От мадам д’этиоль до «некоронованной королевы»

 

Замужество во времена полной, или почти полной социальной зависимости женщины от патриархального общества было необходимым рубежом, доказывающим женскую состоятельность. Во многом Франция XVIII века напоминала нравы Римской империи I века, когда родители и родственники были озабочены тем, как удачно выдать своих дочерей замуж. Нередко родителям приходилось играть роль сводников, особенно если для замужества юной особе необходимо было преодолеть сложный частокол сумасбродных морально‑этических норм. Выдаче замуж Жанны Антуанетты мешал не частокол, а целая баррикада в виде тихого общественного порицания ее родителей. Но и тут помогла тайная рука всемогущего покровителя: то ли мать была с ним очень ласкова, то ли он проявлял искреннее отцовское участие в судьбе девочки. Это неизвестно, но, так или иначе, влюбленным молодым человеком, неожиданно созревшим для создания семьи, оказался далеко не бедный племянник самого покровителя с дипломатическим прошлым, имеющий к тому же громкое и презентабельное в обществе имя. Имя и звание во все времена служили блестящей коробочкой с ярким бантиком для любой души, а для предприимчивых людей оказывались неплохой поддержкой их начинаний.

Став мадам д’Этиоль, Жанна Антуанетта наконец могла строить четкую стратегию выхода в свет. Не представляя четко, как реализовать план своего возвышения в обществе, она сделала основную ставку на выразительность и исключительность создаваемого образа. Тут следует сделать небольшое отступление относительно причин предпринятых попыток, ведь отныне она могла безбедно существовать и жить в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Как кажется, существует целый набор причин активности будущей «некоронованной королевы» двора. Главная, по всей видимости, заключается в сформированной матерью психологической установке вырваться из заколдованного круга второсортного представителя общества. Стать дамой высшего света для девушки было равносильно подтверждению своей самооценки, доказательством того, что такие общественные нагромождения, как фамильная родословная и деньги, являются вторичным. Кроме того, Жанна Антуанетта была демонстративной личностью, и ей необходима была большая сцена для крупной игры – способ самовыражения сильных и независимых натур. Она жаждала творить, чтобы плоды ее деятельности воспринимались обществом не как самодурство случайно получившей доступ к средствам странной дамы, а как самобытный талант, которым восхищаются все. Без исключения. Это намерение далеко выходило за рамки жажды любой женщины быть любимой и желанной и, наконец, позволяло главное – стать исключительной, неподражаемой, не похожей ни на кого из известных доселе женщин. Только такое положение может позволить как высшую творческую свободу, так и навязывание своих собственных убеждений обществу. Вот к чему подсознательно стремилась эта женщина: ей хотелось блистательного сияния собственными руками зажженной звезды, она желала жить более полно и более раскованно, нежели предлагали рамки загнанного в рамки затхлой дворцовой морали общества. И конечно же, если впереди девушке указывало путь заманчивое мерцание блуждающей далекой звезды успеха, то сзади ее подстегивал вечный страх оказаться изгоем общества, как ее родители. Она, в отличие от баронесс и герцогинь, прекрасно знала цену нужде и общественному порицанию; падение в социальную бездну казалось жутким и невыносимым. А такая перспектива существовала всегда. Движимая неослабевающим страхом падения и жаждой успеха одновременно, она была обречена на активные действия в течение всей жизни, поскольку положение ее никогда не могло стать настолько прочным, чтобы игнорировать окружающее общество, бо́льшая часть которого в силу извечно доминирующей тривиальности и беспринципности ненавидела все сколько‑нибудь одухотворенное и выразительное. Подспудно молодая женщина осознавала: для защиты и признания нужно влияние в обществе, по сути, нужна власть.

