Психология взаимодействия террористов с заложниками

 

Взаимоотношения террористов с захваченными заложниками является сложным социально-психологическим явлением (Почебут, 2004). Это взаимодействие можно разложить на несколько этапов. Каждый этап отличается своей социально-психологической спецификой.

Первый этап – захват заложников, характеризующийся молниеносными действиями террористов и полной неожиданностью для заложников. Это, например, заявление террористов о том, что все присутствующие в театре захвачены в заложники.

Второй этап – подчинение террористами воли заложников путем запугивания. Агрессивные действия террористов, выстрелы, запах пороха, угрозы предназначены для того, чтобы мгновенно сломить волю заложников, отнять надежду на скорое спасение. Это организация охраны заложников, постоянного наблюдения за поведением.

Третий этап – недопущение открытой паники среди заложников. Средством этого может быть избиение или даже расстрел паникера. Внутренняя психологическая паника закрадывается в душу заложника.

Четвертый этап – введение жестких норм поведения заложников, диктат того, что можно, а что нельзя делать.

Пятый этап – оповещение внешнего мира о захвате заложников. В центре на Дубровке террористы разрешили заложникам поговорить по телефону со своими родственниками и знакомыми. Затем мобильные телефоны были отобраны.

Шестой этап – сортировка заложников с целью разрушить установившиеся межличностные связи. Террористы отделили мужчин от женщин, детей от взрослых, россиян от иностранцев.

Седьмой этап – организация жизни заложников, обеспечение питания, сна и пр.

Восьмой этап – адаптация заложников к экстремальной ситуации, наступление усталости, притупление чувств.

Девятый этап – возникновение у заложников состояния депрессии, возможны эмоциональные срывы, как со стороны заложников, так и со стороны террористов.

Десятый этап – освобождение заложников и уничтожение террористов.

 

Психология заложников

 

В работе Пуховского (2000) на основе исследования, проведенного в г. Буденновске сразу после захвата заложников летом 1995 г., оцениваются общие психологические черты разных типов жертв террора (непосредственно пострадавших от террористических действий заложников, их родственников, а также невольных свидетелей – жителей города).

Первая группа лиц, вовлеченных в террор, – близкие родственники заложников и «пропавших без вести» (предположительных заложников) – внезапно оказались в ситуации «психологического раскачивания»: они метались от надежды к отчаянию. Все эти люди обнаружили острые реакции на стресс с характерным сочетанием целого комплекса аффективно-шоковых расстройств (горя, подавленности, тревоги), паранойяльности (враждебного недоверия, настороженности, маниакального упорства) и соматоформных реакций (обмороков, сердечных приступов, кожно-аллергических высыпаний).

В силу мощного отрицательного аффекта они заражали значительную часть «благополучного» населения города (которых непосредственно не коснулся террористический акт) негативными эмоциями, а также сомнениями в отношении эффективности помощи и искреннего сочувствия со стороны людей, специально приехавших в город для ликвидации чрезвычайной ситуации. Основными индукторами такого рода эмоциональных состояний стали пожилые родственники заложников, у которых ресурсы адаптации объективно снижены и которые в силу этого вызывали повышенное сочувствие к себе, а также чувство вины у относительно благополучных соседей.

Состояние представителей второй группы – только что освобожденных заложников – определялось остаточными явлениями пережитых ими острых аффективно-шоковых реакций. В клинико-психологическом плане это была достаточно типичная картина так называемой адинамической депрессии с обычно свойственными ей «масками» астении, апатии, ангедонии. Характерными чертами было нежелание вспоминать пережитое, стремление «скорее приехать домой, принять ванну, лечь спать и все забыть, поскорее вернуться к обычной жизни». Особо отметим навязчивое желание поскорее «очиститься», в частности «принять ванну», – оно было особенно симптоматичным и высказывалось многими освобожденными заложниками.

