе была учреждена Бесплатная музыкальная школа. По мнению Стасова, директор консерватории А.Рубинштейн и Русское музыкальное общество «без должного уважения относились к новой русской музыке». Еще до прихода Фаминцына в дирекцию Русского музыкального общества по настоянию Даргомыжского дирижером симфонического оркестра общества был приглашен один из «кучкистов» Балакирев. 9 января 1869 года Даргомыжский умер. Весной 1869 г. покровительница общества великая княгиня Елена Павловна добилась увольнения Балакирева. В ответ сначала П.И.Чайковский в газете «Современная летопись», а затем, ссылаясь на него, и В.В.Стасов в «Санкт-Петербургских ведомостях» осудили отстранение Балакирева. Как писал Е.Г.Салита в книге «Стасовы в Петербурге-Петрограде», «после стасовской статьи и фельетона Чайковского лагерь великой княгини двинул в атаку своих борзописцев. В их писаниях не было ни одного доброго слова о новой русской музыке, о ее творцах. Только презрение, отрицание и высокомерные поучения. Тон в этом задали небезызвестный критик Ростислав... и консерваторский профессор Фаминцын»[963].

6 июня 1869 г. в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилась статья Стасова «Музыкальные лгуны». О содержании статьи можно судить уже по ее началу: «В музыке, как и во всяком другом деле, есть свои ретрограды. Нынешняя арена их – газета «Голос». Там они копошатся и ползают, словно какие-нибудь музыкальные Скарятины и Аскоченские: там их целое гнездо: там сидят вместе г. Фаминцын с г. Серовым и Ростислав с некиим г. И». Стасов осудил их всех «со всеми их менуэтами, со всеми их скоморошьими плясками и дураковыми сказками»[964]. В развернувшейся дискуссии Фаминцын доказывал, что в России необходимо ставить иностранные оперы, особенно Вагнера, поскольку это будет способствовать появлению не подражательного русского оперного искусства. В ответ в статье «По поводу письма г. Фаминцына» Стасов выразился весьма резко: «Значит, Фаминцын считает, что в России все еще нет национальных оперных произведений? В это трудно поверить. Такому профессору не разрешили бы преподавать в русской консерватории»[965].

Наконец, Фаминцын не выдержал. Он подал на Стасова в Петербургский окружной суд за клевету, желая смыть с себя «неприличное пятно». Процесс начался в апреле 1870 г. Это был первый «музыкальный» процесс в России. Стасов, профессиональный юрист, защищал себя сам. По мнению Е.Г.Салиты, он «превратил суд в позорище для господина профессора», доказав необъективность Фаминцына, который «с презрением относился к русской музыке, обвиняя ее в подражательности». Суд счел обвинение в клевете необоснованным, однако расценил слово «лгуны» как брань в печати и приговорил Стасова к штрафу в 25 рублей и домашнему аресту на 7 дней. Любопытно, что Балакирев, с защиты которого начался открытый конфликт Фаминцына со Стасовым, к тому времени уже успел «склониться к реакции». После пребывания в Праге у братьев-славян он писал Стасову: «Вы смотрите на все через космополитическое пенсне». Раздраженный Стасов в ответ в октябре 1869 г. назвал «славянофилом» и самого Балакирева.

Борьба продолжалась и после суда. Стасов, выпускник училища правоведения и сам юрист, сильно обиделся на юристов: «Только-то вы и поучились, широкого, светлого и глубокого в нашем училище, что, дескать, пусть только бы «слов неприятных не появлялось», а на деле пусть ты сто раз прав – это все равно, но ты должен быть наказан!»[966]Мусоргский написал посвященный Стасову «Раек», в котором высмеивался «лагерь княгини» – «клевреты Евтерпы», как их именовали «кучкисты». Ц.А.Кюи клеймил «писк г. Фаминцына», заявлял, что «характер музыки г. Фаминцына... крошечный, мелкий, лилипутский», а его опера «Сарданапал» – это «мертвая необозримая поляна, покрытая туманом». Критиковал Фаминцына и более умеренный Ларош. Этот критик осуждал Фаминцына, Серова и даже Кюи как «вагнеристов». Об опере «Сарданапал» Ларош писал как об откровенно консервативной сатире на прогрессивный лагерь. Особенно не понравился критику хор мятежников в I картине третьего действия: «Хор этот до того нестроен и нескладен, что живо изображает ту анархию, в которую мы неминуемо впадем, когда восторжествуют пагубные учения социалистов и коммунистов»[967].

