Терапевтический процесс Деборы: стадия «серебряных рук»

 

На пике своего отчаяния Дебора тоже сказала себе «Я не могу здесь оставаться». Сновидение о том, как мать притягивает ее к смерти, было сигналом ее бессознательного, что нужно что-то делать, и она доверилась этому сигналу. Она начала терапию. На языке Невилла Симингтона (Symington, 1993) можно сказать, что она сделала выбор в пользу дарителя жизни. Такой шаг означал частичное освобождение от гнета, под которым она находилась всю свою жизнь. Но этот шаг также влечет за собой риск. Он активировал демонов системы самосохранения, которые начали нервничать, ведь они теряли контроль. Их дезинтегрирующая активность была очевидной в сновидениях Деборы о расчленении.

Но благодаря вовлеченности Деборы в психоаналитический процесс в ее бессознательном были активированы интегрирующие функции Самости. Стали появляться иные сновидения, намекающие на неизведанные архетипические глубины в ее переживаниях и на начало ориентации общей динамики в направлении объединения – в направлении своеобразной точки схождения линий перспективы в картине ее жизни. Материал ее сновидений стал указывать на более широкое видение, поддерживаемое «невыразимым субъектом бессознательного» (Grotstein, 2000).

Нередко эти более позитивные сновидения были архетипическими по своей природе. В них стали регулярно появляться некоторые животные, связанные с индейской культурой, особенно, черепахи и медведи. Уже в начале терапевтического процесса Дебора сообщила о «сновидении про медведя», которое стало в нашей работе своего рода точкой отсчета. Позже мы возвращались к нему в связи с работой с телом и воспоминаниями, которые она вызывала.

 

Сновидение: мы с мужем находимся в штате Мэн. Ночью мы были под открытым небом и смотрели на него. Вдруг на звездное небо стала подниматься большая медведица с лососем в пасти. Мы были поражены. Когда она поднялась, то нашла себе место среди созвездий. Мы видели ее в профиль, а она двигалась так, что это было похоже на вращение большого колеса обозрения. Так двигается Большая Медведица, указывающая на Полярную звезду.

 

Она ассоциировала медведя со свирепым и защищающим животным – матерью, которая не позволит вам приблизиться к ее детенышам. У этой медведицы был лосось в пасти, а Дебора любила читать рассказы про лососей – о том, как они всегда возвращаются к источнику своей жизни в реках, где они родились… возвращаются «домой» к своему истоку.

Я считаю, что это сновидение является прекрасным примером того, как иногда психика компенсирует пробелы в важнейших личных отношениях (Деборы с ее матерью) с помощью трансперсонального или архетипического содержания. Символически медведи связаны с культом Великой матери, возможно, из-за легендарной защиты своих медвежат. Например, в кельтской традиции считается, что Изначальная мать – это божественная медведица Артио, свирепая защитница. Изображающая ее римская статуя находится в Историческом музее в швейцарском Берне. Сообщается, что Артемида превратила греческую богиню Каллисто в медведицу, а Зевс, согласно Овидию, вознес ее на ночное небо, где она стала Большой Медведицей – Матерью северных небес. Считалось, что созвездие Большой Медведицы никогда не останавливается, ведь она держит вечную вахту и присматривает за вселенной (Bayley, 1968). Из семи ярких звезд, составляющих Большую Медведицу, две указывают на Полярную звезду, образуя шарнир и стержень, вокруг которого вращается мир – еще один символ Самости в юнгианском понимании.

«Звездная медведица» Деборы держала в пасти лосося. Дебора догадалась, что эта рыба может указывать на ее потребность вернуться в «реку» раннего детства, где она так часто попадала в травматические ловушки. Она подумала, что ей придется это сделать, если она хочет когда-либо «отложить икру», то есть запустить свою жизнь заново и жить более подлинной жизнью в одушевленном теле. Она знала, что путешествие будет трудным – против «течения» собственного сопротивления, так же как у лососей, плывущих против течения назад к своей родине.

Затем появились другие архетипические сновидения. Это сновидение, как и сновидение о медведице, было о душевной ране, связанной с материнской фигурой, но на этот раз наша работа с материалом сна помогла Деборе почувствовать глубокую печаль.

