Пир победителей. 32 год II эпохи

Тысячу раз спрашивал себя - зачем, зачем он пришел сюда, на это пиршество? Он ведь и без того редко появлялся на пирах - претило бездумное веселье; тем более сегодня - ведь знал же, что собрались праздновать. И все-таки что-то почти тащило его сюда помимо воли. Он шел и клял себя - совсем недавно сходил с ума от чужой боли и сам готов был взмолиться о смерти, совсем недавно затеплил семь звезд в безмолвном круглом покое, а теперь шел на пир убийц. Почему? Он не находил ответа. И все-таки шел, словно чувствуя - там он найдет ответ. Так взошел Владыка Судеб на вершину высочайшей горы Благословенной Земли.

Майяр Короля Мира подобострастно кланялись ему, а в их лазурных глазах сквозили страх и недоумение - редко Намо посещал пиры Валар. Он вошел в сверкающий золотом зал, чьи высокие своды уходили в небо; сквозь круглое отверстие в куполе светили звезды Варды - немигающие, слишком красивые, чтобы быть настоящими. Эонве возгласил:

- Приветствуйте Владыку Судеб Арды, великого Намо!

На мгновение в зале повисло настороженно-недоуменное молчание, затем Король Мира с преувеличенной радостью воскликнул:

- Приветствую тебя, брат мой! Как я счастлив, что пришел ты разделить общую радость!

Намо молча кивнул. Ни Ирмо, ни Ниенны, ни Эстэ не было. Его тоже явно не ждали.

- Слишком много нынче гостей в моих чертогах, - подчеркнул он, - и ненадолго пришел я. Но в такой час не прийти не мог.

Какой-то второй смысл почудился Манве и в словах Намо, и в его кривой угрюмой улыбке. Но надо было принимать все, как есть Намо провели к высокому трону, виночерпий поднес ему большой кубок, выточенный из благородного темного турмалина, наполнив его вином. Намо не смотрел на кубок. Его больше занимали сидевшие в зале за пиршественными столами. Ближе к престолу Манве стояли на возвышении троны Валар, дальше сидели Майяр разного ранга - к тронам поближе те, что поважнее, подальше - помельче, за ними - Эльфы. А прямо посередине зала стояла огромная чаша, наполненная вином, и из нее черпали темно-красный напиток для пирующих. Вон, напротив, прямо по правую руку от Манве восседает, надувшись, как насосавшийся клещ, Тулкас. Лицо уже красное, как нагретая медь, глаза налились кровью. Герой. Нэсса и Ороме рядом. Нэсса щебечет что-то, то и дело прижимаясь к супругу и кокетливо заглядывая ему в глаза. Ороме басит, совершенно не обращая внимания на то, что шурин его не слышит, упиваясь своим величием. Вана немного приуныла в конце стола - смотрят не на нее. Ауле глядит в одну точку, вцепившись в витую ножку кубка; у Йаванны лицо тоскливое - ее муж сейчас в явной немилости у Короля Мира. Вайрэ сидит у самого трона Варды, запоминая все, что произносится в зале. Слева от Намо угрюмо расплылся, вытаращив глаза, Ульмо - усы мокнут в изумрудном кубке с вином. Владыка Глубин не любил выбираться из своих подводных владений.

Намо не мог понять - почему сейчас он видит Валар такими? Где красота и величие первых творений Эру? Словно взгляд изменился, став внимательным и недобрым. Ни одного живого лица... Разве что там, напротив, обхватив курчавую голову руками, сидит один живой - отчаянно пьяный Оссе, и глаза его полны смертной тоски... Странно - Намо не видел еще одного. Уж этот-то должен был восхвалить... Странно. Злость, перерастающая в ледяную ярость, вставала в душе Намо, но разум его был на удивление холоден и ясен.

И вот, поднялась со своего трона Варда, сияя невообразимо прекрасным лицом, и в зале заструился ее колдовской обволакивающий голос:

- Восславим же ныне Отца нашего Эру, справедливейшего и мудрейшего! Да правит он вечно Эа!

