Оранжевая революция: виртуальные составляющие реальных процессов

Организация процесса

Правленте большими массивами людей возможно только с помошью привлечения методов по организаиии и реорганизации виртуального мира, когда достаточно велика роль интерпретаторов, задаюших то или иное понимание фактов и событий. Французская революция крушила Бастилию, чтобы освободить узников в количестве... шести человек. Однако созданный образ «диктатора» требовал соответствующего протестного реагирования.

Только виртуальная составляющая может активировать большие массы людей на принципиально новый для них вид поведения - протестный. При этом подобные виртуальные объекты должны обладать большим числом реальных реализаций, создавая определенный mix виртуального с реальным, поскольку человек реагирует на тот тип виртуального объекта, который достаточно четко соотнесен с реальностью.

Революции свойственно усиленное нагнетание символизации: враг / друг, злодей / жертва должны получить материальное воплощение. Внедряется понятная интерпретационная схема, базирующаяся на противопоставлении «мы» и «они». Аля того чтобы занять «их» место, «мы» должны победить «их».

Но так как «враг» хитер и коварен, он обязательно будет пытаться нас обмануть. Но теперь эта потенциальная его уловка не пройдет: «мы» не дадим. Сюжет революции всегда один: «мир -хижинам, война - дворцам». Власть должна быть кровавой, бандитской, преступной, а оппозиция народной, справедливой и свободной...

Если Первая и Вторая мировые войны развивались в физическом пространстве, то третья и четвертая ведутся в виртуальном, являясь войнами виртуальными. Третья (холодная) война велась в информационном пространстве ради завоевания контроля над когнитивным пространством, когда в качестве орудий выступали, например, радиоголоса. Четвертая мировая война, которая началась 11 сентября, ведется ради контроля виртуального пространства, поскольку лежит в области конфликта цивилизаций. Механизмы глобализации направлены на разрушение чужих виртуальных пространств ради доминирования одного из них…

Можно представить себе следующий набор целевых ориентации в случае той или иной мировой войны (см. табл. 26).

 

Таблица 26 Набор целевых ориентации в случае мировой войны

Мировая война	Цель
Первая	Контроль физического пространства
Вторая	Контроль физического пространства
Третья	Контроль информационного пространства
Четвертая	Контроль виртуального пространства

 

Четвертая мировая война состоит в создании событий большой виртуальной значимости. Чем более сильным будет это событие, тем большим объемом людей можно руководить. Большое событие атрофирует индивидуальные реакции, что позволяет более адекватно прогнозировать будущее поведение. В качестве примера можно привести события 11 сентября, за которыми ожидаемо последовали военные действия с вовлечением больших объемов людей.

Еше в 1994 году Ричард Шафрански выступил со статьей, где война выходила за рамки просто информационного противоборства в систему когнитивной борьбы |2|. Этот тип войны использует язык, образы, информацию, чтобы воздействовать на мозг, разрушать мораль и изменять волю. Лидеры являются целями этой войны, и их следует готовить к атаке противника. При этом он подчеркивает: «Нет надежды на влияние на то, что мы не понимаем. Каковы ценности сербов или иракцев? Как разные нации организуют чувственную информацию? В чем разница подходов к ведению переговоров у албанцев и македонцев? Что является ахиллесовой пятой стран и негосударственных игроков, организованных, оперируюших как бизнес-корпорация?» (2. - С. 409). То есть на сегодня новый инструментарий не имеет под собой четких базисных основ.

Саму эту сферу Дж. Най описывает как инструментарий применения мягкой силы, которая привлекает, а не принуждает, относя к ней кино, телевидение и так далее как проводников системы ценностей (3). Если в систему вошли чужие ценности, она разрушается, становясь подобием другой. Именно так действует глобализация, и пока не придумано иного метода модернизации, как только подключение к ней.

Н. Сноу, интервьюируя специалиста REND К. Келлена, который выступил в роли переводчика книги Ж. Эллюля «Пропаганда» на английский язык, подчеркивает его слова, что американская пропаганда внутри страны наиболее спрятана [4]. То есть факт выпячен, а интерпретация, сквозь которую этот факт рассматривается, спрятана максимальным образом. Сам Ж. Эллюль считал, что пропаганда тем эффективнее, чем она незаметнее.

