Глава седьмая поединок правды

(Спящая сельва)

Вокруг царил иной мир. Мир не живых и не мёртвых, не материи, не духа, а нечто расплывчатое, чередующееся между забытьём, сном, полусном и полуявью. В забытьи Марк не принадлежал себе ни на миг. Его кружило в вихре невидимых потоков, его швыряло и колыхало, несло в бездонном океане двух вечных вселенских стихий, то погружая в чёрные бездны мрака, то поднося на невидимых греблях ввысь – к свету. А потом из забытья его плавно переносило в мир снов.

Снов было много. Марк сражался и бежал, падал и вставал, родной мир сливался с миром Каллирои самым причудливым образом. Но чаще всего он видел себя плывущим между рядами рыцарей и священников, и повторял слова молитвы-присяги, данной когда-то очень давно, ещё в своё первое посещение Каллирои.

В состоянии полусна Марк начал изредка ощущать прикосновение человеческих рук. На нём меняли повязки, протирали чем-то влажным горящее от жара тело, осторожно вливали в рот капли очень горького сока. В такие минуты Марку становилось легче, жар немного спадал, боль утихала, мысли текли свободно и чисто.

Наконец, неизвестно через сколько дней или недель, наступила полуявь. Марку удалось чуть приоткрыть глаза и увидеть над собой потолок, свитый как будто из сухих листьев и прутиков. Зрение ещё было слабым, перед глазами всё плыло, и в те редкие минуты, когда кто-то склонялся над его неподвижным телом, Марк не мог различить лиц.

И всё-таки пробуждение наступило. Не мгновенно: ещё в период полусна Марк начинал шевелить то рукой, то ногой, будучи пока не в силах даже сжать пальцы. Сейчас, когда ему удалось приподнять голову, он обнаружил, что лежит в каком-то странном шалаше со сплетёнными из прутьев стенами, между которыми пробивались живые зелёные побеги. Марк лежал укрытый шерстяным одеялом на мягком, приятно пахнущем ложе из сена.

Марк нащупал большой шрам между ребёр, и тело в этом месте отозвалось тупой болью. Он попытался приподняться, но тут же рухнул обратно от слабости. Тело было измождённым и высохшим. Пальцы – сухие костяшки, обтянутые кожей. Лицо заросло грубой щетиной – сколько же времени он так пролежал?

Он был совершенно голым, но рядом лежала длинная льняная рубашка. Марк сумел натянуть её на себя за полчаса. Затем в течение часа предпринимал попытки встать со своего ложа, цепляясь за шаткую стенку шалаша. В конце концов, после небольшой передышки его усилия были вознаграждены. Вялый и измученный он добрался кое-как до выхода, откинул матерчатый полог, заменяющий здесь дверь, и вышел наружу.

Голова резко закружилась. Поначалу Марк решил, что он всё ещё во власти сна, настолько невероятным показалось ему увиденное. Он стоял на высоте не менее тридцати локтей, а внизу виднелись маленькие острые крыши домиков, покрытые вьющимися лозами. Деревянный настил, на котором он стоял, как и сам шалаш был сооружён вокруг ствола одного из величественных титановых деревьев. Основным крепежом, на котором держалось жилище, была закрученная вокруг дерева толстая ветвь или даже две – это Марк понял, разглядев вблизи такие же сооружения на других деревьях. Их было много. Между ними тянулись узкие подвесные мостики, свисали лесенки и тросы. Здесь было целое поселение людей, скрытое от чужих глаз толщами лесов Спящей сельвы.

Внизу Марк увидел воинов в маскировочных плащах с закинутыми за спину луками. Лесное Воинство! Теперь у него не осталось сомнений. Он попал в поселение лесного народа. Вот только на каких правах: гостя или пленника?

Было прохладно и сыро. Босые ноги начинали зябнуть.

– Надень башмаки, Маркос, – послышался рядом голос.

В двух шагах от него стояла девушка: Марк и не заметил, откуда она здесь появилась. Одета она была по-походному: зеленоватые холщовые штаны, из-под которых выглядывали носки сапожек, крепкая коричневая жилетка и плащевая накидка из матерчатых лоскутков, подобных ивовым листьям. Из-за спины девушки выглядывал изящный лук и две утяжелённые рукояти кривых парных мечей.

– Здравствуй… – произнёс Марк с ужасной хрипотой в голосе. За проведённое в постели время он отвык разговаривать.

– Со счастливым пробуждением, миротворец, – сказала девушка, почтенно кивнув, и вслед за тем приветливо улыбнулась. Почтение и дружелюбие были соблюдены в одном жесте. – Надень башмаки, вот они рядом.

На оставленные у входа плетёные башмаки Марк не посмотрел. Его взгляд приковался к лесной девушке с такой пристальностью, что в другое время он бы спохватился и смущённо отвернулся. Но неведомое количество дней, проведённых без человеческого общества в одних лишь снах и бреду, лишили его привычной учтивости. Он словно вернулся из долгого одиночного странствия. Впрочем, так оно и было.