По рассказам освобожденных заложников, в данной экстремальной ситуации наблюдалось поведение трех типов. Первый тип – это регрессия с «примерной» инфантильностью и автоматизированным подчинением, депрессивное переживание страха, ужаса и непосредственной угрозы для жизни. Это апатия в ее прямом и непосредственном виде. Второй тип – это демонстративная покорность, стремление заложника «опередить приказ и заслужить похвалу» со стороны террористов. Это скорее не депрессивная, а стеническая активно-приспособительная реакция. Третий тип поведения – хаотичные протестные действия, демонстрации недовольства и гнева, постоянные отказы подчиняться, провоцирование конфликтов с террористами.

Такие типы поведения наблюдались у разных людей и вели к разным исходам. Третий тип характерен для одиноких мужчин и женщин с низким уровнем образования и сниженной способностью к рефлексии. Второй тип был типичен для женщин с детьми или беременных женщин. Первый тип был общим практически для всех остальных заложников.

Кроме таких различий поведения отдельно отмечались специфические психопатологические феномены двух типов.

Феномены первого типа – ситуационные фобии. В очаге чрезвычайной ситуации заложники испытывали ситуационно обусловленные агорафобические явления. Это боязнь подойти к окну, встать во весь рост, стремление ходить пригнувшись, «короткими перебежками», боязнь привлечь внимание террористов и т. п. Естественно, все это определялось стремлением уцелеть в происходящем вокруг. Однако уже в ближайшие дни после освобождения заложники с выраженным аффектом жаловались на появление навязчивой агорафобии (боязнь открытых пространств) и склонности к ограничительному поведению. У них вновь появились такие симптомы, как боязнь подходить к окнам – уже в домашних условиях; боязнь лечь в постель и желание спать на полу под кроватью, и т. п. Наиболее характерны такие жалобы были для молодых женщин, беременных или матерей малолетних детей. В ситуации заложничества их поведение отличалось максимальной адаптивностью (демонстрационной покорностью) – за этим стояло стремление спасти детей. Действия террористов эти женщины оценивали с позиций отчуждения. Спустя некоторое время после освобождения они вновь вернулись примерно к тому же типу поведения.

Второй тип феноменов – это различные искажения восприятия. В структуре «синдрома заложника» уже после освобождения иногда жертвы высказывались о правильности действий террористов; об обоснованности их холодной жестокости и беспощадности – в частности «несправедливостью властей»; об оправданности действий террористов стоящими перед ними «высокими целями борьбы за социальную справедливость»; о «виновности властей в жертвах» в случае активного противостояния террористам и т. п. Такие высказывания, по сути, соответствующие «стокгольмскому синдрому» (см. далее), характерны для немолодых, одиноких мужчин и женщин с невысоким уровнем образования и низкими доходами. Эти высказывания были пронизаны аффектом враждебного недоверия и не поддавались критике. Такие суждения возникали только после освобождения – в период заложничества именно эти люди демонстрировали описанное выше поведение третьего типа, отличались хаотичными протестными действиями, провоцировавшими конфликты и агрессию со стороны террористов. Судя по всему, такое реактивное оправдание террористов можно рассматривать как проявление своеобразной «истерии облегчения».

Когда человек попадает в ситуацию заложника, изменяется структура общения между жертвами террористов. Выделяют несколько стадий развития такого общения (Христенко, 2004).

Первая стадия. Человек как бы замирает, затаивается, присматривается к другим, оценивая перспективу контактов с окружающими. Для этой стадии характерно снижение активности общения. Вербальное общение прекращается почти полностью, однако человек не «выпадает» из общения, он внимательно следит за поведением окружающих. Происходит оценка опасности со стороны социального окружения, человек пытается прогнозировать развитие событий, определяет для себя необходимость каких-либо немедленных действий.

У подавляющего большинства срабатывает один из механизмов психологической защиты – отрицание. Люди просто не верят (а часто и не хотят верить), что «это» произошло с ними. Если условия, содержания суровы, то уже через несколько часов кто-то из заложников начинает злобно вспыхивать, ругаться с соседями, может быть, даже со своими близкими. Такая агрессия помогает «сбрасывать» эмоциональное перенапряжение, но вместе с тем истощает человека.

Эта стадия общения может длиться до нескольких часов в зависимости от личностных особенностей и состояния человека.

