Диалектика социальных противоречий

Ошибочной и заведомо безрезультатной будет интерпретация диалектического противоречия уже в том случае, если противоположности будут выделяться по одному теоретическому основанию (например, противоположности в государстве в их чистоте в соответствии с основной идеей государства), а в эмпирической реальности будет рассматриваться тот же объект, но лишь по названию относящийся к этому понятию (государства). Так, если основной задачей государства теоретически мы объявим реализацию всеобщего права, а в эмпирической реальности будем рассматривать некоторые группы лиц, обладающие властью и выступающие от лица государства, но в действительности преследующие исключительно частные потребности и не признающие всеобщности права, то в этом случае, во-первых, речь будет идти лишь о природных формах противопоставления (а в природных отношениях возникающие противоречия имеют иную динамику и результат, нежели в духовных отношениях), а, во-вторых, будет нарушаться элементарный формально-логический закон тождества, так как речь будет идти о разных смыслах, вкладываемых в понятие государства. То есть, нет смысла искать диалектику в отношениях с разным содержанием. Если реальный мир мы пытаемся подводить под понятия, мыслимое содержание которых им не соответствует, то противоречие конечно будет, но не в мире и тем более не в связи с диалектикой, а в голове того, кто не уделил внимание формально-логическому закону тождества и ограничился в своём познании его формальной констатацией (А=А, государство – «и в Африке» есть государство). Но в том-то и дело, что назваться «жирафом», ещё не значит им быть. Если, скажем, Людовику XIV, как повествуют непроверенные предания, пришло в голову сказать «Государство – это я», то независимо от достоверности этого факта, было бы бессмысленно искать в действиях этого человека внутреннюю диалектику государства. Если этот вывод покажется банальным, а формально-логический закон тождества самоочевидным, то на это можно ответить вполне обоснованно и продемонстрировать бесконечными примерами, которые при желании каждый человек и в своей жизни найдёт немало – самые простые и очевидные истины мышления на деле оказываются самыми нарушаемыми. Прежде чем переходить к диалектике - не мешало бы убедиться в том, что выполнены элементарные (что не значит выполняемые сами собой) принципы рассудка. Без этого условия о диалектических противоречиях можно говорить только при желании намеренно ввести в заблуждение собеседников. А когда будут уточнены понятия и достигнута конвенция о сохранении их объёма и содержания, то может оказаться, что «внутренние противоречия» вовсе не принадлежат исследуемому объекту, а являются внутренними или внешними противоречиями самого рефлектирующего субъекта или тех субъектов, которые принимают активное участие в изменении объекта. В ряде случаев окажется, что противоречия нужно искать не в государстве (так как оно только номинально)[39], а в интересах, целях и методах борющихся за власть кланов; противоречива может быть не политика, а желание выдавать за рациональную политику простую природную форму борьбы вплоть до физического устранения конкурентов и т.д. Разумеется, и в природной борьбе есть свои внутренние противоречия, которые можно обнаружить и даже предсказать их возможное разрешение, но это будут противоречия и логика другого процесса, с другим общим содержанием.

Подходя конкретнее к интересующему нас объекту исследования, под которым мы понимаем общество, и учитывая сказанное прежде, окажется необходимым уточнить онтологию исследуемого объекта, чтобы в дальнейшем не говорить о разных предметах. Поскольку объектом исследования является социум, постольку существенное значение приобретает вопрос о том, какой смысл в онтологию общества вкладывает исследователь. Социальные концепции по онтологическому основанию делятся на атомистские и холистские. Понимать под обществом совокупность отдельных людей или признавать в качестве социума целостность, не сводимую к сумме свойств составляющих его индивидов, - в корне меняет понимание природы и основания возникающих в обществе отношений. Другим основанием для различия социальных концепций выступает принцип, на который ориентирован анализ. Принципиально различные отношения будут дедуцированы из разного антропологического принципа: трактуется ли человек с эссенциалистских или экзистенциалистских позиций. Человек, считающий себя своим собственным проектом, видит иные доминанты и детерминанты, иные крайние члены суждения нежели исследователь, видящий всеобщую неизменную повторяемость человеческой природы. То же самое противопоставление найдём и в концепциях, интерпретирующих общество. Неуясненность одного этого момента способна привести к отсутствию всякой возможности нахождения единой, общепризнанной позиции в отношении причин социальных противоречий и, соответственно, их оценки могут оказаться взаимоисключающими.