И запели хором прекрасными голосами златокудрые Ванъяр, и осушили все свои кубки, и никто не увидел, как замешкался Намо и лишь пригубил вино. И пошло. Пили во славу Короля Мира, Тулкаса-Победителя, во славу всех Валар, и Тулкас, багровый от выпитого вина, вытолкнул жену в круг, и Нэсса плясала перед всеми...

И снова встал Король Мира, и хлопнул в ладоши. Воцарилась тишина. И в зал вошел еще один. Поверх алых одежд - белый плащ, глаза полны верноподданнической любви и восторга, в уголках их дрожат слезы. В руках он держал огромный золотой поднос, на котором стояла большая чаша, изукрашенная алмазами, изумрудами и рубинами. Она была красивой, даже очень - но какой-то приторно-тяжелой, ее полированное нутро отливало алым, а витая ножка, украшенная четырехгранными бриллиантами, мучительно напомнила Владыке Судеб о Мече Справедливости. У него заболели глаза. Он не мог смотреть на этого, ало-белого... не знал, как назвать его даже. А Курумо уже приблизился к трону. Медленно и гибко опустился он на колени и простерся у ног Повелителя Мира и Звездной Королевы.

- Государь, - проникновенно прозвучал его мягкий, слегка дрожащий голос. - Государь... Ты был милостив и простил раба своего. Прими же из рук моих сей жалкий дар в знак моей вечной любви и преданности!

Он поднял голову и, стоя на коленях, подал чашу Манве. Король милостиво кивнул:

- Встань, Курумо! Да будешь ты прославлен среди Майяр! Наполни эту чашу, и из рук твоих приму я ее, и выпью в честь твою!

И показалось Намо - кровью полна золотая чаша в руках Короля Мира... Они пили. А рука Намо все жестче сжимала прозрачный кубок, пока он не треснул, порезав пальцы и залив руку алым вином, словно кровью. "Хорошо, что не пришлось пить этого..." Ему мигом поднесли другой кубок.

Курумо стоял, торжествующе глядя по сторонам; Намо злорадно ждал, когда Майя, наконец, встретится взглядом с ним, Владыкой Судеб. Курумо не ожидал увидеть его; лицо его передернулось от животного страха, и на мгновение Намо показалось, что это красивое правильное лицо - лишь маска, прикрывающая череп со слезающими клочьями гнилого мяса и кожи. Лишь мгновение. Курумо вновь усмехался, нагло глядя в глаза Намо, уверенный в своей безнаказанности, но, спустя миг, поспешно отвел взгляд, проклиная в душе темного Валу.

Намо не знал, что самое страшное впереди. Настал миг, когда Манве поднялся и, призвав к молчанию, возгласил:

- Ныне да видят все, как карает Отец наш Эру тех, кто восстает против воли Его!

"Как? Ведь уже нет боли... Только тупая сосущая тоска, пустота... Неужели еще не все кончено, и лишь я ничего не ощущаю? Неужели он не сумел уйти?" Лоб Намо покрылся испариной, руки сжались в кулаки.

А тем временем все взгляды были прикованы к огромной чаше посереди зала - Зеркалу Варды. Любопытство, желание пощекотать нервы, злорадство... все, кроме хоть капли сочувствия.

Багряная поверхность потемнела, став прозрачно-черной. Звезды всплыли со дна чаши, и Намо показалось, что чернота заполнила все вокруг, и нет больше ничего - только он и ночь. А потом он увидел лицо - известково-белое, прочерченное узкими смоляно-блестящими дорожками крови. Застывшее, окоченевшее лицо; рот чуть приоткрыт в безмолвном стоне, губы изорваны, ввалившиеся веки опущены, из-под ресниц - кровавые капли... Нет, это не было мертвой маской - лицо, на котором навечно застыло страдание, побежденное могучей волей. Непонятно откуда всплыло лицо Варды - куда более мертвое и страшное в своей безупречной правильности и бесстрастности.

...Казалось, он медленно погружался в воды невидимой реки; волосы его, сжатые раскаленным обручем венца, струились по незримому течению, и, словно крылья ската, медленно колыхался черный плащ. Скованные руки застыли в судорожном усилии разорвать одежду на груди, залитой кровью незаживающих ран... "Так все же он умер. И никогда... И все равно это победа. Это - не та вечная пытка, которой они хотели. Но почему же я не понял этого, не ощутил..."

