ДЕКАБРЯ (Божественная природа души)

Душа человеческая однородна с божеством.

 

Человек приобщается Богу настолько, насколько Бог уже живет в нем, и, как говорит Ангелус, мистический поэт 17 века, тот глаз мой, которым я вижу Бога, есть тот самый глаз, которым Бог видит меня.

Амиель

Душа человека — светильник Бога.

Талмуд

Услышали раз рыбы в реке, что люди говорят, что рыбы могут жить только в воде. И, услыхав это, рыбы очень удиви­лись и стали спрашивать друг у друга, не знает ли кто, что такое вода. Тогда одна умная рыба сказала: «Говорят, в море живет старая мудрая и ученая рыба, она все знает, поплывем к ней и спросим у нее, что такое вода». И вот поплыли рыбы в море к тому месту, где жила мудрая рыба, и спросили ее, что такое вода и как узнать ее. И старая мудрая рыба сказала:

«Вода — это то, чем мы живем, в чем живем. Вы оттого и не знаете воды, что живете в ней и живете ею».

Так и люди не знают Бога, тогда как — живут Им и живут в Нем.

Суфи

Для того, кто поднимается мыслью на небо, всегда будут ясные дни: над облаками всегда сияет солнце.

Дух Божий охватывает наши души, проникает в них. Мы не видим Его, потому что Он слишком близок нам. И Он бли­зок нам не только для того, чтобы мы познавали Его, но чтобы Он действовал на нас, влиял на нас, сообщал нам свою божественность. В этом великий отеческий дар Бога.

Чаннинг

Если ты чего-нибудь желаешь, чего-нибудь боишься, то это значит, что ты не веруешь в того Бога любви, который есть в тебе. Если бы ты верил в Него, то ничего не мог бы же­лать, потому что все желания того Бога, который живет в тебе, всегда исполняются, а ничего не боялся бы потому, что для Бога ничего не страшно.

Природа души так глубока, что, как бы мы ни пытались узнать ее, мы никогда не будем в состоянии определить ее.

Гераклит

Если сравнивать наши силы с силами природы, мы — ни­чтожные игрушки судьбы. Но если мы, вместо того чтобы сравнивать себя с вещественным творением, узнали в себе душу творца, мы сознаем себя несоизмеримыми со всем ве­щественным миром и единородными со всемирным духом.

По Эмерсону

————————

Что бы ни постигло тебя, ты не можешь быть несчастлив, сознавая свое единство с Богом.

15 ДЕКАБРЯ (Истина)

Правда сама по себе не есть добродетель, но она необхо­димое условие всего доброго.

Есть ложь сознательная, когда человек знает, что он гово­рит неправду, но он говорит ее потому, что она ему выгодна, и есть ложь невольная, когда человек и желал бы, но не умеет сказать правду.

Только заблуждение нуждается в искусственной поддерж­ке. Истина может стоять одна.

Все блага — ничто пред благом истины; все сладости — ничто пред сладостью истины; блаженство истины безмерно превосходит все радости.

Буддийская мудрость

Человек не может быть вполне правдив, потому что в нем всегда борются, усиливаются и ослабевают самые различные и противоположные стремления, и точно выразить их чело­век бывает не в силах.

Заблуждения держатся лишь некоторое время, истина же остается всегда тем, чем была, и после всех нападок, затемне­ний, уловок, софизмов, уверток и всякой лжи.

Надо постоянно учиться делать, говорить и думать прав­ду. Только тот, кто начнет учиться этому, поймет, как мы да­леки от правды.

Вредна ложь во всех житейских делах: продать старое за свежее, порченое за целое, обещать отдать долг и знать, что не отдашь, и т. п., но всякая такая ложь — ничто перед ложью в делах духовных: выдавать за Бога то, что не есть Бог, уверять в спасительности для души того, что не дает блага душе, вы­давать за грех и худое то, что праведно и добро и т. п. В таких делах — главное зло неправды.

————————

Нет человека безгрешного и нет человека вполне правди­вого. Разница между людьми не в том, что один вполне без­грешен и правдив, а другой — весь грешен и лжив, а в том, что один стремится к наибольшей безгрешности и правди­вости, а другой не стремится к этому.

НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

ГАРРИСОН И ЕГО «ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ»

Гаррисон как человек просвещенный светом христианст­ва, начав с практической цели — борьбы с рабством, — очень скоро понял, что причина рабства не случайное, временное завладение южанами несколькими миллионами негров, но давнишнее и всеобщее, противное христианскому учению признание права насилия одних людей над другими. Пово­дом к признанию этого права всегда было то зло, которое люди считали возможным искоренить или уменьшить грубой силой, т. е. злом же. И, поняв это, Гаррисон выставил против рабства не страдания рабов, не жестокости владельцев, не гражданскую равноправность людей, а вечный христианский закон непротивления злу насилием, non resistance. Гаррисон понимал то, чего не понимали самые передовые борцы про­тив рабства: что единственным неопровержимым доводом против рабства было отрицание права одного человека на свободу другого при каких бы то ни было условиях. Аболюционисты старались доказать, что рабство незаконно, невыгод­но, жестоко, развращает людей и т. п., но сторонники рабства столь же основательно доказывали несвоевременность, опас­ность и вредные последствия, могущие произойти от осво­бождения. И ни те, ни другие не могли убедить друг друга. Гаррисон же, понимая, что рабство негров было только част­ным случаем всеобщего насилия, выставил общий принцип, с которым нельзя было не согласиться, — тот, что ни один че­ловек ни под каким предлогом не имеет права властвовать, т. е. употреблять насилие над себе подобными. Гаррисон не столько настаивал на праве рабов быть свободными, сколько отрицал право какого бы то ни было человека или собрания людей принуждать к чему-нибудь силою другого человека. Для борьбы с рабством он выставил принцип борьбы со всем злом мира.

Выставленный Гаррисоном принцип этот был неопровер­жим, но он затрагивал, разрушал все основы установившего­ся порядка, и потому люди, дорожащие своим положением при существующем порядке, испугались провозглашения и тем более приложения к жизни этого принципа, старались за­молчать, обойти его, надеялись достигнуть своей цели без.провозглашения и приложения к жизни принципа непротив­ления насилию, разрушающего, как им казалось, всякое бла­гоустройство человеческой жизни. И последствием этого ук­лонения от признания незаконности насилия была та братоубийственная война, которая, решив вопрос внешним обра­зом, внесла новое, едва ли не большее зло развращением, со­путствующим всякой войне, в жизнь американского народа. Сущность же вопроса осталась неразрешенной, и тот же во­прос, только в новой форме, стоит теперь перед народом Со­единенных Штатов. Тогда вопрос был в том, как освободить негров от насилия рабовладельцев; теперь вопрос в том, как освободить негров от насилия всех белых и белых от насилия черных.

И разрешение этого вопроса в новой форме совершится, конечно, не линчеванием негров и не какими-либо искусны­ми и либеральными мерами американских политиков, а толь­ко приложением к жизни того же принципа, который полве­ка тому назад был провозглашен Гаррисоном.

Хотят или не хотят этого люди, только во имя этого прин­ципа могут освободиться люди от порабощения и угнетения друг друга. Хотят или не хотят этого люди, принцип этот ле­жит в основе всех совершившихся и имеющих совершиться истинных усовершенствований в жизни людей. Людям ка­жется, что приложение принципа непротивления к жизни во всей его полноте сразу уничтожает все столь дорого стоившее или с таким трудом установленное устройство этой жизни; но люди забывают, что принцип непротивления не есть прин­цип насилия, а — согласия и любви, и потому не может быть сделан обязательным для людей. Принцип этот может только быть свободно принят. И в той мере, в которой он свободно принимается людьми и прилагается к жизни, только в той мере и совершается истинный прогресс в жизни людей.

Гаррисон первый провозгласил этот принцип, как прави­ло для устройства жизни людей, и в этом его великая заслуга.

Если он тогда и не достиг мирного освобождения рабов в Америке, он указал на путь освобождения всех людей вообще от власти грубой силы.

Л. Н. Толстой