Инстинкт обладания и окружающая среда

В экспериментальном и психологическом ключе «Я» формируется и устанавливается одновременно с конкретной данностью. «Я» рождается в процессе осознания собственного тела по мере постепенного овладения им.

Тело свидетельствует о себе как о чем-то, устремленном к получению; мы видим, что все тело основано на инстинкте обладания. Ребенок проявляет себя в качестве индивидуации с потребностью в обладании, достижении чего-либо. Это необходимо его собственной индивидуации. Все — еда, питье, сон, каприз, чувство любви, агрессивности, «Эдипов комплекс» — может быть сведено к одному общему инстинкту — инстинкту обладания.

Жизнь едина и неизменно тождественна самой себе. Она стремится размножиться на различных индивидов, которые живут, утверждая себя над другими индивидуациями.

Индивидуация выживает до тех пор, пока способна поддерживать в себе инстинкт обладания и координировать себя в направлении успешной его реализации. Инстинкт обладания представляет собой первичную феноменологию индивидуализированного существования, которому он гарантирует сохранение и расширение, или рост.

Таким образом, инстинкт обладания — это феноменология идентичности, которая метаболизирует мир по мере его схожести с нею.

Может показаться неожиданной констатация того, что инстинктом, который тяготеет к своему обнаружению в новорожденном ребенке и затем перерастает во все более развитые формы, является инстинкт обладания. Еще прежде инстинкта самосохранения, эротического инстинкта, инстинкта

­ Конец страницы 20 ­

¯ Начало страницы 21 ¯

голода мы могли бы органически обрисовать «Я» как некий вид захвата с целью обладания: инстинкт, который затем становится «Я», который лежит в основе всех форм жизни, стилизован под инстинкт обладания.

Мы могли бы рассматривать в качестве наиболее примитивной формы инстинкта обладания хватание и проглатывание предметов в тот момент, когда чувство голода достигает определенной степени интенсивности.

Первая реакция на стимул — схватить и съесть. В процесс дальнейшего развития ребенка к обслуживанию этого инстинкта подключаются не только зрение, но и другие органы чувств. Так ребенок, почувствовав запах и услышав звук, начинает глазами искать источник стимула (предмет), чтобы затем схватить его и положить в рот. Итак, наиболее ярко развитие инстинкта обладания проявляется в этой примитивной форме: схватить и съесть.

Поведение ребенка, который берет предметы и тут же кидает (период разбрасывания предметов), может показаться необъяснимым. В действительности же, одновременно с этим происходит различение «Я», комплементарного по отношению к предметной данности. Тем самым природа словно бы хочет сказать нам, что во всем этом существует определенная форма первичной целостности; важен не предмет, как таковой, а его отличие, от которого ребенок может различить себя. В опыте кидания или разбрасывания предметов, помимо завоевания пространства и утверждения индивидуации в окружающей среде, словно еще раз подтверждается способность индивида к автономии. Вплоть до трех лет мы непрерывно наблюдаем такое поведение: увидеть, схватить, съесть, то есть завладеть. Происходит прогрессивный отбор объектов на основе предустановленной идентичности.

­ Конец страницы 21 ­

¯ Начало страницы 22 ¯

Вера Шмидт пишет: «Часто в завершающий период этой фазы ребенок демонстрирует такое поведение, будто для него невозможно отличить себя от того предмета, который он считает своим. Он словно бы говорит: "Я не могу дать тебе эту игрушку, потому что это я сам"»¹⁴.

Мы могли бы увидеть, как обнаруживается неразличимость «Я» от его собственного опыта, от самоосуществления, неразличимость «Я», которое живет, от того, чем оно живет; ребенок может проявить этот скрытый фон, когда ему кажется абсурдной сама возможность отделить себя от игрушки-объекта, от любимого человека, в особенности от своей матери. Подтверждается факт, что ребенок испытывает огромное удовольствие от исследования объектов, оно вызывает его неизменное любопытство. Чтобы уловить новизну некоторого движущегося объекта, ребенок в возрасте до трех лет способен отвлечься от еды или сна: кажется, что объектная новизна требует всей полноты его внимания, вовлекает всю интенциональность его существования.

После трех лет начинается исследование проблемного объекта. Ребенок в усиленной форме воспроизводит инстинктивные указания на свою автономию, и задает вопросы: «Как я родился? Откуда я взялся? Как возможно то, что я умру?» Его исследование кажется обращенным к экзистенциальным аспектам. В этот период ребенка, — которого до сих пор ответы родителей обычно оставляли неудовлетворенным или вводили в заблуждение, — следовало бы подходящими средствами подвести как можно ближе к объективной реальности. Ребенок наиболее близок к реальному положению вещей, и для

_______________

¹¹ В. Шмит. Психоаналитический сад в Москве. — Martellagio: EMME Edizioni, 1972.

­ Конец страницы 22 ­

¯ Начало страницы 23 ¯

него не существует специфики «эротического», «хорошего», «нехорошего». Просто все естественно, все просто совершается, все просто соотносится одно с другим, и ребенок живет в непосредственности жизненной объективности мироздания.