 

Я нахожусь в том месте, где росла. Справа я вижу открытое место, а на нем – индейское захоронение в виде кургана. Оно похоже на большой черепаший панцирь. Я очень взволнована. С одной стороны есть вход на эту территорию. Там стоит беседка с венками и цветами, на ней надпись – «Джен» (так мы в детстве называли маму). Затем я вижу женщину, которая ведет собрание и свою старшую сестру Луизу, которая говорит: «Материнская любовь – это больше, чем просто давать нечто вроде денег». Я начинаю плакать. Луиза что-то мне говорит. Я проснулась, всхлипывая от осознания того, что некоторые люди вообще не знают, никогда не чувствовали, что такое любовь матери! Я одна из них.

 

Этот сон помог Деборе «увидеть» свою травму более объективно. Ранее она отчасти считала виноватой себя за неудачные отношения с матерью, относила на свой счет позор того, что она росла запущенным ребенком, лишенным материнской заботы. Тем самым она как бы спасала мать от своего собственного гнева и поддерживала ее идеализацию так, чтобы сохранить живыми свои потребности и чувство любви к ней. Теперь благодаря своему сновидению она смогла понять неумолимые и неопровержимые факты. Просто существуют некоторые дети, которые никогда не знали любви своих матерей! Это не их вина. Такое случается в мире людей, и не только она страдает от подобной боли. Осознание этого выпустило наружу ее горе и позволило Деборе ощутить подлинное сочувствие к себе, к своим страданиям в течение всей жизни.

Помимо этого личного смысла, сновидение Деборы показывает нам архетипический фон ее личной проблемы с матерью. Согласно сновидению, тело ее матери встроено (похоронено) внутри архетипической матери. Черепаха представляет землю-матушку во многих индейских культурах, где она чествуется за спасение человечества от великого потопа. Она является бессмертной Великой матерью, стоически и молчаливо несущей тяжелое бремя бедствий человечества на своей крепкой спине. В отсутствие родной матери Дебора нуждалась в архетипических историях индейских культур, чтобы соединить свое осиротевшее я с великими символическими системами человечества и получить от них глубинную поддержку. Эти символы (черепаха и индейский курган) помогли ей выдержать свою личную боль, и теперь, когда эта боль может быть заново и иначе пережита, они появились в сновидениях, чтобы помочь нам понять «большую историю», стоящую за ее личными утратами. Осиротевший внутренний ребенок Деборы «жил» в таком подземном кургане-черепахе Великой матери, был захоронен в нем вместе с его невыносимым опытом отношений с материнским. Однако он там находился лишь до тех пор, пока она не смогла встретиться с ним, принять его чувства, вырасти и пойти дальше.

По мере того как наша терапевтическая работа углублялась, Деборе стали сниться сны, изображающие потерянных, покалеченных или испуганных детей, живущих в жестоком или безразличном внутреннем мире. Постепенно атмосфера сновидений изменялась: кто-то стал заботиться о потерянных детях. В этих сновидениях фигурами, с которыми было связано чувство покоя и поддержка, были образы индейцев, особенно индейских женщин. Вскоре Дебора стала сама «усыновлять» таких детей, как в этом сновидении:

 

Мы с мужем ехали по шоссе и проехали мимо фургона с младенцами. Он направлялся к индейской резервации, где их усыновят. Мы остановились. Там был мальчик – один из этих детей – он просто очаровал нас. Он действительно счастлив, и мы хотим оставить его у себя. Вдруг я теряю его из виду и впадаю в панику, но затем вижу его на коленях у моего мужа. Мы действительно собираемся его усыновить, но должны сделать это «официально».

 

Усыновить индейского мальчика, то есть свое подлинное духовное дитя, которое всю свою жизнь прозябало во внутренней «резервации» (психическое убежище), и «сделать это официально» казалось нам хорошей метафорой ее психотерапевтического процесса. В нем происходило медленное восстановление ее потерянной, дотравматической невинности и душевной жизненности.

К концу третьего года совместной работы Дебора стала заметно спокойнее, а ее тело – более расслабленным во время сессий. Наш диалог стал более насыщенным эмоционально, и она даже смогла признаться в сильных переносных чувствах потребности во мне и привязанности. Я также ощущал многое по отношению к ней и чувствовал глубокое уважение к ее стойкости и мужеству перед лицом гнета ее собственных демонов. Теплота между нами стала потенцированным полем, в котором Дебора могла ощущать некоторую зависимость и тоску по поддержке, то есть чувства, которые никогда не рисковала выражать в своей семье.