Получив все возможности для старта в виде доброго имени и доступа к материальным благам, юная мадам д’Этиоль наметила в своей стратегии две параллельные линии, которые должны были вывести ее на новую орбиту, заманчивую и искрящуюся совершенно невообразимыми возможностями. Для начала она сознательно покорила мужа, фактически отработав на нем технологию обольщения и управления мужчиной при помощи женского искусства, возведенного в степень таланта неистово и утонченно любить. Понятное дело, женитьба и замужество для обоих были делом формальным, а близкие душевные отношения между супругами могли бы никогда и не появиться, если бы не мудрость женщины. Молодые не испытывали взаимного влечения, но история свидетельствует о том, что молодая жена как на супружеском ложе, так и в духовных отношениях оказалась настолько одаренной, что супруг… неожиданно для самого себя потерял голову от охватившей его любви и страсти. Любовь мужа, ставшего баснословно богатым как раз благодаря выполненной договоренности жениться на безродной Жанне Антуанетте, открыла возможности к реализации второго этапа плана – создания подходящего влиятельного окружения. Авторитетные интеллектуалы, то тут то там с восхищением упоминающие ее имя, должны были содействовать ее узнаваемости в высшем обществе, идентификации личности на властном Олимпе. Сближение с неординарными личностями, обладающими весом в обществе и окруженными ореолом интеллектуального могущества, должно было, по смелой задумке женщины, создать ей самой специфический и выразительный имидж одаренной и необычной фигуры. У одних она должна будет возбудить любопытство, у других вызвать негодование, у третьих – восхищение и, может быть, любовь. Не важно, какие именно чувства и эмоции пробудит упоминание ее имени, но ее заметят, ее будут знать!

Жанна Антуанетта была уверена, что основой ее восхождения должна стать исключительная новизна и экстравагантность жизненного уклада. Сначала она шокирует и возмущает своей необычностью и резонансом с общепринятыми нормами, затем подавляет масштабностью и мощью задуманного и, наконец, укореняется во взглядах общества как носитель новаторства и искрометного таланта, позволяющий опережать само общество на несколько шагов. Но, воспринимая такие действия, как способность предугадывать моду, большинство наблюдателей ошибается. Потому что речь идет не о способности видеть будущее, а о силе интеллекта и воли, способной разрушать старые устои и навязывать новое.

Именно такой интеллект вырастила в своей маленькой изящной головке Жанна Антуанетта. Она верила в себя – ей не оставалось ничего другого, потому что эта вера означала для нее жизнь. Ее обширные, многогранные знания вполне позволяли ей не признавать никаких авторитетов; особенно эта уверенность усилилась после знакомства с лучшими представителями литературы и философии. Наконец она знала, что женственность и очарование обладают гигантской разрушительной силой. И всегда была готова пустить в ход свое оружие. Так делала ее мать, и это позволило выжить, она же должна была достичь большего, потому что задумала большее. Действительно, самое главное заключалось в том, что, в отличие от утопающего в праздности и роскоши высшего света, эта маленькая женщина имела совершенно четко сформулированные цели на ближайшее время и на далекую перспективу. Она была похожа на птичку, которая рвется из сковывающей пространство клетки; и конечно же, ее взгляд был устремлен гораздо выше, нежели у холеных птиц за пределами клетки, привыкших лишь оценивающе оглядывать друг друга. Если большинство женщин рассматривали счастливое замужество как ключевой эпизод своей жизни, позволяющий в лучшем случае сосредоточиться на помощи мужу, создании уютного домашнего очага, воспитании детей, то для Жанны Антуанетты это было лишь первой ступенью, необходимой для самовыражения творческой натуры. Она мыслила иначе, хотела увидеть более яркие краски жизни, а также защитить свое будущее благополучие настолько, насколько это было возможным в социальных условиях, когда женщина способна сама позаботиться о себя при помощи единственного оружия. Это и смущало ее, и раздражало, заставляя действовать активнее и быстрее. Ведь еще напоминало о себе слабое здоровье, словно сигналя, что времени для претворения в жизнь всех планов было слишком мало.

В результате в доме очаровательной красотки мадам д’Этиоль вскоре стали появляться многочисленные представители литературной богемы, искатели творческого счастья на ниве живописи и философии. Стоит, правда, оговориться, что и тут не обошлось без тихой ненавязчивой помощи таинственного дипломата: благодаря покровительствовавшему Жанне Антуанетте де Турнему она познакомилась с Вольтером и еще несколькими знаменитостями своего времени. Но быть представленным – это одно, а суметь увлечь своим обществом людей, обладающих редкими талантами и тонким вкусом, – совсем другое. Молодая женщина не просто стремилась создать вокруг своего имени кольцо из других известных имен, она всеми силами старалась играть роль создательницы негласного клуба интеллектуалов, на ходу у них же перенимая все оригинальное и изысканное, что со временем сделало ее самой яркой собеседницей в любом обществе острословов. Она развила в себе удивительно ценную способность внимательно слушать умных мужчин, искренне интересуясь темой беседы и старательно запоминая детали и ключевые моменты.