Вторая стадия. Происходит увеличение интенсивности тех или иных проявлений общения, иногда возникает несвойственная для данного человека (в обыденных, нестрессовых ситуациях) активность в общении. Чрезвычайность ситуации отменяет сложившиеся стереотипные формы поведения, люди ведут себя не так, как в обыденной жизни. Во время этой стадии происходит ролевое разделение заложников, определяются лидеры, пассивные наблюдатели, «активисты» и т. п.

На данной стадии зачастую происходит бурный обмен информацией (особенно при равенстве интеллектуального и речевого потенциала), люди сообщают банальные (но кажущиеся им интересными в данной ситуации) сведения о себе, часто ведут себя излишне аффективно. Некоторые в этой стадии начинают вести себя агрессивно, причем не только по отношению к другим заложникам, но и к преступникам. Эти заложники стараются дистанцироваться от других и нападают на «коллег по несчастью», если те нарушают их пространство.

Третья стадия. Если рядом находится заложник, у которого наблюдается телесное недомогание, то возникает более тесное общение, связанное с заботой об этом больном человеке. При этом разрушается зональное разделение межличностной территории людей. Эта ситуация оказания помощи (хоть и вынужденной) является мощным антистрессовым фактором, причем как для того, кто оказывает помощь (он чувствует свою необходимость для окружающих), так и для того, кому ее оказывают (он также чувствует себя цементирующим звеном). На данной стадии уточняется ролевой статус заложников, происходит создание неформальных микрогрупп.

Четвертая стадия. Если ситуация не разрешается, происходят следующие изменения общения. В одних случаях преобладают компоненты взаимодействия, консолидирующие группу, в других – дезорганизующие ее, т. е. в каждой неформальной группе (которая образовалась ранее) может появиться оппонент лидеру, который во всем не согласен с его мнением, действиями. Этот оппонент использует любой повод доказать несостоятельность лидера.

На этой стадии в зависимости от индивидуальных особенностей (у кого раньше, у кого позже) начинает развиваться астенический синдром, т. е. апатия. Он характеризуется сочетанием повышенной утомляемости, истощенности нервно-психических процессов, вегетативными симптомами и нарушениями сна. В этом случае настроение резко понижается, появляется постоянная слезливость, повышенная чувствительность к яркому свету, громким звукам, резким запахам. В этот момент люди не переносят любых прикосновений к ним.

Таким образом, на поведение человека, оказавшегося в ситуации заложника, оказывают влияние врожденные и приобретенные психофизиологические особенности человека (темперамент, задатки, характер), устойчивые мотивы поведения (сформированные стереотипы, воспитание), его социальный статус на момент попадания в заложники и пр.

Классификация психологических типов заложников приведена в работе Китаева-Смыка (2002). Сначала почти у всех попавших в заложники возникает шок и двойственное представления о том, что же случилось. В этот момент у некоторых возникает справедливое чувство протеста против насилия, непреодолимая тяга к спасению. Такой человек кидается бежать, даже когда это бессмысленно, бросается на террориста, борется, пытается выхватить у него оружие. В подобных случаях террористы чаще всего убивают взбунтовавшегося заложника.

У других страх перед насилием и неопределенностью превращается в болезненную привязанность к захватчикам. Некоторые делают это с расчетом, почти сознательно, чтобы улучшить свое существование, уменьшить угрозу террора лично для себя и своих близких. Чем дольше заточение, тем сильнее жертвы ощущают некую родственную близость с террористами, разделяя с ними переживания и неприязнь к спасителям. Опасность штурма при освобождении, общая для террористов и заложников, сплачивает одних с другими. При нахождении в закрытом помещении между ними возникает эмоциональная связь, так как объединенные общим чувством страха (каждый по своим причинам), не имея выбора, они начинают идентифицировать себя с захватчиками и в поисках поддержки проникаются их ценностями.

Затянувшееся заложничество в бесчеловечных условиях вызывает мысль о самоубийстве. Психологи считают, что она в сознании заложников смягчает страх смерти как мысль о запасном выходе из трагической действительности. Тем не менее самоубийства среди заложников маловероятны.