Символическое, виртуальное в этом плане должно быть спрятано в реальность, «упаковано» в ней…

В обычной ситуации именно власть обладает монополией на контроль всех трех пространств. В кризисной ситуации власть, наоборот, теряет такую монополию. Сначала власть потеряла монополию на контроль физического пространства, когда митинг на Майдане перешел в постоянную фазу, а правительственные здания были заблокированы протестующими. Монополия на контроль информационного пространства была потеряна, когда все телеканалы вдруг перешли на одну интерпретацию происходящих событий…

Весь этот трансляционный характер реализуется именно в виртуальном пространстве, имеюшем нужное сочетание гибкости и инерции, в то время как чисто физическое пространство очень инерционно для проявления таких характеристик. Только карнавал, играющий признаками телесности, имеет возможность «работать» в физическом пространстве.

Опора на виртуальные процессы в социальных изменениях, включающих и революцию, состоит в создании нужного вида виртуального объекта, который затем гиперболизируется, чтобы удержать нужный уровень внимания и активности всех участников. По этой причине нужные типы виртуальных характеристик приписываются как себе, так и противникам. То есть возможное развитие ситуации проходит такие этапы:

· этап первый - создание виртуальных объектов;

· этап второй - приписывание виртуальных обьектов (позитивных и негативных) всем действующим лицам;

· этап третий - гиперболизация виртуальных объектов;

· этап четвертый - борьба с негативными виртуальными объектами;

· этап пятый - борьба с носителями негативных виртуальных обьектов.

Глеб Павловский, умудренный опытом проигрыша российских политтехнологов на Украине, заявил следующее: «Само понятие «революция» в наших странах приобрело несколько карнавальный характер. То есгь революция - это просто обостренная форма выборов. Я называю ее переходом от просто выборов к тотальным выборам, то есть к выборам, по поводу которых разыгрывается гигантское общенациональное кризисное шоу. Управляемое обычно. Я думаю, что никто же не может помешать, допустим, тому, что приедет в какую-нибудь столицу, где проходят выборы, не один цирк, а два сразу. И каждый из них будет устраивать свое шоу. Как раз проблема господина Януковича была в том, что он не был готов со своей собственной постановкой. Но я думаю, что это дело наживное, и сейчас все извлекают уроки» [11], То есть речь вновь идет о как бы параллельной виртуальной составляющей, которая стала обязательным компонентом реальности.

Оценка и прогноз...

Мы видим виртуальные контексты вовлечения в ситуацию, где число действующих лиц становится больше числа наблюдателей, активных становится больше, чем пассивных. Это пик. После него должно наступать уменьшение уровня виртуальной активности. Созданная в виртуальном пространстве сиепка власти и населения начинает подвергаться давлению реальности.

Юрий Пахомов вообше жестко выделяет обязательность этапа «разочарования»: «Горбачев начинал с такой же оранжевой революции. Вся страна была от него в восторге и носила на руках. Вокруг него собирались огромные толпы, все воодушевлялись и верили, что жизнь будет идеальной: прошлое отойдет в небытие и начнется совершенно новая жизнь! Но через короткое время мы увидели его уже сброшенным и опозоренным. Имеется в виду, внутри страны. Ельиин начинал с того, что вся Россия вышла на свои «майданы» с лозунгами «Ельцин - наш первый российский президент!». Однако спустя четыре года недавно возвеличенный президент уже расстреливал Белый дом, где находился парламент его соратников, принявших по нему импичмент» |12|. То есть период виртуальной близости постепенно заменяется на период виртуальной (и не только) войны.

Сам процесс порождения такого разочарования Александр Ослон рисует следующим образом: «Может возникнуть положительная обратная связь, разрушающая прошлый образ. Эта схема действует так: есть некоторые ворота для восприятия, и если они приоткрыты, то впускают в себя негативные и пессимистические интерпретации, а за счет этого ворота открываются еще шире, туда может войти еше больше негативных интерпретаций. В итоге может возникнуть некоторая критическая масса негатива, когда у человека происходит инверсия оценок происходящего, то есть наступает то, что в просторечии называется разочарованием. Я тебя полюбил - а нынче разлюбил. Оптимизм сменяется пессимизмом. Именно в период такого переходного процесса манипулятивные технологии особенно эффективны. Когда ворота закрыты - тефлон, от него все отскакивает. Когда ворота постепенно приоткрываются - наступает время ментальных перемен» [131-

«Перегретая», «доведенная до кипения» виртуальная реальность вступает в соприкосновение с «холодом» подлинной реальности. Есть, вероятно, оптимальные соотношения «температур» этих двух миров. Расхождение всегда плохо. Но виртуальность должна быть разогрета для проведения смены социального мира, в противном случае он будет законсервирован, что не допустит никаких изменений.