Естественно, что вскоре молва о некой незаурядной и экстравагантной мадам поползла в высшие круги светского общества. И хотя до королевского двора ей самой было еще очень далеко, женщина постепенно стала утверждаться в мысли, что все в этом мире возможно, если цель четко поставлена и постоянно присутствует в голове в виде навязчивой въедливой мысли. Она сознательно стала искать встречи с королем, хотя безуспешно. Более того, когда об этом странном ее стремлении прознала фаворитка короля, она немедленно позаботилась, чтобы глава государства не узнал о сумасбродной искательнице его любви. И все же загадочная мадам д’Этиоль использовала любой повод, чтобы оказаться на глазах у самого влиятельного мужчины в этой стране. И хотя такая цель может показаться избитой и даже глупой, для целеустремленной женщины она имела более широкий контекст, нежели кажется на первый взгляд. Ей надо было как можно скорее покончить с проблемами своего происхождения, имени и темного шлейфа в виде известных обществу «делишек» своих родителей – финансовом махинаторе и «знаменитой блуднице Пале‑Рояля». Признание ее королем как некой высшей инстанцией, как ей казалось, заставило бы замолчать всех недоброжелателей. И конечно же, Жанна Антуанетта хотела признания не только как женщина, ведь в то время она уже чувствовала себя способной играть более весомую роль, хотя пока могла предложить себя лишь как женщина…

Случай покорить сердце монарха представился, когда в Версальском дворце неожиданно решили провести потрясающий по размаху бал‑маскарад. Людовика XV, у которого не было недостатка в хорошеньких женщинах, она приворожила не только и, наверное, не столько женским очарованием и свежестью молодости, сколько способностью говорить с ним на одном языке практически на любую тему. Явившись пред королем внезапно в образе загадочной интриганки, она мгновенно обрела место в его сердце, заняв его почти на два десятилетия. Она прекрасно усвоила, как реагирует мужская психика на различные раздражители, чем уверенно воспользовалась, когда настал важный момент. Любвеобильный монарх был потрясен неожиданным открытием: никогда до этого он не встречал женщины, которая была бы столь же прелестна в общении, сколь и искусна в постели. Ослепив его внешней формой, гибкостью тела, грациозной игрой и в значительной степени показной страстью, Жанна Антуанетта незаметно сумела увлечь короля Франции в такую невероятную глубину, где этот неуверенный в себе мужчина с явными признаками меланхолии и периодическими приступами суицидального настроения просто опьянел от обволакивающего его умиротворения и спокойствия. Действительно, женщину для короткого любовного романа он мог бы найти в любой момент: услужливые лакеи‑чиновники готовы были удовлетворить любое сексуальное сумасбродство первого в государстве мужчины. Зато обрести истинную подругу, которая бы могла поддержать его в минуту слабости, ободрять непрерывными заботами, ежечасно вселять уверенность и самоотверженно охранять от скуки, – это при диких нравах двора было практически невозможно. При дворе, где поощрялось всякое бесстыдство, оправдывался любой грех, истинная дружба и понимание были так же редки, как солнечное тепло на Крайнем Севере.

Интуитивно Жанна Антуанетта разгадала проблемы своего избранника: потерявший в двухлетнем возрасте родителей, король‑одиночка более всего нуждался в материнской опеке и дружеской поддержке. Хотя его плоть, поощряемая вседозволенностью и доступностью, с одной стороны, и податливостью – с другой, нуждалась в наслаждениях, ему гораздо больше нужна была мужественная спутница жизни и уверенная в себе нянька. Рамки жизненного уклада государя при наличии законной супруги и наследника позволяли иметь возле себя такого друга лишь в образе фаворитки, и монарх воспользовался этой единственной возможностью. Руководя лишь в любовных делах, он нуждался в руководстве своей собственной канцелярией, и появление на его жизненном пути сильной женщины предопределило поведение Людовика XV на долгие годы. Главное, что удавалось Жанне Антуанетте, очень скоро переехавшей в Версальский дворец, – это ежедневно зажигать в своем избраннике искорку жизненного задора, превращая его обыденную праздность в увлекательное приключение.