Девушка была светлой: золотисто-жёлтые волосы с вплетённой в них синей ленточкой, небрежно растрёпанные и слегка мокрые, достигали плеч, но не ниже. По строгой моде Морфелонского Королевства такая прическа считалась очень короткой, а следовательно – легкомысленной. Пожалуй, легкомысленной могла показаться и улыбка девушки, но вот овальные небесно-голубые глаза выражали весьма твёрдый характер. В них читалась собранная в кулак решительность, привычка полагаться на свои силы, а не искать помощи у сильнейшего. Простоватый румянец на щеках воительницы больше соотносился с легкомысленностью улыбки, чем с серьёзностью глаз. Светло-коричневые линии бровей, необычайно длинные и изогнутые, подсказывали, что девушка не северянка и, может быть, вообще не из Каллирои.

Она была по-простому симпатичной, однако Марку, после долгих дней, сливающихся с ночами в мире эфемерных образов, девушка почудилась мифической красавицей-музой или нимфой.

– Не заставляй меня смущаться и стыдливо опускать глаза, миротворец, – быстро проговорила девушка, вновь прибегнув к почтительно-дружелюбной интонации. – Это не учтиво.

Марк спохватился и принялся с таким усердием обуваться, что потерял равновесие и чуть не повалился на верёвочные перила, ограждающие настил. Воительница подхватила его под руки и почти втащила обратно в шалаш, уложив обратно на сенное ложе, словно раненого. Она была крепко сложенной, руки её, похоже, были привычны не только к тетиве лука и рукоятям мечей, но и к обычному труду лесных поселян. Наверняка и уход за больным входил в ее обязанности. Марку стало неудобно, едва он вспомнил, что сидит перед ней в одной нижней рубашке, высохший и небритый.

– Ты за мной здесь присматривала?

Девушка уселась рядом с ним на соломенную подстилку, подложив ноги под себя.

– Так, немного. О тебе заботились Береван, а ещё – наш лекарь Эльвиан. Я только время от времени сменяю Беревана.

– Понятно. Я долго так пролежал?.. Прости, как тебя зовут?

– Элейна, или просто Лейна, – коротко представилась девушка, не упомянув об отце или родном крае, как это было принято. – Ты провёл здесь шесть недель и три дня, Маркос.

– Шесть недель… силы небесные, – прошептал Марк.

– Возблагодари эти силы, что не встретился с ними раньше отведённого. Твоя рана была очень опасной. Тот, в чьё нутро попадает тёмная горечь солимов, долго не живёт. В лагере наёмников ты бы точно не выжил.

– Что с моими людьми? Что с девушками? – память возвращалась стремительными скачками. До Марка начала доходить реальность того, что ему довелось пережить у Раздорожной Таверны.

– Если верить вашим, то все твои люди живы, Маркос. Погибли четверо людей другого десятника, одна девушка и юноша из Лесных Ковылей.

Марк закусил губу: горько, но могло быть и хуже. Он поморщил лоб, пытаясь вспомнить последние мгновения схватки с солимами.

– Это ведь ты была там, Лейна? Чем ты мне присыпала рану?

– Светоцветом. Мы собираем его там, где, согласно преданию, лесных отшельников постигало озарение. Такие места благоприятны для этого растения. Тёмная горечь солимов – это не просто яд. Она отравляет не только кровь, но и душу. Тот, кого поразила эта отрава, начинает питать отвращение ко всему: к уходящей жизни, к приближающейся встрече с вечностью, к самому себе. В такие мгновения тьма легко может войти в человека и поглотить всё, чем он жил, что любил и во что верил…

– Поглотить? Зачем тьме умирающий человек? – не вполне понимая о чём речь, спросил Марк.

– Это её пища. Она забирает всё, что было в его душе: радости и боли, надежды и сомнения – всё. Остаётся пустая оболочка: без памяти, без личности – одна пустота.

Марк понимающе закивал, хотя по-прежнему не совсем понимал, о какой именно тьме идёт речь.

– Ты спасла меня, Лейна. Спасибо, – просто сказал он, решив обойтись без лишней патетики на манер «Да возблагодарит тебя Всевышний!»

– Я всего лишь использовала светоцвет, – скромно пожала плечами девушка. – А он всего лишь возродил в твоей памяти веру, которая и дала тебе силу выжить. А вообще, это Никта повела нас к тебе на выручку, едва ей о тебе доложили.

– Вот как, – проговорил Марк, смутно вспоминая тот очень знакомый голос, который он слышал, когда лежал умирающий в лесу. – Никта была там?

– Да и не одна. Она целый отряд привела.

– Значит, это вы так напугали солимов?

