Обращение учителей к своему ученику графу Дэкону

Мы добьЈмся от тебя полезных знаний, Сломаем твой упрямый нрав. РасчЈт и смысл научных зданий В тебя из книг напустим, граф. Тогда ты сразу всЈ поймЈшь И по-иному поведЈшь Свои нелепые порядки. Довольно мы с тобой, болван, играли в прятки -- ВсЈ по-другому повернЈм: Что было ночью, станет днЈм. ТвоЈ бессмысленное чтенье Направим сразу в колею, И мыслей бурное кипенье Мы превратим в наук струю. От женских ласковых улыбок Мы средство верное найдЈм, От грамматических ошибок Рукой умелой отведЈм. Твой сон, беспутный и бессвязный, Порою чистый, порою грязный, Мы подчиним законам века, Мы создадим большого человека. И в тайну материалистической полемики Тебя введЈм с открытыми глазами, Туда, где только академики Сидят, сверкая орденами. Мы приведЈм тебя туда, Скажи скорей нам только: да. Ты среди первых будешь первым. Ликует мир. Не в силах нервам Такой музыки слышать стон, И рЈв толпы, и звон литавров, Со всех сторон венки из лавров, И шапки вверх со всех сторон. Крылами воздух рассекая, Аэроплан парит над миром. Цветок, из крыльев упадая, Летит, влекомый прочь эфиром. Цветок тебе предназначался. Он долго в воздухе качался, И, описав дуги кривую, Цветок упал на мостовую. Что будет с ним? Никто не знает. Быть может, женская рука Цветок, поднявши, приласкает. Быть может, страшная нога Его стопой к земле придавит. А может, мир его оставит В покое сладостном лежать. Куда идти? Куда бежать, Когда толпа кругом грохочет И пушки дымом вверх палят? Уж дым в глазах слезой щекочет И лбы от грохота болят. Часы небесные сломались, И день и ночь в одно смешались. То солнце, звЈзды иль кометы? Иль бомбы, свечи и ракеты? Иль искры сыплются из глаз? Иль это кончен мир как раз? Ответа нет. Лишь вопль, и крики, И стон, и руки вверх, как пики. Так знай! Когда приходит слава, Прощай спокойстие твоЈ. Она вползает в мысль, и, право, Уж лучше не было б еЈ. Но путь избран. Сомненья нет. Доверься нам. Забудь мечты. ПройдЈт ещЈ немного лет, И вечно славен будешь ты. И, звонкой славой упоЈнный, Ты будешь мир собой венчать, И бог тобою путь пройдЈнный В скрижалях будет отмечать.         1934 --------

АНДОР

   Мяч летел с тремя крестами быстро люди все местами поменялись и галдя устремились дабы мяч под калитку не проник устремились напрямик эка вылезла пружина из собачьей конуры вышиною в пол-аршина и залаяла кры-кры одну минуту все стояли тикал в роще метроном потом все снова поскакали важно нюхая долото пришивая отлетевшие пуговицы но это было всЈ не то дула смелая железка импопутный корешок и от шума и от плеска солнце сжалось на вершок когда сам сын, вернее мяч летел красивый импопутный подпрыгнет около румяч руками плещет у ворот воздушный голубец потом совсем наоборот ложится во дворец и медленно стонет шатая словарь и думы палкой гонит: прочь прочь бродяги ступайте в гости к Анне Коряге. И думы шатая живого леща топчет ногами калоши ища волшебная ночь наступает волшебная ночь наступает волшебная кошка съедает сметану волшебный старик долго кашляя дремлет волшебный стоит под воротами дворник волшебная шишка рисует картину: волшебную ложадь с волшебной уздечкой волшебная причка глотает свистульку и сев на цветочек волшебно свистит ах девочки куколки где ваши ленточки у няни в переднике острые щепочки ах девочки дурочки полно тужить холодные снегурочки будут землю сторожить.         13-14 января 1930 --------

Пробуждение элементов

Бог проснулся. Отпер глаз,     взял песчинку, бросил в нас. Мы проснулись. Вышел сон. Чуем утро. Слышим стон. Это сонный зверь зевнул. Это скрипнул тихо стул. Это сонный, разомлев, тянет голову сам лев. Спит двурогая коза. Дремлет гибкая лоза. Вот ночную гонит лень -- Изо мха встаЈт олень. Тело стройное несЈт, шкуру тЈмную трясЈт. Вот проснулся в поле пень: значит, утро, значит, день. Над землЈй цветок не спит. Птица-пигалица летит, смотрит: мы стоим в горах в длинных брюках, в колпаках, колпаками ловим тень, славословим новый день.    в с Ј         18 января 1930 --------