У заложников с первых дней начинается адаптация – и психическое, и телесное приспособление к неудобствам. У адаптации есть своя «цена»: душевные и телесные нарушения. Что-то нарушается сразу, многие нарушения возникают после освобождения. К типичным нарушениям относятся упомянутые выше апатия и агрессия.

При долгом пребывании в заложниках, то есть в плену, в среде пленников возникает одна из двух форм социальной организации, которые всегда появляются в изолированных сообществах, будь то казарма, экспедиция, плен или тюрьма. Используя тюремный жаргон, одну из форм называют «закон», другую – «беспредел». При первой строго регламентируются нормы взаимоотношений, иерархии, распределения пищи и, что немаловажно, личной и общественной гигиены. Эти нормы могут казаться изощренно ненормальными, но по своей сути они направлены на выживание группы, изолированной в ненормальных условиях, или хотя бы на сохранение «элитарной» части этой группы. При второй форме социальной организации «правят» преимущественно грубая сила и низменные инстинкты, пробуждающиеся при экстремальной принудительной изоляции людей. Что победит (нередко в жестокой борьбе) и реализуется – «закон» или «беспредел», – зависит от душевной силы, интеллекта, жизненного опыта пленных-заложников, а также от воздействий на них со стороны тюремщиков-захватчиков.

 

Оказавшиеся в заложниках ведут себя следующим образом:

1. Выделяют группу нетерпеливо-отчаянных, обычно их не более 0,5 % от всех. Но «неразумных» может стать много больше (до 60 %), если «нетерпеливые» разожгут своим безрассудством «истероидных» людей, а скрытых истериков среди людей немало.

Если истероидным женщинам в критических ситуациях свойственны плач, причитания, метания с воплями и рыданием, то мужчины-истероиды становятся агрессивны. Они отвечают злобой, остервенелостью на всякое давление, притеснение. Чем больше их давят экстремальные обстоятельства, тем больше в истероидах сопротивления. Оно может быть стойким или накапливаться и взрываться. Их сопротивление врагам или опасным обстоятельствам может стать героическим.

2. В разгар трагедии заложникам наиболее полезны те, кто несгибаем перед невзгодами, разумно смел и осторожен. Стрессовое давление укрепляет их стойкость. Они морально поддерживают других. Их может быть 5 – 12 % среди заложников. Стойкие помогают пережить заточение другим несчастным.

3. Среди заложников много мятущихся – около 30–50 %. Они морально подавлены, психически оглушены. Их страдание заглушает все прочие чувства, мешает общению. У таких заложников монотонность тягостного переживания страха и беспомощности может сопровождаться шизоидными явлениями. Чем дольше, сильнее, трагичнее давление экстремальных обстоятельств, чем глубже психическое изнурение заложников, тем больше людей ведут себя таким образом.

4. Остальные, чем дольше длится заложничество, тем сильнее сближаются с захватившими их террористами. Такие люди относятся к двум типам. Первый тип составляет от 10 до 25 % от общего числа заложников. Эти люди сближаются с террористами расчетливо, чтобы улучшить хоть сколько-нибудь свое существование, уменьшить угрозу террора лично для себя и своих близких. Это «приспешники» террористов. Они не однородны и делятся на расчетливо-разумных и расчетливо-злобных.

 

Расчетливо-разумных к коллаборационизму толкает слабость, надлом души или великий страх за близких. У них есть самооправдание: «Жертвуя собой, мы для пользы других пошли служить врагам. Мы не „предатели“, а тайные „свои“. Расчетливо-злобные служат врагам в поисках возможности возвыситься при новой расстановке сил и удовлетворить свои комплексы за счет слабых заложников, притесняя их или, напротив, милостиво им помогая.

Второй тип составляет около 20–30 % заложников. Чем дольше продолжается чрезвычайная ситуация, тем сильнее они ощущают как бы родственную близость с захватившими их террористами, разделяя с ними их переживания и неприязнь к спасителям.