– Солимов? Нет, их и след простыл, когда мы подоспели. Там был только твой приятель. Раненый, но не так сильно как ты. Солимы его в ногу ранили. Мы ему помогли, а он всё не позволял, чтобы мы тебя забрали.

– Это Сурок, – Марк смутно вспоминал картину последней схватки. Кажется, Сурок пытался пробиться к нему на помощь.

– Сурок? Странное у него прозвище, – усмехнулась девушка. – Никта еле убедила его, что если мы не заберём тебя в наш городок, то ты умрёшь.

– Правда? А где она? Где Никта? – Марк забеспокоился, вспомнив главную цель своей службы в отряде наёмников. – Она здесь? Я могу её увидеть?

– Сколько вопросов! – многозначительно усмехнулась девушка. – Она в сельве, но не здесь. Вернётся дня через два. Ты пока лежи, ладно? Я принесу тебе поесть. До сих пор тебе было нельзя принимать твёрдую пищу, только отвары… И не пытайся спуститься вниз, ты ещё очень слаб. Свалишься и шею сломаешь.

Пришлось согласиться. Марк и впрямь едва не терял сознание от слабости.

Лейна вернулась быстро, принеся горячую похлебку в глиняном горшочке, пучок зелени, пресного хлеба и травяной чай. Марк не стал спрашивать, как она поднялась со всем этим по навесной лесенке.

– А почему вы не положили меня внизу?

– В сельве у нас много врагов. Напади они на лагерь – внизу ты станешь лёгкой добычей. А здесь ты в безопасности. Боевые даймоны Хадамарта не умеют лазить по деревьям.

– А солимы?

– С солимами мы не воюем, – сообщила Лейна и оставила его одного, прежде чем он успел застыть с поднесённой ложкой ко рту.

Лесное Воинство не воюет с нелюдью, укореняющей селения? Вот так новость! Да быть такого не может! Скорее всего, Лейна просто никогда не ходила против них. Наверное, с солимами ведут борьбу лишь особо обученные воители, мастера лесного боя, вроде Никты. Хотя, если они с Лейной подруги, разве она бы не рассказала ей…

Впрочем, не стоит гадать. Придёт Никта и всё объяснит.

Вечером Лейну сменил Береван, высокий узколицый лучник, хмурый и немногословный. Спросив, давно ли Марк пришёл в себя и ничего ли ему не нужно, стрелок удалился. Потом пришёл седовласый лекарь Эльвиан, принеся Марку кружку сока, знакомого по горькому вкусу.

– Не смотри, что горькое, это снадобье весь яд с твоего тела вывело, да ещё и силы прибавило, – добродушно пояснил лекарь.

– Прибавило? – чуть улыбаясь, Марк глянул на свои ослабевшие руки. – А мне кажется, что силы у меня стало не больше, чем у трёхлетнего ребёнка.

– Э-э, да разве в мышцах вся твоя сила, воитель? Нет, в твоей воле она сокрыта, которой тело твоё подчиняется. У кого воля сильна – у того и тело крепко. А снадобье, хоть и горькое, а волю твою скрепило. А мышцы отощали – не беда. Поправишься – сильнее станешь.

Теперь, когда его не поили безвольного с ложечки, Марку и впрямь пришлось приложить всю силу воли, чтобы выпить чашку этого сока. Горечь была невозможной, но тошноту не вызывала, а, попадая в желудок, и впрямь придавала телу крепости.

Последующие два дня Марк не оставлял попыток выйти на деревянный настил, но спуститься вниз даже не пробовал. Силы восстанавливались очень медленно, слабость уходила неторопливо, тело так и норовило свалиться и предаться беспробудному сну. Самое большее, на что его хватило – это обойти своё жилище по настилу и убедиться, что подобные навесные шалаши здесь в изобилии. Появилась Лейна и настоятельно попросила его вернуться в жилище, причём в её голосе послышалась такая интонация, что Марк решил не спорить.

На другой день при попытке испытать надёжность навесной лесенки его застал лучник Береван. Он не отличался учтивостью и просто процедил сквозь зубы: «Вернись назад!»

В этот раз Марк не удержался от наболевшего вопроса:

– Ты приказываешь мне как пленнику или просишь как гостя?

– Приказываю… как гостю, – глухо ответил лесной стрелок.

– Странный у вас обычай обращения с гостями, – заметил Марк, но повиновался, пока хмурый страж не вернул его на место силой.

На следующий день, когда Лейна принесла ему ужин в глиняной посудине, Марк решил разузнать, в каком статусе он пребывает в лагере Лесного Воинства. По крайней мере, эта девушка была к нему более благосклонна, чем Береван.

– Постой, Лейна, побудь со мной немного, – попросил он и, когда девушка присела у его ложа, продолжил: – Скажи, Лейна, я разве в плену?.. В смысле, когда я поправлюсь, мне позволят вернуться назад в лагерь наёмников?