Отсюда, необходимо ввести те ограничения, которые мы будем относить к интерпретации общества и его противоречивой природы. 1. В контексте исследования природы социального противоречия в учебном пособии общество будет рассматриваться с холистских позиций, т.е. нас будут интересовать в первую очередь те противоречия, которые возникают не в индивидуальном сознании каждого человека, а исключительно в отношениях между людьми, причем в тех отношениях, которые не исчезают вместе с отдельными эмпирически взятыми индивидами, а воспроизводятся всегда, когда люди вступают в отношение с другими людьми, не связанными родственными отношениями. 2. Мы будем рассматривать только те отношения между людьми, которые регулируются на основе сознания, а не природными детерминантами (инстинктами, силой и т.д.) Это не значит, что природные регуляторы малозначимы. Наоборот, они более фундаментальны, но они являются предметом изучения других, специальных наук – социальной психологии и др. 3. Мы убеждены в том, что преобладающий ныне функционалистский подход, который противопоставил себя субстанциализму классической философии не смог доказать свою самостоятельность и в скрытой форме постоянно использовал практику выделения устойчивых сущностей. Представляется, что сама попытка в начале 20 века отказаться от фиксации устойчивой природы предмета, и изучать только функциональные (по аналогии с математикой) проявления и изменчивость, оказалась эффективной лишь в определенных узкоспециальных исследованиях. Подобный подход в философии породил лишь произвол в использовании понятий, которые по определению фиксируют существенное в предмете. Поэтому мы будем фиксировать внимание на тех противоречиях общества, которые коренятся именно в устойчивой логике развития социума. При этом мы отдаём себе отчёт в том, что обозначенные ограничения не позволят видеть общество во всей полноте его доминант и детерминант. Однако мы и не будем относить противоречия, относящиеся к единичной природе отдельных эмпирических индивидов, к социальным противоречиям. Индивидуально возникающие у каждого отдельного человека субъективные мотивации всегда влияли на социальный процесс, но никогда не изменяли логику развития общества и никогда её не подменяли. Типизация потребностей, целей и средств складывалась однонаправлено, в то время как отдельные индивиды действовали разнонаправлено. Объективная последовательность этапов возникновения и разрешения противоречий складывалась помимо воли отдельных людей всегда, когда для того или иного направления развития общества складывались необходимые и достаточные предпосылки и условия. Общество как тотальность, целостность, система, действующая в соответствии с всеобщим принципом, получает основания для прогнозирования его последующих шагов. И здесь вполне уместна часто используемая перефразировка мысли К.Маркса, хотя и произнесенная по другому поводу о том, что идеи становятся материальной силой, когда овладевают массами.

«Если я хочу разумного, то я поступаю не как обособленный индивид, а согласно понятиям нравственности вообще; в нравственном поступке я утверждаю значимость не самого себя, а сути… Принцип современного мира требует, чтобы то, что каждый должен признавать, обнаруживало себя ему как правомерное»[40]. Когда в обществе усиливаются призывы уважать человека, а не некоторые абстрактные принципы, то в этом содержится нечто двусмысленное. Люди разные и различны их цели и действия. Призыв «уважать человека», если он хоть что-то должен означать, кроме голой абстракции, направлен на всеобщее в человеке – это призыв уважать в человек то, что делает его человеком. А это обращение к сущности человека – к его свободному самосознанию, которое только и делает из представителя биологического рода существо, использующее природу как средство для реализации свободы. Но главное, эта сущность и есть принцип, который выступает связующим звеном социальности. Все политические средства, правовые нормы хороши только в той мере, в какой они позволяют осуществлять прогресс в понятии свободы. Особенных противоречий в обществе много, но все они сводятся к одному – между всеобщими принципами и ценностями и частными природными склонностями и потребностями отдельного человека. Любое оправдание политики имеет только один критерий – каждый шаг и каждое средство либо служат реализации свободы всех членов общества, либо нет. Тот факт, что некоторые благие цели осуществлялись дьявольскими средствами говорит, как раз, о наличии этого основного противоречия. Способ реализации целей не являлся свободным, соответствующим целям. Разумное противоречие всегда опирается на одно содержание (свободу), а её моментом выступает необходимость. Говорить, как это часто случается, что для Г.Гегеля история была «историей идей», а для К.Маркса, скажем, «историей способов производства» - это, как раз, и значит схватывать внешние противопоставления. Как будто способ производства имел принципиальную разницу для того человека, который находился в противоречии с самим собой, с собственной потребностью в реализации свободы и реальной невозможностью её воплощения. «Богатые плачут» (находятся в противоречии) не меньше неимущих. Способ производства изменяет лишь формы субстанциального для любого человека противоречия. У К.Маркса история докапиталистических способов производства – это та же история несвободы, предыстория человеческого общества. А экономика, производительные силы выступают лишь орудиями, средствами, способами её осуществления.

