Немного философии: различные взгляды на науку

Если очень кратко и схематично изобразить основные позиции в философии науки Нового времени, делая упор на спор рационализма и эмпиризма и конструктивизма и реализма, то получится следующая картина

В XVII в. мы находим четыре истока науки и философии науки Нового времени, восходящие, соответственно к Фр. Бэкону (основателю эмпиризма), Г. Галилею (основателю современной естественной науки - утверждаем мы), Р. Декарту (основателю рационализма) и оппоненту последнего - эмпирику Дж. Локку. О первых двух мы уже сказали в связи с основной темой - физикой и естественной наукой (во введении и п. 1). Две другие задают два направления в философии познания (гносеологии). Для рационалиста Декарта образцом науки была математика и, отдавая приоритет разуму, он называл в качестве источника знания постигаемые посредством интуиции "врожденные идеи", из которых методом дедукции выводились многочисленные следствия. Эмпирик Локк ориентировался на эмпирические науки и "врожденным идеям" Декарта противопоставлял метафору сознания как "чистого листа" ("tabula rasa"), которое заполняется с помощью метода эмпирической индукции. Рационалистическая метафизика доминировала в философии математики, а эмпирическая (после Локка) - абсолютно доминировала в философии естественных наук (в XVIII в. она распалась на французскую реалистическо-материалистическую (французские материалисты Ламетри, Дидро и др.) и английскую идеалистическую (Беркли, Юм)).

Поворотной точкой в метафизическом эмпиризме становится критика Юмом метода эмпирической индукции для обоснования универсальных высказываний, каковыми являлись закон причинности и формулировавшиеся уже в XVIII в. законы физики. В устах К.Поппера суть этой критики звучит так: "Согласно широко распространенному взгляду... для эмпирических наук характерно использование так называемых "индуктивных методов"... Вывод обычно называется "индуктивным", если он направлен от сингулярных высказываний (иногда называемых также "частными высказываниями") типа отчетов о результатах наблюдений или экспериментов к универсальным высказываниям типа гипотез или теорий. (Но) с логической точки зрения далеко не очевидна оправданность наших действий по выведению универсальных высказываний из сингулярных, независимо от числа последних, поскольку любое заключение, выведенное таким образом всегда может оказаться ложным. Сколько бы примеров появления белых лебедей мы ни наблюдали, все это не оправдывает заключения: "Все лебеди белые"" [43, с. 46-47]. "Индуктивное умозаключение, - пишет крупнейший логик-позитивист XIX в. Дж.Милль, - это всегда в конце концов умозаключение от частного к частному" (по [41, с. 76]).

Кантовский путь преодоления этой критики лежал через учение об априорных формах чувственности (пространство и время) и мышления (категории), которые люди, как представители рода Homo sapiens, всегда набрасывают (как сеть) на то, что ощущают и мыслят. Но в сер. XIX в. Кант вместе с вышедшей из него классической немецкой философией был отвергнут научным сообществом, в мировоззрении которого все более укреплялся сциентизм (некритическая уверенность, что наука может решить все, в том числе и философские, проблемы). Причиной тому были усложнение и специализация быстро развивавшейся естественной науки и ее прямолинейный беспроблемный рост на базе ньютонианской программы. Поэтому сложные рассуждения философов-метафизиков, особенно в исполнении немецкой классической философии, которые к тому же не давали однозначных ответов, казались ученым "заумными" и ненужными.

На этой почве вырастает позитивизм, который проходит ряд фаз: 1-й позитивизм сер. XIX в. (Конт, Спенсер, Милль), 2-й позитивизм конца XIX в. (Мах, Пуанкаре и др.), 3-й позитивизм 1930-50 гг. (Венский кружок и др.). Общим для всех перечисленных течений были восходящий к Фр.Бэкону эмпиризм, внимание к критике Юма и неприятие "метафизики" (т.е. классической философии Нового времени от Декарта до Гегеля).

Основатель позитивизма О. Конт объявляет метафизику, после появления эмпирических наук, историческим излишеством и обращается через головы Локка и его наследников непосредственно к эмпиризму Фр. Бэкона. Но выбросить вместе с метафизикой юмовскую критику эмпиризма уже не удается. Попытки ответить на эту критику в рамках бэконовского эмпиризма идут несколькими путями.