«Ребенок» внутри нее стал обозначать свое присутствие как в сновидениях, так и в нежности в наших разговорах. Иногда я мог заметить, как этот ребенок выглядывает из-за стены страха. Я предложил Деборе принести свои детские фотографии, и мы сделали обзор ее истории и воспоминаний, связанных с этими фотографиями. Появились сновидения о «маленькой девочке». Однажды я сказал ей, что мы можем думать о себе как о «родителях» ее маленькой девочки, и эта идея запала ей в душу. Она продолжала делать успехи. По собственной инициативе она начала регулярно ходить на занятия йогой и делать массаж у специалиста, который также проделал некоторую работу с телесной энергией.

Во время этой фазы анализа я услышал от Деборы кое-что о ее сакральном внутреннем мире детства. Она начала делиться со мной некоторыми фантазийными играми и мифопоэтическими историями, которые помогали мне понимать боль девочки латентного возраста. Поддерживающим ресурсом был для нее мир кукол «Джинни». Как я понял, речь шла о небольших, около 20 см ростом, куклах, чрезвычайно популярных в 1950-е и 1960-е годы. Эти куклы помогли Деборе создать воображаемый альтернативный мир, в котором жизнь была возможна. С ними она могла смеяться и плакать, придумывать истории со счастливым концом. «Я хотела быть куклой, всего 20 см ростом, втиснуться в их мир и быть в безопасности и в покое. Я думаю, что отчасти моя игра с ними спасла мой дух».

Но ненадолго. Когда Деборе было около 9 лет, все куклы внезапно исчезли. Ее мать их выбросила. Она решила, что Дебора была ими «слишком сильно увлечена»!

Когда ее куклы пропали, Дебора обратилась за утешением к природе. Когда ей было восемь лет, семья переехала в дом в лесу. В этих лесах, среди ручейков и лужаек, она нашла еще одно убежище и святилище для своего духа. Ее отношения с отцом были комфортными, хотя мать его презирала, и он не мог защитить девочку. Тем не менее он иногда читал ей истории и брал ее с собой в церковь. Ей нравились истории, и она стала ходить в местную библиотеку, чтобы читать рассказы о борьбе индейских народов. Истории помогали Деборе справляться с болью в ее теле, о которой еще не было создано истории. Она сказала: «Не думаю, что смогла бы выжить, если бы не было индейской культуры, которую я изучала. Их истории и отношение к красоте и тайне „матери-земли“ были как бальзам для моей души».

Среди этих историй были две любимых. Первая – «Злой волк» Вильгельмины Харпер (Harper, 1937): маленькая девочка живет с матерью в хижине на опушке леса, в котором водится страшный зверь – злой волк. Однажды девочка собирала цветы, напевая, и вдруг встретилась со страшным волком. Но волк слышал ее пение и стал ее просить спеть еще раз, что она сделала, несмотря на страх. Вскоре волк засыпает и девочка на цыпочках хочет уйти. Но волк просыпается и гонится за ней, она снова должна ему петь, пока он не уснет, и так далее, пока она не сумела на цыпочках добежать до дома и запереть дверь.

Эта история о цепочке «пробуждений» и затем, в конечном итоге, о контроле юной героини над пугающим психическим содержанием напоминает мне о словах Юнга по поводу травмы и диких животных:

 

Травматический комплекс приводит к диссоциации психики. Так как комплекс находится вне волевого контроля индивида, то он обладает качеством психической автономности… он тиранически навязывает себя сознательной части психики. Аффект со всей его взрывной мощностью полностью овладевает индивидуумом, набрасываясь на него, подобно врагу или дикому зверю. Мне часто доводилось наблюдать, что типичный травматический аффект представлен в сновидениях в образе дикого и опасного зверя, что является убедительной иллюстрацией его автономной природы, его отщепленности от сознания.

(Jung, 1928: par. 266–267)

 

Рассказ о злом волке помог Деборе освоиться со своим страхом перед яростью матери, которая могла возникнуть в любой момент и атаковать ее изнутри и снаружи.

Вторую историю – индейскую легенду под названием «Малышка с обгоревшим лицом» – Дебора прочитала в школьной библиотеке в «Красной индейской книге сказок» Фрэнсис Олкотт (Olcott, 1917). Эта история еще больше походила на обстановку в семье Деборы. В ней приведено прекрасное описание того, как трансперсональный мир может прийти на помощь ребенку, Эго которого травмировано на личном уровне.