Всего несколько мгновений длилось видение, а Намо показалось - века. Заходили кровавые волны, и вновь - вино было в чаше... Манве был недоволен, но никто не смел сказать ни слова. И тогда заговорила Варда:

- О Тулкас Могучий! Ныне да будешь ты увенчан короной, как Воитель Мира!

"Ты ведь хотел стать Повелителем всего Сущего? Так получай же свою корону, Властелин мира!" - вспомнил, стиснув зубы, Намо. Теперь он знал, зачем он здесь. "Ты ушел, брат мой. Но я - здесь. Я немногое могу. Но, клянусь тебе, сделаю, что могу. Я клянусь тебе, брат мой..."

Он покинул пир, и мало кто сожалел об этом - в его присутствии никто не решался дать волю веселью. А Намо шел, не чувствуя больше в душе тоски и пустоты. Была там, внутри, саднящая боль; но теперь он знал, что делать.

ДЕТИ ЗВЕЗД. 15 Г. II ЭПОХИ

И в кого он такой? Эльф, в котором была кровь Авари и Синдар. И - Нолдор. Младший сын правителя маленького княжества, носивший странное прозвище - Эле. Отец так называл - в детстве мальчишка обладал удивительной способностью удивляться всему, что видел, и чаще всего слышали от него: "Эле!" - "Смотрите!" Так с тех пор и звали, почти забыв имя, данное ему при рождении. И подходило прозвище - его огромным ясным глазам и светлой детской улыбке. Мальчишка! Впрочем, так и было.

Он пошел в отца - и статью, и обликом: светловолосый, не слишком высокий, худощавый. Старший сын во всем похож на мать, словно и вовсе нет в нем крови Эльфов Сумерек. И гордости и властности хватит в нем на пятерых Нолдор; недаром мать - дочь Келегорма, хоть и рожденная вне брака. У старшего - темные волосы, лицо, словно высеченное из камня, и ярко-красные губы: кровь Феанора, и мать гордится им. До младшего ей вовсе нет дела - не ему быть наследником князя. Пусть делает, что хочет.

Юношу это не слишком огорчало. Он бродил по лесам, слушал песни менестрелей и не думал ни о власти, ни о битвах. Славные подвиги Нолдор в Белерианде, о которых любила рассказывать мать, казались ему бессмысленно-жестокими: зачем воевать, если мир так прекрасен, так добр к любому, кто любит его? А Враг с Севера - скорее страшная сказка: не может живое существо быть таким чудовищем. Волк убивает - но лишь затем, чтобы выжить, и это не кажется жестоким: в мире все так гармонично, что жестокости не может быть места.

Он редко делился своими мыслями с другими - лес учит молчанию. Но одиночество начинало тяготить его. И именно тогда он увидел того, кто стал его другом с самой первой встречи.

Неизвестно, кто больше удивился: Эле или хрупкий ясноглазый юноша в черном плаще с прямыми до плеч пепельными волосами.

- Ты... Эльф? - спросил Эле.

- Нет, - покачал головой тот. - Я Человек.

- Что? - не понял Эле.

- Земля-у-Моря, - объяснил юноша.

Они разговорились. Юноша носил имя Ланир, но Эле называл его просто - Странник. Страннику было не больше семнадцати. Он был невысок ростом и казался совсем мальчиком, но в нем чувствовалась какая-то странная печаль. То, что он рассказывал, конечно, было сказкой - но так хотелось верить, что есть где-то Земля-у-Моря, не знающая войн и зла... Чудесным собеседником был Странник, и Эле не заметил, как наступил вечер, и в небе зажглись первые звезды. Так не хотелось расставаться с новым другом, и Эле предложил Страннику пойти с ним. Тот улыбнулся и покачал головой.

- Но как же... ты будешь ночевать в лесу? Ведь ты же не Эльф... А звери?

- Фойолли научил меня говорить с лесом. Каждый Странник умеет это; разве у вас по другому?

Эле отчего-то смутился:

- Умеем, только... нет у нас Странников. А кто такие Фойолли?

- Люди Леса, народ Тишины. Мой учитель - Фойолло, я даже стихи ему написал:

Фьолла ллиайнэ о фойол... Т'эайни, ирни айвенэ, Ларри Илл-аэ.