Некоторые последователи Конта пытаются опереться непосредственно на сами "положительные" (естественные) науки, в первую очередь на эволюционную биологию Дарвина (Спенсер) и психологию (Мах). Но выбранные ими естественнонаучные концепции быстро устаревали, увлекая в забвение основанные на них философские системы.

Сам Конт, учитывая критику Юма, по сути, сводит науку к феноменологии, утверждая, что ни наука, ни философия не могут и не должны ставить вопрос о причине явлений, а только о том, "КАК" они происходят. Наука, по Конту, познает не сущности, а лишь феномены. "Основной переворот, характеризующий состояние возмужалости нашего ума, по существу, заключается в повсеместной замене недоступного определения причин... простым исследованием законов, т.е. постоянных отношений, существующих между наблюдаемыми явлениями... Мы можем действительно знать, - говорил Конт, - только различные взаимные связи,... не будучи никогда в состоянии проникнуть в тайну их образования..." [22, с.17].

Естественным продолжением этой линии являются наука как "принцип экономии мышления" Э.Маха и конвенционализм А.Пуанкаре в рамках "второго" позитивизма.

В отличие от 1-го позитивизма, 2-й позитивизм опирался не на теорию эволюции, а на психологию и был теснейшим образом связан с осмыслением естественных наук, с происходившей в физике "антиньютонианской" революцией и связанным с этим "гносеологическим кризисом в физике". Виднейшими и типичными представителями 2-го позитивизма являются Э.Мах (1838-1916) и А.Пуанкаре (1854-1912) - крупнейшие ученые и виднейшие участники этой революционной эпохи конца XIX - начала ХХ вв.

Суть антиньютонианского переворота ярко передает современник и поклонник Э.Маха В.Оствальд. "Каждый научно мыслящий человек, - говорит в 1872 г. В.Оствальд о господствовавшем до Маха "научном материализме", - от математика до практикующего врача, на вопрос, как он представляет себе мир в самом себе, скажет, что вещи состоят из движущихся атомов и что эти атомы вместе с действующими между ними силами - конечные реальности всех явлений,... что физический мир может быть понят не иначе, как путем сведения его на "механику атомов", материя и движение являются конечными понятиями, к которым должно быть приведено все разнообразие явлений природы..." [39, с.3,5]. Но появление электродинамики нанесло мощный удар по механицизму, и он резко потерял в популярности в последней четверти XIX в.

Примыкающая к этому периоду эпоха формирования специальной теории относительности (СТО) характеризовалась колоссальным интересом к философии науки в научных и околонаучных кругах. Так первая книга А.Пуанкаре - "Наука и гипотеза" - вышла в 1902 г. в Париже тиражом 16 тыс. экземпляров и была распродана в течении нескольких дней. Люди, прочитав ее, передавали своим друзьям и знакомым. В результате в том же году с книгой ознакомились около ста тыс. человек [45, с. 526].

Лидером борьбы с механико-ньютоновским мировоззрением в эту эпоху окончания формирования теории электромагнитного поля и зарождения теории относительности и квантовой механики стал Э.Мах Маха, как и всех позитивистов, не удовлетворяло кантовское решение поставленных Юмом гносеологических проблем, и он пытался решить их средствами современной ему психологической науки. Развивая заложенные уже у Конта возможности, Мах создает конструктивистское по сути направление, в котором научная теория предстает не как открытие, а как изобретение, и, соответственно, в качестве критерия отбора между конкурирующими теориями выступает не истина как соответствие факту (якобы существующему самому по себе), а та или иная форма эффективности".

Вслед за Беркли Мах в качестве "первой реальности" выбирает ощущения, а не внешние тела. "Вещи (тела) суть для нас сравнительно устойчивые комплексы связанных друг с другом, зависящих друг от друга чувственных ощущений" [30, с. 137]. Согласно Маху цель науки не истина (в силу ограниченности ее средств для отражения "богатой жизни вселенной" [31, с. 152]), а экономия мышления - своеобразная форма эффективности. "Самое экономное и простое выражение фактов через понятия, вот в чем оно (естествознание) признает свою цель" [31, с. 159, 156, 166].