* * *

-- Мне всЈ противно. Миг и вечность меня уж больше не прельщают. Как страшно, если миг один до смерти, но вечно жить ещЈ страшнее. А к нескольким годам я безразлична. -- Тогда возьми вот этот шарик -- научную модель вселенной. Но никогда не обольщай себя надеждой, что форма шара -- истинная форма мира. Действительно, мы к шару чувствуем почтенье и даже перед шаром снимем шляпу: лишь только то высокий смысл имеет, что узнаЈт в своей природе бесконечной. Шар бесконечная фигура. -- Мне кажется -- я просто дура. Мне шар напоминает мяч. Но что такое шар? Шар деревянный, просто дерева обрубок. В нЈм смысла меньше, чем в полене. Полено лучше тем, что в печь хотя бы легче лезет. Однако я соображаю: планеты все почти шарообразны. Тут есть над чем задуматься, но я бессильна. -- Однако я тебе советую подумать: чем ниже проявление природы, тем дальше отстоит оно от формы шара. Сломай кусок обыкновенного гранита -- и ты увидишь острую поверхность. Но если ты не веришь мне, голубка, то ничего тебе сказать об этом больше не могу. -- Ах нет, я верю, я страдаю, умом пытаюсь вникнуть в суть. Но где мне силы взять, чтоб уловить умом значенье формы. Я женщина, и многое сокрыто от меня. Моя структура предназначена природой не для раскрытия небесных тайн природы. К любви стремятся мои руки. Я слышу ласковые звуки. И всЈ на свете мной забыто -- и время конь,    и каждое мгновение копыто. ВсЈ погибло. Мир бледнеет. Звезды рушатся с небес. День свернулся. Миг длиннеет. Гибнут камни. Сохнет лес. Только ты стоишь, учитель, неизменною фигурой. Что ты хочешь, мой мучитель? Мой мучитель белокурый? В твоЈм взгляде светит ложь. Ах, зачем ты вынул нож!         6 августа 1933 --------   (стилизация древнего заговора) На сiянии дня месяца iюня говорилъ Данiилъ с окномъ слышанное сохранилъ и ткимъ образомъ увидеть думая светъ говорилъ солнцу: солнце посвети в меня проткни меня солнце семь разъ ибо девятью драми живъ я следу злости и зависти выходъ низъ пище хлебу и воде ротъ мой страсти физике языкъ мой вы и дханiю ноздрями путь два уха для слушанiя и свету окно глаза мои         1931 --------

Размышление о девице

Прийдя к Липавскому случайно, Отметил я в уме своем: Приятно вдруг необычайно Остаться с девушкой вдвоем.     Когда она пройдет воздушной Походкой -- ты не говоришь; Когда она рукой послушной Тебя коснется -- ты горишь; Когда она слегка танцуя И ножкой по полу скользя Младую грудь для поцелуя Тебе подставит, -- то нельзя    Не вскрикнуть громко и любезно, С младой груди пылинку сдуть, И знать, что молодую грудь Устами трогать бесполезно.         21 января 1935 --------

Антон и Мария

Стучался в дверь Антон Бобров. За дверью, в стену взор направив, Мария в шапочке сидела. В руке блестел кавказский нож, часы показывали полдень. Мечты безумные оставив, Мария дни свои считала и в сердце чувствовала дрожь. Смущен стоял Антон Бобров, не получив на стук ответа. Мешал за дверь взглянуть тайком в замочной скважине платок. Часы показывали полночь. Антон убит из пистолета. Марию нож пронзил. И лампа не светит больше в потолок.         26 января 1935? --------

* * *

Я знаю, почему дороги, отрываясь от земли, играют с птицами, ветхие веточки ветра качают корзиночки, сшитые дятлами. Дятлы бегут по стволам, держа в руках карандашики. Вон из дупла вылетает бутылка и направляет свой полЈт к озеру, чтоб наполниться водой,-- то-то обрадуется дуб, когда в его середину вставят водяное сердце. Я проходил мимо двух голубей. Голуби стучали крыльями, стараясь напугать лисицу, которая острыми лапками ела голубиных птенчиков. Я поднял тетрадь, открыл еЈ и прочитал семнадцать слов, сочинЈнных мною накануне,-- моментально голуби улетели, лисица сделалась маленьким спичечным коробком. А мне было чрезвычайно весело.         1931 --------

* * *

Горох тебе в спину. Попади тебе булыжник под лопатку. Падай, падай. Без движенья на земле, раскинув руки, отдохни. Много бегал, утомился. Ноги стали волочиться. Взор стеклянный перестал метать копьЈ в глубь предметов. Сядь на стул -- зажги сигару. Это лучше, чем лежать, раскинув руки, на земле. Посмотри -- на небе солнце, в светлом воздухе летают птицы, на цветах сидят стрекозы и жуки. Вон горох, к тебе летящий, только спину пощекотит, а булыжник от лопатки, будто мячик, отлетит. Встань, встань. Подойди походкой твЈрдой к центру мира, где волна реки Батобр пни срывает с берегов и на камне умный бобр держит рыбу меж клыков. Люди, звери и предметы ниц падут перед тобой, и на лбу твоЈм высоком вспыхнет яркий лампион.         23 января 1934 --------