Человечество всегда пользовалось определенными обрядами для маркировки социальных изменений, например обряд инициации. То есть виртуальность проходила определенный процесс для того, чтобы разрешить смену реальности. Причем это происходит даже в случае желаемых изменений. В революиии присутствуют как сторонники, так и противники. Поэтому виртуальность должна стать такой, чтобы блокировать действия противников.

Роль феномена виртуальности видна в том, что за 2004 год доходы украинцев возросли на 22,5% [14|. По масштабам роста торговли, которая отражает как реальные, так и теневые доходы, также можно с уверенностью отодвигать материальный фактор как движущую силу революции на задний план. Плюс к этому основные игроки Майдана - это те, кто нормально зарабатывал - средний класс, причем скорее будущий, чем настоящий. Возможно, материальные результаты постепенно требуют иных форм управления, ведь известно, что при определенном уровне ВВП на душу населения становится невозможным уход от демократии.

Александр Чумиков подчеркивает разрывность между виртуальным политическим обещанием и его материализацией [15]. Такие разрывы он предлагает ликвидировать за счет методов политического брендинга, когда информация будет доводиться до целевых групп не через рациональные разъяснения, а с помошью закодированных образов.

Если Украина видит в происшедших изменениях естественный процесс волеизъявления |16|, то Россия - злую волю, пришедшую извне, направленную на создание вокруг России соответствующего «санитарного кордона» [17|. Соответственно совершенно изменился тон оценки собственных антиправительственных выступлений, происшедших в России. Если обычно либеральная пресса стояла на стороне протестующих, то сегодня большой объем текстов направлен против них [18-19]. Это произошло именно так, поскольку в схему рассуждений власть - оппозиция теперь оказывается вплетенной и украинский вариант развития событий. Поэтому тексты и реиепты звучат с позииии власти, не со стороны революиии, а со стороны контрреволюции: «На фоне благополучной Москвы особенно опасными для Кремля могут быть волнения в ключевых субъектах Федерации, где местная власть слаба (Петербург, Нижний Новгород, Самара), либо там, где есть объективные предпосылки для сепаратизма (Татарстан, Башкирия и другие наииональные республики)» |19]. Это несомненно инструкция обратного рода.

В целом оранжевая революция стала демонстрацией нового развития виртуальностей и повышения их роли в политических процессах. Эти новые черты можно суммировать в следующем виде:

· происходит дематериализация материального, приводящая к тому, что в материальном акцентируются черты виртуального порядка;

· стираются четкие грани между виртуальным и материальным, такая информационная среда, как телевизионная, позволяет легко переходить из одного мира в другой;

· выход на социальные изменения требует создания четких виртуальных объектов и целей, которые облегчают такой переход;

· существуют запреты на разрушение виртуальностей, такие же строгие, как и запреты на разрушение объектов физического мира;

· революции выдвигают и защищают новые наборы виртуальностей;

· эффективная виртуальность должна материализовываться, и наоборот (пример: преступный режим - смерть Гонгадзе);

· виртуальности стремятся присоединяться к более сильным виртуальностям (пример: присоединение к европейскому или российскому проекту в украинских выборах 2004 года);

· виртуальности внедряются на уровне словесных обозначений (примеры: народный президент, преступный режим, бандитская власть).

Это все правила, которые реализуются при активном построении виртуального мира с целью ускоренной смены мира реальности. Кстати, любое планирование должно опираться на предварительное выстраивание виртуальностей. Если сегодня планирование ограничено во времени, то с каждым годом горизонт планирования как людей, так и государства будет изменяться. Игорь Задорин отмечает, что в Кремле в 1996-1999 годах горизонт планирования составлял всего лишь полгода |20]. Сегодня нормой становится планирование на три-четыре года. Понятно, что в этих случаях будет разной и роль виртуальных объектов.