После трех лет у ребенка происходит также, судя по всему, преодоление проблемы собственного тела, а значит, «Я» впервые проявляется по отношению к той целостности, которая не ограничивается объективной данностью тела и ближайшего окружения.

К примеру, все мы знаем, в какой мере важна и доподлинна для ребенка игровая активность: это реалистическое переживание на опыте самого себя¹⁵. В игре ребенок начинает становиться знатоком. Это подобно возможности модулировать различные объективности в соответствии с нашей собственной эгоической установкой. С помощью вещей ребенок учится приспосабливаться, достигать единообразия со средой, или выделяться из среды. В известном смысле, он учится тому, как инструментализировать различную объективную данность своего окружения в своих целях. Только игровая активность ведет к разрядке, росту, удовлетворению, к интроекции реальности, а также и самоопределению «Я» перед лицом внешнего мира и самого себя. В известном смысле, органико-психическая реальность всей игровой активности ничем не отличается от деятельности взрослого художника, политика, ремесленника, поэта: это действие в ряду того эволюционного развития, которое определяет собою высшую целостность будущего всеохватного «Я». От серьезности игры зависит будущая творческая сила взрослого индивида.

_______________

¹⁵ См. А. Менегетти. Онтопсихологическая педагогика. — Пермь: Хортон Лимитед, 1993.

­ Конец страницы 23 ­

¯ Начало страницы 24 ¯

Величие энергетического движения жизни невозможно понять исключительно в отношении свойственной нам частоты волны. Все в мире — земля, свет, кислород, люди, все то, что дано, все то, что существует, — неизбежно растет вместе со мною, и знаменует некую возможность, которая реализуется, только если в то же время продолжит оставаться в целом. Перед лицом этой общности жизни человек капитализирует бытие по отношению к своей индивидуации.

Посмотрим на отношения между клеткой и ее средой. Клетка не может существовать без среды. Где же подлинная реальность? Она не в клетке, и не в среде: и та, и другая суть одна и та же реальность жизни.

Что такое тело? Это стабильный безвозмездный дар, предоставляемый нам жизнью, как бы авансом, для того чтобы мы не потерялись. Разложение тела есть разложение «Я» как индивидуальности. Процесс индивидуации начинается с тела. Это ставит «Я» в контакт со средой, пространством, временем, определенными родителями; с их помощью ребенок постигает многочисленные оттенки разных реальностей, людей, вещей.

Исходя из того факта, что переживание своего тела и родительская среда становятся посредником реальности, к сожалению, возникает риск ограничиться только матерью, отцом, наукой, религией, школой одного типа. В таком случае мы получили бы лишь одну часть, в рамках которой нами бы одолели тревожные импульсы от всей исключенной реальности. В этом случае мы становимся рабами и начинаем говорить, что жизнь — сплошное несчастье, что все нас ограничивает и принуждает. Если мы конституируем себя только как одну часть и отдаем ей на откуп всю свою жизнь, то не можем претендовать на то, чтобы выносить суждение по поводу всего остального.

­ Конец страницы 24 ­

¯ Начало страницы 25 ¯

Здесь я взываю к принципу нахождения вне морали, которым должен обладать человек по отношению к любым формам индвидуации, лишь бы быть готовым к тому, что есть целое. Если его жизнь есть прогрессирующее совпадение с онто Ин-се, то «Я» становится той единицей, которая «со-вместна» любому другому существованию. Как следствие, «Я» познает, что нет больше ни прошлого, ни будущего, что все уже дано, все уже присутствует, и только априорное «Я» любуется собой в процессе самоосуществления.

Чтобы реализовать эту цель, необходимо все тело целиком, во всех его многочисленных аспектах. Телесность — незаменимая основа для полноты нашего «Я», потому что тело служит органической точкой отсчета всего, что существует «в миру», в его всеохватном смысле.

Я говорю о таком организме, который неизбежно синхронизирован с организмом всего существующего, то есть об индивидуации тотализованного организма. Это «Я», пребывающее в гештальте со всем остальным миром. Мое «Я» дано мне в составе целого, дано в совокупности с другими, в неотменяемой любви и со-экзистировании со всем тем, что существует. Как только я загоняю себя в одну единственную индивидуальность, я останавливаюсь на некоторой стадии процесса и теряю из виду конечную цель, желанную для каждой частицы меня самого; из-за этой потери я буду испытывать тоску.

Человек постигает свое соприсутствие с целым благодаря умению интегрировать все тела, все сопротивляющиеся препятствия, которые он встречает на пути. Уклоняясь от препятствий, он уклоняется от самого себя. Всякое вытеснение составляет утрату «Я».

Перемещаясь от одного отношения к другому, инстинкт обладания прогрессивно посредует одновременность целого.

­ Конец страницы 25 ­

¯ Начало страницы 26 ¯

Это побуждение, которое посредует часть целому, историческое — априорному.