Незнакомый язык - как заклятие.

- Что это? - Эле на мгновение превратился в того мальчишку, который часами мог созерцать лесной цветок, а, когда его спрашивали, что с ним, мог только прошептать: "Эле... Смотрите, какое чудо!.."

Странник на минуту задумался, потом перевел:

Флейта поет в тишине... Осени сын, твои глаза Песню Луны хранят.

Тряхнул головой, тихонько рассмеялся - как ручей звенит:

- Завтра утром я буду ждать тебя, Раэн.

- Как ты сказал?

- Раэн - крылатый. Можно, я буду тебя так называть?

 

Всю ночь Эле думал о рассказах своего нового друга. Ему представлялось что-то невероятно светлое и чистое. И почему-то печальное. Так бывает, когда долго смотришь на звезды. А еще думал он о самом Страннике - как он там один в лесу... И утром первым делом отправился на ту свою заветную поляну. Странник уже ждал его...

 

Иногда им трудно было понять друг друга:

- Но если старший сын князя - художник?

- В свой час он станет князем.

- Не понимаю... У нас не так... Художник должен писать картины, это его Андо Таэл, его судьба - къюн... А править должен Мудрый, тот, кого Звезда наделила даром хранить серебряные нити...

- Разве так бывает?

- Разве бывает по другому? Учитель говорил - так должно быть...

Эле уже не в первый раз слышал от Странника - "Учитель". И, наконец, решился спросить о нем.

Странник больше не улыбался. Он рассказывал серьезно и печально, а у Эле почему-то похолодело в груди. Странник называл его Астар - Учитель, и Элло - Звезда, и Раэно - Крылатый, а еще Аэнтар Ахэ - Властелин Тьмы. Но не именем, которое Эле хотел - и боялся услышать.

- А... Как его звали?

- Мелькор... - Странник опустил голову.

Эле побледнел. "Как же... Мать говорила - Враг, не знающий жалости... Кому верить?.. Не может быть..."

- Скажи, Раэн, может быть, ты знаешь о нем?

- Н-нет... - с трудом выговорил Эльф.

- Что с тобой? - встревожился Странник. - Тебе плохо?

Эле через силу улыбнулся.

- Просто это так странно... то, о чем ты рассказываешь...

Мать рассказывала другое. О Враге, Морготе, чудовище с жуткими глазами. А Странник говорил: "Его глаза - скорбные звезды". Мать рассказывала: "Он не знал пощады". А Странник говорил: "Дети любили его, и сказки его были прекрасны как те цветы, что зовут - звезда-память, эллэнор". И почему-то Эле верил Страннику.

"Моргот, Черный Враг... Мелькор, Возлюбивший Мир... Тьма - зло, но Люди Тьмы... Если они все так мудры и прекрасны как Странник... А он - их учитель... Крылатая Тьма... и скованные руки... Нет, я не могу рассказать".

 

Как это случилось? Старший брат получил княжеский венец - так решила мать. Князь и княгиня покидали Средиземье. Эле все больше бледнел, слушая, как брат говорит о Нолдор - высших Эльфах, как клянется хранить честь рода и мстить оставшимся прислужникам Врага - да будет имя его проклято навек! - тем, кто предался Тьме.

- Брат... - тихо сказал Эле, - но ты же ничего не знаешь... Они другие, брат... Послушай, ведь только во Тьме рождается Свет.

- Что?! - мать онемела от изумления.

- Я расскажу... Я понял... послушайте...

- Отступник! Тварь продажная! - это старший брат. - Морготово отродье!

Юношу словно ударили по лицу. И задело его не столько оскорбление, сколь это - "Моргот".

- Это против чести - судить, не видя.

Старший стиснул кулаки.

- Я не стану щадить отступника, пусть даже это мой брат, - сдержанно отчеканил он.

Эле показалось - что-то оборвалось в нем. Не сознавая, что делает, он шагнул к брату, сорвал с него венец, швырнул об пол и наступил на него ногой. Словно издалека до него донесся голос матери:

- Уведите его. Он безумен. Пусть завтра Совет решит, что делать с ним.