Иной стала роль виртуальности и по причине развития глобализаиии. Глобализация в любом случае на сегодня продвигает западный «пакет», в котором явно присутствуют следующие типы виртуальностей, задаваемых как норма:

· идеология (в виде рынка и демократии);

· массмедиа и масскультура, создающие потоки правильных и неправильных поведенческих моделей;

· западный вариант легитимизации власти как внутри страны, так и за ее пределами.

Каждая из стран, попадающих в это поле, вольно или невольно начинает перестраиваться под иные стандарты. Причем только страны другой культуры (например, восточные) имеют возможность выстраивания зашиты в виде собственных культурных фильтров.

Если Запад работает с другим горизонтом планирования, то и Россия начинает заниматься соответствующим поиском собственных глобальных проектов, что, кстати, полностью относится к сфере виртуальности. Например, поднимается вопрос об отсутствии у России собственных модернизаиионных проектов: «Пока сохраняется сырьевой тренд российской экономики, все, что мы им можем предложить, - стать тем местом, по которому будут проходить российские газовые и нефтяные трубы в Западную Европу. Неудивительно, что такая альтернатива в их глазах проигрывает даже нескорой и мучительной интеграции в Европейское сообщество» [21], Вероятно, не привлечет внимания и «новый советский проект» Сергея Кара-Мурзы, хотя бы по причине того, что он будет прочно ассоциироваться с прошлым, а всем свойственно избирать будущее, а не прошлое [22-26].

Виртуальность создается при помоши новых «машин виртуальностей», куда на сегодня можно отнести Интернет. И в Мексике в случае восстания саппатистов, и в Украине Интернет создал зону вне контроля власти, где удерживалась иная интерпретация действительности.

Рифат Шайхутдинов формулирует очень четкое правило: власть получает тот, кто пользуется новыми механизмами ее осуществления и удержания [27]. В их числе он упоминает и технологии, которые используют народ. Власть, с его точки зрения, сама демонстрирует, что она уже «готова» и «созрела». К числу таких сигналов относятся следующие:

· власть начинает искать преемника, подтверждая худшие опасения народа, понимающего, что демократических выборов не будет;

· власть отказывается от применения силы, то есть отказывается от своей основной функиии;

· власть приглашает на выборы международных наблюдателей, демонстрируя готовность принять внешнюю легитимность;

· подчинение СМИ государству;

· усиление недоверия бизнеса к власти;

· политтехнологи выкидывают белый флаг.

Во многом все эти сигналы демонстрируют разрушение виртуального образа власти. Власть пытается попасть в новую позицию, выполнять новые функиии, но это ей не удается. Потеряв старые функиии, она не восполняет их новыми.

Олег Матвейчев подчеркивает принципиальную необучаемость российской власти: «Власть у нас не понимает, как все это делается технологически, поэтому она выводы может сделать, но реально предотвратить не сможет» [28]. Однако киевская ситуация демонстрирует, с нашей точки зрения, и другое: власть не может увидеть угрозу, исходящую от виртуальных «машин», поскольку обладает монополией на машины материальные. Нереальная с точки зрения властей угроза не может привлечь достаточно сил для ее отражения.

При этом принципиальным моментом является то, что власть принимает (в результате разнообразного вида давлений) на себя обязательство: ни в коем случае не применять силу. Власть должна действовать только в рамках «ненасильственных технологий», с которыми идут ее ниспровергатели. В результате образуется вариант «дуэли», при которой второй дуэлянт повторяет вариант оружия первого. С. Телегин акцентирует это смешение в иное пространство для реализации столкновения. «Власть, которая действительно сопротивляется бархатной революции, заведомо не может ее подавить, так что для свержения такой власти требуются совсем иные технологии» |29|. Кстати, это типично стратегическое решение оппозиции: сражаться надо там, где тебя ждет победа.

Возрастание роли виртуальности отражается на всеобъемлющей роли политтехнологов, которые постепенно сместились как в центр успеха, так и в центр скандала и провала. Сегодня Марат Гельман заявляет, что его не интересует украинская политика [30|. При этом он признал авторство столь широко осуждаемых «темников» [311. Глеб Павловский как еще один российский «фигурант» украинской ситуации говорит следующее: «Революцией» в Киеве все постоянно запугивали друг друга, но всерьез не верили. Это была вообше одна из центральных тем пропаганды с обеих сторон, что отвлекало от оценки ее реальности. Модели, как может выглядеть реально киевская революция, - я не представлял» [32]. Павловский, кстати, возник не только в уголовном деле об отравлении Юшенко, но и в художественном образе как имиджмейкер международного класса П. И. Дловский [33].