Радость

Мыс Афилей: Не скажу, что и в чЈм отличие пустого разговора от разговора о вещах текучих и, даже лучше, о вещах такого рода, в которых можно усмотреть причину жизни, времени и сна. Сон -- это птица с рукавами. А время -- суп, высокий, длинный и широкий. А жизнь -- это времени нога. Но не скажу, что можно говорить об этом, и в чЈм отличие пустого разговора от разговора о причине сна, времени и жизни. Да, время -- это суп кручины, а жизнь -- дерево лучины, а сон -- пустыня и ничто. Молчите. В разговоре хоть о чЈм-нибудь всегда присутствует желанье сказать хотя бы что-нибудь. И вот, в корыто спрятав ноги, воды мутные болтай. Мы, весЈлые, как боги, едем к тЈте на Алтай. ТЈтя: Здравствуй, здравствуй, путьша пегий, уж не ты ли, путник, тут хочешь буквам абевеги из чернил приделать кнут? Я -- старуха, ты -- плечо, я -- прореха, ты -- свеча. То-то будет горячо, коли в ухо мореча! Мыс Афилей: Не вдавайтесь, а вдавейтесь, не пугайтесь, а пугейтесь. ВсЈ настигнет естега: есть и гуки, и снега. ТЈтя: Ну ползи за воротник. Ты родник и ты крутник. Мыс Афилей: А ты, тЈтя, не хиле, ты микука на хиле. ТЈтя: Врозь и прямо и вседней, мокла радости видней. Хоть и в Библи был потоп, но не тупле, а котоп. Мыс Афилей: Хваду глЈвла говори. Кто,-- сказали,-- главари? Медень в оципе гадай или < нрзб. > ТЈтя:     Я -- старуха без очков, не видать мне пятачков,-- вижу в морде бурачок,-- Ну так значит -- пятачок! Мыс Афилей: Ты, старуха, не виляй, коку-маку не верти, покажу тебе -- гуляй! -- будешь киснуть взаперти. Где контыль? и где монтыль? Где двудлинная мерла? ТЈтя (трясясь): Ой-де, люди, не бундыль, я со страху померла. Мыс Афилей (доставая карандаш): Прочь, прочь, прочь! Отойди, тЈтя, радости река, наземь вилы поклади! Пожалейте моряка. ТЈтя: Ты не ври и не скуври, вижу в жиле шушность я, ты мой дух не оскверни, потому что скушность я. Мыс Афилей: Потому что скушность я. ТЈтя: Е, еда мне ни к чему: ешь, и ешь, и ешь, и ешь. Ты подумай, почему всЈ земное -- плешь и грешь? Мыс Афилей (подхватывая): Это верно, плешь и грешь! Когда спишь, тогда не ешь, когда ешь, тогда не спишь, когда ходишь, то гремишь, а гремишь,-- так и бежишь. Но варенье -- не еда,     сунешь ложку в рот, глядишь -- надо сахару. Беда! ТЈтя: Ты, гордыни печенег, полон ласки, полон нег, приласкай меня за грудь, только сядем где-нибудь. Мыс Афилей: Дай мне руку и цветок, дай мне зубки и свисток, дай мне ножку и графин, дай мне брошку и парафин. ТЈтя: Ляг и спи, и види сон, будто в поле ходит слон, нет! не слон, а доктор Булль, он несЈт на палке нуль, только это уж не по-, уж не поле и не ле-, уж не лес и не балко-, не балкон и не чепе-, не чепец и не свинья,-- только ты да только я. Мыс Афилей: Ах, как я рад и как счастлив, тЈтя, радости река, тЈтя, слива между слив, пожалейте моряка. ТЈтя: Ну, влепи мне поцелуйчик прямо в соску и в ноздрю, мой бубенчик, херувимчик, на коленки посади, сбоку шарь меня глазами, а руками позади. Мыс Афилей: Это, тЈтя -- хм! -- чудная осенила тебя мысль. Что ты смотришь, как Даная, мне в глаза, ища блаженство, что твердишь ты мне: "одна я для тебя пришла с вершины Сан-Бернара...-- тьпфу! -- Алтая, принесла тебя аршином..." ТЈтя: Ну аршины, так аршины, ну с вершины, так с вершины. Дело в том, что я нагая. Любит кто тебя другая? Мыс Афилей: Да, другая, и получше, и получше, и почище, посвежей и помоложе! ТЈтя: Боже! Боже! Боже! Боже! Мыс Афилей (переменив носки): Ты сама пойми,-- я молод, молод, свеж, тебе не пара,   я ударю, будто молот, я дышу -- и много пара. ТЈтя: Я одна дышу, как рота, но в груди моей мокрота, я ударю, как машина, куб навылет в пол-аршина. Мыс Афилей: Верно, вижу, ты упряма, тЈтя, радости река, тЈтя, мира панорама, пожалейте моряка. ТЈтя: Погляди -- ведь я, рыдая, на коленях пред тобой, я как прежде, молодая, с лирой в пальцах и с трубой. Мыс Афилей (прыгая от радости): То-то радости поток! Я премудрости моток!        11 ноября 1930 --------

