Lхiх. Похороны отверженного поэта

Когда в давящей тьме ночей,Христа заветы исполняя,Твой прах под грудою камнейЗароет в грязь душа святая, Лишь хор стыдливых звезд сомкнетОтягощенные ресницы -Паук тенета развернетСреди щелей твои гробницы, Клубок змеенышей родитьВползет змея, волк будет вытьНад головою нечестивой; Твой гроб cберет ночных воровИ рой колдуний похотливыйС толпой развратных стариков.

LXX. ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ГРАВЮРА

На оголенный лоб чудовища-скелетаКорона страшная, как в карнавал, надета;На остове-коне он мчится, горячаКоня свирепого без шпор и без бича,Растет, весь бешеной обрызганный слюною,Апокалипсиса виденьем предо мною;Вот он проносится в пространствах без конца;Безбрежность попрана пятою мертвеца,И молнией меча скелет грозит сердитоТолпам, поверженным у конского копыта;Как принц, обшаривший чертог со всех сторон,Скача по кладбищу, несется мимо он;А вкруг - безбрежные и сумрачные своды,Где спят все древние, все новые народы.

LXXI. ВЕСЕЛЫЙ МЕРТВЕЦ

Я вырою себе глубокий, черный ров,Чтоб в недра тучные и полные улитокУпасть, на дне стихий найти последний кровИ кости простереть, изнывшие от пыток. Я ни одной слезы у мира не просил,Я проклял кладбища, отвергнул завещанья;И сам я воронов на тризну пригласил,Чтоб остров смрадный им предать на растерзанье. О вы, безглазые, безухие друзья,О черви! к вам пришел мертвец веселый, я;О вы, философы, сыны земного тленья! Ползите ж сквозь меня без муки сожаленья;Иль пытки новые возможны для того,Кто - труп меж трупами, в ком все давно мертво?

LXXII. БОЧКА НЕНАВИСТИ

Ты - бочка Данаид, о, Ненависть! ВсечасноОжесточенная, отчаянная Месть,Не покладая рук, ушаты влаги краснойЛьет в пустоту твою, и некогда присесть. Хоть мертвых воскрешай и снова сок ужасныйВыдавливай из них - все не покроешь дна.Хоть тысячи веков старайся - труд напрасный:У этой бездны бездн дно вышиб - Сатана. Ты, Ненависть, живешь по пьяному закону:Сколь в глотку ни вливай, а жажды не унять...Как в сказке, где герой стоглавому дракону Все головы срубил, глядишь - растут опять.Но свалится под стол и захрапит пьянчуга,Тебе же не уснуть, тебе не спиться с круга.

LXXIII. СТАРЫЙ КОЛОКОЛ

Я знаю сладкий яд, когда мгновенья таютИ пламя синее узор из дыма вьет,А тени прошлого так тихо пролетаютПод вальс томительный, что вьюга им поет. О, я не тот, увы! над кем бессильны годы,Чье горло медное хранит могучий войИ, рассекая им безмолвие природы,Тревожит сон бойцов, как старый часовой. В моей груди давно есть трещина, я знаю,И если мрак меня порой не усыпит,И песни нежные слагать я начинаю - Все, насмерть раненный, там будто кто хрипит,Гора кровавая над ним все вырастает,А он в сознанье и недвижно умирает.

LXXIV. СПЛИН

Февраль, седой ворчун и враг всего живого,Насвистывая марш зловещий похорон,В предместьях сеет смерть и льет холодный сонНа бледных жителей кладбища городского. Улегшись на полу, больной и зябкий котНе устает вертеть всем телом шелудивым;Чрез желоб кровельный, со стоном боязливым,Поэта старого бездомный дух бредет. Намокшие дрова, шипя, пищат упрямо;Часы простуженной им вторят фистулой;Меж тем валет червей и пиковая дама, - Наследье мрачное страдавшей водянойСтарухи, - полные зловонья и отравы,Болтают про себя о днях любви и славы...

LXXV. СПЛИН

Душа, тобою жизнь столетий прожита! Огромный шкап, где спят забытые счета,Где склад старинных дел, романсов позабытых,Записок и кудрей, расписками обвитых,Скрывает меньше тайн, чем дух печальный мой.Он - пирамида, склеп бездонный, полный тьмой,Он больше трупов скрыл, чем братская могила. Я - кладбище, чей сон луна давно забыла,Где черви длинные, как угрызений клуб,Влачатся, чтоб точить любезный сердцу труп;Я - старый будуар, весь полный роз поблеклыхИ позабытых мод, где в запыленных стеклахПастели грустные и бледные БушеВпивают аромат... И вот в моей душеБредут хромые дни неверными шагами,И, вся оснежена погибших лет клоками,Тоска, унынья плод, тираня скорбный дух,Размеры страшные бессмертья примет вдруг. Кусок материи живой, ты будешь вечноГранитом меж валов пучины бесконечной,Вкушающий в песках Сахары мертвый сон!Ты, как забытый сфинкс, на карты не внесен,-Чья грудь свирепая, страшась тепла и света,Лишь меркнущим лучам возносит гимн привета!