В числе создателей киевской виртуальной реальности возникли и две американские фирмы. Одна из них вызвала резкое неприятие, и ей было отказано в правдивости ее претензий [34-35]. Зато о другой вообше не упоминается, что является странным, поскольку именно эта фирма получила премию за лучшую международную кампанию года |36|. Это фирма «Аристотель», основанная в 1983 году и имеющая офисы в Атланте, Лондоне, Сан-Франциско, Торонто и Вашингтоне [37-38].

С. Телегин подчеркнул несовпадение языка власти и общества в современной России, поскольку власть, с его точки зрения, говорит на языке ложных понятий: «общечеловеческие ценности», «возвращение в лоно цивилизации» и так далее [29]. Однако это обшее свойство несовпадения языка виртуальностей и языка реальностей. При этом власть тяготеет к языку виртуальностей, а население - к языку реальностей. В результате создается постоянное напряжение между ними, которое, собственно говоря, и должна снимать работа пресс-служб, PR-служб и спин-докторов (см. табл. 27).

Таблица 27 Язык власти и общества в современной России

	Владение	Невладение
Власть	Язык виртуальностей	Язык реальностей
Население	Язык реальностей	Язык виртуальностей

Между властью и населением все время должен существовать переводчик. В долговременных стратегиях эту роль исполняют кино и телевидение, переводяшие интениии власти на язык населения. Сегодня в российском кино, например, просматривается смена героики в сторону поднятия образов разведчиков, контрразведчиков и прочих представителей спецслужб. Все это позволило Виктору Шендеровичу заявить следующее: «Это на самом деле поразительно, но теперь все стремятся создавать легенды и сказки о спецслужбах» [цит. по: 39]. Чтобы быть справедливым, следует упомянуть, что после 11 сентября советник президента Джорджа Буша Кард Роув ехал в Голливуд разговаривать с представителями кинобизнеса, в результате чего образ представителя UPV перестал быть столь зловещим.

В результате следует отметить несовпадение двух технологий работы в виртуальном пространстве: технологии расширения и технологии удержания. Их можно представить себе в виде роли миссионера, действующего на новых территориях, и роли стандартного священника со своей постоянной паствой. В первом случае надо принести на новую территорию то, что для них будет коитробьектом, противоречащим тому, что было до этого. Во втором случае можно лакировать и лелеять имеющийся виртуальный обьект.

Эти два процесса обладают разными характеристиками (см. табл. 28).

Таблица 28 Технологии работы в виртуальном пространстве

Технологии расширения	Технологии удержания
Коммуникация	Ритуал
Походный	Парадный
Креативный	Традиционный
Радикализм	Конформизм
Привлекающие стратегии	Наказывающие стратегии

В первом случае «священник» идет к «пастве», во втором - наоборот. Захват власти или удержание власти строятся на этих же приниипах: акиент на привлечении новых адептов или акиент на наказании старых адептов. В одном случае нужны еретики, в другом - послушание. Все это требует разного типа поведения и для лидеров этих двух стратегий.

Оранжевая революция 2004 года в Киеве должна была захватить как можно больше новых приверженцев, что можно было сделать исключительно интенсивной работой в виртуальном пространстве, поскольку другим ресурсом оппозиция не обладает, так как, например, не может увеличивать зарплаты и пенсии. Виртуальный ресурс - это новый вид ресурса, с которым власть всегда будет работать хуже. И та и другая стороны должны были продемонстрировать чисто коммуникативными методами свою силу и бессилие противника. Если власть использует ритуальные способы действия, то оппозиция совершенно новые, что продемонстрировал уже первый ход - выдвижение Виктора Юшенко в президенты Украины на Певчем поле, -который отличался необходимым уровнем креативности. Ритуальный ресурс - это вторичный вид структурности, он должен базироваться на предшествующем опыте, на первичной структурности. Такого опыта (разгона демонстраций и так далее) у власти не было. В результате ритуал не на чем было строить.