Последнее утверждение близко родоначальнику конвенционализма

А.Пуанкаре - другому великому ученому (математику и физику) кон-

ца XIX в. А.Пуанкаре, для которого исходной проблемой было осознание следствий для научной картины мира из появления неэвклидовых геометрий, создал другую позитивистскую "домашнюю" философию для естествоиспытателей. Он утверждал, что наука "может постичь не суть вещи в себе, как думают наивные догматики, а лишь отношения между вещами", что "опыт предоставляет нам свободный выбор", и поэтому "принципы механики... - это соглашения и скрытые определения" [45, с. 8, 90]. "Я, - говорит А.Пуанкаре в докладе на Международном конгрессе физиков в Париже в 1900 г. - позволю себе сравнить науку с библиотекой, которая должна беспрерывно расширяться; но библиотекарь располагает для своих приобретений лишь ограниченными кредитами; он должен стараться не тратить их понапрасну. Такая обязанность делать приобретения лежит на экспериментальной физике, которая одна лишь в состоянии обогащать библиотеку. Что касается математической физики, то ее задача состоит в составлении каталога... Каталог, указывая библиотекарю на пробелы в его собраниях, позволяет ему дать его кредитам рациональное употребление... Итак, вот в чем значение математической (т.е. теоретической - А.Л.) физики. Она должна руководить обобщением, руководить так, чтобы от этого увеличивалась производительность науки" [45, с. 91-94].

К концу 1920-х революции в физике (в ее новых фундументальных разделах) завершились и она снова вступила в относительно спокойный этап развития. Конечно остались споры, особенно вокруг квантовой механики, но все большее число ученых обходилось без них и возвращалось к описанным выше Оствальдом "материалистическим" взглядам на окружающий мир. Революционный период в науке уходил в прошлое, и пути науки и философии науки снова начали расходиться.

Атмосферу формирования 3-го позитивизма или "неопозитивизма" определяют такие теоретические явления как: открытие новых неэвклидовых геометрий (Лобачевского, Римана) и различных систем новейшей формальной логики (Лукасевич и др.) с числом значимостей истинности более, чем две (истинно / ложно); операциональность понимания одновременности в теории относительности; принцип "наблюдаемости" Гейзенберга ("ненаблюдаемый объект не существует"); "структуралистское" понимание языка Ельмслева и гипотеза Сепира и Уорфа о том, что язык является первичным явлением, а взгляды и мировоззрение людей производны от языка; "эмпирическая социология", согласно которой наука сводится к фиксации, а затем упорядочению фактов в рамках условно принятых систем языка.

Ведущей школой неопозитивизма стал логический позитивизм, родив-

шийся в рамках Венского кружка - объединения группы венских физиков, математиков и социологов на базе семинара, руководимого М. Шликом. Его идеи интенсивно развивались также в Берлине, Варшаве и Тарту. Виднейшими представителями логического позитивизма были Р.Карнап и Г.Рейхенбах.

Этот 3-й позитивизм является наследником 2-го, он формируется под сильным влиянием Э.Маха, преподававшего в Вене. Но, в отличие от махизма, он отказывается от психологизма. Отчасти это, по-видимому, было вызвано быстрым устареванием тех психологических и биологических моделей, которые использовал 2-й позитивизм, отчасти связано с принципиальной критикой психологизма вообще со стороны неокантианцев Марбургской школы. Вместо психологии и биологии 3-й позитивизм обратился к логике.

Предшествующую возникновению этого течения обстановку Ф.Суппе описывает так: "Логический позитивизм - немецкое движение... В период между 1850 и 1880 в немецкой науке доминировал механистический материализм... К 1870-м механистический материализм стал оспариваться, главным образом, в результате развития физиологии и психологии... (В результате чего) в немецком научном сообществе механистический материализм постепенно уступил дорогу неокантианской философии науки, развитой сначала Гельмгольцем и (более основательно) Г.Когеном (H. Cohen).… К 1900 этот тип неокантианства стал доминирующей философией немецкого научного сообщества; это было сущностью немецкого научного общего смысла, который фактически препятствовал принятию и квантовой механики, и теории относительности. Неокантианство было не единственной философией науки, принятой как реакция против механистического материализма; другая школа, которая имела существенное, но менее широко распространенное влияние в немецкой науке, происходила от Э.Маха; ее влияние было ограничено главным образом несколькими школами (особенно в Геттингене, Берлине, и в институтах общества им. Кайзера Вильгельма).... На рубеже века три философских позиции удерживались в немецком научном сообществе: механистический материализм, неокантианство, и маховский неопозитивизм, с неокантианством как наиболее принятым... А теоретическая физика шла своим путем.... В 1905 Эйнштейн опубликовал свою специальную теорию относительности (СТО), а вскоре "старая" квантовая механика встала на свой путь развития. Теория относительности и квантовая теория рассматривались как несовместимые со всеми тремя этими философиями науки... Первая немецкая поддержка для новых физик пришла от тех школ, которые симпатизировали махистскому позитивизму... Попытки преодолеть кризис следовали в нескольких направлениях. Одно из них шло через модификации неокантианства..., наиболее серьезную попытку в этом направлении...проделал Э.Кассирер (1910). Другой, чисто философски более влиятельный подход, исходил из расширенной и ослабленной версии маховского неопозитивизма. Последний подход развивался... в Берлине под влиянием Г.Рейхенбаха (лидера Берлинской школы) и в Вене под влиянием М.Шлика (руководителя Венского кружка). Обе группы соглашались, что Мах был прав, настаивая на проверяемости (verifiability) как критерии осмысленности для теоретических концепций, но заключали, что он ошибался в недооценке места математики... " [73, 7-12].