Искушение

   Посвящаю К. С. Малевичу Четыре девки на пороге: Нам у двери ноги ломит. Дернем, сестры, за кольцо. Ты взойди на холмик тут же, скинь рубашку с голых плеч. Ты взойди на холмик тут же, скинь рубашку с голых плеч. Четыре девки, сойдя с порога: Были мы на том пороге, песни пели. А теперь не печальтесь вы, подруги, скинем плечи с косяка. Хор: Все четыре. Мы же только скинем плечи с косяка. Четыре девки в перспективе: Наши руки многогранны, наши головы седы. Повернув глаза к востоку, видим нежные следы. Лишь подняться на аршин -- с незапамятных вершин все исчезнет, как плита, будет клумба полита. Мы же хвалимся нарядом, мы ликуем целый день. Ты взойди на холмик рядом, плечи круглые раздень. Ты взойди на холмик рядом, плечи круглые раздень. Четыре девки, исчезнув: ГРОХ-ХО-ЧЧА! Полковник перед зеркалом: Усы, завейтесь! Шагом марш! Приникни, сабля, к моим бокам. Ты, гребень, волос расчеши, а я, российский кавалер, не двинусь. Лень мне или что? Не знаю сам. Вертись, хохол, спадай в тарелку, борода. Уйду, чтоб шпорой прозвенеть и взять чужие города. Одна из девиц: Полковник, вы расстроены? Полковник: О, нет. Я плохо выспался. А вы? Девица: А я расстроена, увы. Полковник: Мне жалко вас. Но есть надежда, что это все пройдет. Я вам советую развлечься: хотите в лес? -- там сосны жутки... Иль, может, в оперу? -- Тогда я выпишу из Англии кареты и даже кучера. Куплю билеты, и мы поедем на дрезине смотреть принцессу в апельсине. Я знаю: вы совсем ребенок, боитесь близости со мной. Но я люблю вас... Девица: Прочь, нахал! Полковник ручкой помахал и вышел, зубом скрежеща, как дым выходит из прыща. Девица: Подруги! Где вы?! Где вы?! Пришли четыре девы, сказали: "Ты звала?" Девица (в сторону): Я зла! Четыре девицы на подоконнике: Ты не хочешь нас, Елена. Мы уйдем. Прощай, сестра! Как смешно твое колено, ножка белая востра. Мы стоим, твои подруги, места нету нам прилечь. Ты взойди на холмик круглый, скинь рубашку с голых плеч. Ты взойди на холмик круглый, скинь рубашку с голых плеч. Четыре девицы, сойдя с подоконника: Наши руки поднимались, наши головы текли. Юбки серенькие бились на просторном сквозняке. Хор: Эй, вы там, не простудитесь на просторном сквозняке! Четыре девицы, глядя в микроскоп: Мы глядели друг за другом в нехороший микроскоп. Что там было, мы не скажем: мы теперь без языка. Только было там крылечко,     вился холмик золотой. Над холмом бежала речка и девица за водой. Говорил тогда полковник, глядя вслед и горячо: "Ты взойди на этот холмик, обнажи свое плечо. Ты взойди на этот холмик, обнажи свое плечо." Четыре девицы, исчезнув и замолчав:? ПОЧ-ЧЕМ-МУ!?    в с Ј        18 февраля 1927 --------

Ку, Щу, Тарфик, Ананан

Тарфик: Я город позабыл я позабыл движенье толпу забыл коня и двигатель и что такое стул твержу махая зубом гортань согласными напряжена она груди как бы жена а грудь жена хребту хребет подобен истукану хватает копья на лету хребет защита селезенок отец и памятник спины опора гибких сухожилий два сердца круглых как блины я позабыл сравнительную анатомию где жила трепыхает где расположено предплечье рука откудова махает на острове мхом покрытом живу ночую под корытом пчелу слежу глаз не спуская об остров бьет волна морская    дороги человека злого и перья с камушков птицелова. Ку: На каждом участке отдельных морей два человека живут поскорей, чем толпы идущих в гору дикарей. На каждой скале одиночных трав греховные мысли поправ живет пустынник седоус и брав. Я Ку проповедник и Ламмед--Вов сверху бездна снизу ров по бокам толпы львов я ваш ответ заранее чую где время сохнет по пустыням и смуглый мавр несет пращу науку в дар несет латыням ответ прольется как отказ "нет жизнь мне милее от зверя не отвести мне глаз меня влечет к земле руками клея". Я Ку стоя на ваших маковках говорю: шкап соединение трех сил бей в центр множества скрипучих перьев согбенных спин мышиных рыльц! вас ли черная зависть клянет который скрываясь уходит вперед ложится за угол владыка умов. И тысяча мышиц выходит из домов. Но шкап над вами есть Ламмед -- Вов. Дальше сила инженера рост, грудь, опора, шар цвети в бумагах нежная Вера и полный твоих уст пожар. Гласит Некоторый Сапог: есть враждебных зонтиков поток в том потоке не расти росток. Мое высокое Соображение как флюгер повернуто на восток. Там стоит слагая части   купол крыши точно храм. Люди входят в двери настежь всюду виден сор и хлам. Там деревья стену кружат шкап несется счетом три, но всегда гласит Наружа: "как хотите. Все внутри." Тарфик: вот это небо эти кущи эти долы эти рыбы эти звери, птицы, люди эти мухи, лето, сливы лодка созданная человеком дом на площади моего пана не улететь мне совсем навеки цветы кидая с аэроплана как же я в тигровой шкуре позабытый всем огулом удержу моря и бури открывая ход акулам о прибрежные колени ударяет вал морской сквозь волну бегут олени очи полные тоской небо рухнет -- море встанет воды взвоют -- рыба канет лодка -- первое дитя нож кремневый; он свидетель зверем над водой летя посреди воздушных петель надо мной сверкает клином обрывает веточки малинам. Чем же буду я питаться на скале среди воды? Чем кормить я буду братца? Что Ку есть будешь ты? Ку: Похлебка сваренная из бобов недостойна пищи Богов и меня отшельника Ламмед--Вов люди, птицы, мухи, лето, сливы совершенно меня не пленяют красные плоды яблоки и сады звери жмутся они трусливы лапы точат на все лады козы пестрые -- они пугливы реки, стройные пруды морские пучины, озера, заливы родник пускает воды струю около я с графином стою буду пить эту воду на земле и в раю. Тарфик: Ку' ты' вы'ше че'м сре'дний ду'б  че'м я' кото'рый су'ть глу'п на скале живу орлом хожу в небо напролом все театр для меня а театр как земля чтобы люди там ходили настоящими ногами пели, дули, говорили, представляли перед нами девы с косами до пупа выли песни, а скопцы вяло, кисло, скучно, тупо девок ловят за концы арлекин пузырь хохлатый босиком несется за по степям скакающей хатой на горе бежит коза Ку, видишь там сидит артист на высоком стуле он    во лбу тлеет аметист изо рта струится Дон упадая с плеч долой до колен висит попона он жеребчит молодой напоминает мне дракона Ку, что он делает? Ку, что он думает? Ку, зачем его суставы неподвижны как бесята голос трубный и гнусавый руки тощие висят. Я хочу понять улабу залду шкуру дынуть бе перевернуть еф бабу во всем покорствовать тебе. Ку: Тарфик, ты немедля должен стать проклятым. Два в тебе существа. Одно земное Тарфик -- имя существу а другое легче вздоха Ку завется существо для отличья от меня Ананан -- его названье но стремясь жить на берЈзе он такой же как и я ты же Тарфик только пятка только пятка только пятка ты же Тарфик только свечка будь проклятым Аустерлиц я же Ку СемЈн Лудильщик восемь третьих человека я души твоей спаситель я дорога в Астрахань. Тарфик: Отныне весь хочу покоя ноги в разные места поворачивают сами пальцы Тарфика листва мясо в яму уползает слышно лЈгких дуновенье сердце к плечикам бросает во мне ходит раздвоенье тела мЈртвые основы... Ку: Отваливались камнем в ров. Ананан: С добрым утром часословы! Ку: Честь имею: Ламмед-Вов. * далее по черновику Ананан: Почему это здесь мусор? Зачем дерево не на месте? чей это сапог валяется? где тут у вас колодец? Всюду всюду беспорядок всюду виден сор и хлам змеи ходят между грядок. Все театр. Где же храм? Ку: А вот пожалуйста сюда по ступенькам осторожно о порог не споткнитесь не запачкайте рукав тут прихожая с камином открывается очам из дверей в плаще орлином     Тарфик ходит по ночам заворачивает в двери стучит локтЈм о косяки над ним вьется легкий пери за ним ходят босяки. Пери -- это вы начальник босяки же -- это души Тарфик -- это зверь первоначальный Ананан: Почеши мне Ку мои уши Ку: Извольте. Вижу прыщик на затылке Вашем я может срезать этот прыщик хочу цирюльником быть Вашим я Ананан: Режь мне его не надо у меня на животе их целые тысячи есть и маленькие есть и побольше а есть такие как кулак а этот прыщик просто так Ку: Фе ме дихре срезал Ананан: А теперь обратно прикрепи Ку: Мо.         24 марта 1929 --------

