Группа управления – «Зенит».

 

– «Зенит», я «Факел», прошу срочной связи. Код «Воздух».

– «Факел», я «Зенит», «Воздух» – принял. Что там у вас?

– «Зенит», я «Факел», посылку забрали, повторяю – посылку забрали. В целости и сохранности. Потерь не имеем.

– «Факел», я «Зенит», вас понял. Приказ – немедленно отправляться на «точку эвакуации один», повторяю – «точка эвакуации один», как поняли?

– «Зенит», я «Факел», вас понял, «точка эвакуации – один», отбой…

Араб бросил трубку аппарата спутниковой связи на рычаг, победно вскинул кулак.

– Есть!

– Что – есть?

– Они их взяли в целости и сохранности. Тихо и чисто. Без потерь. Вот так и надо работать.

Мне это не совсем понравилось – и сам не знаю, почему. Просто я привык к тому, что самая легкая дорога – очевидно ведет в ловушку.

Хотя… может быть, я просто накручиваю себя. И дальше – все будет как надо. «Точка эвакуации один» – это летное поле Ташкентского авиазавода, там несколько приличных взлетных полос, на которых отстаиваются наши «четыреста семьдесят шестые». Место оживленное – с тех пор, как началось в Афганистане, туда некоторые борты по нескольку раз в неделю «на ремонт» ходят. Оттуда – два варианта, либо Кабул, либо Джелалабад. И там, и там есть серьезные позиции, чтобы отсидеться, пока все не кончится.

Глупость, скажете? Ан нет. Афганистан – одно из самых безопасных мест в мире для Люнетты и ее детей. Укрепленные базы, сотни мужчин с оружием под рукой… спаянные кровью, проверенные в бою. Это тебе не Туркестан, где можно вот так вот просто напасть на укрепленный объект. Тут – только попробуй…

– Что задумался? – вернул меня к жизни Араб…

– Да так, ничего… – Я поднялся с койки. – Пойду, подкреплюсь. Тебе что принести?

– Что угодно, только не халяль. Хочу нормальной пищи – до озверения.

– Понимаю…

– Я собираюсь выйти на связь с «Гранитом». Пусть поднимают вертолеты… настало время взять этих подонков тепленькими.

– Да, да… Давай.

 

* * *

 

Группа «Факел»

 

Многое не нравилось и Аскеру. Например, ему не нравилось то, что они сматываются в то время, как кто-то ведет обреченный бой в этом проклятом дворце – Дворце слез. Он бы с большим удовольствием отправил одну машину на точку эвакуации, а со всеми остальными подобрался и ударил нападающим в спину. В два огня – их бы быстро истребили.

Но не ему это решать. И не ему задумываться о правильности приказов. Если Араб, тот, кто учил его, так сказал, значит, так и надо делать. Наверняка нападающими займется армия или местный учебный центр, Каляев, у него на базе есть и боевые вертолеты, и подготовленные люди. Их задача – просто выполнить приказ, доставить заложников к точке эвакуации и получить дальнейшие указания.

И все-таки… просто так уехать и забыть – он не мог.

– Бык, выйди на связь с «Зенитом». Внеплановый сеанс.

Он просто хотел доложить «Зениту» о том, что идет бой, и тем, кто держит оборону в здании, нужна срочная помощь. А может быть, и испросить разрешения с частью сил вернуться и помочь самому, по крайней мере, до появления на сцене «Гранита» с его вертолетами.

Вот и все, что он хотел.

– Бык, приказ слышал?

– Слышал… Связи нет.

Ему словно снега за шиворот сунули…

– Запасной канал! Проверь немедленно!

– Есть… на запасном канале одни помехи. Как будто…

Связь производилась через ретранслятор и базовую станцию Туркестанского военного округа. И если…

– Колонна, стоп! Из машин! – заорал он.