Принцип верификации (подтверждения) - центральное положение логического позитивизма. Он утверждал, что все те теоретические утверждения, которые не могут быть посредством логической цепочки рассуждений сведены к эмпирическим утверждениям (т.е. верифицированы) должны выбрасываться из науки как метафизические. Но сам принцип верификации опирался на язык наблюдения" (язык "протокольных предложений").

Однако в многочисленных исследованиях к середине ХХ в. было показано, что такого языка в научном познании просто не существует. "Тот слой знания (...тот язык), который выполняет в науке функцию описания эмпирических данных... всегда теоретически нагружен" [28, с.70]. "В постпозитивистский период, - говорит В. Ньютон-Смит, -... философы крикнули хором: все наблюдения теоретически нагружены. Иными словами, нет никакого нейтрального в отношении теорий языка наблюдения" [50, с. 171].

В 1960-70-х гг. на сцену выходит постпозитивизм, который подвергает критике концепции логического позитивизма с точки зрения логики (К.Поппер) и истории науки (И.Лакатос, Т.Кун, П.Фейерабенд и др.).

К.Поппер в качестве центральной проблемы выдвинул "проблему "демаркации" - "проблему нахождения критерия, который дал бы нам в руки средства для выявления различия между эмпирическими науками, с одной стороны, и математикой, логикой и "метафизическими" системами - с другой" [43, с. 55]. "Центральной проблемой философии знания, начиная, по крайней мере, с Реформации, - говорит Поппер, - была следующая. Как возможно рассудить или оценить далеко идущие притязания конкурирующих теорий или верований?"

К.Поппер раскритиковал метод индукции и процедуры верификации как основы для решения проблемы демаркации и заменил последнюю принципом "фальсификации": теория научна, если она содержит рискованные, проверяемые на опыте высказывания, которые, в случае отрицательного результата, однозначно фальсифицируют теорию. Но из этой процедуры логически вытекает вывод, что рано или поздно существующие теории будут фальсифицированы, такая позиция получила название "фаллибилизма" (от англ. слова "ошибка"), т.е. "погрешимости". По сути, Поппер перешел от сравнения отдельных теорий к сравнению развивающегося ряда теорий (эту линию продолжит его ученик И.Лакатос), он рассматривает науку как "прогрессирующую от одной проблемы к другой (а не от теории к теории) - от менее глубокой к более глубокой проблеме". Свою позицию, противопоставляемую иррационализму и скептицизму, Поппер назвал "критическим рационализмом" (рационализм здесь употребляется, впервую очередь, в широком смысле, как антитеза иррационализму). Эта позиция находится в непростых отношениях с вопросом об истине (термин, которого Поппер избегал в своих ранних работах). Он, вслед за логиком А.Тарским, принял в этом вопросе позицию, согласно которой он верит, что последовательность научных теорий стремится к истине (истине как соответствию фактам), но у нас нет (логических) критериев, позволяющих утверждать, что данная теория приближается к истине. Поппер верит, что последовательность фальсификаций, которым подвергает природа наши теории, обтачивает их (как море обтачивает гальку) в направлении приближения к истине.