Начиная с середины 1870-х гг., постоянный интерес А.С.Фаминцына к музыкальному фольклору нашел, наконец, отражение в его публикациях. В 1875 г. в Лейпциге вышло в свет подготовленное С.А.Фаминцыным первое учебное издание русских народных песен, «Русский детский песенник» (ч. 1-2). В 1876 г. А.С.Фаминцын выпустил сборник 150 несен западноевропейских народов, содержавший русские, украивские, польские, чешские песни, под названием «Баян» (второе издание вышло в соавторстве с Г.А.Дольдом в 1885 г.)

В 1870-х гг. Фаминцин продолжал интересоваться творчеством Вагнера, который заявил об отмене всех видов искусства, предлагая взамен «Gesammtkunstwerk» – «собирательное творение искусства». В 1876 г. в связи с открытием «Дома торжественных представлений» в Байрейте, построенного специально для постановки произведений Вагнера, А.С.Фаминцын присутствовал на представлениях цикла «Кольцо нибелунгов» и участвовал в дискуссии о Вагнере (одна из главных тем в русской прессе 1876 г.).

А.С.Фаминцын не был ни явным славянофилом, ни западником-"прогрессистом". В отличие от своего антагониста Стасова и многих русских ученых-фольклористов того времени, он не принимал активного участия в политической деятельности. Тем не менее, и его коснулись революционные потрясения в России конца 1870-х годов. В апреле 1879 г. после ночного обыска братья Фаминцыны были арестованы. Как писал биограф Фаминцына-старшего Б.П.Строгонов, «в тюрьме жандармы подвергли их унизительному обыску, их раздевали, измеряли рост и т.д. Затем их поместили в одиночные холодные и сырые камеры с убогой арестантской мебелью. Лишь после активного вмешательства ректора университета А.Н.Бекетова и преподавателей они были через 4 дня освобождены из-под стражи под поручительство ректора»[968]. Причины ареста остались неясными даже для министра народного просвещения, враждебно относившегося к Андрею Сергеевичу Фаминцыну (Фаминцынстарший имел репутацию демократа; в 1889 г. он ушел из университета в знак протеста против введения полицейского режима в учебных заведениях). Фаминцын-младший был, вероятно, арестован «за компанию». Интересно отметить, что в апреле были арестованы и двое братьев Стасовых – Дмитрий Васильевич, демократически настроенный присяжный поверенный, и Александр Васильевич, «благонадежный» директор пароходного общества «Кавказ и Меркурий». Последний, как признавали сами жандармы, был арестован по ошибке вместо Владимира Васильевича. Таким образом, репрессии одновременно коснулись и Стасовых, и Фаминцыных. По-видимому, аресты носили «профилактический» характер и были связаны с неудачным покушением на императора Александра II, которое совершил 2 апреля 1879 г. террорист А.К.Соловьев.

В 1881 по поручению Академии Наук А.С.Фаминцын составил рецензию на книгу С.Шафранова «О складе народно-русской песенной речи, рассматриваемой в связи с напевами». В 1881-1882 гг. Фаминцын, не будучи этнографом-практиком, использовал свой собственный способ собирания фольклора. В «Отечественных записках», «Историческом вестнике», «Журнале министерства народного просвещения», варшавском «Русском филологическом вестнике» было опубликовано письмо-обращение А.С.Фаминцына к читателям и всем любителям народной поэзии с просьбой присылать ему тексты народных песен «с мелодиями» (нотами).