Конечно, она отдавала себе отчет относительно основного предназначения собственной персоны при дворе Людовика XV. И осознание того, что в лучшем случае при своем слабом здоровье она сможет привлекать короля как женщина лишь несколько лет, подстегивало ее дальнейшие действия. Она должна была создать двор внутри двора, некий внутренний мир монарха, в котором бы он мог, отгородясь от всего остального мира, чувствовать себя уютно и комфортно. В такой трансформации своей изначально примитивной роли привлекательной самки Жанна Антуанетта усматривала возможность усиления и сохранения своего влияния. Расширение роли фаворитки было связано с выживаемостью в этом мире, с самосохранением и совершенствованием личности, предусматривающим и изменение самооценки. Именно поэтому женщина бросилась на поиски новых идей с таким усердием, которому позавидовал бы борющийся за жизнь гладиатор на кровавом песке амфитеатра.

 

Многоликая женщина

 

Жанна Антуанетта с детства развивала свой актерский талант, как будто ожидая, что когда‑нибудь его не раз придется применить. Мастерство перевоплощения она переняла от матери, наблюдая за ее игрой с мужчинами. Искусство флирта, приправленное полученными из книг знаниями, теперь стало ее визитной карточкой, запредельной способностью, изумляющей и короля, и его окружение. Она совращала монарха снова и снова, представая его взору в различных, порой совершенно немыслимых образах, возбуждая удивление и любопытство, а затем и безудержную страсть. Кокетливая молочница, невинная пастушка, глуповатая доярка и даже богобоязненная монахиня, тихо преступающая табу, поочередно являлись к королю, скрывая облик одной и той же женщины. Но это была лишь прелюдия, потому что каждый последующий шаг неизменно затмевал предыдущий грандиозностью замысла. Немыслимо изобретательная и лукавая одновременно, она создала настоящий театр, естественно, играя в нем главные роли. И тут не обошлось без хитрости; театр был создан как частное увеселительное замкнутое пространство для избранных, куда удавалось попасть далеко не каждому. О репертуаре и репетициях знали считанные люди, а привлечение к действу таких людей, как Вольтер или Жан Жак Руссо, несомненно, способствовало росту популярности самой Жанны Антуанетты. Вернее, маркизы де Помпадур, потому что к тому времени король пожаловал своей любовнице титул маркизы вместе со средневековым замком Помпадур.

Надо оговориться, что Жанна Антуанетта, став светской львицей, могла бы прослыть стяжательницей, поскольку периодически путем хитроумных трюков получала от короля различные недешевые подарки, преимущественно из популярной недвижимости. На самом деле обогащение маркизы было напрямую связано с ее единственным и прогрессирующим с каждым годом комплексом – боязнью однажды оказаться отвергнутой своим избранником и обнаружить себя на обочине жизни. Она зашла так далеко, что намеревалась даже приобрести княжество за пределами Франции – на случай неожиданного разрыва с Людовиком XV. В этой перспективе был заложен комплекс женской несостоятельности; как ни странно, именно желание быть признанной как женщина гнало Жанну Антуанетту к новым, неведомым вершинам. Она даже ни разу не посетила свой пожалованный королем замок, ведь не в нем было дело. Болезненная женщина знала цену реальным вещам и, как никто другой, ощущала скоротечность жизни. Она научилась сосредотачиваться на главном – на том, что казалось ей таковым в данный момент времени. Обладание сердцем и разумом короля Франции было пиком в этой горной цепи, но переменчивость погоды всегда угрожала срывом. Трудно поверить в то, чтобы женщина была движима любовью к королю, просто обладание королем как мужчиной подтверждало собственную состоятельность, было понятным всем штампом на самооценке. В конце концов, у женщины того времени не было иного способа утвердиться, кроме как быть женщиной всегда. Узнаваемой, любимой, почитаемой, влиятельной и значит… свободной.

По этой же причине она намеревалась сблизиться с королевой, недвусмысленно давая ей понять, что не намерена быть ей врагом. Не сразу, но с течением времени ей удалось сделать королеву лояльной к себе, хотя кажется неимоверным, чтобы одна женщина без предубеждения относилась к другой, являющейся любовницей ее мужа. И все же даже королева увидела, что Людовик XV после приближения маркизы де Помпадур стал более степенным, более уверенным в себе и уравновешенным.