Эта история – ранняя легенда микмаков, отчасти напоминает сказку о Золушке. Она описывает младшую из трех сестер, которую мучает самая старшая сестра, полная зависти. Эта ревнивая старшая дочь обжигает лицо младшей горячими углями, а затем обвиняет ее перед отцом в небрежности, будто она сама упала в огонь. Малышка с обгоревшим лицом тяжело переживает эти мучения (как Дебора с матерью). Однако на краю деревни есть красивый вигвам, где живет Великий Дух – Вождь со своей сестрой – невидимые для всех, кроме Малышки с обгоревшим лицом.

Два старшие дочери надели свои лучшие наряды и отправились к Великому Духу в надежде завоевать его особое расположение, чтобы «увидеть» его. Малышке с обгоревшим лицом нечего надеть, так что она прикрылась берестой и поплелась за своими сестрами. Они издеваются над ней и позорят ее, тем не менее сестра Великого Духа приглашает в вигвам и ее тоже. Она сидит у костра вместе со своими сестрами.

Старшие сестры не видят Великого Духа, но Малышка с обгоревшим лицом не испытывает с этим никаких трудностей. Она «видит» Великого Духа, кроме того, постигает его красоту: вожжи его саней сделаны из прекрасной радуги, а его тетива – не что иное, как Млечный Путь!

Сестра Великого вождя радостно улыбается, берет Малышку с обгоревшим лицом за руку и ведет ее к вигваму Великого Вождя, где она умывается росой до тех пор, пока все ожоги и шрамы не исчезают с ее тела и лица. Затем ее приводят к месту Невесты, и она готова выйти замуж за Великого вождя. Входит Великий Вождь, больше не невидимый, он грозен и прекрасен. Он ласково улыбается Малышке с обгоревшим лицом и говорит: «Так, значит, мы нашли друг друга». А она отвечает: «Да». Свадебные торжества длятся несколько дней, а тем временем две плохие сестры возвращаются в свой вигвам с позором, заливаясь слезами от стыда.

В этой истории можно обнаружить много явных параллелей между бедствиями героини и моей пациентки Деборы, а также сказочной «девушки-безручки». Во-первых, есть преследование, мотивированное ненавистью из зависти (две старшие сестры как заместители матери Деборы). Эта ненависть становится причиной унизительного насилия, стремления опозорить, манипуляций и чувства безнадежности. Затем вмешиваются «невидимые силы», которые могут представлять собой потенциал целостности героини (Великий вождь в этой истории, ангельское присутствие, царская любовь и сострадание в сказке, мифопоэтические ресурсы коллективной психики в жизни Деборы).

Краткое изложение истории «Малышка с обгоревшим лицом» позволяет увидеть ее финал (брак с Великим вождем) как реализацию инцестуозного желания по отношению к отцу героини. Такая «классическая» трактовка может рассматривать поражение злых сестер как «Эдипову победу» Малышки с обгоревшим лицом над сестрами. На каком-то уровне, несомненно, это было бы справедливо. Однако, ограничив себя рамками этого толкования, мы пропустили бы самый важный момент в этой истории, заметный лишь для глубинной психологии, которая смотрит одним глазом «наружу», а другим «вовнутрь». Этот момент состоит в том, что Великий Дух невидим для всех остальных, но его смогла увидеть Малышка с обгоревшим лицом, и он сказал: «Так, значит, мы нашли друг друга», а она ответила ему: «Да».

Этот прекрасный момент напоминает о соединении двух миров, отношения которых мы исследуем на страницах этой книги с самого начала. В этот момент «прекрасный и ужасный» мир Великого Духа, у которого вожжи из радуги и тетива лука из Млечного пути, нашел себе скромного человека в партнеры. Он «женится» на ней, несмотря на все сопротивление, которое оказывает «система», в которой правит тираническая зависть. В этот момент соединяются божественное и человеческое, и от этого союза душа может возродиться к жизни на этой Земле. Наконец, нечто вечное вошло во временное и установлена связь (свадьба) между мирами.

Эта история о «нашедших друг друга» человеческом и божественном мирах изображает чудесное проникновение в этот мир иного большего мира, кристаллизующее связь между нереализованным духовным потенциалом, скрытым в сердцевине индивидуальной жизни каждого человека, и земным историческим пребыванием в этом теле, в этом месте, в это время. Я полагаю, что эта история нравилась Деборе не только тем, что в ней показаны исполнение желания и триумф над врагами, не только потому, что она хотела возвыситься до «грандиозной самости» или усилить свое инфантильное всемогущество. Она любила эту историю, потому что в ней было удовлетворена ее духовная тоска. Такая тоска начинается как отчаянный поиск младенцем привязанности к реальной матери, но этим не заканчивается. Можно сказать, что тоска младенца по объекту является личным аспектом более глубинного стремления в каждом из нас – тоски души по своему истоку в Духе.