Сегодня юмовскую критику наиболее последовательно проводит Б.С. ван Фраассен. В своем "конструктивном эмпиризме" он утверждает "взгляд, согласно которому научная деятельность является скорее конструированием, чем открытием: конструированием моделей, которые должны быть адекватны явлению, а не открытием истины, имеющей отношение к ненаблюдаемому" [74, р. 5]. "Цель науки - дать нам теории, которые являются эмпирически адекватными; и принятие теории включает, как веру, только то, что она эмпирически адекватна" [74, р. 12]. Под "эмпирической адекватностью" имеется ввиду совпадение эмпирических проявлений теоретической модели явления и самого явления. Свою позицию он противопоставляет позиции "реалистического эмпиризма" ("научного реализма"), который утверждает, что "картина мира, которую наука дает нам, является истинной картиной мира, верной в своих деталях, и сущности, постулируемые в науке, действительно существуют: наука продвигается посредством открытий, а не изобретений.... Цель науки - дать нам истинную историю о том, как выглядит мир; и принятие научной теории включает веру в то, что это есть истина"[74, р. 7-8]. Позиция ван Фраассена вызвала массу споров и возражений со стороны "реалистов" [70], но противостоящее ему множество реалистических течений скорее обороняется, чем наступает. Общим для них является утверждение, что то, против чего выступает ван Фраассен, - это "наивный" или "метафизический" реализм (очень близкий приведенному выше (в п. 1) реализму М.Планка). Современные реалисты эту позицию защищать не берутся и, не принимая крайнего конструктивизма концепции ван Фраассена, предлагают различные варианты "реформированного" реализма. Ярким представителем последних является "критический рационализм" Поппера-Лакатоса.

В основе историцистской критики Т.Куном и логического позитивизма и Поппера лежит тезис об отсутствии в реальной истории науки "решающего эксперимента" (каковыми их объявляют лишь много позже, в учебниках) или о "несоизмеримости теорий". Последний тезис утверждает, что в истории науки в революционные периоды часто наблюдаются случаи, когда сторонники двух конкурирующих теорий не могут логическими средствами доказать, что одна из теорий является более истинной или более общей, чем другая теория.

Следствием этих тезисов является переход от кумулятивных к некумулятивным моделям развития науки. "Суть кумулятивизма, - пишет науковед Е.А.Мамчур, - хорошо охарактеризовал М.Бунге. "Любая историческая последовательность научных теорий (с позиций кумулятивизма - Е.М.) является возрастающей в том смысле, что каждая новая теория включает... предшествующие теории. И в этом процессе ничто и никогда не теряется; по существу, указанная точка зрения предполагает непрерывный рост в виде аддитивной последовательности теорий, сходящихся к некоторому пределу, объединяющему все теории в единое целое". Однако к 50-м годам (время, когда стало складываться постпозитивистское направление в философии науки) такое представление о росте научного знания стало уже непопулярным. Работы историков науки, исследовавших концептуальные сдвиги, совершившиеся в период научной революции XVII в., а также аналогичные исследования новейшей революции в физике убедительно показали, что кумулятивистская схема неприложима к реальной истории науки.... Прогресс науки... сопровождается существенными потерями..." [28, с. 81]. Т.Кун резко выступил против "кумулятивной модели развития", т.е. "развития через накопления" [23, с. 18]. Исходя из анализа истории научных революций, связанных с именами Коперника, Ньютона, Лавуазье, Эйнштейна, он выдвинул свою некумулятивную модель развития науки, в центре которой стоит тезис о несоизмеримости теорий, конкурирующих между собой в период научной революции.

Основными элементами куновской модели являются взаимозависимая пара "научная парадигма" и "научное сообщество", а также деление развития науки на две фазы: "аномальную" (по сути - революционную) и "нормальную".

Научная парадигма (букв.: образец) и научное сообщество по Куну это - взаимосвязанные элементы, которые не могут существовать друг без друга. С одной стороны, научные сообщества являются носителями парадигм, с другой - парадигма - основа самоидентификации и воспроизводства научного сообщества. "Под парадигмами я подразумеваю, - говорит Т.Кун, - признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений" [23, с. 11]. Парадигма "располагает обоснованными ответами на вопросы, подобные следующим: каковы фундаментальные сущности, из которых состоит универсум? Как они взаимодействуют друг с другом и с органами чувств? Какие вопросы ученый имеет право ставить в отношении таких сущностей и какие методы могут быть использованы для их решения?" Все это вводится в сознание неофита соответствующим научным сообществом в ходе получения профессионального образования [23, с. 21-22, с. 237-259].