Успехи театра новоиспеченная маркиза ловко использовала для новых начинаний. Она построила (разумеется, за средства короля) замок Белльвю, отличавшийся необыкновенной оригинальностью, тотчас запоминающейся экстравагантностью и, конечно, великолепием. Все, что делала Жанна Антуанетта, имело единственную осязаемую цель – запомниться своей неповторимостью, поразить фантазией и снова подчеркнуть, что ей нет равных в создании чарующих декораций к течению Жизни. Король не мог не оценить этого, ведь до того он общался с пустоватыми девицами, способными удивить его лишь в постели. А тут было нечто, веющее завораживающим ароматом экзотики, порой он ощущал прикосновение вечности и трепетное дыхание романтики. А в постели Жанна Антуанетта тоже была великолепна, ведь она знала толк в мужских желаниях и думала лишь о том, чтобы они были удовлетворены. Любовь и секс, увы, были для нее лишь механизмом управления мужчиной, который она использовала с максимальной отдачей…

Еще одной нетипичной деятельностью маркизы де Помпадур, мотивацией которой была все та же извечная боязнь оказаться изгоем двора и общества, стало формирование небольшого круга надежных друзей и целой армии шпионов. Она знала цену информации и потому не скупилась оплачивать специфические услуги, тратя на это все те же деньги монарха. К деньгам Жанна Антуанетта была почти равнодушна, она просто максимально эксплуатировала их как для достижения сиюминутных целей, так и для реализации долговременных планов. Кроме того, информацию женщина использовала двояко: частью для обеспечения собственной безопасности и влияния, а частью – для того чтобы развеселить или подзадорить короля знанием дел в государстве. Хотя и самой ей эти знания не раз сохраняли место возле монарха и, быть может, даже жизнь. Неудивительно, что она со временем стала влиять и на государственные дела, впрочем нередко продвигая совершенно нелепые решения. Ведь руководствовалась фаворитка не государственными интересами, а соображениями личного могущества и влиятельности. Таким образом, при ее значительном содействии был подписан невыгодный Франции Аахенский мир, затем заключен не менее сомнительный союз с Австрией вместо участия в коалиции с Германией и Англией и наконец государство ввязалось в разрушительную Семилетнюю войну. Хотя стоит ли взваливать на влиятельную в своей стране женщину всю ответственность за извечную склонность правителей к завоеванию территорий и к славе. Просто ей удавалось на свой лад корректировать эфемерные цели мужчин, а политиком она была неважным. Но даже при неблагоприятно разыгрываемых картах постепенно увязающая в политических вопросах женщина сумела сохранить свое могущество при дворе и влияние на короля. И не только потому, что в интригах она была более сведуща, нежели в вопросах международной политики. Она панически боялась быть вычеркнутой из игры, и этот безумный животный страх сначала заставил ее заняться политикой, а затем сделать ряд грубых ошибок в пользу своего положения и в ущерб государству. Хотя, отдавая должное острой и своевременной мысли маркизы, стоит заметить, что попутно ей удавалось сотворить нечто такое, на что способны лишь натуры исключительные. Например, она подсказала королю идею создать в столице военную школу для сыновей ветеранов войны и обедневших дворян, что способствовало росту популярности Людовика XV. К подобным примерам может быть отнесено и создание во Франции фарфорового производства, что среди прочего имело и другое, более важное значение, чем оказание услуги государству и выуживание восхищения у короля. Для маркизы это уже была попытка самостоятельно прикоснуться к истории, оставив свой замысловатый след в ее покрытых пылью Вечности летописях. Она всегда знала, что делает, и редко ее действия преследовали лишь одну цель. Как, к примеру, в ее покровительстве выдающимся людям своего времени: художникам, литераторам, философам. С одной стороны, она формировала стан влиятельных сторонников, с другой – разнообразила времяпрепровождение короля, организовывая встречи с интересными людьми. Наконец, еще одна задача, старательно маскируемая, заключалась в привлечении этих людей для того, чтобы запечатлеть ее образ в своих произведениях. И действительно, кажется неслучайным, что на многочисленных полотнах Буше, Кошена, Ван Лоо, Друе маркиза де Помпадур выглядит моложе, румянее и колоритнее, чем была на самом деле. Не остался равнодушным к ее образу и скульптор Пигаль, увековечив ее в камне. Нельзя не признать: подобно другим знаменитым личностям, Жанна Антуанетта Пуассон обладала отменным чувством Истории.