Поздно…

Словно падающая звезда, прочертив в темном небе желтый, гаснущий след – зародившаяся где-то на небосводе звездочка ринулась к земле, превращаясь по пути в комок концентрированного огня. И этот комок врезался в головную машину конвоя, моментально испепелив и ее, и всех, кто в ней находился, вспышкой огня с температурой две тысячи градусов. Он и сам не раз делал такое… только в тех машинах были лидеры душманов, посланцы с той стороны границы. Вот машина есть… вон она вдруг вспыхивает изнутри, ревущее пламя вышибает одновременно все стекла, и салон превращается в настоящий ад. Вот рвется бак с дизельным топливом… и на том месте, где только что была машина, остается лишь обгорелый, разорванный на части остов…

– Из машин живо! Залечь! Залечь!

 

* * *

 

Где-то в Туркестане

 

Это, конечно, был не «Ворон-пять», беспилотник с размахом крыльев как у небольшого аэробуса, способный нести две с лишним тонны снаряжения. «Ворон-три», небольшой беспилотный разведчик всего с одной ракетой типа «Штурм» на внешней подвеске.

Несколько человек стояли за операторским постом, напряженно следя за разгорающимся на шоссе пожаром.

– Есть попадание, ракета поразила цель. Ущерб максимальный…

– Все… – радостно сказал один из стоявших, – теперь не уйдут…

Еще один как-то незаметно отделился от группы, бочком начал протискиваться к двери. Ничего такого в этом не было – за той дверью была ретирада, настоящим топливом работавших здесь людей был кофе, и ретираду посещали часто.

Еще один из стоящих – в морской военной форме – заметил это, но виду не подал. Только когда за первым закрылась дверь ретирады, он толчком локтя отправил за первым еще одного человека…

В туалете этот человек – молодой, с бородкой – воровато огляделся, зашел в кабинку для отправления естественных надобностей, но расстегивать штаны не стал. Вместо этого он достал из нашитого на брюки изнутри небольшого карманчика маленький мобильный телефон и аккумулятор. Вставил одно в другое, включил. Сигнал был неустойчивым, одно деление – но он был.

Тыкая пальцем в миниатюрные – сам телефон был самым маленьким из всех, какие продавались, – кнопки, он набрал номер, который помнил наизусть. Если бы его начали резать – он и то не сказал бы его.

После десятого гудка ответили.

– С именем Аллаха милостивого и милосердного мы живем и к его стопам припадаем… – раздалось в трубке.

– Именем Аллаха мы несем свет знания народам, а тем, кто отвергнет – да будет удар мечом, – сказал окончание положенной фразы стоящий в кабинке ретирады человек, – Аллаху Акбар, брат. Мне нужен амир, у меня срочное сообщение.

– Ты можешь передать его мне, брат, клянусь Аллахом, оно будет передано в точности тому, чье имя ты назвал.

– Аллах, да будет тому свидетелем. Свиноеды бьют по своим. Они только что остановили колонну, сорок пятый километр дороги от Новониколаевска на Хатаму. Это все. Аллаху акбар!

– Аллаху акбар, брат! Я передам все, что ты сказал, в точности. Да покарает меня Аллах, если я солгу. Аллаху Акбар!

В трубке раздались гудки отбоя.

Передавший сообщение разъединил телефон и аккумулятор – иначе он будет подавать сигналы и неминуемо будет обнаружен, хвала одному лишь Аллаху, что русисты такие глупые и самонадеянные. Спрятал и то, и другое в потаенное место. Только после этого расстегнул ширинку и помочился – он и в самом деле хотел в туалет. Застегнулся, повернулся, открыл дверцу кабинки…

Один из свиноедов стоял у раковин, держа его под прицелом пистолета с глушителем.

– Брат…

– Какой я тебе брат, тварь душманская…

Шпион, по заданию подрывного исламского центра проникший в центр управления русистов, понял, что на этот раз – действительно все. Где-то он прокололся, или свиноеды оказались не такими глупыми, как он о них думал. Но какими бы они ни были – Аллах все равно расстроит их ряды и унизит их. А ему, муджахеддину, павшему от рук кяффиров – будет рай и семьдесят две девственницы…

– Аллах Акбар! – истошно выкрикнул шпион последние слова в жизни, прославляя Всевышнего.