Лейна опустила глаза и чуть-чуть поджала губы.

– Мне не позволено отвечать на такие вопросы.

– Ладно, не отвечай.

«Твои глаза ответили мне на мой вопрос», – невесело подумал Марк.

– Тогда скажи, когда я смогу увидеть Никту?

– Она уже в нашем городке, – вновь оживилась Лейна. – Она расскажет тебе всё, что ты хочешь знать.

– Что ж, это хорошо, – не выдавая взволнованности, Марк потянулся к ужину. – Так, что тут у нас? Фасоль, хлеб, о, молоко, славно. Вы что же, коров тут держите?

– Нет, это оленье молоко.

Марк неприязненно нахмурился, вспомнив укоренённую ферму лесных оленеводов, и постарался отогнать воспоминания.

– Не разделишь со мной трапезу, Лейна?

– Я поужинаю потом, когда меня сменит Береван. Но если хочешь, я посижу с тобой.

– Да, конечно, – Марк принялся за еду. – Ты не представляешь каково это: сидеть безвылазно полтора месяца на дереве, где и расспросить некого.

– А о чём ты хотел меня расспросить?

Марк искоса глянул на неё.

«Кем бы могла быть эта девушка? Похоже, она знатного рода. По крайней мере, по её осанке не скажешь, что она простолюдинка. И ещё эта едва уловимая возвышенность в интонации…»

– О многом. О Лесном Воинстве, о солимах, о лесных чародеях… ладно, шучу. Знаю, что тебе не позволено болтать об этом. Расскажи о себе, Лейна. Кто ты, как оказалась в Лесном Воинстве? Об этом ты можешь говорить?

– Могу, – с охотой ответила девушка, устраиваясь поудобней. – Я не родилась в Спящей сельве, я пришлая.

– Я так и думал. Ты не похожа на коренную сельвейку. Дай угадаю. Ты южанка?

– Нет, я вообще не из Каллирои. Моя страна – далеко на западе, где кончаются просторы Спящей сельвы и начинаются Алые горы, а за ними – бесконечные цветущие равнины, подобные долине Анфее. Это моя Плеония – страна, раскинувшаяся на побережье Белого океана.

Марк с трудом представил себе, что где-то за горами есть иные земли. Он привык к мысли, что этот мир ограничивается Каллироей, а она, конечно же, всего лишь один из многих уголков этого мира.

– А почему ты покинула свой край?

– Пришлось бежать, – в глазах девушки появилась далёкая грусть. – Я мало что запомнила. Мне было шесть лет, когда наша семья покинула Плеонию.

– Что же вас заставило покинуть страну?

– Легионы Хадамарта высадились на нашем побережье, – Лейна опустила голову, ещё больше погрустнев. Марку показалось, что причины исхода семьи этой девушки были более глубокими, чем нашествие даймонов.

– Хадамарт не вторгается в те земли, где у него нет многочисленных союзников среди людей, – осторожно произнёс он, опасаясь, как бы не оскорбить чувства плеонейки.

– Наш народ понял это слишком поздно, – призналась девушка. – У нас в Плеонии не было королей. Страна делилась на вольные общины, независимые друг от друга. Каждый жил сам по себе, но когда в Плеонию вторгался враг, все общины давали отпор сообща. Объединяли и вдохновляли всех воины-храмовники самой большой общины – Эвельгар. В Каллирое не найдётся ни одного рыцарского ордена равного Эвельгару по могуществу и влиянию на целую страну. Это был оплот веры Плеонии. Ни Хадамарт, ни кто-либо из других теоитов не мог захватить страну, пока на страже стояли эвельгарцы.

– Что же случилось?

– Наша Плеония славилась великолепной архитектурой храмов Всевышнему. Каждая община стремилась создать на своей земле неповторимую святыню. Многие из них превосходили по размеру и красоте главный храм эвельгарцев. Однажды глава Эвельгара вдохновил всех воинов-храмовников построить самый величественный храм, подобного которому нет в мире. Постройка началась. Эвельгарцы не жалели ни золота, ни своих сил, возводя стену за стеной. Глава Эвельгара мечтал, что в этом храме будут собираться воины всех общин перед походом на общего врага. Храм должен был стать символом, объединяющим всю Плеонию на века.

Воспользовавшись тем, что все эвельгарцы были заняты строительством, даймоны Хадамарта стали нападать на прибрежные селения. По одиночке общины не могли выстоять против них. К эвельгарцам начали слать запросы о помощи, но все они были отвергнуты. Глава Эвельгара был убеждён, что Хадамарт таким образом пытается задержать строительство великого храма, и если эвельгарцы будут отвлекаться на даймонские набеги, то никогда не достроят свою святыню. «Как только великий храм будет построен, мы обретём такую мощь, что навсегда отгоним Хадамарта от наших границ!» – говорили эвельгарцы.