Эту картину дополняет шокировавшее многих сведение сути "нормальной" науки к "наведению порядка" и "решению головоломок". "Именно наведением порядка, - пишет Т.Кун, - занято большинство ученых в ходе их научной деятельности. Вот это и составляет то, что я называю здесь нормальной наукой. При ближайшем рассмотрении этой деятельности... создается впечатление, будто бы природу пытаются "втиснуть" в парадигму, как в заранее сколоченную и довольно тесную коробку. Цель нормальной науки ни в коей мере не требует предсказания новых видов явлений: явления, которые не вмещаются в эту коробку[10], часто, в сущности, вообще упускаются из виду. Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий... Напротив, исследование в нормальной науке направлено на разработку тех явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает... Эти три класса проблем - установление значительных фактов, сопоставление фактов и теории, разработка теории - исчерпывают... поле нормальной науки, как эмпирической, так и теоретической" "[23, с. 45-46, 58]. Термин "парадигма" "тесно связан с понятием "нормальной науки", - писал Кун. - Вводя этот термин, я имел в виду, что некоторые общепринятые примеры фактического практического применения и необходимое оборудование, - все в совокупности дают нам модели, из которых возникают конкретные традиции научного исследования" [23, с. 28-29].

Научная революция или "аномальная" фаза в развитии науки состоит в смене лидирующей парадигмы. В силу несоизмеримости парадигм их конкуренция происходит как конкуренция научных сообществ и победа определяется не столько внутринаучными, сколько социокультурными или даже социально-психологическими процессами ("многие из моих обобщений касаются области социологии науки и психологии ученых", - говорит Кун [23, с. 26]). "Сами по себе наблюдения и опыт еще не могут определить специфического содержания науки, - утверждает Кун. - Формообразующим ингредиентом убеждений, которых придерживается данное научное сообщество в данное время, всегда являются личные и исторические факторы" [23, с. 21-22]. "Конкуренция между различными группами научного сообщества (т.е. между научными сообществами - А.Л.) является единственным историческим процессом, который эффективно приводит к отрицанию некоторой ранее принятой теории" [23, с. 26]. "Вынесение приговора, которое приводит ученого к отказу от ранее принятой теории, - говорит Т.Кун, - всегда основывается на чем-то большем, нежели сопоставление теории с окружающим нас миром" [23, с. 110-111]. "Вряд ли когда-либо, - вторит ему П.Фейерабенд, - теории непосредственно сопоставлялись с "фактами" или со "свидетельствами". Что является важным свидетельством, а что не является таковым, обычно определяет сама теория, а также другие дисциплины, которые можно назвать "вспомогательными науками" [55, с.118].

Эту критику учитывает И.Лакатос, который противостит скептицизму Т.Куна и П.Фейерабенда и рассматривает себя в качестве продолжателя и защитника попперовского "критического рационализма". Лакатос утверждает наличие рациональных оснований для выбора конкурирующих теорий.

И.Лакатос поддерживает тезис Куна и Фейерабенда об отсутствии "решающих экспериментов". Он показывает это на примере эксперимента Майкельсона-Морли (Майкельсон был обескуражен отсутствием должного внимания к своим результатам со стороны научного сообщества и при получении Нобелевской премии за "создание прецизионных оптических приборов, а также за спектроскопические и метрологические измерения, выполненные с их помощью" даже не обмолвился об этом эксперименте) и ряде других [24, с. 125-133]. Лакатосу близок куновский тезис о том, что "отказ от какой-либо парадигмы без замены ее другой означает отказ от науки вообще" [23, с. 107]. "Не может быть никакой фальсификации прежде, чем появится лучшая теория" - говорит Лакатос [24, с. 57]. Но Лакатоса не удовлетворяет куновское "сведение философии науки на психологию науки". Для отстаивания содержательных принципов "критического рационализма" он развивает подход Поппера: "оценке подлежит не отдельная теория, а ряд или последовательность теорий" - говорит он. Им вводится логический критерий "прогрессивного сдвига проблем"[11] (вместо куновского социально-психологического) для смены старой теории новой. "Не отдельно взятую теорию, а лишь последовательность теорий можно назвать научной или не-научной" [24, с. 56].