 

Князь опустил голову, стиснул виски руками.

- Но почему, почему он сделал это? Неужели твои слова - правда и наш сын утратил разум?

- Нет. Просто он возжелал власти, - с надменной снисходительностью ответила княгиня. Ее голос не дрогнул.

 

Тюрьма - изобретение Нолдор. Для Синдар это так же ново, как и княжеский венец, которого никогда не носили их правители. Всего несколько лет прошло с тех пор, как пришли с Запада называвшие себя Эльфами Света, и за спиной их истекало кровью небо. Всего несколько лет - миг для бессмертных Эльфов; но многое изменилось, и не все довольны этим. Те, что живут в огромном лесу за Мглистыми Горами - теперь их называют Авари, Ослушники - говорят, что Нолдор несут с собой зло и войны...

Тюрьма... Трудно так назвать маленький полуподвал с зарешеченным окошком. Но и этого достаточно тем, кто никогда не ведал несвободы.

Эле сжался в углу. Холод пробирал его до костей, он кутался в плащ - и никак не мог согреться. Воздух не затхлый, но застывший. Снаружи слышен шум ветра в листве, птичья песня, чьи-то шаги... А здесь - тишина, сводящее с ума беззвучие. "Мать говорила - три столетия в глубочайшем подземелье... оковы... Как же он выдержал? А я - не могу. Легче умереть. Это страшнее смерти..."

Обожгла мысль о Страннике. "Что, если его схватят? Уходи, уходи, я молю тебя... Он будет ждать... а потом? Придет сюда? Ведь ты не сможешь солгать, Странник. Что с тобой сделают? Уходи, Странник..."

Он свернулся на полу дрожащим комочком. И земля - холодная, она никогда не бывает такой, когда ступаешь по ней босыми ногами в лесу...

Тихий стук в дверь. Эле вскочил, застыл в напряженной позе: что, уже? Совет? Суд? Не стали ждать утра?

Чья-то тень заслонила неяркий свет. Шепот:

- Раэн...

Он бросился к окошку, стиснул узкую руку Странника, заговорил быстро и горячо:

- Ты пришел... пришел... Ох, зачем ты?.. Они схватят тебя, уходи, пожалуйста!

- Мы уйдем вместе.

- Как?.. - плечи Эле поникли. - Меня заперли... Я хотел им рассказать...

- Потом. Подожди... я выпущу тебя.

Странник высвободил руку и мгновенно исчез. Эле стоял, прикрыв глаза, с сильно бьющимся сердцем. За дверью была тишина. А потом дверь открылась бесшумно, и на земляной пол легла дорожка лунного света. Эле осторожно пошел по ней - почему-то ему показалось, что он должен пройти именно так, по лучу Луны.

- Скорее, - выдохнул Странник.

 

Эле пришел в себя только в лесу, оба рухнули на землю. Переглянулись.

- Как... ты это... сделал? - задыхаясь от бега, спросил Эле.

- И сам не знаю... - Странник был удивлен не меньше Эльфа, - это мой отец умеет... он меня учил, но я не думал, что получится...

- Твой отец - он что, колдун? Чародей?

- Чародей?.. а-а, лэнно... нет. Он просто говорит - нужно слушать металл. А потом, если очень захотеть, скажи слово - и металл послушает тебя. Наверное, я очень хотел этого... - Странник смущенно улыбнулся и даже, кажется, покраснел - в темноте не разберешь.

 

То ли они успели далеко уйти - шли всю ночь - то ли просто не было погони. В разговорах время текло незаметно, и Эле понемногу стал забывать то, что с ним произошло.

- Слушай, помнишь, ты сказал - "хранить серебряные нити..." Это как?

- Древний обычай тех времен, когда не был еще откован венец аэнтар-ири. Тому, кто становился вождем, вручали серебряные нити - онни илтанар. Это был знак, что он в ответе за свой народ. Серебряная нить - как судьба человека или его жизнь: она тонка, ее легко разорвать, а связать снова - почти невозможно. Потому судьбу иногда называют - онн илтанэ.

-...А что, разве все звери у вас говорят?