Постройка длилась восемь лет. Всё это время даймоны нападали на общины, а те не умели воевать без эвельгарцев. Да и объединяться без них не умели. Каждая община оказалась наедине со своим врагом. Большинство из них сдались и приняли покровительство Хадамарта – нашлись люди, которые взяли на себя роль переговорщиков и ценой свободы добились мира с Хадамартом.

– Знакомая стратегия, – произнёс Маркос. – Насколько я слышал, Хадамарт половину Каллирои захватил именно так. Дай угадаю, что было дальше: когда эвельгарцы закончили постройку своего великого храма, собираться в нём было уже некому.

Лейна с грустью кивнула.

– Как ты догадался?

– Человеческая природа не меняется. Люди везде одни и те же. Что в Плеонии, что в Каллирое, что в моём мире. «Каждый сам за себя. Что тебе до соседа? Молись, чтобы твой дом беда обошла стороной», – говорит подлая мыслишка. Это извечная человеческая глупость, благодаря которой такие как Хадамарт всегда будут властвовать. Тот, кто живёт по этому правилу, никогда не сможет толком постоять за себя. Люди твоей общины тоже приняли покровительство Хадамарта?

– Да, но не все. Многие ушли в горы, другие уплыли в Каллирою, в том числе и моя семья. Отец поначалу хотел остаться, чтобы продолжить борьбу в рядах повстанцев, но мать убедила его не бросать её с тремя детьми. Так мы очутились в Каллирое.

– А что стало с великим храмом и эвельгарцами?

– Говорят, храм пустует по сей день. Эвельгарцы без конца воюют. Впрочем, победа Сильвиры в Амархтонской битве сыграла им на руку, ослабив Хадамарта. А когда начнётся новая война за Амархтон, у них появится и шанс на победу. Ведь все свои силы Хадамарт бросит на Сильвиру…

Лейна замолчала, прислушавшись к звукам за стеной.

– А вот и Никтилена! – Лейна резво поднялась на ноги, как часовой, услышавший поступь десятника.

Никта, дочь легендарного Сельвана и хранительница секретов миротворцев, вошла бесшумно, как призрак. Тёмно-каштановые волосы вились вдоль плеч, подобно лозам. За эти три года с половиной года они ещё больше потемнели. В остальном девушка не сильно изменилась. Похудевшее лицо облачной белизны не утратило девичьей свежести, несмотря на все лишения, которые ей, наверное, доводилось терпеть в Лесном Воинстве. Грациозная, но не горделивая осанка подчёркивала её чувство собственного достоинства и уверенность в своих словах и действиях. А миндалевидные ярко-синие глаза по-прежнему таили в себе некую глубокую тайну – признак, без которого Никта и не была бы хранительницей секретов.

Она шагнула к нему, пытавшемуся подняться, и Марк подумал, что она хочет его обнять, но девушка только прикоснулась к его плечу.

– Лежи. Тебе ещё рано вставать.

Лейна незаметно удалилась из шалаша. Марк остался на своем ложе, глядя на волосы хранительницы. На душе становилось всё легче и легче: наконец-то, наконец-то!

– Рад встрече, Никта, – сказал Марк и почувствовал, что давненько не был настолько искренен.

– С возвращением, Маркос, – чуть-чуть улыбнулась хранительница.

***

История Никты оказалась примерно такой, как Марк и предполагал. После Амархтонской битвы она недолго пробыла в освобождённом городе. Сдружившись в Амархтоне с Лейной, они вместе отправились в Южный Оплот, затем в Анфею и в конце концов пришли в родной край Никты – Спящую сельву.

– Лейна воспитывалась в Школе рыцарей юга. Поначалу она не хотела уходить из Амархтона. Считала, что служба в освобождённом городе – её призвание. Но потом решила, что путь переплетён с моим. А моё призвание – Спящая сельва. Так она и оказалась со мной в Лесном Воинстве. Она быстро здесь прижилась. В отличие от меня, она легко ко всему привыкает. Мне же пришлось полгода провести в отшельничестве. Правда, это одиночество было не таким, как в дни моей юности – тогда я жила ожиданием миротворца, который однажды заберёт меня в свои странствия; и верила, что я та избранная, которая совершит великую миссию для Каллирои... Теперь же я не ждала никого. Мне предстояло найти новую цель, увидеть тот путь, который был предназначен мне от рождения.

– Ты его нашла?

– Когда в Спящей сельве снова начались лесные войны, мои поиски потеряли смысл. Я встала на защиту своего края в отрядах Лесного Воинства… А ты? Чем ты занимался в своём мире?

Марк помялся. На эту тему ему не хотелось говорить.

– Я много всего перепробовал. Искал то, что соответствует моему призванию. Где-то год тому назад я с группой единомышленников создал приют помощи в одной жаркой стране, где людям живётся очень невесело. Там мне не доводилось брать в руки оружие – нашими врагами были голод, болезни, непонимание и вражда между людьми. Там я и работал… пока не почувствовал призыв.