Если введение прогрессирующего сдвига проблем в ряду теорий дает основание надеяться на решение проблемы рационального сравнения теорий, то другим нововведением Лакатос пытается привести свой (и Поппера) "критический рационализм" в соответствие с историей науки. Он согласен с критикой Куна и Фейерабенда относительно того, что "старым" теориям весьма долго удается защищаться от новых эмпирических "опровержений". Но это, с его точки зрения, не результат несоизмеримости теорий, а следствие того, что надо рассматривать более крупные образования - "исследовательские программы" (ИП), которые состоят из "твердого ядра" и "защитного пояса" (эта модель эффективна и для описания обычных текущих научных исследований). Программа складывается из методологических правил: часть из них - это правила, указывающие каких путей исследования нужно избегать (эта часть определяет оберегаемое "неопровергаемое" "жесткое ядро" - А.Л.)..., другая часть - это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти (эта изменчивая часть составляет "защитный пояс" "вспомогательных гипотез", интерпретаций и т.п., с помощью которых борются с возникающими "аномалиями" - А.Л.)" [24, с. 79].

Введение "защитного пояса" и "прогрессивного сдвига проблем" (теории T1, T2,... принадлежат одной исследовательской программе, имеют общее "жесткое ядро" и отличаются на уровне "защитного пояса") позволяет Лакатосу вывести программу "критического рационализма" из под огня историцистской критики американского постпозитивизма в лице Т.Куна и П.Фейерабенда. Но выдвигаемые им критерии рациональности и цели науки, по сути, сдвигаются от классического представления об истине как соответствии реальности в сторону эффективности в переработке эмпирического материала.

В итоге современную проблемную ситуацию приближенно можно представить в виде нескольких "треугольников". Вершины одного ("историцистского") составляют Поппер, Кун, Лакатос. Вершины другого ("логицистского") "треугольника" составляют "наивные" реалисты, "реформированные" реалисты (типа Поппера и Лакатоса), конструктивисты (ван Фраассен)[12].

Подводя итоги этой, безусловно, не полной ретроспективы философских взглядов на научное познание, с одной стороны, трудно не согласиться с крупным современным западным философом науки Б. ван Фраассеном, утверждающим, что именно "эмпиризм всегда был главным философским ориентиром в изучении природы" [74, р.3]. Действительно, как мы видели, философия естественной науки со времен Локка ориентируется на указанный Фр.Бэконом путь опоры на опыт, эмпирическую реальность. К Фр. Бэкону апеллируют и представители позитивизма (от отцов-основателей до современных). С другой стороны, видно, что ни одна из предлагаемых концепций не вызывает всеобщего одобрения, не решает всех проблем.

Однако, как представляется автору, сочетание изложенной выше "галилеевской" модели естественнонаучного знания на основе понятий "первичного идеального объекта" и "ядра раздела науки", куновской модели "парадигма - сообщество" и лакатосовской модели "исследовательских программ" решает большинство перечисленных выше проблем. Эти три постпозитивистские модели имеют аналогичные (изоморфные) структуры, в которых эквивалентными элементами являются: 1) куновская "парадигма", лакатовское "жесткое ядро" и наше "ядро раздела науки"; 2) куновская "нормальная наука", лакатосовкая работа в рамках одной исследовательской программы и наш "И-тип" работы по построению моделей-теорий из заданного набора ПИО; 3) научная революция как переход к новой парадигме, вытеснение одной исследовательской программы другой, возникновение нового ядра раздела науки[13].

Эти три модели взаимодополняют друг друга. Наша модель является наиболее конкретной, но наименее общей. Она описывает уже сложившиеся зрелые разделы науки, в то время как лакатосовская и куновская модели позволяют рассматривать процесс становления разделов науки. С другой стороны, хотя и "исследовательские программы" и ЯРН возникают и функционируют внутри научных сообществ, понятия "научного сообщества" нет в явной форме ни в нашей модели, ни в модели Лакатоса. Это связано с тем, что в этих двух моделях наука представлена со стороны феноменов и идей (теорий, идеальных объектов) в рамках "рациональной" истории [23 б, с. 455-524]. Кун же идет со стороны научных сообществ. В центре его рассмотрения оказывается процесс (и проблема) внедрения новых идей в сообщество, т.е. "реальная" история. В этом плане куновская и лакатосовская (и наша) модели оказываются не альтернативными, как полагал Лакатос, а взаимодополнительными.