- Нет, не все. Ты их увидишь - сразу можно понять. Они нам помогают - как къои, других почти никто не видел - как Белых Единорогов... Они, говорят, бессмертны, но в долину Белых Ирисов могут прийти лишь немногие. Есть илли: они - посланники Народа Тишины, а илли их зовут потому, что они любят танцевать в небе под полной Луной. Но мысли у них маленькие и пахнут диким медом, а еще - сосновой смолой. А вот ллохо - он совсем не умеет думать.

- Это кто?

- Ллохо? Он весь в броне, а ноги длинные и в шипах. На паука похож, а глаза у него - как блестящие черные бусины на тонких ниточках. Он живет в море, а иногда выбирается на берег. Бегает так смешно - боком, а если его испугать, щелкает клешнями. Увидишь, я тебе покажу.

- Подожди, а мы что... к тебе идем? - Эле только теперь осознал, а ведь ни разу не задумывался, куда они идут.

- Конечно, - улыбнулся Странник. И опустил длинные ресницы.

 

Озеро было похоже на зеркало из темно-синего прозрачного камня. Даже на вид вода была теплой и ласковой, а в маленькой заводи мерцали белые звезды кувшинок.

- Давай искупаемся, - предложил Эле, стаскивая куртку.

- Давай, - азартно согласился Странник. И вдруг странно смутился. - Только ты... отвернись, пожалуйста...

- Зачем? - удивился Эльф.

Странник отвел глаза. Эле смотрел на друга несколько мгновений, потом глаза его расширились от изумления.

- Разве ты не понял? - тихо спросил Странник.

- Какой же я дурак, - вместо ответа выдохнул Эле.

- А зовут меня Ланирэ, - девушка не поднимала глаз.

- Как же отец тебе позволил уйти? Совсем одной?

Ланирэ стала серьезной. Ответила печально:

- Судьба у Странников одна, будь то сын каменщика или дочь короля. Когда Звезда зовет в путь... - она не договорила.

- А ты - дочь короля? - Эле показалось на мгновение, что он спит. Этот мальчишка в черном плаще, оказывается, - принцесса неведомой сказочной страны!

- Ну да. Только у нас называют - аэнтар, Мудрый Правитель. Если Правительница - иштари.

- Тогда... как тебя называть?

- Лаирэ, Странница, - девушка искренне удивилась вопросу, даже плечом дернула, - чего же тут непонятного?

- Не понимаю, - обреченно сказал Эльф, - но идти-то с тобой можно?

- Конечно, Раэн, - девушка тихонько рассмеялась.

- Я что-то не то сказал?

- Да нет... У тебя просто такое лицо было... Как къои, когда вокруг него малыши собираются. Он, конечно, хоть и большой, но осторожный, гибкий; только все равно боязно: он шерсть на загривке топорщит, а глаза у него - точь-в-точь как у тебя сейчас.

Эле покраснел.

- Иди, купайся. Я тут посижу.

 

Ланирэ положила маленькую прохладную руку ему на плечо. Эле обернулся, посмотрел чуть виновато:

- Я тебе венок сплел... Вот...

Она присела рядом на траву, и Эле возложил ей венок как корону на влажные пепельные волосы. Отдернул руку, случайно коснувшись ее щеки.

- А как на вашем языке - маленькая королева?

- Иштар-инни... Тебе зачем? - она склонила голову. Венок съехал ей на один глаз, отчего лицо ее стало задорным и милым.

- Можно, я буду тебя так называть иногда? Иштар-инни...

 

Говорят, лес пропустил их, потому что они любили друг друга. Говорят, они жили недолго - Странники уходят рано, а он решил разделить ее судьбу и избрал путь Смертных. Говорят, они умерли в один день и час. Дети их были прекрасны, а младшая дочь по решению Совета Мудрых стала - иштари. Может и так. Только если захочешь спросить - пропустит ли Лес в землю, не знающую зла и войн - Землю-у-Моря, Эс-Тэллиа...

ПРИЛОЖЕНИЕ 1. ОБ ИМЕНАХ У ЭЛЬФОВ (НОЛДОР И ЭЛЛЕРИ АХЭ)

Одним из наиболее важных считалось амилессэ ("материнское имя"), дававшееся Нолдо матерью вскоре после рождения. Это могло быть эссэ теркенъе (имя виденья души) или эссэ апокенъе (имя предвиденья будущего). Амилессэ считалось истинным именем и почиталось не менее, чем "отцовское имя"; иногда амилессэ оставалось чисто личным именем, произносившимся только в кругу семьи, но часто давалось в торжественной обстановке и, при полном титуловании, стояло после "отцовского имени".