Дело не в самих лозунгах, их утопичности или реалистичности, а в соответствии целей и средств. Можно обнаружить множество противоречий в обществе, которые выделены авторами в различной иерархической последовательности. Диалектика предполагает их имманентное развитие, исходя из природы человека и общества. Если таковая природа отрицается, то действия приобретают характер субъективного произвола, но субъективного не в смысле нахождения в голове субъекта, а в кантовской традиции – случайного, единичного, конечного.

Основное социальное противоречие – между всеобщностью и единичностью может выступать в любой частной форме, между государственным всеобщим интересом и частными единичными жизненными ценностями или как, например, у Платона – противоречие между общественной справедливостью и индивидуальной добродетелью. Последняя сторона в свою очередь в себе самой является клубком противоречий, самым ярким среди которых является основное противоречие человеческой воли - противоречие между субъективностью и объективностью. «Деятельность воли, заключающаяся в том, чтобы снять противоречие между субъективностью и объективностью, переместить свои цели из первого определения во второе и в объективности вместе с тем остаться у себя»[41]. Но лишь по отношению к существенному для природы человека, всеобщему содержанию единичное действие человека соответствует или противоречит ему.

Противоречие возникает уже благодаря изменению метафизической установки, которую человек застаёт и ассимилирует в период социализации и выйти из которой он не способен в течение всей жизни. Так установки античного космоцентризма культивируют холизм и игнорируют личность и индивидуальность. Установки теоцентризма создают массу ограничений для выработки активной теоретической исследовательской деятельности, но они дают человеку ощущение гармонии с собой, если человек опирается на авторитет святого Писания. И наоборот, антропоцентризм Возрождения создаёт почву для свободной исследовательской деятельности, требует принимать только те истины, которые прошли проверку собственной субъективности, но лишает исследователя прочных абсолютных критериев истинности его вводов.

Следствия развития противоречия становятся очевидны во всех сферах общественной жизни. Всё больший рост частного производства сталкивается с противоречащим ему отставанием в покупательной способности, и тем самым останавливает собственную тенденцию к росту. Невнимание к обслуживающим сферу услуг представителям управляемых и рост в их числе безответственных полуобразованных специалистов порождает сокращение собственных возможностей управляющих получать квалифицированные услуги и помощь. Различие возможностей по степени приближения к управлению приводит к необходимости изоляции от неблагополучных и становящихся малоответственными управляемых на «островках равных удачников» и т.д. (Противопоставление управляющих, а не государства имеет смысл там, где сильно противоречие права и его осуществления. Т.е. если государство исходит не из объективного права, а из интересов, то это не государство, а группы, с неоспариваемыми властными полномочиями. «Если народ может заблуждаться, то еще гораздо больше может за­блуждаться отдельное лицо, и оно должно сознавать, что оно может заблуждаться и еще в гораздо большей мере, чем народ»)[42].