Эту очень специфическую психологическую реакцию, при которой жертва проникается необъяснимой симпатией к своему палачу, специалисты назвали «стокгольмским синдромом», или «травматической связью». Термин «стокгольмский синдром» появился после того, как грабители банка в Швеции забаррикадировались в нем с заложниками. Авторство термина приписывают криминалисту Нильсу Биджероту (Nils Bejerot), который анализировал данную ситуацию. Четверо из заложников впоследствии стали особенно близки к грабителям и позже защищали их, когда те сдались полиции. Одна женщина даже развелась со своим мужем и вышла замуж за одного из налетчиков. Данный термин определяет ситуацию, в которой заложники как будто «переходят» на сторону преступников, что проявляется и в мыслях, и в поступках. По мнению психологов, жертвы террористов из-за страха перед ними начинают действовать как бы заодно со своими мучителями. Сначала это делают для спасения своей жизни в стрессовой ситуации, чтобы избежать насилия. Смирение и демонстрация смирения снижает почти любую самую сильную, агрессивность. Затем – потому, что зарожденное синдромом отношение к человеку, от которого зависит жизнь, полностью охватывает заложника, и он даже начинает искренне симпатизировать своему мучителю. То есть это сильная эмоциональная привязанность к тому, кто угрожал и был готов убить, но не осуществил угрозы.

 

«Стокгольмский синдром» усиливается в том случае, если группу заложников разделили на отдельные подгруппы, не имеющие возможности общаться друг с другом.

Для формирования «стокгольмского синдрома» необходимо стечение определенных обстоятельств:

? психологический шок и фактор внезапности в ситуации захвата. Когда человек, только что свободный, оказывается в прямой физической зависимости от террористов;

? продолжительность удержания заложников. Заложники подвергаются сильнейшему психологическому давлению. Фактор времени на стороне террористов, и с течением времени растет вероятность все большего подчинения чужой воле;

? принцип психологической защиты. Любое стрессовое состояние погружает человека в депрессию, и тем глубже, чем сильнее переживание.

«Стокгольмский синдром» стал объектом исследования психологов разных направлений и школ, мнения которых сходятся на том, что этот синдром прямо связан с механизмами психологической защиты. Человек как бы уподобляется маленькому ребенку, которого несправедливо обидели. Он ждет защиты и, не находя ее, начинает приспосабливаться к обидчику, с которым можно договориться лишь единственным безопасным способом. Подобная метаморфоза в поведении заложников и есть по сути форма психологической защиты.

Как уже говорилось, подобная реакция проявляется не у всех, а лишь у некоторой части заложников. Как правило, у таких заложников есть нечто общее в характере, и их объединяет определенный опыт детства. Венгерский психоаналитик Ш. Ференци, последователь З. Фрейда, сравнивает психологическую травму, связанную с захватом заложников, с избиением спящего ребенка. Повторяющиеся переживания травмы низводят того, кто ее переживает, «почти что на уровень забитого глупого животного».

Очевидно, что человек будет стараться выбраться из этого крайне некомфортного состояния, искать способ снова почувствовать себя сильным. Однако слабая и неразвитая личность в ответ на угрозу и нападение не пытается защититься – в обычном понимании этого слова, а реагирует весьма своеобразно: идентифицируя себя с источником угрозы. Такая идентификация с агрессором мотивирована тревогой, страхом и непостижимостью происходящего.

При этом механизмы защиты включаются не для того, чтобы защититься от агрессора или от тех пугающих событий, которые происходят вокруг человека, а для того, чтобы уберечься от собственных страхов. В частности, от страха дезинтеграции. Нередко человек представляет себя сильным, уверенным, мужественным. Это совершенно не совмещается с ситуацией – страхом, ужасом, оцепенением, неспособностью мыслить и т. д. Человек подсознательно боится увидеть ситуацию так, как она выглядит на самом деле, иначе его Я распадется, дезинтегрируется, не выдержав противоречия между реальностью и своим идеальным образом.

И тогда защита принимает форму превознесения сильного человека, в данном случае агрессора, чтобы иметь возможность находиться в его тени, таким образом отождествляя себя с сильным человеком и в то же самое время выражая чувство беспомощности.

