Он доверял всем и ненавидел, когда ему говорили

Дурное о людях.

Известие о болезни сына было трагическим ударом как для Государя, так и для Государыни. Государь заметно постарел за один-единственный день; находящиеся с ним в близком общении люди не могли не заметить его постоянную скорбь о будущем своего сына. Когда Алексей не мог ходить, Государь обычно носил его на руках.

В Спале Алексей был серьезно болен, я первый раз видела плачущего Государя. Ребенок кричал от боли, Государь в конце концов не выдержал и выбежал из комнаты. Я пошла вслед за Государем и увидела его плачущим, уткнувшим лицо в руки, за своим рабочим столом в кабинете.

Несмотря на доброту Государя, Великие Князья его побаивались. В одно из первых моих дежурств я обедала у Их Величеств; кроме меня обедал дежурный флигель-адъютант, Великий Князь. После обеда Великий Князь стал жаловаться на какого-то генерала, что он в присутствии других сделал ему замечание. Государь побледнел, но молчал. От гневного вида Государя у Великого Князя не вольно тряслись руки, пока он перебирал какую-то книгу. После Государь сказал мне: «Пусть он благодарит Бога, что Ее Величество и вы были в комнате, — иначе бы я не сдержался!».

Бедный Государь, каждое разочарование тяжело ложилось на его душу; он доверял всем и ненавидел, когда ему говорили дурное о людях; поэтому то, что Их Величества перенесли позже, было в десять раз тяжелее для них, чем для людей подозрительных и недоверчивых.

Личные деньги Государя находились у моего отца, в канцелярии Его Величества. Отец мой принял 400`000 тысяч и увеличил капитал до 4 миллионов и ушел во время революции без одной копейки. Он и мы, его дети, гордились тем, что, прослужив более 20 лет, он не только не получал денежного вознаграждения, но и дачу летом нанимал на свои личные средства, тогда как всем своим подчиненным выхлопатывал субсидии. Тысячи неимущих получали помощь из этих личных средств Государя.

Часто Государя и его супругу считают лично виновными в революции, не учитывая существования гораздо более глубоких причин, которые имели свое начало в ранних временах российской истории. Для осуществления революции требовалось лишь взорвать Краеугольный камень русской государственности — самого Государя! Но, даже если у Государя и не было бы данных блестящего и непревзойденного правителя, враждебного нападения на него из-за этого не произошло бы.

О манифесте 17 октября [1905 г.] мы еще тогда ничего не слыхали. Манифест этот, ограничивающий права Самодержавия и создавший Государственную Думу, был дан Государем после многочисленных совещаний, а также и потому, что на этом настаивали Великий Князь Николай Николаевич и граф Витте. Государь не сразу согласился на этот шаг не потому, что Манифест ограничивал права Самодержавия, но его останавливала мысль, что русский народ еще вовсе не подготовлен к представительству и самоуправлению, что народные массы находятся еще в глубоком невежестве, а интеллигенция преисполнена революционных идей.

Я знаю, как Государь желал, чтобы народ его преуспевал в культурном отношении, но в 1905 г. он сомневался, что полная перемена в государственном управлении может принести пользу стране. В конце концов, его склонили подписать Манифест. Мне передавали, что Великий Князь Николай Николаевич будто бы грозил в противном случае застрелиться.

Слышала я тоже, что будто, когда Государь сильно взволнованный, подписывал Указ о проекте Государственной Думы, министры встали и ему поклонились. Государь и Государыня горячо молились, чтобы народное представительство привело Россию к спокойствию и порядку.

Первое торжественное открытие Думы состоялось в Зимнем дворце, в Большом Тронном зале Государь обратился к собравшимся со вступительным словом. Я все еще помню его ясный, далеко разносящийся голос, так как Государь, по милости Божией, был блестящим оратором. На речь Государя ответили громким «Ура». На этом и закончилась общая деятельность Государя и Думы. Я стояла возле одной пожилой придворной дамы, которая очень тихо промолвила после речи Государя: «Сейчас мы хороним Россию».

Помню, как во время войны он несколько раз упоминал о будущих переменах конституционного характера. Повторяю, сердце и душа Государя были на войне; к внутренней политике, может быть, в то время он относился слишком легко. После каждого разговора он всегда повторял: «Выгоним немца, тогда примусь за внутренние дела!». Я знаю, что Государь все хотел дать, что требовали, но — после победоносного конца войны. «Почему, — говорил он много-много раз и в Ставке, и в Царском Селе, — не хотят понять, что нельзя проводить внутренние государственные реформы, пока враг на Русской земле? Сперва надо выгнать врага!».