Марк долго рассказывал ей всё, с самого первого дня, когда он, нахлебавшись воды, вынырнул посреди лесного водоёма в морфелонской провинции Мутных озёр, пошутив при этом, что легко отделался: что бы было, если б его забросило куда-нибудь в Южное море или в Белый океан!

О своих приключениях в Каллирое говорить ему было легко. Марк не чувствовал надобности что-то утаивать. Слушая его, Никта порой улыбалась, порой хмурилась, но ни разу ничему не удивилась. Даже в те минуты, когда он рассказывал об укоренённой солимами ферме и о своей дерзкой вылазке в Раздорожную Таверну, хранительница не выражала никаких чувств.

– Потом меня спасли вы с Лейной. Этого я уже почти не помню, – заключил он, думая уже о наболевших вопросах, которые так и вертелись на языке. – Что у вас происходит, Никта? Почему чародеи леса похищают сельвейских девушек? Почему солимы укореняют селения? И почему Лесное Воинство, вместо того чтобы воевать с этой нечистью, враждует с морфелонцами?

– Ты спрашиваешь так, будто тебя волнует не истина, а подтверждение своей правоты, – ответила хранительница с явным укором.

В лесу наступили сумерки, в шалаше заметно потемнело.

– Может, и так. Я, знаешь ли, успел кое-что повидать.

– Ты знаешь правду той стороны, в рядах которой сражался. Если ты простой наёмник – продолжай верить в то, что видел и слышал. Но если ты миротворец – научись видеть и слышать правду своих противников.

Марк усмехнулся.

– Это о каких противниках ты говоришь? Если о солимах, то, как по мне, словосочетание «правда солимов» звучит несколько кощунственно.

Хранительница вздохнула, выражая бессилие убедить Марка хоть в чём-то.

– Ты говоришь почти так же, как сарпедонские Глашатаи Войны. Солимы убивают крестьян – будем убивать солимов. Лесные чародеи похищают девушек – уничтожим чародеев. Лесное Воинство не хочет нам помогать – что ж, и с ним разберёмся. Новые власти Морфелона готовы воевать с кем угодно, только не с причинами бедствий.

– А Лесное Воинство борется с причинами? – Марк невольно повысил голос. – Как по мне, оно просто отсиживается, удобно окопавшись в своём мирке, подобно воинам-эвельгарцам из родного края Лейны! Вместо того чтобы помочь нам освободить сельвеек, твои приятели чуть не подстрелили меня!

– Стражи тропы должны охранять тропу, а не устраивать бойню ради глупого героизма! – выпалила Никта.

Марк вскипел.

– О, да, глупый героизм! Лучше не скажешь! Оказывается, я как дурачок забавлялся в благородство, спасая местных девушек от кровавых ритуалов!

– Что? От каких ритуалов? – глаза хранительницы сощурились в удивлении.

– От кровавых ритуалов! – нарочито уточнил Марк. – Для которых их и похитили лесные чародеи.

– Кто тебе такое сказал?

– Ну… мы с Сурком так решили… Это же очевидно: девчонок выбирали по возрасту. Каждой было от шестнадцати до двадцати, – быстро проговорил Марк, хотя сейчас впервые засомневался в предположениях, которые тогда казались очевидными.

– Так жители Лесных Ковылей тебе ничего не сказали?

– А что они должны были мне сказать?

Никта отвернулась, глядя в пол.

– От шестнадцати до двадцати – это возраст, когда девушки Спящей сельвы выходят замуж. По традициям края, в это время они считаются наиболее важными жительницами селения. Что-то вроде хранительниц рода. Именно это делает их самыми ценными заложницами.

– Заложницами? Для чего? Чародеи выкуп у нищих крестьян требовали что ли?

– Маркос, Маркос, ты полез в безрассудный бой, не зная причин и законов той войны, в которую ввязался, – уже без укора, скорее с сочувствием прошептала хранительница. – В Морфелоне многое изменилось после смерти старого короля. Наместник Кивей решил положить конец смутам в Спящей сельве: то есть, попросту очистить её от всех неугодных племён. Вот уже второй год морфелонские войска уничтожают поселения лесных чародеев и заселяют их более лояльными людьми. Чародеев выселяют из их родовых земель. Те платят той же монетой. Под угрозой уничтожения посёлка, они заставляют морфелонских подданных покинуть Спящую сельву. А в качестве залога, что жители не вернутся, чародеи забирают всех девушек-невест. Когда жители уходят и поселяются в другом месте, всех заложниц отпускают.

– Отпускают?.. – голос Марка упал. Он потёр ладонью своё лицо, покрытое давно небритой щетиной, ошарашенный словами хранительницы.