Свиноед выстрелил. Пуля попала в рот…

Затем свиноед отвинтил глушитель, спрятал и глушитель, и пистолет по карманам. Подошел к убитому, повернул голову так, чтобы кровь текла в унитаз. Так его не обнаружат до завтра… а ночью его вынесут отсюда и закопают, как собаку, без обряда.

Затем он закрыл дверь кабинки, перегнулся – и сумел замкнуть ее изнутри, чтобы не открылась. Открыл небольшой шкафчик в стене, где были принадлежности для уборки, достал оттуда табличку «не работает» и повесил ее на ручку дверцы кабинки, где лежал труп. Засорился унитаз… бывает. Завтра починят.

Он спокойно сделал свои дела в другой кабинке, потом помыл руки и лицо, вытер их полотенцем, посмотрел на себя в зеркало – все чисто. Никаких следов. Их и не должно было быть – только он, лично, убрал больше двадцати лидеров душманов и особо опасных лиц с умыслами на терроризм. Вот так, как сейчас, убрал – действуя под прикрытием, лицом к лицу, а не ракетой с беспилотника, как всякие педики и трусы сейчас поступают. От исламистов, тварей обрезанных, он испытывал просто физическое отвращение…

Он вернулся в зал. Тот, кто его послал, посмотрел на него.

– Там унитаз засорился… – негромко сказал он.

Командир кивнул. Этого маленького душманского ублюдка разоблачили почти сразу – но держали про запас, для прогона дезинформации. Как только появилась потребность его убрать – его и убрали. Эти ублюдки, засевшие в жандармерии, в охране местного эмира – сделают работу за них. А потом – они уберут их и будут чистыми. Перед всеми…

Но и тот, кто только что пожертвовал своей жизнью, думая, что делает это на пути Аллаха, не знал, что на самом деле работает совсем на других людей, планы которых не имели ничего общего ни с исламом, ни с какой-либо другой религией.

 

* * *

 

Группа «Факел»

 

Впереди, на шоссе, догорал головной автомобиль. Шоссе было почти пустынно, какая-то машина, увидев пламя на дороге, резко развернулась и рванула назад…

– Твою мать! Зверь! Зверь!

– Слева чисто!

– Справа чисто!

– По фронту чисто!

– Их нет, нет! Чисто!

Борецков с ненавистью посмотрел на небо. Он уже все понял… осознал. Это не засада с гранатометами, с какими им не раз и не два приходилось сталкиваться в Афганистане. Это то, с чем раньше имел дело только их противник.

– Надо уходить!

С противоположной стороны дороги появились несколько машин, с круговертью огня на крыше, означающей принадлежность к каким-то государственным службам. Это были пикапы «Интернэшнл», четырехдверные, с длинной базой и пулеметными турелями в кузовах. За турелями стояли пулеметчики.

– Полиция!

– Это…

Машины резко развернулись, перекрывая дорогу стеной – и град пуль ударил по спецназовцам…

– Контакт!

Ответный огонь сбил одного пулеметчика из четырех, возможно, ранил еще одного – пулемет замолк. Но попасть было сложно – это были специально подготовленные машины, которые использовались и в полиции, и в жандармерии. Пулеметчик был прикрыт плоским большим щитом со стеклоблоками, который не брали пули.

Вспыхнула еще одна машина. Полицейские занимали оборону за машинами, стреляли в ответ…

– Рассредоточиться! Группы по три человека! Продвигаемся на север, пешком! Сила, прикрываешь отход!

– Это же свои!

– Твою мать, выполнять!

Не все еще поняли, что происходит. Это не так уж и плохо – как поймут, возможно, будет паника. Они никогда не отрабатывали действия против противника, вооруженного беспилотником с ракетами, они отрабатывали сигналы опознания для того, чтобы операторы не ошиблись при определении цели. Беспилотники – всегда были на их стороне…

И полицейские – тоже были на их стороне. До сегодняшнего дня.