Во время переговоров с преступниками, захватившими заложников, жертва, подверженная «стокгольмскому синдрому», может оказывать содействие преступнику, причем добровольно (выступать в роли живого щита, посредника и пр.). При проведении силового освобождения жертва будет оказывать противодействие работникам правоохранительных органов, помогая преступнику скрыться с места преступления или скрывая следы, вещественные доказательства и т. п. (Христенко, 2004).

Работнику правоохранительных органов «стокгольмский синдром» мешает в ходе переговоров получить оперативную и достоверную информацию; мешает при проведении следствия и поиска доказательств виновности преступника; но помогает, поскольку угроза расстрела (или иного подобного действия) заложников становится трудновыполнимой, что резко повышает шансы на освобождение заложников живыми.

Жертве этот синдром во многих случаях помогает выжить во время страшных событий, сохранить психическое здоровье. Причем возникновение этого синдрома сам человек в подавляющем большинстве случаев предсказать не может, все происходит помимо воли человека, на подсознательном уровне.

Таким образом, «стокгольмский синдром» – это состояние жертвы преступления, при котором наблюдается неоправданно хорошее отношение жертвы к преступнику, что может привести к преднамеренному искажению информации о преступлении и преступнике. Крайняя степень проявления тут может выглядеть в виде полного понимания, одобрения и поддержки деятельности преступников, оказания им всевозможной помощи и полный «переход» на их сторону (т. е. жертва становится соучастником преступления).

Результатом пребывания человека в заложниках может быть следующее. Если заложник был непосредственно в зоне боевых действий и применялось оружие (или он видел, как гибли другие), то особенности развития и структура психических расстройств находится в прямой зависимости от нарастания угрозы жизни, по мере того как разворачивались боевые действия по их освобождению. С возрастанием угрозы для жизни (например, обстрел здания) у них развиваются четыре вида психогенных реакций (Христенко, 2004).

Первый вид представлен тревогой, паническим страхом, оцепенелостью, вялостью, дрожью в теле, нарушением сна, чувством безысходности, отчаянием, отрешенностью, молчаливостью, неподвижностью, когда человек лежит на полу в «позе зародыша».

После освобождения у этих заложников на первый план выступают некоторая скованность и заторможенность, пассивность, безынициативность, эмоциональная притупленность и невыразительность. Иногда они просят повторить заданный им вопрос. Почти ничего не могут сообщить о происходивших вокруг них событиях, по несколько раз пересказывают одну и ту же наиболее впечатлившую их ситуацию. В их памяти сохранились лишь панический страх и ужас после каждого обстрела.

Второй вид представлен в виде особой формы изменения сознания, которое наиболее близко к состоянию оглушения. Отмечают нарушение восприятия времени – «время то летит, то тянется очень медленно». На первый план выступает психическая беспомощность. Они не могли правильно оценить текущую ситуацию и степень угрозы для своей жизни и жизни близких, с трудом фиксировали внимание на происходящих событиях. Реальные события воспринимались ими фрагментарно, вследствие чего они не могли адекватно оценивать окружающую действительность. Они находились под влиянием других лиц, и их поведение зачастую лишь копировало поведение окружающих. У этих людей подавлялось чувство голода, а в части случаев и жажды, они редко обращались за помощью к окружающим. Пока они находились в заложниках, их поведение было подчинено только одной мысли – «выжить», причем такое поведение не отличалось особой продуманностью и дальновидностью.

После освобождения многие события, в которых они принимали участие, не помнят, внешне выглядят спокойными. Претензий ни к боевикам, ни к представителям властей обычно не предъявляют (опасаясь, что ситуация может повториться и тогда их высказывания могут обернуться для них гибелью).

Третий вид представлен скованностью и заторможенностью, пассивностью, безынициативностью, отрешенностью от реальной ситуации. Они очень внимательно прислушиваются к угрожающим шумам (выстрелам, разрывам и пр.). Их поведение практически ничем не отличается от поведения окружающих.

Сразу же после освобождения эти люди полагают, что период нахождения их в заложниках не прошел для них бесследно и повредил здоровье. Они настойчиво требуют, чтобы врачи искали и находили у них различные заболевания. Воспоминания о чрезвычайной ситуации возникают практически ежедневно, и от них трудно отвлечься. Через некоторое время они начинают чаще посещать культовые заведения, соблюдать религиозные обряды, общаться с другими верующими и следовать советам служителей культа.