– Да, Маркос. Лесные Ковыли были не первыми. Я понимаю, почему жители тебе ничего не сказали. Переселение связано с большими убытками и неудобствами. Они рассчитывали, что ты вернёшь девушек, и они ничего не потеряют. Тебя обвели вокруг пальца, Маркос, воспользовавшись твоим благородством.

Марк приложил ладони к вискам. Как он оказался глуп! Почему его не насторожило то подозрительное перешёптывание старейшин Лесных Ковылей, их странные недомолвки? Хорошего же дурака он свалял ценой жизни простых наёмников! Сурок тоже хорош: сам доказывал, что чародеи не совершают жертвоприношений, и при этом сам же эту нелепицу подтвердил!

«Но постой: те парни из посёлка, которые пошли с нами… они ведь тоже верили, что пленницам грозит смертельная опасность!»

– Ясно, – прошептал он. – Старейшины договорились с лесными чародеями о заложницах, а жителям сказали, что девушки в смертельной опасности, и надо требовать от Дубового Листа освободить пленниц. Ловко! У меня и тени подозрений не возникло.

– В любом случае я тебя ни в чём не виню. Ты поступил по своей совести… Нет, я даже рада, что ты так поступил! – голос Никты стал теплее. – Если тебя решат выдать лесным чародеям, я этого не допущу! – заявила она твёрдо.

Марк бросил на хранительницу удивлённый, недоверчивый взгляд. В наступившей темноте была видна только её стройная фигура.

– О чём это ты? Выдать меня? Почему?

– Мир между Лесным Воинством и чародеями очень хрупок. Достаточно одного убийства, чтобы вспыхнула кровопролитная война между нашими племенами. Чародеи могут потребовать твоей выдачи.

– И Лесное Воинство может на это пойти? Только из-за того, что я освободил сельвеек?

– Нет. Старшие никогда на такое не пойдут, если на тебе нет вины.

– А я, по их мнению, виновен? В чём?

– В убийстве.

Марк похолодел. Если бы это сказала не хранительница, он бы иронично усмехнулся.

– Кого же я убил? Солимов?

– За солимов никого не судят. Ты убил человека.

– Я? Кого? – Марк шокированно прокрутил в памяти все события того дня: да, он бился с вольными охотниками, но никого из них не убил, это совершенно точно. – Это какая-то ошибка, Никта. Я никого не убивал.

– Тогда тебе нечего тревожиться. Если ты говоришь, что не убивал, я тебе верю. Важно, чтобы поверили другие, – хранительница бесшумно поднялась на ноги.

– Куда ты, постой! – Марк взволнованно зашевелился. – Я ещё многое хотел у тебя спросить.

– У нас будет ещё много дней для твоих вопросов.

– Много? Ты не понимаешь. Я не могу здесь долго оставаться. Я должен узнать свою миссию...

– Как раз в этом я и хочу тебе помочь, – прошептала Никта и так же беззвучно выскользнула из лесного жилища.

***

После этого Марк несколько дней её не видел. Сидел с молчаливым Береваном. Изредка ненадолго появлялась Лейна. Один раз его посетил лекарь Эльвиан, порадовавшись его выздоровлению и разрешив теперь принимать любую пищу.

Отведав жаркого из рябчика, Марк, наконец-то, почувствовал себя более-менее здоровым и впервые спустился со своего жилища на твёрдую землю. Пока что он ходил, опираясь на длинную палку, одетый в тёплые поножи и куртку лесных воинов. Его личная одежда осталась в жилище: Береван предупредил, что в одежде морфелонского наёмника в лесном городке лучше не расхаживать.

Днём было прохладно, по вечерам холодно. Стояла зима, но снега было мало – только в тех местах, где кроны титановых деревьев прилегали друг к другу неплотно. Благодаря этим «окнам» в лесном городке было светло. Основная же масса снега оставалась наверху. По ветвям и стволам сбегали струйки талой воды – всё-таки в древнем лесу было теплее, чем за его пределами.

И было много зелени, преимущественно там, где виднелись просветы. Зелёные ежевичные кусты, папоротники, травы – поистине небывалое явление для суровой морфелонской зимы.

Спустя несколько дней Марк снова увидел Никту. Она была одета в тёплую шерстяную мантию и выглядела уставшей.

– Где ты была?

– Пыталась разузнать о тебе и твоей миссии в Каллирое.

– И что узнала?

– Что теперь ты не единственный миротворец в Каллирое. Примерно тогда же, когда ты появился в Мутных озёрах, в Мелисе возник человек, который утверждает, что он новый миротворец. И многое указывает на то, что этот человек не шарлатан.

– Миротворец? Новый миротворец? Восьмой?

В голове пронёсся поток мыслей, породив в душе беспокойную смесь из тревоги, воодушевления и далёкой, неясной грусти.