LХХVI. СПЛИН

Я - сумрачный король страны всегда дождливой,Бессильный юноша и старец прозорливый,Давно презревший лесть советников своих,Скучающий меж псов, как меж зверей иных;Ни сокол лучший мой, ни гул предсмертных стоновНарода, павшего в виду моих балконов,Ни песнь забавная любимого шутаНе прояснят чело, не разомкнут уста;Моя постель в гербах цветет, как холм могильный;Толпы изысканных придворных дам бессильныИзобрести такой бесстыдный туалет,Чтоб улыбнулся им бесчувственный скелет;Добывший золото, Алхимик мой ни разуНе мог исторгнуть прочь проклятую заразу;Кровавых римских ванн целительный бальзам,Желанный издавна дряхлеющим царям,Не может отогреть холодного скелета,Где льется медленно стру"й зеленой Лета.

LХХVII. СПЛИН

Когда свинцовый свод давящим гнетом склепаНа землю нагнетет, и тягу нам невмочьТянуть постылую, - а день сочится слепоСквозь тьму сплошных завес, мрачней, чем злая ночь; И мы не на земле, а в мокром подземелье,Где - мышь летучая, осетенная мглой, -Надежда мечется в затворе душной кельиИ ударяется о потолок гнилой; Как прутья частые одной темничной клетки,Дождь плотный сторожит невольников тоски,И в помутившемся мозгу сплетают сеткиПо сумрачным углам седые пауки; И вдруг срывается вопль меди колокольной,Подобный жалобно взрыдавшим голосам,Как будто сонм теней, бездомный и бездольный,О мире возроптал упрямо к небесам; - И дрог без пения влачится вереницаВ душе, - вотще тогда Надежда слезы льет,Как знамя черное свое Тоска-царицаНад никнущим челом победно разовьет.

LХХVIII. НЕОТВЯЗНОЕ

Леса дремучие, вы мрачны, как соборы,Печален, как орган, ваш грозный вопль и шумВ сердцах отверженных, где вечен траур дум.Как эхо хриплое, чуть внятны ваши хоры. Проклятый океан! в безбрежной глубинеМой дух нашел в себе твоих валов скаканье;Твой хохот яростный и горькое рыданьеМой смех, мой скорбный вопль напоминают мне. Я был бы твой, о Ночь! но в сердце льет волненьеТвоих созвездий свет, как прежде, с высоты,-А я ищу лишь тьмы, я жажду пустоты! Но тьма - лишь холст пустой, где, полный умиленьяЯ узнаю давно погибшие виденья -Их взгляды нежные, их милые черты!

LХХIХ. ЖАЖДА НЕБЫТИЯ

О скорбный, мрачный дух, что вскормлен был борьбой,Язвимый шпорами Надежды, бурный, властный,Бессильный без нее! Пади во мрак ненастный,Ты, лошадь старая с хромающей ногой. Смирись же, дряхлый дух, и спи, как зверь лесной! Как старый мародер, ты бродишь безучастно!Ты не зовешь любви, как не стремишься в бой;Прощайте, радости! Ты полон злобной тьмой!Прощайте, флейты вздох и меди гром согласный! Уж над тобой Весны бессилен запах страстный! Как труп, захваченный лавиной снеговой,Я в бездну Времени спускаюсь ежечасно;В своей округлости весь мир мне виден ясно,Но я не в нем ищу приют последний свой! Обвал, рази меня и увлеки с собой!

LXXX. АЛХИМИЯ СКОРБИ

Один рядит тебя в свой пыл,Другой в свою печаль, Природа.Что одному гласит: "Свобода!" -Другому: "Тьма! Покой могил!" Меркурий! ты страшишь меняСвоею помощью опасной:Мидас алхимик был несчастный -Его еще несчастней я! Меняю рай на ад; алмазыИскусно превращаю в стразы;Под катафалком облаков Любимый труп я открываюИ близ небесных береговРяд саркофагов воздвигаю...

LХХХI. МАНЯЩИЙ УЖАС

"Какие помыслы гурьбойСо свода бледного сползают,Чем дух мятежный твой питаютВ твоей груди, давно пустой?" - Ненасытимый разум мойДавно лишь мрак благословляет;Он, как Овидий, не стенает,Утратив рай латинский свой! Ты, свод торжественный и строгий,Разорванный, как брег морской,Где, словно траурные дроги, Влачится туч зловещий строй,И ты, зарница, отблеск ада, -Одни душе пустой отрада!