С помощью сновидений и сказок, подобных «Малышке с обгоревшим лицом», мы с Деборой смогли создать матрицу для мифопоэтической истории и нарратива, которые во все большей степени создавали благоприятные условия для возвращения ее души в ее повседневную жизнь. Ее работа с телом снова и снова снабжала ее разнообразным материалом для нашего аналитического исследования. Она увлеклась фотографией, состоялась прекрасная выставка ее работ в местной галерее. Ее борьба со злонамеренными начальниками на работе не была уже такой опустошающей и реже активировала ее ранний материнский комплекс. В анализе усилилась ее толерантность к аффектам, и ее печаль не была уже такой невыносимой. Однажды в разгар нашей работы над болезненным образом сновидения она сказала: «Эта боль имеет границы, и я могу это чувствовать. Очень больно, но это не такая бездна, как раньше».

Аналогичный процесс исцеления мы видим в сказке «Девушка-безручка». В чаще леса есть место, где героиня нашего рассказа прячется в течение семи лет с ребенком – мальчиком по имени Горемыка. Так же как Дебора, героиня страдает осознанно, горюет об утратах раннего периода жизни, и ее настоящие руки медленно отрастают заново.

 

«Девушка-безручка»: часть III

 

Царь сделал своей жене серебряные руки. Вскоре он должен был уехать и оставил свою беременную жену на попечение своей матери. Он приказал сразу же сообщить ему, когда родится ребенок. Когда родился «прекрасный мальчик», мать отправила царю эту радостную весть. Но письмо было перехвачено тем самым дьяволом, который пытался овладеть юной девушкой, когда ей отрубили руки. Он подменил письмо другим, в котором было написано, что царица родила чудовище. Когда царь прочитал это, то был вне себя от горя, но велел матери заботиться о них обоих как можно лучше, пока он не вернется. И это письмо перехватил дьявол, так что царская мать получила приказание убить царицу и дитя!

Мать не смогла это сделать. Она отправила молодую царицу с ребенком в лес и строго-настрого приказала никогда не возвращаться во дворец. Несчастной царице привязали ребенка за спину, и она ушла со слезами на глазах. С молитвой она упала на колени, и снова явился Ангел Господень. Он привел ее в лесную хижину, над входом в которую была прибита дощечка с надписью: «Здесь все живут даром». Другой ангел приветствовал молодую царицу и сказал ей, что послан Богом ухаживать за ней и ребенком. Царица пробыла в этой хижине семь лет, и о ней хорошо заботились. По Божьей милости и из-за благочестия царицы у нее заново отросли руки.

А в это время царь вернулся домой и узнал о кознях дьявола с подменой писем. Он отправился искать свою жену и ребенка. Семь долгих лет он был в пути, не ел, не пил, но Бог придавал ему сил идти дальше. Наконец, он пришел к той хижине, и там его тоже встретил ангел. Он нашел свою потерянную жену и обнаружил, к своему удивлению, что ее руки снова отросли. «Тяжелый камень» упал с сердца царя. Он воссоединился со своей любимой женой и сыном, которого не знал. Царь с царицей заново сыграли свадьбу и стали жить счастливо до конца своих дней.

Эта часть сказки начинается с повторного отвержения или изгнания – второго изгнания из дома по наущению дьявола. Первое было инциировано ее отцом. Второе – царем, как думала героиня, вынужденная верить в это из-за продолжающихся козней дьявола. В этой части истории содержится много глубинной правды о том, что происходит в терапии травмы. В то время как начальная диссоциация связана с исходной катастрофой и с безмолвным ужасом, в ходе жизни продолжают возникать расщепление и новые раны. Интернализованный дьявол/мать теперь находится внутри и продолжает пытки. Любое разочарование и утрата возобновляют первичный разрыв-травму, и сопутствующие чувства страха и стыда возгораются с новой силой.