Их Величества получили телеграмму от Кайзера Вильгельма, где он лично просил Государя, своего родственника и друга, остановить мобилизацию, предлагая встретиться для переговоров, чтобы мирным путем окончить дело. История после разберется, было ли это искреннее предложение или нет. Государь, когда принес эту телеграмму, говорил, что он не имеет права остановить мобилизацию, что германские войска могут вторгнуться в Россию, что по его сведениям, они уже мобилизованы, и «как я тогда отвечу моему народу?».

Как-то раз, когда мы пили чай, он сказал Государыне и мне, что Россия почти всегда, в конечном счете, выходила победительницей из войн, и что война поднимет и усиливает престиж Престола. Ему было тяжело. Единственным человеком, кто понимал его, не считая Государыню, была его сестра, Великая княгиня Ольга Александровна. Она часто приходила к Их Величествам и делала все возможное, чтобы ободрить и утешить их.

Итак, жребий был брошен. Государь и Государыня поехали в Петербург, чтобы сделать официальное объявление войны. Их Величества прибыли морем в Петербург. Они шли пешком от катера до Дворца, окруженные народом, их приветствующим. Мы еле пробрались до Дворца; по лестницам, в залах, везде толпы офицерства и разные лица, имеющие проезд. Нельзя себе вообразить, что делалось во время выхода Их Величеств.

Залы Зимнего дворца были до предела заполнены, ибо присутствовали все, у кого было право пребывания при Дворе. Перед Дворцом стояла многотысячная толпа людей.

Посещение Их Величеств Петербурга в день объявления войны, казалось, совершенно подтвердило предсказание Царя, что война пробудит национальный дух в народе. Что делалось в этот день на улицах, уму непостижимо! Везде тысячные толпы народа, с национальными флагами, с портретами Государя. Пение гимна и «Спаси, Господи, люди Твоя». Никто из обывателей столицы, я думаю, в тот день не оставался дома.

В Николаевском зале был отслужен Молебен, после которого Государь обратился ко всем присутствующим с речью. В голосе его вначале были дрожащие нотки волнения, но потом он стал говорить уверенно и с воодушевлением. Окончил речь свою словами, что «не окончит войну, пока не изгонит последнего врага из пределов русской земли».

Ответом на эти слова было оглушительное «ура», стоны восторга и любви; военные окружили толпой Государя, махали фуражками, кричали так, что казалось, стены и окна дрожат. Государь в течение многих часов принимал заверения в преданности ему от тысяч государственных служащих, министров, дворянства и других.

Я почему-то плакала, стоя у двери залы. Их Величества медленно продвигались обратно, и толпа, невзирая на придворный этикет, кинулась к ним; дамы и военные целовали их руки, плечи, платье Государыни. Она взглянула на меня, проходя мимо, и я видела, что у нее глаза полны слез. Когда они вошли в Малахитовую гостиную, Великие Князья побежали звать Государя показаться на балконе.

Все море народа на Дворцовой площади, увидав его, как один человек опустилось перед ним на колени. Склонились тысячи знамен, пели гимн, молитвы... все плакали... Таким образом, среди чувства безграничной любви и преданности Престолу — началась война.

Сразу после объявления войны Государь с Наследником пошли прощаться с солдатами, уходящими на фронт.

 Людмила Хухтиниеми.

По воспоминаниям А.А. Танеевой (мон. Марии).

https://3rm.info

 

Воспоминания.

МОЙ СВЯТОЙ ЦАРЬ... В нём не было ни честолюбия, ни тщеславия, а проявлялась огромная нравственная выдержка

Мой Государь. Его Императорское Величество Государь Николай Александрович.

«Сколько лет я жил около Царя, и ни разу не видел его в гневе. Всегда он был очень ровный и спокойный.

/.../ Его платья были часто чинены. Не любил он мотовства и роскоши. Его штатские костюмы велись у него с жениховских времен».

(Из воспоминаний царского камердинера А.А. Волкова).

«В высказываниях Государя о своих врагах никогда нельзя было уловить ни малейшего оттенка раздражения. На выраженное по этому поводу удивление Государь сказал: «Эту струну личного раздражения мне удалось уже давно заставить в себе умолкнуть. Раздражительностью ничего не поможешь, да к тому же от меня резкое слово звучало 6ы обиднее, чем от кого-нибудь другого».

(Из книги «Государь Император Николай II и его семья», 1993 г., М.).

«Николая 11 упрекали за слабоволие, но люди были далеки от истины. Ее Величество, которая была в курсе всего, что говорится о Государе и о ней самой, очень переживала из-за ложных наветов на Императора. «Его обвиняют в слабоволии, - сказала она как-то с горечью. - Как же плохо люди знают своего Царя! Он сильный, а не слабый. Уверяю Вас, Лили, громадного напряжения воли стоит ему подавлять в себе вспышки гнева, присущие всем Романовым. Он преодолел непреодолимое: научился владеть собой - и за этого его называют слабовольным. Люди забывают, что самый великий победитель - это тот, кто побеждает самое себя».