Одной из уникальных черт маркизы де Помпадур всегда была трезвая оценка ситуации. Она не витала в облаках по поводу собственной женской привлекательности и здоровья, прекрасно осознавая всю бесперспективность борьбы со временем. Предчувствуя, что свое место в ложе короля ей рано или поздно придется уступить более молодым сердцеедкам, Жанна Антуанетта решилась сама расставить все точки над «i» в этом щекотливом деле. Она справедливо рассудила, что лучше потерять место в постели (которое само по себе представлялось в восприятии женщины не таким уж ценным), чем возможность влиять на разум монарха. И если ее мужчина жаждет сексуальных наслаждений и это все равно неизбежно, значит, лучше самой контролировать, кто и при каких обстоятельствах будет входить в его спальню. И тогда мудрая женщина построила «Олений парк», надежно укрытый от лишних глаз особняк, тихое, уютное и комфортное во всех отношениях место, где король Франции мог безбоязненно и без оглядки на продажных придворных предаваться плотским утехам. Под неуклонным присмотром своей верной фаворитки, верной подруги, которой он мог доверить все, даже ЭТО. Причем, что весьма важно для первой особы, некоторые из молоденьких вертихвосток даже не догадывались, что судьба в лице маркизы де Помпадур вплела в их жизнь сексуальную интрижку с самими королем.

Главное для самой Жанны Антуанетты было оградить короля от проницательных и далекоглядных девушек, не только в мечтах стремящихся в невообразимую высь, но и самостоятельно заботящихся о собственном будущем. Второй маркизы де Помпадур появиться не должно! Тут женщина была верна себе: она охраняла собственное положение, достигнутое неимоверным трудом, не хуже Цербера. Девушки для короля подбирались тщательно, нередко случалось, что за понравившейся девочкой‑подростком наблюдали в течение нескольких лет, прежде чем она появлялась в «Оленьем парке». Девушки должны были соответствовать представлениям короля о физической красоте, а главным их достоинством маркиза считала легкомысленность. Как только кому‑нибудь из временных возлюбленных Людовика XV приходило в голову задуматься о своем положении, при помощи тщательно отработанных схем такую девушку удаляли, в виде компенсации нередко снабжая хорошим приданым. Любопытно, но дело часто обставлялось таким образом, что девушки даже не знали, с кем они встречаются, понимая лишь, что речь идет о знатном вельможе. Заботливая маркиза де Помпадур знала толк в конспирации…

Даже слабый намек на посягательство на ее территорию карался жестоко и со звериным остервенением. Чего только стоила попытка покушения на короля, принесшая маркизе де Помпадур не одну тревожную ночь: случись с Людовиком XV что‑нибудь серьезное, она тотчас была бы раздавлена влиятельными недругами, как козявка, оказавшаяся на дороге. Но когда здоровье короля пошло на поправку, мстительная маркиза постаралась, чтобы нарушитель ее спокойствия умер ужасной, мучительной смертью, был прелюдно изувечен и служил напоминанием черни о недопустимости посягательства на столь знатную особу. В этой страшной смерти было слишком много личного, обнажившего беспощадную и холодную натуру этой одинокой, безнадежно больной женщины.