И все же теперь есть что-то принципиально иное. Героиня сказки беременна, рожает прекрасного мальчика и называет его Горемыка. В его имени нам открывается мудрость, и эта часть истории показывает, что глубинное исцеление ран ранней травмы требует, чтобы человек уделял внимание внутреннему «ребенку» в своей психике, тому, кто был так сильно поврежден и исчез в бессознательном. Семь лет внимания! И этому вниманию в какой-то мере помогает присутствие ангела-хранителя, «спутника» этого ребенка (см. главу 2).

Присутствие ангела напоминает нам, что психическая травма была нанесена очень рано – до того, как коллективные энергии были трансформированы и стали человеческими. Другими словами, даймоническое насилие (разъединение) должно быть исцелено через вмешательство равносильной даймонической поддержки (воссоединение). Помощи из внешнего мира межличностных отношений недостаточно. Мы с Деборой создали контейнер для такого исцеления, но никогда не сомневались в том, «откуда» оно пришло. Его источник – в тайне бессознательного, в его интегрирующей энергии, многочисленных «ангелах», экстраординарном центральном архетипе, Самости. В этой сказке руки героини заново отросли благодаря лесному ангелу. В хижине в лесу, посвятив себя заботе о Горемыке, она становилась реальной. Ангел «свидетельствовал» (своим присутствием) о чуде, которое представляет собой повторное воплощение.

Точным описанием второго этапа внутреннего исцеления является окончание истории, когда царица, теперь уже обладая собственными живыми руками, выходит замуж за царя во второй раз. Первый брак был внешней «спасательной операцией» – тем, что алхимия описывает как малое coniunctio. Оно является химическим соединением двух элементов, которые недостаточно дифференцированы и пока не могут соединиться должным образом. Повторный брак является подлинной свадьбой равных на общей основе целостности каждого партнера. Новый союз является тем, что алхимия описывает как великое coniunctio, тем, что современный психоанализ назвал бы возникающей возможностью символической жизни.

 

Пребывание Деборы в «лесу»

 

Наступила весна следующего года, и Дебора решила записаться на семинар с погружением. Она чувствовала глубокую потребность в работе со своим телом, чтобы найти те его зоны, в которых, как мы установили, она была сильно «зажата». Она сказала, что с моей помощью у нее появилась «карта» травмы, она вполне осознала, что именно ей пришлось пережить в отношениях с матерью. Но в настоящее время ей было необходимо нечто более реальное, ощутимое, и это нечто она могла бы исследовать в безопасном фемининном контейнере с другими мужчинами и женщинами. Семинар был организован как четырехдневный интенсив на выезде в группе из примерно 20 женщин во главе с Эмили Конрад.

Этот семинар с погружением оказался для Деборы настоящим прорывом. Его проводили в палатке в лесу – это напоминало «хижину» из сказки. В одной части программы группе были предложены упражнения на воображение. Звучала скрипичная музыка, и каждой участнице нужно было представить, как она глотает яйцо – медленно – чтобы создать разряженное пространство во рту и горле, а затем медленно двигать яйцо вниз по позвоночнику, потом обратно вверх и вынуть яйцо из себя, контролируя при этом равномерное дыхание и плавное движение яйца, внимательно отслеживая все возникающие чувства или образы.

Когда Дебора начала это упражнение, она ощутила то, что ей было знакомо с детства – как ее тело растворяется, а затем сжимается. Она обнаружила, что ее мышцы сжимаются, съеживаются, создавая контейнер, в котором отсутствовало ощущение материнского прикосновения. Она пыталась на вдохе расслабить эти зажимы и выпустить свои чувства. Когда она делала дыхательные упражнения, то вдруг поняла, что вообще не «предполагалось», что она сделает свой первый вдох! Ее мать не хотела ее, не хотела драгоценного вдоха, первого в ее жизни! Тогда вся ее печальная жизнь предстала перед ней. Она вдруг почувствовала огромное сострадание к той маленькой девочке, которой когда-то была. У нее возник образ себя – ребенка на одной из фотографий, которые мы вместе рассматривали, жизненный путь которого напоминает путь «яйца».

По ходу перемещения яйца она вспоминала удары, боль или стыд, и в каждом месте, где ее тело хотело сжаться и спрятаться, она задерживала дыхание, чтобы сохранить энергию движения. Когда яйцо спустилось, она почувствовала, что все ее нутро было как открытая рана. Дебора смогла проследить путь вниз, к своему ядру – глубоко внутри был какой-то кусочек, что-то отрезанное. Она подумала, что, возможно, ей не удастся исцелить то, что в самом центре (как в ее сновидении о Фриде Кало). Когда она увидела это, то зарыдала так, что кто-то из ведущих семинара подошел к ней и спросил, не нужна ли помощь. Она попросила поддержать ее. Участники семинара положили руки ей на плечи, и она смогла дальше перемещать «яйцо».