 

* * *

 

Заговорщики

 

Здание уже горело – полностью, дым и пламя рвались изо всех окон, противопожарная система где-то срабатывала, но к цели летели новые заряды «Шмелей», и новое пламя растекалось по комнатам и коридорам Дворца слез. Просто удивительно – но сопротивление обороняющихся до сих пор не было до конца подавлено.

Командующий группой офицер держался в тылу у отрывисто бухающих пулеметами бронированных машин. Нервно посматривая то на часы, то на небо, он ждал, пока можно будет ворваться в дом. Он знал порядок действий в таком случае – нужных ему людей должны были свести вниз и запереть в капитальной, не поддающейся огню комнате безопасности, откуда их надо извлечь. Он знал это потому, что дворец строили люди Эмира, рассказавшие все о дворце своему правителю. Аллах ведает – возможно, будущему правителю Всея Руси. Эмир дал понять, что даже если все обитатели этого дома погибнут, он не будет скорбеть об этом.

Хотя лучше все же будет, если они будут живы. По крайней мере, пока…

В штабной машине, на которой он прибыл сюда – зазвонил «мобильно-спутниковый» телефон, водитель высунулся из кабины, сделал знак. Полковник подошел, взял трубку.

– «Сокол-два», на приеме.

– Где «Лидер»?

– «Лидер» погиб. Я принял командование на себя, проводим поиск.

– Ты ничего не найдешь. Птица вылетела из гнезда.

– Ты уверен, брат?

– Уверен. Местные остановили их на сорок пятом километре дороги на Хатаму, [375] местные полицейские силы и нелегальные формирования преследуют их. Они идут на север, мы ведем их с воздуха.

– Я немедленно выезжаю.

– Не торопись. Прибери за собой как следует. Когда местные доделают работу, ты встретишь их на дороге, как понял?

Приказ был понятен. Живым никого не брать. Местные погибнут и останутся в памяти как бунтовщики.

– Все понял.

– Удачи, брат.

 

* * *

 

Группа «Факел»

 

Этот завод так и стоял в предгорьях памятником прежнему миру. Миру, где литр бензина когда-то стоил дешевле, чем литр воды. Миру, где деревья рубили без счета, не думая ни о чем. Тогда был построен и этот завод, впоследствии признанный экологически столь разрушительным, что его предпочли закрыть. Он производил строительные материалы из местных минералов, извлекаемых из карьеров – основой служил асбест. Теперь то, что смогли демонтировать и сдать в металлолом, демонтировали и вывезли, остальное осталось на месте – доживать свой век под палящим солнцем. Конечно же… никаких строительных материалов не было, а были урансодержащие породы, но об этом предпочитали не говорить…

Термооптические и ночные прицелы превращали почти безлунную ночь в день, и в ночи были видны машины, продвигающиеся по дороге, и фигурки перебегающих по полю солдат…

Дождавшись метки, Аскер сдавил прибор подрывной машинки – и две мины жахнули разом, одна на дороге, другая – в поле. Моментально поднялась пыль, послышались крики – боли и ярости…

В термооптический прицел автомата было видно, как кто-то пытается поднять солдат. Аскер нажал на спуск – и смельчак свалился.

В следующее мгновение ответные пули прошли так близко, что одну он прямо почувствовал. С ходу!

– Валим!

Не стреляя – смысла нет, а неуловимый, стреляющий редко, но метко враг намного опаснее шумного, палящего на подавление, – двое спецназовцев, пригнувшись и петляя, как зайцы, – побежали догонять остальных…

Дорога, по которой они отступали, привела их в какую-то странную местность. Мертвая земля, какие-то невысокие холмы, явно, что когда-то бывшие отвалами пустой породы, открытые участки местности, сильно похожие на готовые к вскрытию месторождения каких-то полезных ископаемых. Но не похоже, чтобы был какой-то карьер. Тогда откуда – пустая порода? Из-под земли? Здесь какие-то шахты? И почему этого нет у них на карте, они искали места для тренировок, пустынные и подходящие по рельефу – а этого почему нет?