Эта неординарная женщина сумела выдержать растущий натиск конкуренток и переиграть коварство противников при дворе благодаря гибко построенным схемам влияния на государя, собственному неповторимому образу и необыкновенной, порой сногсшибательной уверенности в себе. Хотя ее власть иногда висела на волоске, а нервный срыв был подобен срыву в пропасть, она демонстрировала выдержку и последовательность, не позволяя себе впадать в истерику. Холодный расчет позволял ей устранять других женщин, претендующих на сердце короля, а также мужчин, переигрывающих короля в большой политике. Предусмотрительность толкала на не свойственное ее душе стяжательство, чтобы обеспечить и застраховать многочисленные пути к отступлению. Актерский талант позволял убедительно демонстрировать Людовику XV свою преданность и любовь. Обширные знания и искусство перевоплощения давали возможность включать рычаги самой изысканной фантазии и менять свой внешний облик так, чтобы всякий раз изумлять новизной и оставаться до смертного часа не прочитанной до конца книгой, не познанной до конца женщиной. Наконец, мудрость давала ей шанс преодолевать многочисленные ошибки и слабое здоровье, проявляя такую неслыханную изворотливость и выдаваемую за наивность наглость, что даже монархи других держав содрогались от перспективы вести игру с этой женщиной. В ней удивительным образом уживались распутство и святость, игра и расчет, чувствительность и черствость к чужой боли. Не вкусив до конца счастья материнства (ее дочь умерла в десятилетнем возрасте), она прожила короткую, как мгновение, но яркую, как вспышка молнии, жизнь Женщины – любовницы, подруги, охранительницы, музы…

Безусловно, образ Жанны Антуанетты нельзя рассматривать вырванным из контекста своего времени. Чтобы понять ее мотивации и разработанные стратегии, нужно помнить, что эта женщина формировалась как продукт патриархального уклада средневекового общества. Это общественное мировоззрение оставило неизгладимый отпечаток на всех ее устремлениях, обозначив не только явную переоценку любовных и сексуальных отношений, но и жесткую акцентуацию на достижении признания мужчины своих женских достоинств как главную цель своей жизни. Ее движение к цели со вполне понятными очертаниями начало отсчет с раннего детства, стимулируемое матерью, скрытой общественной оценкой, окружением и даже литературой. Стиснутая жесткими рамками общественного восприятия роли женщины, подстегиваемая чувством, которое современные психологи называют «внутренней инстинктивной предрасположенностью» и влиянием «унаследованной традиции», женщина вряд ли могла раскрыться в иной сфере. Завоевание влиятельного в обществе мужчины несло, среди прочего, новый уровень свободы, новые несоизмеримо широкие полномочия и возможности, возвышение в обществе через находящегося вблизи мужчину и в конечном итоге вело к повышению самооценки. Возможно, наибольшей заслугой маркизы де Помпадур стал сознательный выход из узкого, определенного женщине пространства. Получив вместе с расположением короля Франции совершенно новые и почти необъятные рычаги воздействия на все слои общества, от правящей элиты Европы до злобного и завистливого обывателя, женщина нашла в себе силы воспользоваться ими, чтобы сыграть не совсем традиционную роль. Ее неизменные трепетные стремления расширить область своего влияния – от меценатства и крепкой дружбы с горсткой людей, определяющих направление развития культуры, до попыток внедрения в дела международной политики – свидетельствуют о готовности бороться за самоутверждение. Именно это можно считать новаторством, ростком, яростно пробивающимся сквозь толщу приглушенного психическим состоянием несвободы сознания.

Волна возвышения женственного, гораздо более емкого, чем эротизм и материнство, поднявшаяся во время расцвета Эллады и достигшая пика во времена Римской империи, столкнулась с противодействием христианских догм, вернувших женщину в прежнее состояние духовной скованности и сексуальной несвободы. Жизнь маркизы де Помпадур, как и ряда других известных женщин, по сути, является признаком готовности женщины расширить спектр своего женского влияния, следовать неумолимой жажде женщины жить естественно и в гармонии с собой, проповедуя свободу, равную свободе мужчины.

 

 

Екатерина Вторая (София Фредерика Августа)

 

Я имела скорее мужскую, чем женскую душу; но в этом ничего не было отталкивающего, потому что с умом и характером мужчины соединялась во мне привлекательность весьма любезной женщины. Да простят мне эти слова и выражения моего самолюбия; я употребляю их, считая их истинными и не желая прикрываться ложной скромностью.

Екатерина Вторая. Записки Екатерины Второй

 

На этом свете препятствия созданы для того, чтобы достойные люди их уничтожали и тем умножали свою репутацию; вот назначение препятствий.

Екатерина Вторая в одном из частных писем

 

2 мая 1729 года – 6 ноября 1796 года

Императрица России в 1762 (1761) – 1796 гг.