«Путешествие яйца» продолжалось почти два часа, и она много раз начинала и переставала плакать. Она оплакивала своих братьев и сестер, которых, как она видела, избивала Джен, она оплакивала своих детей. Она оплакивала даже Джен, которая давным-давно была окончательно оставлена своей собственной матерью.

Когда упражнение закончилось, она чувствовала себя опустошенной. Она никогда так сильно не оплакивала свое пропавшее я – маленькую девочку. (Как в сказке, это были «семь лет с Горемыкой».) Чувство дискомфорта, которое она ощущала, было сильным и болезненным, но острая боль уже не подавляла ее, не овладевала ею без остатка, как раньше. После этого она немного погуляла на открытом воздухе, и трава казалась ей зеленее, а звуки и запахи мира были более яркими и приятными. Снова нахлынули слезы, но это были слезы счастья. Ее детская любовь к миру природы заполнила ее до краев, как огромная волна благодарности. Она упала на колени, чтобы сказать «спасибо» за свою жизнь деревьям, животным и птицам, за всю их красоту, и к ней пришло новое чувство свободы. Может быть, впервые в жизни Дебора почувствовала, что любит себя.

В ту же ночь, на исходе выходных, Дебора увидела важное сновидение:

 

Недалеко от места, где я росла, в цирковой клетке находится прекрасная белая лошадь. Лошадь пытается выскочить оттуда. С третьего раза она прыгнула так высоко, что продырявила верх клетки – она почти взлетела, подобно Пегасу. Потом она приземлилась так, что у нее подогнулись ноги… О, нет! – подумала я. Это же больно. Но затем она встала, распрямила ноги и ускакала прочь. Потом я была верхом на лошади. Потом я проснулась.

 

Очевидна взаимосвязь этого сновидения с разрушением архетипических защит Деборы. В течение многих лет она тоже пыталась «выскочить из клетки» своих защит – и наконец ей это удалось с помощью упражнения, в котором она перемещала воображаемое яйцо внутри своего тела. В мифологии Пегас – конь, который выскочил из разрубленного, обезглавленного тела Медузы, когда великий герой Персей победил ее с помощью зеркального щита Афины. Медуза является классическим примером архетипической ужасной матери – смерти. Ее взгляд превращает в камень, и долгое время тело Деборы было окаменевшим от страха.

В главе 3 мы уже встречались с образом Медузы как одной из фигур демонических хранителей перед святилищем Дита у шестых врат Ада. Она является представителем архетипических защит, контролируемых Дитом, и в этом случае представляет собой защиту психического оцепенения и «петрификации», то есть превращения в камень.

Но теперь Дебора вернула себе владение своим телом. Парализующему страху отрубили голову. После участия в «континуум» – семинаре она прямо-таки фонтанировала живой энергий тела. Произошло подлинное исцеление, в первую очередь, потому что Дебора, подобно Данте, отважилась войти в ад собственного диссоциированного жизненного опыта, спускаясь вместе со своим внутренним проводником, чтобы шаг за шагом встретиться со своими самыми худшими страхами.

Целая череда сессий была посвящена работе с телом. Дебора, подобно героине сказки «Девушка-безручка», преданно посвящала свое время внутреннему ребенку, Горемыке. В этом процессе она отращивала заново собственные руки – способность ее Эго действовать, способность к творческому самовыражению.

Исцеление Деборы продолжалось «семь лет» в хижине ее анализа, и работа с телом двигала этот процесс вперед. Сновидения снова и снова ориентировали нас, подобно «посланникам» из другого мира. Одно из важных сновидений глубоко погрузило нас в отчаяние Деборы в ее раннем детстве и помогло нам увидеть, как психика участвует в создании нарратива о жизненной истории.

Вот сновидение, которое говорит само за себя:

 

Я в доме, где есть и другие люди. Одна пожилая женщина рассказывала о своем контакте с индейцами и была частью некоего культа Медведя. Но история этого культа Медведя и племени людей, которые его придерживались, была неполной и неизвестной даже его последователям. В ритуале было что-то упущено.