Что касается спора реализма и конструктивизма, то Кун и Лакатос эту проблему прямо не обсуждали. В нашем же подходе предлагается следующее решение этой проблемы. У нас модель-теория отвечает реальным объектам, поскольку она состоит из ПИО – элементов искусственных, но реальных (как кирпичи), никаких других сущностей, кроме ПИО для описания физических явлений не существует. ПИО выступают здесь в роли аналогичной роли априорных форм Канта (но ПИО – принадлежность культуры, а не биологического вида Homo Sapiens), они (и только они) являются онтологическими сущностями в физике, химии и др. Т.о., в рамках «И-типа» работы наша позиция совпадает с реалистической, посколько ПИО реальны. Но наличие "С-типа" работы, порождающей новые ПИО, отличает ее от позиции «метафизического реализма», для которого онтологические сущности существуют независимо от человеческой культуры. В рамках С-типа работы наша позиция может быть обозначена как «конструктивный рационализм». В основе этого конструктивного рационализма лежит описанная выше «галилеевская процедура». Вообще говоря, последняя может иметь и реалистическую (платоновского типа) интерпретацию (тогда наш подход останется в силе, но будет представлять позицию «реалистического рационализма»). Но в любом случае этот подход принадлежит идущей от Г.Галилея (отличающейся от декартовской) рационалистической традиции, а не бэконовской эмпирицистской традиции.

 

Литература

1.Алексеев И.С. Деятельностная концепция познания и реальности. Избранные труды по методологии физики. М.: "РУССО, 1995.

2.Андронов А.А., Витт А.А., Хайкин С.Э. Теория колебаний. М.: Физматгиз, 1959.

3. Ахутин А. В. История принципов физического эксперимента (от античности до XVII в.). М.: Наука, 1976.

4.БаженовЛ.Б. Строение и функции естественнонаучной теории. М.: Наука, 1978.

5. Берков А.В., Кобзарев И.Ю. I.Теория тяготения Эйнштейна. Общие принципы и экспериментальные следствия. М.: МИФИ, 1989. II. Приложение теории тяготения Эйнштейна к астрофизике и космологии. М.: МИФИ, 1990.

6. Библер В.С. Кант - Галилей - Кант (разум Нового времени в парадоксах самообоснования). М:Мысль, 1991; он же. Галилей и логика мышления Нового времени. В кн.: Механика и цивилизация XVII-XIX вв. М.: Наука, 1979.

7. Бом Д. Квантовая теория. М.: Наука, 1965.

8. Бор Н.Избранные научные труды. Т. 2. М.: Наука, 1971.

9. Брагинский В.Б. Гравитационо-волновая астрономия: новые методы измерений. // Успехи физич наук, 2000, т. 170, N 7, с. 743-752.

10. Вайнберг С. Первые три минуты. Современный взгляд на происхождение Вселенной. М.: Энергоиздат, 1981.

11. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. М., 1980.

12. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (ХУII - ХУIII вв.). Формирование научных программ Нового времени. М.,Наука,1987.

13. Галилео Галилей. Избранные труды. Т.II. М.,Наука, 1964.

14. Гравитация и относительность. М.: Мир, 1965.

15. Де Бройль Луи. Революция в физике (Новая физика и кванты). М.: Атомиздат,1965.

16. Джеммер М. Понятие массы в классической и современной физике. М.: Прогресс, 1967.

17. Зоркий П.М. Критический взгляд на основные понятия химии. Журнал Российского химического общества им. Д.И.Менделеева, 1996, том 40, No 3, стр.5-25 (см. также в Internet < http://www.chem.msu.su:8081/rus/chemhist/>.

18.Карпинская Р.С. Природа биологии и философия биологии. В кн.: Природа биологического познания. М.: Наука, 1991. С. 5-20

19. Кирсанов В.С. Научная революция XVII века. М., 1987.

20. Клышко Д.Н. Квантовая оптика: квантовые, классические и метафизические аспекты. // УФН, 1994, т. 164, N 11, с.1187-1214.

21. Койре А. Очерки истории философской мысли. М.: Прогресс, 1985.

22. Конт О. Дух позитивной философии. СПб.: Вевстник знавния, 1910.

23. Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1977. 23 б. Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ, 2001.