 

Психологический феномен Екатерины Второй заключается прежде всего в искусстве использованных возможностей. Этой замечательной и неординарной личности, конечно же, не было бы в истории, если бы царствующая дочь Петра Великого Елизавета неожиданно для своего окружения не остановила свой выбор на Ангальт‑Цербстской принцессе Софии Фредерике Августе как невесте для своего племянника – инфантильного и истеричного Петра Федоровича, определенного наследником престола в силу отсутствия альтернатив. Действительно, в наследниках Петра Первого уже не было даже тени его неугасимого пламени, жажды новых свершений и бешеной энергии преобразователя. Но, как и многие незажженные звезды, оказавшиеся волею судьбы на престоле великой державы и исчезнувшие вследствие своей безликости и бездарности, звезда Екатерины Второй могла бы и не взойти на историческом небосклоне. Действительно, большого внимания аналитиков должен заслуживать тот факт, что, по свидетельству окружавших молодую принцессу людей, она, отправляясь в Россию, вовсе не намеревалась стать самодержицей. Выдающаяся личность могла бы никогда не раскрыться, явись миру в то патриархальное время сильный духом и властный мужчина, способный стать опорой в изменчивой и изобилующей неожиданными поворотами жизни, готовый излучать любовь и умеющий властвовать, обуздывая бьющую ключом страсть. Вместо этого ей достался дегенеративный и нервозный человечишка, прославившийся лишь малодушием, глупостью и чрезмерной болтливостью. Пожалуй, наибольшая ценность внутренних изменений личности Екатерины в том, что она, заботясь первоначально о физическом выживании, осознанно и с четко сформированной внутренней мотивацией приняла на себя столь тяжелую миссию, как управление Россией. Лишь в силу своих исключительных качеств, умелого и последовательного использования особенностей людской породы, следования четкой стратегии и искусного маневрирования в лабиринте дворцовых интриг ей удалось преобразоваться в яркую историческую личность, успешную самодержицу России и женщину, позволившую себе вкусить от древа познания. Без преувеличения, трансформация скромной восприимчивой принцессы из неприметного немецкого княжества с зыбким и почти лакейским положением в игрока ураганной мощи, способного на крайне рискованный и впечатляющий дерзостью дворцовый переворот, заслуживает внимания и уважения наблюдателя. Блистательное царствование в течение тридцати четырех лет стало результатом ее непрерывных внутренних усилий, способности очаровывать и усмирять, умения покоряться и властвовать – словом, воплощаться во множество несопоставимых образов, развившихся из странного симбиоза, казалось бы, не смешивающихся ролей.

 

Пилигрим в облике принцессы

 

София Фредерика Августа, принцесса Ангальт‑Цербстская, прибыла в Россию еще совсем юной девочкой – ей не исполнилось и пятнадцати лет. Принцессе было предписано явиться ко двору российской императрицы Елизаветы – с тем чтобы стать супругой великого российского князя Петра Федоровича. В этом факте нет ничего странного, если учитывать важность политических браков в средневековой Европе: с их помощью монархи укрепляли свои троны, расшатывая между тем чужие. Хитрые ловеласы наиболее успешных дворов всегда умудрялись воспользоваться лояльностью внедренных в императорские семьи своих представителей, а сами посланники – достичь своих тщеславных целей или хотя бы поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Именно такие двойственные цели и стояли перед хрупкой девушкой из Штетина, к которым примешивалась вполне реальная опасность остаться вообще без жениха, что было эквивалентом женской несостоятельности.

Хотя она определенно готовилась к перипетиям дворцовой жизни российского императорского двора, получив массу всевозможных инструкций от целого ряда высокопоставленных сановников прусского короля Фридриха, в России с первых же минут пребывания на новом месте началась настоящая борьба за выживание. Несметное количество врагов и целая гвардия прирожденных интриганов задалась целью низвергнуть ее, раздавить ее формирующуюся личность, заставить раствориться в водовороте беспринципности и бесчестия. Для выживания в чужой стране девушке необходимо было не просто соблюдать чрезвычайную осторожность, а на ходу обучиться искусству дворцовой мимикрии, всякий раз принимая ожидаемые формы и цветовую гамму, интуитивно угадывая внутренний мир окружающих ее людей, чтобы принять необходимый облик и вместе с тем тайно сохранить стержень собственной индивидуальности.