Часовой и Барбара

Запутался в системах черных знаков И помощи не вижу. Мир шатается. Часовой: Теперь я окончательно запутался. Не нужен ум и быстрая смекалка? Я в мыслях щепки нахожу, а в голове застряла палка, отсохли ноги на посту, из рук винтовка падает... Пройдешь с трудом одну версту, и мир тебя не разует. Я погиб и опустился, бородой совсем оброс, в кучу снега превратился, победил меня мороз. Барбара: Часовой! Часовой: Гу-гу! Барбара: Часовой! Часовой: Гу-гу! Барбара: Часовой! Часовой: Гу-гу! Барбара: Я замерзаю! Часовой: Обожди, помогу! Обожди мою подсобу. Барбара: Что же ты медлишь? Часовой: Я из будки вылезаю. Барбара: Ах, спаси мою особу! Часовой: Двигай пальцы на ногах, чтоб они не побелели. Где ты? Барбара: Гибну! Часовой: Гибнешь? Барбара: Ах! Часовой: Тут погибнешь в самом деле! Барбара: Уж и руки, словно плеть... Часовой: Тут недолго околеть. Эка стужа навернула! Так и дует и садит! Из-за каждой снежной горки зимних бурь встают подпорки, ходят с треском облака, птица в тоненьком кафтане гибнет, крылышки сложив... Если я покуда жив, то шинель меня спасала да кусок свинного сала. Барбара: Отмерзают руки-ноги, снежный ком вползает в грудь. Помогите, люди-боги, помогите как нибудь! Часовой: Ну чего тебе, злодейка? Эка баба закорюка! Ну и время! Вот скамейка. Посижу -- да покурю-ка.         <август> 1933 --------

Окно

Школьница: Смотрю в окно и вижу птиц полки. Учитель: Смотри в ступку на дно и пестиком зерна толки. Школьница: Я не могу толочь эти камушки: они, учитель, так тверды, моя же ручка так нежна... Учитель: Подумаешь, какая княжна! Скрытая теплота парообразования должна быть тобою изучена. Школьница: Учитель, я измучена непрерывной цепью опытов. Пять суток я толку. И что же: окоченели мои руки, засохла грудь, о Боже, Боже! Учитель: Скоро кончатся твои муки. Твое сознание прояснится. Школьница: Ах, как скрипит моя поясница! Учитель: Смотри, чтоб ступка все звенела и зерна щелкали под пестиком. Я вижу: ты позеленела   и ноги сложила крестиком. Вот уже одиннадцатый случай припоминаю. Ну что за притча! Едва натужится бедняжка -- уже лежит холодный трупик. Как это мне невыразимо тяжко! Пока я влез на стул и поправлял часы, чтоб гиря не качалась, она, несчастная, скончалась, недокончив образования. Школьница: Ах, дорогой учитель, я постигла скрытую теплоту парообразования! Учитель: Прости, но теперь я тебя расслышать не могу, хотя послушал бы охотно!     Ты стала, девочка, бесплотна и больше ни гугу! Окно: Я внезапно растворилось. Я -- дыра в стене домов. Сквозь меня душа пролилась. Я -- форточка возвышенных умов.         15 марта 1931 --------