Вопрос о сценариях развития противоречий не является благодарным вопросом. Не важно как будет проходить это обострение. Важно в какие сроки оно будет происходить до полного вызревания, ла и то для отдельных субъектов. Чем больше создаётся иллюзия возможности сохранять status qwo, тем большие потери понесёт заблуждающаяся сторона после их вызревания. Это внешние для понятия свободы противоречия, не относящиеся к её сущности и потому они не относятся к диалектическим. Его итогом является вскрытие видимости, сходное с самоуверенностью «человека, делающего что-то со всей серьезностью, и получающего всегда противоположное тому, к чему он стремится»[43]. Подобный курьёз описывает Аристофан в своей комедии, когда отец помогает научиться сыну с помощью Сократа отрицанию объективного права и свободы и утверждению субъективного произвола под видимостью права, в результате чего это научение и образ действий оборачивается против самого отца и для него создаётся та же обманчивая видимость свободы. У человека двойственные основания деятельности – нравственной свободы и чувственного произвола. Если во всеобщность возводится и культивируется последняя, то нет оснований надеяться, что вырастит иное, нежели посеяли и вскормили. Но в том и преимущество живого и духа, что оно способно выносить противоречие. «Чувственное, ограниченное, конечное есть на самом деле как само же оно, так и другое, которое также признается существующим. Оно, таким образом, есть неразрешенное противоречие, так как в нем обладает силой другое, чем оно само»[44]. Диалектика направлена против конечного, особенного, вскрывает в нем общее.

Само по себе то, что определенная ступень в обществе не является прогессом свободы и может показаться, что является непреодолимым препятствием, свидетельствует о том, что противоречия воспринимаются лишь субъективно. К примеру, если в определенном обществе народ только начал осознавать свою свободу, прошедший все стадии социализации в условиях и определениях несвободы, скорее всего будет видеть лишь формальную сторону изменения, т.е. несвобода приобретет для него лишь другую форму отчуждения – политическая несвобода преимущественно будет выступать в форме экономической несвободы. Хотя для физического существования человека это может иметь значимость, но для сущностной стороны – свободы, её объективных форм в виде собственности, права, нравственности, это изменение будет сменой одной формы отчуждения от своей сущности другой. В такой ситуации различие продолжает выступать и обостряться до противоположения интересов управляющих и управляемых. Складывается видимость того, что этот процесс в природе общества и потому не может быть преодолен, что автоматически выражается в отсутствии интереса к реформам в силу неверия в её положительный для управляемых результат. Когда правящие одной рукой дают (создают предпосылки для свободы), а другой забирают, то создаётся видимость того, что этот процесс бесконечен или, по крайней мере, не может быть изменён в обозримом будущем. Человека же мало интересует в силу его конечности перспектива дальше, чем поколение его наследников. В этой ситуации в противоречии находятся обе стороны, обе способствуют его обострению, но одна сторона - пассивно, а другая – активно. Со стороны управляемых противоречие воспроизводится путём перевыборов тех же самых правящих лиц. Обыденное сознание людей действует по принципу «не навреди», так как на собственном опыте убедилось, что правление бывает и более худшим. Поскольку же уже известные методы правления хотя и не были удовлетворительными, но были небольшим прогрессом по сравнению с предыдущими, а деятельность новых лиц не предсказуема, то, руководствуясь интересами частного благополучия, население голосует за меньшую из зол. Со стороны управляющей стороны так же отсутствуют субстанциальные основания свободы и действия подчинены субъективному интересу сохранения существующего положения дел, способствующего реализации интересов частного благополучия. Противоречие не только воспроизводится, но и обостряется тем, что полюса поляризуются. Но у правящих и управляемых уже исчезла общая почва, так как свобода приобрела особенную форму политической власти и имеет отношение только к одной стороне – правящим. Активный полюс искусственно обособивший своё бытие не пребывает внутри себя в мёртвом покое, теперь он уже сам порождает в своём классе эти противоположности, но на другом основании – внешней власти. Уже внутри самого правящего полюса вызревают правящие и те, кому разрешают править. Теперь противоречие и вне, и внутри. Последние теперь имеют своими временными союзниками управляемых, но не претендующих на власть.

У управляемой стороны также вызревает внутреннее противоречие, сторонами которого оказывается субстанциальная потребность в свободе духа и фактическая невозможность её реализовать в связи с необходимостью физического выживания на уровне тех стандартов, которые внешним образом навязываются им управляющими с целью реализации продаваемого ими товара. Поскольку у управляемой стороны так же есть общее основание, хотя и выступившее в опредмеченной форме собственности (товаров), источников комфорта, то одна часть погружается в это внешнее приобретательство, таким образом реализуя потребность в наличном бытии свободы, а другая переносит свою внутреннюю неудовлетворенность на внешний источник их дисгармонии – иноверцев, иностранцев и т.д. В обеих группах противоречия становятся всё более внешними, а значит всё более ведут к разрушению status qwo.