Эта женщина говорила, а молодой человек в группе внимательно слушал. Потом он заговорил. Он рассказал, что его дед сообщил ему кое-что о части ритуала этого племени, и он должен был вернуть это. У него даже было что-то вроде руководства или папка с информацией об этой недостающей части ритуала. Женщина была поражена! «Вот это да! – сказала она… – Это очень важно!» Но парень не вполне осознавал ценность того, чем он обладал.

Он закатал рукав на правой руке и показал ей. Там, где его рука была повреждена, вместо его собственных, ему были пересажены предплечье и запястье медведя – это была часть ритуала, через который он прошел. Очень печально было то, что это не было источником гордости для него, что он до некоторой степени стыдился этого. Он казался отчужденным – ушедшим в себя, подавленным и мрачным.

Молодой человек устал и собирался спать внизу, в спальне моего сына. Когда он ушел спать, я заметила несколько капель крови перед дверью в ванную и пошла узнать, как он. Я сильно беспокоилась, не совершил ли он самоубийства. Он был одинок, печален и замкнут. Однако когда я заглянула к нему, он выглядел хорошо и мирно спал.

 

Это сновидение повторяет тему расчленения, как в сновидениях в начале анализа и в нашей сказке, но на этот раз разъединение показано в ритуальном контексте. Подобно тому, как у героини сказки появляются «серебряные руки», этому персонажу сновидения – молодому человеку – в ходе ритуала, в котором он принял участие, была пересажена часть медвежьей лапы, и она заменила покалеченную руку. Иначе говоря, он отчасти стал медведем. Дебора подумала, что новый ритуал, о котором поведало ее сновидение, может иметь отношение к анализу, и я был согласен с ней.

Первой ассоциацией Деборы к этому сновидению было воспоминание о сновидении про «Большую Медведицу» накануне начала терапии. Она повторила, что, если бы не ее контакт с индейской духовной традицией, она бы не выжила. Особенно важным для нее было то, что она узнала о хопи и навахо, кивах, о ритуалах матери-земли и ритуалах исцеления.

Размышляя о суицидальных чувствах мальчика, она заплакала, можно сказать, что она впервые открыто плакала при мне. Она описала чувства, которые возникли у нее во время «континуум» – семинара: образ отверстия, дыры или расщелины глубоко внутри себя. Так или иначе это связано с ее начальным сновидением о «Фриде Кало» и с кровью мальчика, которую она увидела перед ванной. В слезах она сказала, что эта кровь была «выпущена» – просто «выпала» из тела. «Иногда мне кажется, – сказала она, – что самоубийство должно ощущаться как такое… выпускание».

 

Выводы

 

В этом непростом сновидении есть четкое указание на недостающую часть истории Деборы, которую этот молодой человек, одинокий и отчаявшийся, преподносит женщине. Он как бы восполняет недостающую часть нарратива, которая теперь может воссоединить ее с жизнью, потому что у нее есть «ритуал» (анализ), контейнирующий эту часть. Дебора никогда не говорила прямо о своем суицидальном отчаянии, пока мы не поработали с этим сновидением.

Олицетворяя ее самоубийственное отчаяние, этот молодой человек каким-то образом исчез в культе Медведя – на архетипической территории Великой матери, где все это время был недоступен для Эго Деборы. Он – отчасти медведь, и это вынуждает его стыдиться, потому что он не вполне человек. Возможно, это точно отражает то, как архетипический мир культа Большой Медведицы спас Деборе жизнь, избавил ее от отчаяния, которое она чувствовала, будучи сиротой при живой матери. Архетипический мир предоставил ей «духовный» контейнер в отсутствие «человеческого». Несмотря на то, что следствием этого было внутреннее разделение, она сохраняла свой личностный Дух «среди звезд» или «в земле» (сновидение о кургане – черепахе), пока недостающие части ее жизненной истории смогли спуститься и заново поселиться в «этом мире».

Юнг писал, что когда Дух не может быть воплощен, он уходит в бессознательное и в этом случае тело больше не живет по-настоящему (Jung, 1988: 441–443). Он также пояснил, что бессознательное сродни спектру света. Некоторые части спектра не воспринимаются человеческим глазом, поскольку они имеют либо «инфракрасную», либо «ультрафиолетовую» длину волны. Продолжая эту аналогию, Юнг предположил, что инфракрасная область спектра соответствует соматическому бессознательному, которое воспринимается на телесном уровне, в то время как ультрафиолетовая – «небесному», или духовному бессознательному, воспринимаемому психикой в виде архетипических образов.