Ее Величество заметила, что их с Государем обвиняют в том, что они не желают окружать себя настоящими помощниками. «Поразительное дело, Лили, - сказала она. - Мы вот двадцать лет мы пытаемся найти настоящих помощников, и все напрасно. Да и существуют ли они - эти настоящие помощники?».

Ее Величество возмущала злобная клевета, направленная против Государя. «Удивительно, что его не обвиняют в излишней доброте. Во всяком случае, это было бы правдой! - воскликнула однажды Императрица». Клевета в свой собственный адрес Государыню трогала меньше, хотя тоже немало досаждала. «Почему людям непременно необходимо перемывать мне кости? - вырывалось как-то у нее. - Почему они не оставят меня в покое?».

(Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная царица»).

«Сколько писалось и говорилось о характере Их Величеств, но правды еще никто не сказал. Государь и Государыня были, во-первых, люди, а людям свойственны ошибки, и в характере каждого человека есть хорошие и дурные стороны.

У Государыни был вспыльчивый характер, но гнев ее также быстро и проходил. Ненавидя ложь, она не выносила, когда даже горничная ей что-нибудь наврет; тогда она накричит, а потом высказывает сожаление: «Опять не могла удержаться!».

Государя рассердить было труднее, но когда он сердился, то, как бы переставал замечать человека и гнев его проходил гораздо медленнее. От природы он был добрейший человек. «L'Empereur est essentiellement bоп (Император в основе, по своему существу добр - сост.)», - говорил мой отец. В нем не было ни честолюбия, ни тщеславия, а проявлялась огромная нравственная выдержка, которая могла казаться людям, не знающим его, равнодушием.

С другой стороны, он был настолько скрытен, что многие считали его неискренним. Государь обладал тонким умом, не без хитрости, но в то же время он доверял всем. Не удивительно, что к нему подходили люди, малодостойные его доверия».

(Из воспоминаний А.А. Вырубовой «Страницы из моей жизни»).

«Как-то...Николай II попросил одного молодого офицера что-то передать Великой Княжне Татьяне Николаевне. Офицер взял под козырек и отказался исполнить просьбу Царя: «Виноват, Ваше Величество, но я не могу этого сделать!» - «Почему?» - «Мы поссорились с Великой Княжной и уже три дня не разговариваем».

Интересно было бы знать, как поступил бы в таком случае Император Николай I? А Император Николай II просто взял молодого офицера под руку и сказал: «Пойдемте, я вас помирю...».

(Из воспоминаний Г. А. Нечаева «На яхте «Штандарт»).

«Во время одной прогулки по берегу Днепра, при посещении Императорской Ставки Верховного Главнокомандующего, Цесаревич, будучи в шаловливом настроении, вытащил у меня зонтик и бросил его в реку. Великая Княжна Ольга и я старались зацепить его палками и ветками... Неожиданно появился Государь. «Что это за представление?» - спросил он, удивленный нашими упражнениями около воды.

«Алексей бросил ее зонтик в реку, и это такой стыд, так как это ее самый лучший», - ответила Великая Княжна, стараясь безнадежно зацепить ручку большой корявой веткой. Улыбка исчезла с лица Государя. Он повернулся к своему сыну: «Так в отношении дамы не поступают, - сказал он сухо. - Мне стыдно за тебя, Алексей. Я прошу извинения за него, - добавил он, обращаясь ко мне, - и я попробую исправить дело и спасти этот злополучный зонтик».

К моему величайшему смущению, Император вошел в воду. Когда он дошел до зонтика; вода была выше колен... Он передал его мне с улыбкой. «Мне все же не пришлось плыть за ним! Теперь я сяду, и буду сушиться на солнце».

Бедный маленький Царевич, красный от отцовского резкого замечания, расстроенный подошел ко мне. Он извинился, как взрослый. Вероятно, Государь позже поговорил с ним, так как после этого случая он перенял манеру отца, подчас забавляя нас неожиданными старомодными знаками внимания по отношению к женщинам. Это было очаровательно».

(Из воспоминаний баронессы С.К. Бухсгевден «Император Николай II, каким я его знала»).

«Никогда никто из окружающих не слышал от Их Величеств или от Их Высочеств слово «приказываю». Ее Величество...всегда удивительно ласково заговаривала с нами и, когда я целовала ей руку, целовала меня в висок.

Один раз пришел Государь, и от одного взгляда его чудных синих глаз я чуть не расплакалась и ничего не могла ответить на его вопросы о нашем путешествии. Неудивительно, что я, девочка, смутилась, но я знаю светских дам и мужчин, не один раз видевших Государя и говоривших, что от одного взгляда этих глубоких и ласковых глаз они еле удерживали слезы умиления и готовы были на коленях целовать у него руки и ноги».