У власти преобладающим становится материальный ресурс, у оппозиции - виртуальный. Власть находится в уверенности, что материальный ресурс заведомо сильнее. У оппозиции просто нет другого ресурса, кроме виртуального, который к тому же все равно требует материальных систем своей доставки. Виртуальный ресурс по прошествии определенного времени тяготеет к ритуализаиии, вспомним религию. Поэтому старый виртуальный ресурс власти быстро исчерпывается: и Михаил Горбачев, и Борис Ельцин приходят к власти с огромным виртуальным ресурсом, который постепенно сходит на нет. Сходную нивелировку виртуального ресурса Владимира Путина можно наблюдать сегодня. Виртуальные объекты изнашиваются, что часто связано не столько с их соответствием / несоответствием реальности, сколько с требованием новизны. Вероятно, это связано с их принципиально иной природой, которая выдвигает иные корреляции…

В целом виртуальность должна была выступать по двум основным направлениям:

· блокировать мешаюшие объекты реальности;

· активировать помогающие объекты реальности.

Для этого нужно было идти по модели, которую использует человечество испокон веков, в первую очередь это характерно для религий и сект:

· введение и удержание своих каналов коммуникации и своих авторитетов;

· прямой и косвенный запрет на информацию с других каналов и от других авторитетов…

То есть исторически именно коммуникация позволяет сформировать новую виртуальную реальность. И это понятно, ибо «политика - есть прежде всего коммуникация» [40|. Виртуальный обьект должен быть создан, размешен в массовом сознании и затем активирован по максимуму. Эти три этапа обязательны:

· создание виртуального объекта;

· внедрение виртуального объекта в массовое сознание;

· активация виртуального объекта от времени «Ч» до завершения процесса.

И это еше одно подтверждение роли «людей воздуха», нового интеллектуального класса А. Неклессы [41-421, поскольку возникла новая реальность. Виртуальная реальность позволяет не только заменять подлинную реальность, но и управлять ею…

Мир принципиально ускорил свое развитие, вступив в процессы бифуркации. Революции также могут рассматриваться как определенные последствия этих динамических процессов. Постсоветские страны, пытаясь инерционно сопротивляться этим изменениям, получают «толчки» извне, поскольку обшее ускорение уже включено. Следует либо подчиняться, либо уходить в «заповедники», подобные Северной Корее. Мы же все пытаемся двигаться в обшем со всеми направлении, но это выдвигает требование подчинения и обшим правилам движения…

Революция - это результат бездействия неадаптируемых элит, которые не реагируют на принципиальные изменения обстановки. Назовем это также инерцией элит, которые серьезным образом ориентированы на день вчерашний.

Сергей Караганов так говорит в интервью «Независимой газете» по поводу внешнего фактора цветных революиий: «Внешние силы, конечно, там влияли, притом в разных направлениях, но совершенно очевидно, что все эти восстания, бунты, революции происходили потому, что старые постсоветские элиты изжили себя, надоели. Надоели своей неэффективностью, коррумпированностью. Эти процессы являются совершенно объективными. Если мы поймем, что нам надо менять политику и людей, проводяших эту политику, тогда мы избежим революиий» [50].

Однако понимание лежит в области когнитивной, а реальные изменения отнюдь не следуют автоматически за пониманием. Инерция физического пространства гораздо большая, чем инерция пространства когнитивного. Для изменения физического пространства надо произвести гораздо более интенсивные изменения в пространстве когнитивном, что демонстрирует, к примеру, феномен Майдана.

Постсоветское пространство, как и любое другое, в любом случае живет по модели уничтожения неживого, амбивалентного, уклоняющегося, поскольку эти типы объектов затрудняют объединенные типы движения. Однако революционные изменения пока не приносят ошутимых результатов для населения, кроме определенной моральной «перезагрузки». Но в любом случае налицо имеется вхождение в новый цикл. А новые циклы предполагают и новый инструментарий, и новых игроков. И запаздывание со вхождением в новый цикл всегда опасно: преимуществами его успеют воспользоваться другие, что, кстати, достаточно часто и происходит.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

РЕВОЛЮЦИ И ПУТЧИ сопровождают всю историю человечества. Часто они являются единственным вариантом для движения вперед. Не менее часто они завершаются ничем. Но в любом случае человечество имеет в своем арсенале инструментарий подобного интенсивного изменения действительности.