Четвертый вид представлен переживанием панического страха, ужаса, отчаяния и безысходности. Иногда они начинают громко причитать, призывать на помощь Всевышнего. Они беспрекословно выполняют все требования преступников.

После освобождения эти заложники (обычно женщины) начинают громко плакать, причитать, жаловаться на свою судьбу. Одновременно с этим они высказывают недовольство действиями властей, которые допустили захват в заложники мирных жителей. Примерно через час после освобождения наступает психическое истощение. Предпочитают не говорить о периоде нахождения в заложниках, который вызывает у них чувство гнева и возмущения.

Знание психологического состояния жертв террористических актов и этапов восстановительного периода необходимо для нахождения оптимального пути оказания необходимой помощи жертвам терроризма.

После окончания этой стрессовой ситуации (нахождение под полным контролем преступников) поведение и психическое состояние бывших заложников зависят от нескольких факторов, из которых основными являются:

? соматическое состояние на момент захвата (если человек болен, например, простудой, сила нервных процессов снижается). Один и тот же человек, но в различных состояниях, в данной ситуации будет воспринимать и оценивать происходящее по-разному. Если все силы у него ушли на совладание с возникшей ситуацией, то после освобождения у него не будет сил выражать свою радость, давать какую-либо информацию о ситуации и преступниках и т. п.;

? жизненный опыт и обученность человека нахождению в стрессовых ситуациях. Если человек готов к необычным и опасным ситуациям, то и поведение его после освобождения будет более спокойным и адекватным. Он может быстрее приспособиться к новым для него условиям (свобода), при необходимости дать самую точную информацию о происшедшем.

 

Несмотря на то, что заложники и бывшие заложники ведут себя не одинаково, можно выделить общие признаки для всех освобожденных заложников. Психологическая реакция на травму включает в себя три относительно самостоятельные фазы, что позволяет охарактеризовать ее как развернутый во времени процесс.

Первая фаза – «фаза психологического шока» – содержит два основных компонента:

? угнетение активности, нарушение ориентировки в окружающей среде, дезорганизацию деятельности;

? отрицание происшедшего.

Обычно эта фаза кратковременна.

Вторая фаза – «воздействие» – характеризуется выраженными эмоциональными реакциями на событие и его последствия. Это могут быть тревога, страх, ужас, гнев, т. е. эмоции, отличающиеся крайней интенсивностью. Постепенно эти эмоции сменяются реакцией самокритики или сомнения в себе. Она протекает по типу: «что было бы, если бы…» и сопровождается болезненным сознанием неотвратимости происшедшего, признанием собственного бессилия и часто самобичеванием. Характерный пример – чувство вины за выживание, которое нередко доходит до глубокой депрессии.

Эта фаза является критической. После нее происходит либо процесс выздоровления в виде адекватной адаптации к вновь возникшим обстоятельствам – фаза «нормального реагирования», либо фиксация на травме с последующим развитием постстрессового расстройства. В последнем случае психические изменения личности можно представить в такой последовательности:

? травматический стресс (во время критического инцидента и сразу после него – до 2 суток);

? острое стрессовое расстройство (в течение 1 месяца после критического инцидента – от 2 суток до 4 недель);

? посттравматическое стрессовое расстройство (спустя более 1 месяца после критического инцидента – более 4 недель);

? посттравматическое расстройство личности (на протяжении последующей жизни человека, пережившего травму).

 

Очевидно, что ситуация, в которой террористы допускают психолога в место содержания заложников, отнюдь не является тривиальной и зависит, в первую очередь, от исхода переговоров с террористами и от готовности самого психолога идти на такой риск для собственной жизни. Тем не менее такие ситуации гипотетически возможны, и мы посчитали целесообразным привести в настоящем справочнике рекомендации, которые необходимо знать психологу в случае попадания в такую ситуацию.