(Из воспоминаний Т.Мельник (Боткиной).

«Внешне Его Величество был поразительно похож на короля Георга V. Но у него были незабываемые глаза. Глаза его двоюродного брата, хотя и красивые, лишены того неповторимого выражения, которое было свойственно Государю Императору. В них сливались воедино грусть, доброта, смирение и трагизм. Казалось, что Николай II предвидел и свое трагическое земное будущее, и грядущее Царствие Небесное. Он был Избранником Божиим.

/.../ Его Величество обладал умением расположить к себе. Когда вы находились в его обществе, вы забывали; что перед вами Государь Император. Всякая напыщенность в нем отсутствовала».

(Из воспоминаний Юлии Ден «Подлинная царица»).

«Во время одной из своих прогулок во Франкфурте, уже незадолго до отъезда в Дармштадт, Государь и Императрица зашли в русское посольство и, не называя себя, сказали не узнавшему их лакею, что они желали бы видеть посланника. Посланник, камергер Озеров, чувствовавший себя в этот день не совсем здоровым, раньше, чем принять посетителей, попросил секретаря посольства, камер-юнкера Дубенского, пойти и узнать, кто именно и зачем желает его видеть.

Можно себе представить, какой поднялся переполох, когда Дубенский, не веря своим глазам, увидел сидящих в передней Государя и Императрицу. Побыв у Озеровых около получаса и очаровав их своею любезностью, Их Величества пешком же вернулись во дворец, очень довольные своим визитом.

Надо сказать, что Его Величество совсем не имел привычки носить штатское платье, а в особенности шляпы, и главным образом цилиндр, который при этом был у него далеко не лучшего качества и формы. Войдя как-то в вагон, Государь, будучи в очень хорошем настроении духа, обратился ко мне с каким-то вопросом по поводу своего костюма, а затем вдруг сказал: «Вы, впрочем, с презрением смотрите на то, как мы, военные, носим штатское платье, и подсмеиваетесь над нашим неумением».

Я, конечно, постарался уверить Его Величество в противном. «Но, – добавил я, – цилиндр Вашего Величества, действительно, приводит меня в некоторое недоумение и смущение. Мне кажется, что Ваше Величество могли бы иметь более лучший, и носить его несколько иначе, чтобы скрыть Вашу непривычку к этому головному убору».

Мое замечание, смелости которого я сам испугался, по-видимому, задело Государя за живое. Он быстро снял свою шляпу и начал ее рассматривать. «Не понимаю, – сказал он, – что Вы находите нехорошего в моем цилиндре; прекрасная шляпа, которую я купил перед самым отъездом у Brunot и очень ею доволен. Ваше замечание не больше, как простая придирка штатского к военному».

(Из книги В. И. Мамонтова «На Государевой службе»).

«Ольга Николаевна...много читала вне уроков. Когда она стала старше, всякий раз, как я давал ей книгу, под предлогом трудности текста или незначительности интереса, который он представлял, я отмечал на полях места или главы, которые она должна была пропускать, с тем, чтобы потом вкратце передать ей их содержание.

Я делал так из предосторожности... Ольга Николаевна читала «Les Misårables» Виктора Гюго и дошла до описания битвы под Ватерлоо. В начале урока она передала мне, как всегда, список слов, которые она не поняла. Каков же был мой ужас, когда я увидел выписанным слово, создавшее славу героя, командовавшего гвардией! Я был уверен, что соблюл все предосторожности... Я попросил книгу, чтобы проверить свои отметки, и убедился в своей непростительной забывчивости. Чтобы избежать щекотливого объяснения, я вычеркнул злосчастное слово и вернул ей листок.

Ольга Николаевна воскликнула: «Каково! Вы вычеркнули слово, смысл которого я вчера спрашивала у пап'а!». Если бы молния упала у моих ног, она не произвела бы во мне большего потрясения: «Как, вы...». - «Ну да, и он сначала меня спросил, откуда я знаю это слово, а потом сказал, что это очень сильное выражение, которое повторять не надо, но что в устах генерала, его сказавшего, оно было в ту минуту самым прекрасным словом французского языка».

Несколько часов спустя я встретил Государя на прогулке в парке; он отозвал меня в сторону и сказал мне самым серьезным голосом: «Вы, однако, обучаете моих дочерей странному подбору слов!». Я запутался в смущенных объяснениях, но Государь расхохотался и перебил меня: «Бросьте, не смущайтесь, я отлично понял все, что произошло, и сказал моей дочери, что это страница славы французской армии».

(Пьер Жильяр, «Из воспоминаний об Императоре Николае II и его семье»).

Православный календарь 2010.

https://3rm.info