Бархатные революции последнего времени - пример введения кардинальных изменений без применения насилия, что связано во многом с нейтрализацией действий власти, теряюшей контроль над ситуацией. Сербия, Грузия, Украина продемонстрировали варианты передачи власти новой элите в результате более сложных стратегий, проведенных в рамках ненасильственных форм протеста. И сложность применяемых стратегий обусловлена именно ненасильственными формами борьбы. Они не были возможны в прошлом, поскольку сегодня еще одним политическим игроком становится внешний, то в виде общественного мнения, то международных СМИ, то в виде политических лидеров зарубежных стран, которым удается нейтрализовать вариант применения насилия со стороны властей.

Революции одновременно выступают в роли единственного инструментария, который имеет против сильных мира сего население. Выборы стали более символическим инструментарием, демонстрирующим, что все идет хорошо, поэтому изменения нужны только косметические. Политика - это игра на выживание. Если власть проигрывает ее, то в этом вина именно власти.

[1] Словарь иностранных слов. — М., 1980. С.65; Черных П.Я. Историко-этимологический словарь. — М., 1994. T. I. C. 354.

[2] Словарь иностранных слов. — М., 1980. С. 204; Черных П.Я. Историко-этимологический словарь. T.I. — М. 1994. С. 93; Словарь русского языка. Т. 1.-М., 1981. С.98.

[3] Словарь русского языка. Т. 1.- М., 1981. С.489.

[4] Словарь русского языка. Т. 3. — М., 1981 С. 146.

[5] Словарь русского языка. Т.2. — М., 1981. С.543

[6] Словарь иностранных слов. — М., 1980. С.204; Черных П.Л. Историко-этимологический словарь. Т.1. — М.1994. С.354; Словарь русского языка. Т.1. — М., 1981. С.673.

[7] Словарь иностранных слов. — М., 1980. С. 300; Словарь русского языка. Т.2.- М., 1981. С.227.

[8] Словарь русского языка. Т.2. М., 1981. С.239.

[9] Словарь русского языка. Т.2.- М., 1981. С.306; Черных П.Я. Историко-этимологический словарь. Т.1. -М.1994. С.546.

[10] Лекарев С.В., Порк В.А. Бизнес и безопасность./Толковый терминологический словарь. — М., 1995. С. 175.

[11] Словарь русского языка. Т.4. — М., 1981. С.599.

[12] Словарь русского языка. Т.4. — М., 1981. С. 600.

[13] См.: Лекарев С.В., Порк В.А. Бизнес и безопасность./Толковый терминологический словарь. — М., 1995. С.288

[14] Там же.

[15] См.: Общая теория безопасности (актуальные методологические и социально-политические проблемы). — М., 1994.

[16] См.: Психологические операции и противодействие им. — М., 1993; Панарин И. Психологическая безопасность военнослужащих//Ориентир. 1995.N8.С. 48-51 и др.

[17] См.: Общая теория безопасности (актуальные методологические и социально-политические проблемы). — М., 1994. С.240.

[18] См.: Политология: Энциклопедический словарь/Общ.ред. и сост.: Ю.И.Аверьянов. — М.. 1993. С.323-324.

[19] См.: Там же. С. 162

[20] См.: Мясников В.С. Империя Цин и русское государство ХVII в. — М., 1980. С. 18-47.

[21] См.: Политология: Энциклопедический словарь/Общ.ред. и сост.: Ю.И.Аверьянов. — М.: Изд-во Моск. коммерч. ун-та. 1993. С. 18.

[22] См.: Там же. С. 320.

[23] Fraser L. Propaganda. London, 1957. Р. 1.

[24] См.: Lasswell H.D. The Theory of Political Propaganda. — In: Public Opinion. New York, 1953.

[25] Krech D., Krutchfield R. Theory and Problems of Social Psychology. New York, 1948. P. 316.

[26] Young К. Social Psychology. New York, 1944. P. 505.

[27] Лекарев С.В., Порк В.А. Бизнес и безопасность./Толковый терминологический словарь. — М., 1995. С. 90-91.

[28] См.: Политология: Энциклопедический словарь/0бщ.ред. и сост.: Ю.И.Аверьянов. — М.: Изд-во Моск. коммерч. ун-та. 1993. С. 163.

[29] Лефевр В.А., Смолян Г.Л. Алгебра конфликта. — М.: Знание, 1968. С.36.

[30] Психология. Словарь/Под общ. ред. А.В.Петровского, М.Г. Ярошевского.- М., 1990. С.340.

[31] Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений; Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы. — СПб., 1992. С.37.

[32] См.: Доценко Е.Л. Психология манипуляции. — М., 1996.