К моменту выхода в свет «Божеств древних славян» Фаминцын уже был членом этнографического отдела Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Одако все приобретенные ученым познания не спасли его от критических рецензий. Так, например, в «Вестнике Европы» редактор журнала А.Н.Пыпин ("А.В-н") писал, что автором предпринята попытка «реставрировать, хотя приблизительно, тип древнейшей общеславянской народной песни» и «труда автор действительно употребил очень много»[969]. Однако из-за игнорирования предыдущего опыта «построенная автором система древнеславянской мифологии едва ли удовлетворит специалистов», ибо Фаминцын не различает «сходства и простые созвучия». Подвергнув критике концепции автора о территории, на которой поклонялись Дажьбогу и Хорсу, сопоставление Геркулеса с Ярилою, а также ссылки на оказавшуюся подложной Краледворскую летопись, ибн Фадлана и упоминание р. Туры и Тура-Тау в Уфимской губернии в связи с культом Тура у славян, Пыпин пишет, что «трудные вопросы науки обыкновенно не кажутся такими для дилетантов». В заключение, рецензент выразился весьма сурово: «Было бы гораздо лучше, если бы автор ограничил свою задачу: не предпринимая созидания новой мифологической системы, удовольствовался основными достоверными фактами древней мифологии, направил бы свой труд на свою специальную задачу – собирание и сличение музыкальных данных и извлечение из них своего вывода».

Думается, что А.Н. Пыпин, автор «Истории русской этнографии» (1890-1892), был достаточно объективен. В 1880-х гг. Фаминцын, даже с учетом сделанных им оговорок в отношении былин и сказок, выглядел как «последний из могикан» почти вытесненной из научного обихода мифологической школы. В то же время, не исключено, что критика была связана не только с недостатками самой работы. В том же выпуске журнала была напечатана и статья В.В.Стасова «Тормозы нового русского искусства», в которой, хотя и вскользь, опять упоминался все тот же печальный инцидент, ("необыкновенный случай", по выражению самого Стасова), когда Русское музыкальное общество отказалось от услуг Балакирева, что и привело к выяснению отношений между Стасовым и Фаминцыным в суде.

Материалы книги «Божества древних славян», несмотря на критику в ее адрес, широко использовались в славистике того времени. Так, например, в «Славянских древностях» Л.Нидерле нашел отражение анализ Фаминцыным этнографических материалов, связанных с Ладой, богиней, которую Фаминцын включал в славянский пантеон. Дискуссия о Ладе продолжалась в славистике и позднее. Фаминцын предложил свою трактовку трехярусного членения знаменитого Збручского идола, исходя из древнего представления о делении мира на небо, землю и подземный мир. Эта концепция нашла поддержку у многих славистов.

В 1888-1891 годах вышли в свет еще несколько значительных работ А.С.Фаминцына. В журнале «Баян» было напечатано его сочинение «Древняя индокитайская гамма в Азии и Европе с особенным указанием на ее проявление в русских народных напевах»[970](отдельное издание было опубликовано в 1889 г.) с многочисленными нотными примерами. В 1889 г. была издана книга Фаминцына «Скоморохи на Руси»[971], получившая массу положительных откликов в прессе. В 1890 г. в серии «Памятники древней письменности и искусства» издательством Общества любителей древней письменности (основано в 1877 г. известным любителем археологии и археографии князем П.П.Вяземским, издавало этнографически исключительно ценные и факсимильные издания древних памятников) было выпущено сочинение А.С.Фаминцына «Гусли, русский народный музыкальный инструмент: Исторический очерк с многочисленными рисунками и нотными примерами»[972]. В «Гуслях» А.С.Фаминцын анализировал упоминания о гуслях в былинах и песнях, объяснил, почему одно и то же название «гусли» имеет разный смысл у русских и сербов. Это сочинение было награждено от Императорского Русского археологического общества большой серебряной медалью. В 1891 г. увидела свет книга А.С.Фаминцына «Домра и сродные ей музыкальные инструменты русского народа: Балалайка. – Кобза. – Бандура. – Торбан. – Гитара: Исторический очерк»[973]. Фаминцын в этом сочинении показал, как на базе заимствованной с Востока домры развился такой национальный инструмент как балалайка, установил западное происхождение бандуры. Часть работы он посвятил истории проникновения в Россию семиструнной гитары.

В 1890-е годы Фаминцын вместе с братом жил на Васильевском острове (8 линия, д. 17; по данным Адресной книги Санкт-Петербурга). Незадолго до смерти он опубликовал работы «Богиня весны и смерти в песнях и обрядах славян»[974]и «Древнеарийские и древнесемитские элементы в обычаях, обрядах, верованиях и культах славян»[975](вышла также отдельным изданием в Москве). По-видимому, эти наброски должны были составить часть второго выпуска сочинения по славянской мифологии, закончить которое Александр Сергеевич не успел.