"Отцовское имя" давалось в торжественной обстановке на церемонии Эссэкармэ ("Создания Имени") и, как правило, в основе своей имело имя отца, если имя давалось сыну, или матери, если имя получала дочь.

Когда ребенок начинал находить удовольствие в звучании и форме слов (ламатъавэ), происходила церемония Эссэклимэ ("Выбора Имени"). Избранное, или второе имя (эпессэ) в более поздние времена могло выбираться среди уже существующих имен, хотя в таком случае в них могли вноситься изменения, соответствующие личности владельца имени.

В силу того, что ламатъавэ столь же индивидуальная характеристика личности, если не более, как цвет волос, глаз, внешний облик и т.д., эпессэ Эльфов не повторялись, по крайней мере, пока простор для создания имен был достаточно широк.

Часто избранные имена у Нолдор считались некоей "частной собственностью", пользоваться ими могли только родственники или близкие друзья, хотя тайной они и не являлись. Назвать Нолдо его избранным именем без его дозволения в подобном случае было оскорблением.

С течением времени, Нолдор смогли выбирать себе и новые имена, но прежние оставались частью "полного титула" Нолдо (последовательности всех имен, которые он носил в жизни).

В текстах, имена сыновей Финве употребляются так, как это, скорее всего, и делали сами Нолдор.

Так, "отцовское имя" старшего сына, первоначально звучавшее как Финвион, "сын Финве", впоследствии было изменено на Куруфинве. Его эссэ теркенъе - Феанаро (К), "Дух Огня" или "Огненный Дух"; первое имя употреблялось в официальных случаях, но известен он более под вторым; таким образом, его "полный титул" звучит как Куруфинве Феанаро. Употреблявшееся в летописях имя Феанор является производным от Феанаро (К) и Фаэнор (С).

Соответственно, "отцовское имя" второго сына - Финве, впоследствии Нолофинве; его амилессэ - Инголдо, в знак того, что он является потомком Ингор (Ванъяр, народа Ингве) и Нолдор. Как правитель Нолдор после отречения Финве от власти, он носит имя Инголдо-финве. Финголфин, вероятно, является эпессэ.

"Отцовское имя" третьего сына - Арафинве, "полный титул" - Арафинве Ингалаурэ. Финарфин, вероятно, также его эпессэ.

Подобная, но более простая система имен существовала и у Эллери Ахэ, Эльфов Тьмы. Однако, "отцовского" и "материнского" имени как таковых у них не существовало, хотя первое имя и давалось, подобно эссэ теркенъе Нолдор.

К 12-14 годам, когда выбирался путь, в соответствии с ним избиралось и Звездное имя, кэннэн Гэлиэ, становившееся знаком пути. Никаких законов касательно употребления того или иного имени не существовало - это зависело только от желания носителя имени.

Кэннэн Гэлиэ, как правило, начинались на гэл-, позже и, как вариант, на эл- ("звезда"). Соответственно,

Гэлрэн "Крылатая Звезда" (знак менестрелей - крылатая звезда о девяти лучах);

Гэлторн "Звездная Ветвь" (один из "говорящих с травами");

Гэллаис "Звездное Кружево" (кружевница).

В качестве "полного титула" могли звучать последовательно оба имени, к которым добавлялось "из рода (говорящих-с-травами, слушающих-землю и т.д.)", в том случае, если путь ребенка совпадал с путем отца или матери.

Детям могли также даваться ласковые прозвища, такие как Гэлль, ж.р. Гэлли "Маленькая Звезда" (наиболее распространенное; тж. Эл, Элли в Эс-Тэллиа), Аэни "Светлячок" и т.д.

Одним из немногих, а, возможно, единственным исключением из этой системы имен являлось имя Элхэ, "Полынь", второе, но не Звездное Имя, впрочем, так же определяющее Путь Видящей.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2. ИМЕНА И НАЗВАНИЯ