Архитектор

Каблуков:    Мария! Мария: Кто зовет меня? Я восемь лет не слышала ни звука, и вдруг в моих ушах зашевелилась тайная пружина. Я слышу грохот ломовой телеги и стук приклада о каблук при смене караула. Я слышу разговор двух плотников. Вот, говорит один, махорка. Другой, подумав, отвечает: суп и пшенная каша. Я слышу, на Неве трещит моторка. Я слышу, ветром хлопает о стену крыша. Я слышу чей-то тихий шепот: Маша! Маша! Я восемь лет жила не слыша. Но кто зовет меня? Каблуков: Мария! Вы слышите меня, Мария? Не пожалейте ваших ног, сойдите вниз, откройте двери. Я весь, Мария, изнемог. Скорей, скорей откройте двери! А в темноте все люди звери. Мария: Я не могу сама решиться. Мой повелитель -- архитектор. Его спросите, может быть, он вам позволит. Каблуков: О, непонятная покорность! Ужель не слышите волненья, громов могучих близкий бой, домов от страха столкновенье, и крик толпы, и страшный вой, и плач, и стон, и тихое моленье, и краткий выстрел над Невой? Мария: Напрасна ваша бурная речь. Мое ли дело -- конь и меч? Куда идти мне с этого места? Я буду тут -- ведь я невеста. Каблуков:     Обязанности брачных уз имеют свой особый вкус. Но кто, хоть капельку не трус, покинув личные заботы и в миг призвав на помощь муз, бежит в поля большой охоты. Мария: Смотрите! Архитектор целится вам в грудь! Каблуков: Убийца! твой черед не за горами. (архитектор стреляет) Мария: Ах! Дым раздвинул воздух сизыми шарами! Архитектор: Очищен путь: восходит ясный день, и дом закончен, каменный владыка. Соблюдена гармония высот и тяжести. Любуйся и ликуй! Гранита твердый лоб, изъеденный времЈн писанием, упЈрся в стен преграду. Над лЈгкими рядами окон вверху, воздушных бурь подруга, раскинулась над нами крыша. Флаг в воздухе стреляет.  Хвала и слава архитектору! И архитектор -- это я.         весна 1933 -------- Я запер дверь. Теперь сюда никто войти не сможет. Я сяду возле форточки и буду наблюдать на небе ход планет. Планеты, вы похожи на зверей!     Ты, солнце, лев, планет владыка, ты неба властелин. Ты -- царь. Я тоже царь. Мы с тобой два брата. Свети ко мне в окно, мой родственник небесный. Пускай твои лучи войдут в меня, как стрелы. Я руки разверну и стану, как орел. Взмахну крылами и на воздух, с землей простившись, отлечу. Прощай, земля! Прощай, Россия! Прощай, прекрасный Петербург! Народ бросает кверху шапки, и артилерия гремит, и едет в лентах князь Суворов,  и князь Кутузов едет следом, и Ломоносов громким басом зовет солдат на поле брани, и средь кустов бежит пехота, и едет по полю фельдмаршал. Голос Александры Федоровны: Коля? Ты тут? Николай II: Да тут. Войди пожалуйста!  Александра Федоровна: Я не могу войти. Ты запер дверь. Открой скорее.Мне надо тебе что-то сказать. Николай II: Сейчас открою. (Открывает дверь. Входит Александра Федоровна.) Александра Федоровна: Ты что-то делал у окна. Тебя Адам Адамыч со двора увидел и, сильно напугавшись, прибежал ко мне. Николай II: Да, это совершенно верно. Я протирал оконное стекло. Оно немножко запотело, а я подумал: дай протру! Александра Федоровна: Но ты же мог позвать лакея? Николай II: Я Митьку звал, но Митька не пришел. Александра Федоровна: Тогда позвал бы Вальтазара. Николай II: А Вальтазар сидит на кухне, он крутит с девками любовь. А ты скажи мне, где Адам Адамыч? Александра Федоровна: Адам Адамыч в розовой гостинной ведет беседу с Воробьевым, у Воробьева дочь Мария сбежала в Тулу с женихом. Николай II: Да что ты говоришь? Вот это новость! А кто жених ее? Александра Федоровна: Как будто Стасов. Николай II: Как Стасов? Да ведь он старик почтенный! Александра Федоровна: И старики бывают прытки на ходу. Николай II: Да, удивительно, как создан мир! Все мертвое спешит исчезнуть, а все живое день и ночь себя старается увековечить. И будь то роза, рыба или человек везде, везде любовь царица! О Стасов! Ты старик, и борода твоя серебрянного цвета, перо дрожит в твоей руке, твой голос утерял былую силу, твоя нога на поворотах стала шлепать, и многих блюд желудок твой уж больше не приемлет, но все по-прежнему стучит в волненьи сердце, и все по-прежнему шалит в тебе коварный бес. Александра Федоровна: Сюда идут Адам Адамыч с Воробьевым. Поправь прическу и одерни свой шлафрок. Воробьев и Адам Адамыч (входя): Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Николай II: Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Воробьев: Оставив личные заботы и суету бесчисленной родни, сойдемся лучше для работы и посвятим работе наши дни.         7 октября 1933 -------- Моя душа болит. Перед глазами все как прежде, а в книгах новая