[33] Там же. С.58.

[34] См.: Там же. С. 45.

[35] См.: Мельников В.М., Ямпольский Л. Т. Введение в экспериментальную психологию личности. — М.: Просвещение, 1985, с.49.

[36] См.: Там же. С. 49-50.

[37] См.: Зазыкин В.Г. Психологические основы проницательности. /Учебно-методическое пособие. Кострома.-1994.

[38] Часть этих исследований проведена автором совместно с кандидатом психологических наук И. Мельником.

[39] Психология. Словарь /Под общ. ред. А.В.Петровского, М.Г.Ярошевского. — М., 1990.

[40] См.: Романова Е.С., Гребенников Л.Р. Механизмы психологической защиты. Генезис. Функционирование. Диагностика. — Мытищи, 1996, с.42 7) См.: Там же. С. 58.

[41] См.: Там же. С. 20, 64.

[42] См.: Бассин Ф.В. О силе "Я" и "психологической защите"//Вопросы философии. 1969. № 2; Брушлинский А.В. Проблемы психологии субъекта. — М., 1994; Кузьмина Н.В., Деркач А.А. Акмеология сегодня и завтра/Акмеология 1994. N1; Куликов В. Психология внушения. — Иванове. 1978; Куликов В. Проблемы социальной психологии. -Иванове. 1979; Поршнев Б.Ф. Контрсуггестия и история/История и психология. — М.,1971; Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1979 и др.

[43] См.: Куликов В. Проблемы социальной психологии. — Иванове. 1979; Поршнев Б.Ф. Контрсугтестия и история//История и психология. -М.,1971.

[44] См.: Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. — М., 1997.

[45] См.: Безопасность человека/Под ред. Шершнева Л.И- М., 1994; Котик М.А. Психология и безопасность. — Таллин., 1987; Щерба H.Н. Безопасность человека. Безопасность общества. — Санкт-Петербург, 1994.

[46] Куликов В. Проблемы социальной психологии. — Иванове, 1979.

[47] См.: Там же.

[48] См.: Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. — М., 1997.

[49] См.: Там же.

[50] См.: Hilgard E.R. a.o., Introduction to Psychology.- N.Y., 1972.; Hine F.R. Introduction to psychodinamics: a conflictadaptational approach. — Dyrham, Duke Un.Pr., 1971; Шибугани Т. Социальная психология. — М. 1967; Фрейд А. Психология Я и защитные механизмы. — М.: Педагогика, 1993; Фрейд 3. Введение в психоанализ: Лекции. — М. 1991; Фромм Э. Бегство от свободы. — М., 1987.

[51] См.: Festinger L. A theory of cognitive dissonance.- Evanston: Row, Peterson & Co, 1957; Шопенгауэр А. Эристика или искусство спорить. — СПб, 1893; Поварнин С. Спор. О теории и практике спора. — Петроград, 1918.

[52] См.: Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. — М., 1997.

[53] См.: Hine F.R. Introduction to psychodinamics: a conflictadapta-tional approach. — Dyrham, Duke Un.Pr., 1971; Hilgard E.R. a.o.. Introduction to Psychology.- N.Y., 1972; Фрейд А. Психология Я и защитные механизмы. -М.: Педагогика, 1993; Фрейд 3. Введение в психоанализ: Лекции. — М. 1991; Model! A.H. Psycoanalysis in a new context. — N.Y.: Intern. Un. Pr., 1984; Horney K. Our inner conflicts. A constructive theory of neurosis.- N.Y., Norton, 1966; Налчаджян А.А. Социально-психологическая адаптация личности (Формы, механизмы и стратегии).-Ереван, 1988;

[54] См.: Калмыкова Е.С. Механизмы психологической защиты и их роль в развитии личности. /Методологические и теоретические проблемы современной психологии. — М.,1988; Хараш А.У. Личность в общении/Общение и оптимизация совместной деятельности. — М., 1987.

[55] См.: Словарь русского языка. Т.4. — М., 1981. С.239; Черных П.Я. Историко-этимологический словарь. Т.2 — М., 1994. С. 190. Некоторые авторы, по сути, применяя в качестве специфического квалифицирующего признака понятия "психологическая защита" используемые для этого средства, которые связаны с изменением и регулированием процессов информационно-психологического взаимодействия между людьми, обозначают их как психологические средства.

[56] См.: Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. — М., 1997.