Заложник – это человек, который находится во власти преступников, однако это не значит, что он вообще лишен возможности бороться за благополучное разрешение ситуации, в которой оказался. Напротив, от его поведения зависит многое. Выбор правильной линии поведения требует наличия соответствующих знаний.

Очень часто действительной причиной гибели людей, оказавшихся во власти экстремистов, является не намерение преступников, а неадекватное поведение заложников. Понятно, что универсальных правил поведения заложника нет и быть не может. Наилучшим руководством к действию в данном случае, как и при любой другой экстремальной ситуации, всегда были и остаются здравый смысл, сообразительность, осторожность, находчивость. Однако практикой выявлены закономерности, знание которых позволит оказавшемуся заложником человеку оценить ситуацию, в которой он оказался, избежать грубых ошибок и просчетов и, в конечном счете, снизить риск для своей жизни.

При содержании вас в качестве заложника (по материалам: Христенко, 2004; сайтов:

http://www.biznes-advokat. ru/7-9-3.htm;

www.oskord.ru/ru/News /message/ FSD_terrorists.html)

 

Прежде всего необходимо предотвратить любые действия, способные вызвать раздражение у кого-либо из террористов, как со своей стороны, так и со стороны других заложников. Особенно это актуально для первых минут акции, когда преступники предельно возбуждены.

Необходимо постараться скорректировать свое душевное равновесие. С этой целью можно сконцентрироваться на своем дыхании, сосредоточить внимание на окружающей обстановке (посчитать количество лампочек в помещении, определить число «товарищей по несчастью» и т. п.) (Христенко, 2004).

Существует много разнообразных методик, дающих возможность управлять своим состоянием. Обычно для их освоения нужны месяцы и годы упорных тренировок, но существует ряд не менее эффективных методик, не требующих больших усилий и продолжительного времени:

? управление эмоциями путем регуляции их внешнего проявления (в экстремальной ситуации надо заставить себя, внутренне сосредоточившись, внешне выглядеть спокойным);

? метод «отрезвляющего» болевого эффекта, который заключается в мобилизации активности с помощью болевого воздействия: уколоть себя чем-то острым (иголка, значок и т. п.);

? самовнушение. Осуществляется путем многократного повторения слов или словесных формулировок, которые должны быть краткими, предельно четкими, простыми и ясными, реально выполнимыми в конкретной ситуации, не содержащими отрицания.

 

Успокоившись самому, надо постараться помочь сделать это окружающим, обращая особое внимание на детей, у которых психика еще не очень устойчива и которым сложно долго находиться на одном месте. Если рядом много незнакомых людей, постарайтесь познакомиться с ними. В процессе этого обмена информацией будет понятно, кто не в силах самостоятельно совладать со своим состоянием, кто нуждается в помощи и т. п., т. е. определить «кто есть кто» из числа вашего окружения (один из вариантов: сосед – пособник террористов).

Если вы заметите за собой непривычное поведение, которого вы никак не ожидали, непонятные ощущения, не бойтесь – вы не сошли с ума, такова закономерная реакция вашего организма на возникшие обстоятельства. Это пройдет (примерно через две недели после освобождения).

Взаимоотношения с преступниками. Не оказывайте агрессивного сопротивления, не делайте резких и угрожающих движений, не провоцируйте террористов на необдуманные действия. По возможности избегайте прямого визуального контакта с преступниками. С самого начала (особенно первые полчаса) выполняйте все их приказы и распоряжения. Займите позицию пассивного сотрудничества. Разговаривайте спокойным голосом. Избегайте выражений презрения, вызывающего враждебного тона и поведения, которые могут провоцировать гнев захватчиков. Ведите себя спокойно, сохраняйте при этом чувство собственного достоинства. Не высказывайте категоричных отказов, но не бойтесь обращаться со спокойными просьбами о том, в чем остро нуждаетесь.

Попытайтесь осознать свою роль в качестве заложника. Помните о «стокгольмском синдроме». Так же, как более слабые люди становятся зависимыми от более сильных личностей, беспомощные заложники становятся зависимыми от своих похитителей, могут перенять их точку зрения или начать воспринимать представителей власти, как нечто антагонистическое не только по отношению к похитителям, но и по отношению к себе.