– Это очень странно, – Никта редко выглядела озадаченной, но сейчас не пыталась скрыть, что теряется в догадках. – Принцип появления миротворцев гласит: «не приходит новый, пока не уйдёт прежний». То есть, двух миротворцев быть не может. Значит, либо этот человек не миротворец, либо…

– Ну, договаривай!

– Либо ты завершил свой путь миротворца.

Марк смутился. Причём смутили его не слова Никты, а внимательный взгляд её ярко-синих миндалевидных глаз, обращённый будто вглубь его души.

«В чём дело? – спросил Марк себя. – Что меня беспокоит? Я ничего не теряю. Даже если я больше не миротворец, у меня всё равно есть какая-то миссия в Каллирое. Может быть, я призван сюда, чтобы… чтобы…»

– Логос, – произнёс Марк. Меч-символ миротворца, передаваемый из рода в род, всплыл в его памяти сверкающим стальным чудом. – Мне кажется… возможно, я должен передать Логос новому миротворцу.

Он выпалил это сразу, даже не успев обдумать возникшую мысль. Но почему-то от этой идеи на душе у него стало легко и свободно, вмиг исчезло всякое беспокойство.

– Передать Логос? И всё? – Никта покачала головой. – Это могла сделать и я. Логос-то у меня.

– И ты молчала?! Надеюсь, ты спрятала его не где-нибудь в Диких горах?

– Нет, он здесь, рядом. Идём.

Они направились к меже лесного городка, где виднелись защитные сооружения, сливающиеся с фоном леса.

– Кстати, откуда ты узнала об этом Восьмом миротворце? В Мелис успела съездить что ли?

– Нет, до Мелиса сейчас не добраться. Как ни странно, но об этом человеке я услышала от лесных чародеев.

Марк нахмурился.

– Ты им доверяешь?

Никта не ответила. Вместе они вошли в хорошо укреплённый и замаскированный дом, сооружённый между двумя неохватными стволами титановых деревьев. Мебели здесь не было, вместо стола – циновка, вместо стульев – маленькие подушки. Хранительница одёрнула половик, повозилась с тайным механизмом круглой дверцы и спрыгнула вниз в темноту. Вернулась она через минуту, держа в руках старую потрёпанную книгу, точнее книжный свиток.

У Марка сильно заколотилось сердце. Эту книгу он узнал бы и с закрытыми глазами. Даже не прикасаясь к ней, он почувствовал исходящее от неё тепло.

– У нас есть верный способ узнать, являешься ли ты до сих пор миротворцем, – сказала Никта, сдувая пыль, и протянула книгу.

Трепетно приняв толстый свиток, Марк закрыл глаза.

«Вот и свиделись, мой меч, мой символ и мой путь. Надолго ли? Или ты уже уготован новому хозяину?»

– Слово-меч! – твёрдо произнёс Марк формулу знамения.

Книга откликнулась живым теплом, и ещё за миг до того, как в руках Марка возник сверкнувший обоюдоострый меч, он уже знал: чудо свершилось! Знамение миротворца по-прежнему сопровождает его путь! Тёплая рукоять наполняла руки живительной силой. Чистая, зеркальная сталь сверкала, словно просилась в бой – идеальное лезвие, не нуждающееся в заточке, совершенное оружие, какого не выковать никому из смертных. Клинок, родившийся в руках Первого миротворца мистическим образом, служил целому поколению миротворцев в течение сорока лет, и за всё время на нём не появилось ни единой зазубрины, ни тени коррозии.

Истинный духовный меч, обретший форму!

– Ты по-прежнему Седьмой миротворец, – прошептала Никта с восхищением.

В душе Марка горело восторженное чувство, но, повинуясь прежней догадке, которая подарила ему такую лёгкость, он кротко опустил меч.

– Возможно, только до того момента, когда я передам меч новому миротворцу.

Улыбка исчезла с лица хранительницы.

– Почему ты так настойчиво вбиваешь себе в голову эту мысль?

– Меч отзывается на мой приказ потому, что я остаюсь его законным носителем. Но не более того. Не знаю, как объяснить… Я изменился, Никта. Многое переосмыслил. Помнишь наш поход в Амархтон? Тогда меня что-то влекло, мной что-то двигало, а теперь… теперь я стою с этим мечом и не знаю что делать и куда идти. Мне кажется… он больше не принадлежит мне. Не думаю, что пророк Эйреном изрёк обо мне новое пророчество.

Хранительница хмурилась. Казалось, она вот-вот разозлится.

– Не может такого быть, Маркос! Не может быть, чтобы Спаситель призвал тебя в Каллирою только для того, чтобы передать Логос другому человеку!

– Я до сих пор не уверен, что… – Марк осёкся, передумав высказывать Никте сомнения по поводу своего прихода в Каллирою. – Видишь ли, у меня может быть иная миссия. Что если я должен стать проводником нового миротворца?