вода, не успеваю прочитать страницу, звонит над ухом телефон и в трубку говорит мне голос: Петр Нилыч, сегодня в три часа обед у Хвалищевского, вы будете? Да, отвечаю, буду. И книгу в сторону кидаю, и одеваю лучшую пару, и свою келью покидаю, и стол, и кресло, и гитару. И бреюсь, одеваю лучший галстук, и выхожу к трамвайной остановке. А вот вчера я покупал себе зубную щетку и встретил в магазине Ольгу Павловну, ужасную трещотку. И 1.5 часа выслушивал рассказ о комнатных перегородках,     о том, что муж ее без брюк и ходит в парусиновых обмотках, о Верочке в зеленых трусиках и о Матвее с дьявольской улыбкой в черных усиках. А я всю жизнь, минуту каждую премудрость жду, коплю и жаждую, то в числа вглядываюсь острым взглядом, то буквы расставляю друг за другом рядом, то в соль подбалтываю соду, то баламучу вилкой воду, то электричество пытаюсь разглядеть под микроскопом, то повторяю все эксперименты скопом. Я сам дошел до биквадратных уравнений и, сидя в комнате, познал весенний бег олений, я сам, своею собственной рукой, поймал молекулу. Вот я какой! Достает из шкапа сложную машину. А эту сложную машину я сделал сам из ячменя. Кто разберет мою машину? Кто мудростью опередит меня? Задумывается. Проект "Земля разнообразна" я в Академию носил. Но было пасмурно и грязно, и дождик мелкий моросил. И мой проект постигла неудача: он на дожде насквозь промок,   его прочесть была великая задача, и в Академии его никто прочесть не мог. Пойду сегодня к Хвалищевскому, он приобрел себе орган. Послушаем Себастиана Баха и выпьем чай с вареною морошкой. Где трость моя? И где папаха?     Нашел. Теперь пойдем, свернув табак собачьей ножкой. Уходит. На сцену выбегает Верочка: Верочка: Все хочу, все хочу и ежедневно забываю купить баночку толмачу. В магазинах не бываю. Мое хозяйство это нож прямо в сердце. Жизнь -- ложь. Лучше лечь и умереть. (Звонок.) Надо двери отпереть. Убегает. Из шкапа выглядывает студент. Студент: Ах, Верочка! Как я люблю тебя! Опять прячется в шкап. Входят Верочка и Антон Антонович: Антон Антонович: Мне приятно видеть Вас. Вы прелестны, Вера. Да-с. Я ценитель красоты. Перейдемте с "Вы" на "Ты". Верочка: Без вина, Антон Антоныч, говорите мне на "Вы" и целуйте только руки, не касаясь головы. Антон Антонович: Вера! Верочка! Голубка! Не отталкивай меня. Верочка: Это что у Вас? Антон Антонович: Что? Трубка! Верочка: Отойдите от меня! Антон Антонович: Я ужасно задыхаюсь. Вера! Верочка! Кись-кись! Верочка:     Отойдите! Я кусаюсь! Антон Антонович: Ну, не надо! Не сердись! Верочка: Вы купили шоколад? Антон Антонович: Извините. Виноват. Идя к Вам, любовный пыл охватил меня. Забыл все на свете, только Вас представлял себе как раз и в разных позах и видах, и в рубашке и без... Верочка: Ах! Антон Антонович: Без рубашки ваши груди... Верочка: Караул! Спасите! Люди! Студент (выскакивая из шкапа): Стой, мерзавец! Пусти руку! Не волнуйтесь, Верочка: Пойдемте со мной вшкап. Верочка: Пустите меня. Кто вы такой? Студент: Я студент. Верочка: Что вам от меня нужно? Почему вы оказались в шкапу? Антон Антонович: Что вам угодно? Верочка: Почему вы вмешиваетесь не в свое дело? Антон Антонович: Врываетесь в частную жизнь? Верочка: Да кто вы такой, в самом деле? Студент: Я студент. Верочка: А как вы сюда попали? Студент: Я пришел к Петру Нилычу Факирову. Верочка: Ну? Студент: Петр Нилыч любит, чтобы его слушали, когда он что-нибудь говорит. Онсажает меня в шкап, а сам ходит и говорит, будто в комнате никого нет. Верочка: Значит, пока мы были тут, вы тоже тут были? Студент: Да. Верочка: И все слышали? Студент: Да. Верочка закрывает лицо руками. Антон Антонович: Это форменное безобразие. Укрыться негде, всюду соглядатаи. Моя любовь, достигшая вершины, не помещается в сердечные кувшины. Я не имею больше власти таить в себе любовные страсти. Я в парк от мира удаляюсь. Среди травы один валяюсь и там любви, как ангел, внемлю, и, как кабан, кусаю землю. Потом во мне взрывается река, и я походкой старика спешу в назначенное место, где ждет меня моя невеста. Моя походка стала каменной, и руки сделались моложе. А сердце прыгает, а взор стал пламенный. Я весь дрожу. О Боже! Боже! Верочка: Ах, оставьте, в ваши годы стыдно к девочкам ходить, ваши речи, точно воды, их не могут возбудить. Вы беззубы, это плохо. Плешь на четверть головы. Вы -- старик, и даже вздоха удержать не в силах вы. Студент: Я в этот дом хожу четыре года и каждый день смотрю на Верочку из шкапа. Я физик, изучил механику, свободное скольжение тел и притяжение масс. А тут бывал я исключительно для Вас.         1933 -- 1934? --------