Выходом из этого всё более запутывающегося клубка противоречий являются два – смягчать внешние противоречия (мерами укрепляющими самооценку и благополучие всех взрывоопасных сторон) или концентрировать внимание на внутренних противоречиях, т.е. обратиться к исходному основанию – все действия и цели подчинить субстанциальному – реализации свободы, с неминуемым самоограничением правящих и созданием предпосылок для самоорганизации управляемых в гражданском обществе. Однако различные народы при наличие сходных исторических оснований движутся разными путями. Разрешение противоречий приобретает бесчисленное многообразие форм.

«Снятое различие, продолжающее существовать в единстве, есть противоречие, которое снимается тем, что различие полагает себя как различие (В.Б. с внешней природой)»[45]. Сначала было снято единство, затем отличная внешняя природа потребляется и вновь соединяется в единство с живым. И вновь возникает единство вместе с содержащимся в нём противоречием. Это бесконечное повторение противоречия преодолевается тем, что другое будет равным первому – другим живым – отношение полов. Другое существо и иное и тождественное первому. Содержание у меня и другого субъекта одно и то же. Самосознание противопоставляет себя другому самосознанию и в нём приобретает объект для преодоления, который тождественен с ним и одновременно самостоятелен. В обществе активная деятельность субъекта, направленная на объект (другого субъекта), наталкивается на столь же активную деятельность в отношении первого субъекта. Поэтому, политический лидер, группа (субъект), воздействуя на народ (объект) сам оказывается результатом деятельности этого народа (объектом) – «короля делает свита». Самосознание – не бытие, а деятельность, снимающая противоречие. Снятие в обществе осуществляется через ассимиляцию на всех этажах и закоулках общественного сознания.

Всеобщие идеи становятся базовым регулятором частных идей, когда последние встречают затруднение. В результате те, кто по должности должен реализовывать всеобщее занят устройством частной жизни, и наоборот невозможность у населения реализовать частные интересы возрождает интерес к всеобщим идеям (свободы, справедливости). Последняя интересует людей только тогда, когда она нарушена. Соответственно, в отношении тех, свободу кого нарушить трудно, их внимание к этой идее в силу её «естественного» наличия крайне незначительно. Это кажется замкнутым кругом, так как реализовывать всеобщую свободу будет заинтересован тот, кто её не имеет, но если последний займёт общественное положение, которое предполагает реализацию свободы естественным образом, у него пропадёт интерес к её воплощению. На самом деле закрепление подобных выводов и будет с точки зрения диалектики односторонней метафизикой рассудка. И достоинство диалектики не в том, что она якобы придерживается неких абстрактных схем (тезис – антитезис – синтез), а в том, что она признаёт видимостью любое закрепление принципа вне его содержательного наполнения и отнесенности к общей сущностной природе (человека и общества).

В обоих случаях форма не соответствует содержанию. Частные человеческие потребности реализуются в гражданском обществе. Всеобщие правовые интересы отстаиваются в политике. Соответственно, если нет гражданского общества - его пытаются компенсировать властью. Если есть – система стремится к равновесию и энтропии. Но это естественнонаучный подход, для диалектики общества каждый момент отягощен противоречиями между волей и разумом, чувственностью и рассудком. Относительное равновесие между слоями и классами общества – лишь видимость, за которой скрываются противоречия внутри групп и в самих индивидах. Поэтому нет необходимости в выдумывании разновидностей «энергетических импульсов для толчка этногенеза», как это делает Л.Н. Гумилев, тем более их не нужно искать вне общества (в космосе и т.д.). Кому есть, что терять, пассивны только в начале развития противоречия. Потребительское общество само по себе, понятое как погружение в «мир потребностей» не является автоматическим отчуждением духа от своей истинной природы. Потребности в отличие от субъектов не проявляют активности и потому могут быть доведены до уровня духовного самоопределения.