LXXXII. МОЛИТВА ЯЗЫЧНИКА

Влей мне в мертвую грудь исступленье;Не гаси этот пламень в груди,Страсть, сердец ненасытных томленье!Diva! supplicem ехаudi! О повсюду витающий дух,Пламень, в недрах души затаенный!К медным гимнам души исступленнойПреклони свой божественный слух! В этом сердце, что чуждо измены,Будь царицей единственной, Страсть -Плоть и бархат под маской сирены;Как к вину, дай мне жадно припастьК тайной влаге густых сновидений,Жаждать трепета гибких видений!

LXXXIII. КРЫШКА

Куда ни обрати ты свой безумный бег -В огонь тропический иль в стужу бледной сферы;Будь ты рабом Христа или жрецом Киферы,Будь Крезом золотым иль худшим меж калек, Будь вечный домосед, бродяга целый век,Будь без конца ленив, будь труженик без меры, -Ты всюду смотришь ввысь, ты всюду полон верыИ всюду тайною раздавлен, человек! О Небо! черный свод, стена глухого склепа,О шутовской плафон, разубранный нелепо,Где под ногой шутов от века кровь текла, Гроза развратника, прибежище монаха!Ты - крышка черная гигантского котла,Где человечество горит, как груды праха!

LХХХIV. ПОЛНОЧНЫЕ ТЕРЗАНИЯ

Как иронический вопрос -Полночный бой часов на башне:Минувший день, уже вчерашний,Чем был для нас, что нам принес?- День гнусный: пятница! К тому жеЕще тринадцатое! Что ж,Ты, может быть, умен, хорош,А жил как еретик иль хуже. Ты оскорбить сумел Христа,Хоть наш Господь, он - Бог бесспорный! -Живого Креза шут придворный, -Среди придворного скотаЧто говорил ты, что представил,Смеша царя нечистых сил?Ты все, что любишь, поносилИ отвратительное славил. Палач и раб, служил ты злу,Ты беззащитность жалил злобой.Зато воздал ты быколобойВсемирной глупости хвалу.В припадке самоуниженьяЛобзал тупую Косность ты,Пел ядовитые цветыИ блеск опасный разложенья. И, чтоб забыть весь этот бред,Ты, жрец надменный, ты, чья лираВ могильных, темных ликах мираНашла Поэзии предмет,Пьянящий, полный обаянья, -Чем ты спасался? Пил да ел? -Гаси же свет, покуда цел,И прячься в ночь от воздаянья!

LХХХV. ГРУСТНЫЙ МАДРИГАЛ

Не стану спорить, ты умна!Но женщин украшают слезы.Так будь красива и грустна,В пейзаже зыбь воды нужна,И зелень обновляют грозы. Люблю, когда в твоих глазах,Во взоре, радостью блестящем,Все подавляя, вспыхнет страх,Рожденный в Прошлом, в черных днях,Чья тень лежит на Настоящем. И теплая, как кровь, струяИз этих глаз огромных льется,И хоть в моей - рука твоя,Тоски тяжелой не тая,Твой стон предсмертный раздается. Души глубинные ключи,Мольба о сладострастьях рая!Твой плач - как музыка в ночи,И слезы-перлы, как лучи,В твой мир бегут, сверкая. Пускай душа твоя полнаСтрастей сожженных пеплом чернымИ гордость проклятых онаВ себе носить обречена,Пылая раскаленным горном, Но, дорогая, твой кошмар,Он моего не стоит ада,Хотя, как этот мир, он стар,Хотя он полон страшных чарКинжала, пороха и яда. Хоть ты чужих боишься глазИ ждешь беды от увлеченья,И в страхе ждешь, пробьет ли час,Но сжал ли грудь твою хоть разЖелезный обруч Отвращенья? Царица и раба, молчи!Любовь и страх - тебе не внове.И в душной, пагубной ночиСмятенным сердцем не кричи:"Мои демон, мы единой крови!"

LХХXVI. ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬ

В груди у всех, кто помнит стыдИ человеком зваться может,Живет змея, - и сердце гложет,И "нет" на все "хочу" шипит. Каким ни кланяйся кумирам, -Предайся никсам иль сатирам, -Услышишь: "Долга не забудь!" Рождай детей, малюй картины,Лощи стихи, копай руины -Услышишь: "Долог ли твой путь?" Под игом радости и скукиНи одного мгновенья нет,Когда б не слышался советЖизнь отравляющей гадюки.

LXXXVII. НЕПОКОРНЫЙ