Бал

Хор: Танцуйте, танцуйте! Гости: Танцуем, танцуем! Хор: Танцуйте фигуру. Гости: Танцуем фигуру. Хор: Откройте, откройте, откройте, откройте. Закройте, закройте, закройте, закройте. Гости: Мы весело топчемся. Баронесса Пирогова: Мне стало душно. Солдат Ферзев: Хотите на веранду охладить горячее тело? Баронесса Пирогова: Вы правы: я немножечко вспотела. Пусть ветер мне подует в рукава. Солдат Ферзев: Смотрите: ночка какова! Der Goldberg: Кто хочет что-нибудь особенного -- то я спою не хуже Собинова. Хозяин: Иван Антоныч, принесите плеть. Сейчас Der Goldberg будет петь. Der Goldberg (поет): Любовь, любовь царит всечасно... Больше петь не буду. Зачем он меня при каждом слове ударяет плеткой. Мария: Ой, смотрите, кто это к нам ползет на четвереньках. Хозяин: Это Мотыльков. Мотыльков: Да, это я. Мою природу постиг удар. Я стал скотом. Дозвольте мне воззвать к народу. Хозяин: Ах, не сейчас. Потом, потом. Мотыльков: Тогда я просто удаляюсь. Хозяин: А вдруг останетесь, боюсь. Мотыльков: Как неуместен этот страх. Уйду и с туфель сдуну прах. Хозяин: Смотрите, он ползет обратно. ЖАК. Мария, будьте аккуратна. Мария: Я вам запачкала пиджак. Жак: Ну не беда! Мария: Мой милый Жак. Жак: Я предан вам за вашу ласку. Мария: Ах, сядьте тут и расскажите сказку. Жак: Был гром, и небо темно-буро. Вдруг выстрел -- хлоп! -- из Порт-Артура. На пароходе суета, матросы лезут в лодку, а лодка офицерами по горло занята. Матросы пьют в испуге дико водку, кто рубит мачту, кто без крика тонет, кто с переломанной ногой лежит и стонет. Уже вода раскрыла двери, а люди просто озверели. Волну прижав к своей груди, тонул матрос и говорил: "Приди, приди", не то волне, не то кому-то и бил ногами воду круто. Его сосет уже пучина, холодная вода ласкает, но все вперед плывет мужчина и милую волну из рук не выпускает. "Приди, приди",-- кому-то кличет, кому-то яростно лопочет, кому-то ласково лепечет, зовет кого-то и хохочет. Хозяин: Вот эта дверь ведет во двор. Иван Антонович: О чем ведете разговор? Хозяин: Так, ни о том и ни о сем. Иван Антонович: Давайте карты принесем. Мотыльков: Тогда остаться я не прочь. Хозяин: Ну ты мне мысли не морочь. Сказал -- уходишь. И вали! Солдат Ферзев (вбегая): Стреляй! Держи! Руби! Коли! Хозяин: Что тут за крик? Что за тревога? Кто тут скандалист, того нога не переступит моего порога. Солдат Ферзев (указывая на баронессу Пирогову): Она ко мне вот так прильнула, потом она меня кольнула, потом она меня лягнула, она меня, солдата, обманула.         1933 --------

Он и мельница

Он: Простите, где дорога в Клонки? Мельница:   Не знаю. Шум воды отбил мне память. Он: Я вижу путь железной конки. Где остановка? Мельница: Под липой. Там даже мой отец сломал себе ногу. Он:    Вот ловко! Мельница: Ей-богу! Он: А ныне ваш отец здоров? Мельница: О да, он учит азбуке коров. Он: Зачем же тварь учить значкам? Кто твари мудрости заря? Мельница: Букварь. Он: Зря, зря. Мельница: Поднесите к очкам мотылька. Вы близоруки? Он: Очень. Вижу среди тысячи предметов... Мельница: Извините, среди сколька? Он: Среди тысячи предметов только очень крупные штуки. Мельница: В мотыльке и даже в мухе     есть различные коробочки, расположенные в ухе. На затылке -- пробочки. Поглядите. Он: Погодите. Запотели зрачки. Мельница: А что это торчит из ваших сапог? Он: Стручки. Мельница: Трите глаза слева направо. Он: Фу ты! Треснула оправа! Мельница: Я замечу вам: глаз не для развлечений наших дан. Он: Разрешите вас в бедро поцеловать не медля. Мельница: Ах, отстаньте, хулиган! Он: Вы жестоки. Что мне делать? Я ослеп. Дорогу в Клонки не найду. Мельница: И конки здесь не ходят, на беду. Он: Вы обманщица. Вы недотрога. И впредь моя нога не преступит вашего порога.    в с Ј         26 -- 28 декабря 1930 --------

Измерение вещей