На одном из таких холмов лежал видимый лишь в очках ночного видения мартак. Они взобрались туда. Свистнула пуля, снова в опасной близости – но не попали. Странное впечатление… за все время погони получалось так, как будто самую современную технику и вооружение дали людям, которые и стрелять-то толком не умеют. Но есть в числе преследователей и приличные стрелки.

Инструкторы? Если да, то кто? Англичане? Или… русские?

– Смотри!

Какие-то корпуса. На вид – похожие на заводские, очень большие. Сильно похоже на какую-то фабрику по переработке минерального сырья, на заброшенное машиностроительное предприятие не слишком похоже. Объект слишком велик – раз в пять больше того, что они реально могут удержать. С другой стороны, там достаточно места, чтобы поиграть с преследователями в кошки-мышки.

– Двинули?

– Стой…

Аскер достал фонарь, переключил в инфракрасный режим, отсигналил – я свой. Не раз и не два в Афганистане и других местах он видел, как попадали под огонь своих. В ответ откуда-то с корпусов ударил лазерный луч, он коснулся сначала их. Потом – пробежался по земле. Ага, все понятно. В Афганистане они научились пользоваться лазерными прицелами, чтобы показать, как пройти, указать товарищам на опасность или, наоборот – на возможность, или передать короткое сообщение не через эфир. Все правильно – они давно бы оторвались, если бы не женщина с двумя детьми. И занять оборону в капитальных, каменных зданиях – тоже правильное решение…

 

– Видишь курильщика?

– Так точно.

– Три минуты! С него и начнешь. Дальше – свободная охота.

– Понял…

Их преследователи вели себя достаточно странно. Их было много, у них была техника – вооруженные пулеметами полицейские пикапы и грузовики. Даже с учетом того, что человек сорок убиты или выведены из строя, их остается еще три, если не четыре, раза по столько. Сейчас они осторожно, не рискуя лишний раз, создавали кольцо оцепления вокруг зданий, держась в пределах километра – километра двухсот от зданий. Огромная, почти немыслимая для пехотного боя дистанция, потому и вели они себя нагло. Одновременно человек пятьдесят группировались у пикапов, вероятно, готовя штурм. Все правильно – трехкратное превосходство по численности перед ними.

Им сильно повезло. Разменять троих легкораненых на сорок человек – это надо уметь. Тем более что это не банда, есть там умельцы – каждый раз, когда они оставляли за собой арьергардный дозор, чтобы конкретно тормознуть бандитов и попытаться оторваться – эти шутники вступали в игру. Последний раз Аскер сам остался, чтобы проверить.

Аскер откатился назад – это была широкая крыша с низким парапетом. Скатился вниз по лестнице. Он поступил рискованно, сконцентрировав две трети имеющихся у него стрелков на одном направлении, оставив на три оставшихся только треть – чтобы точным, сосредоточенным огнем попытаться нанести противнику максимальное поражение даже на такой запредельной дистанции и хотя бы деморализовать и заставить заботиться о раненых.

– Что со связью?

Связист виновато пожал плечами.

– Что, и спутника до сих пор нет?

– Никак нет. Все как вымерли.

В голову полезло – господи, уж не в аду ли мы. Связи нет, ни спутниковой и никакой – и где?! На русской территории.

Чтобы убедиться – он достал сотовый, посмотрел на указатель сигнала. Ноль.

– Так, внимание! Групповая цель, тысяча сто. Одиночными в высоком темпе, по центру мишени. Работаем по сигналу снайпера. Готовность!

Сам он тоже присел на колено на какой-то стальной верхотуре у выбитого окна, которое вполне сходило за бойницу. Тысяча сто – далеко и для него, но все-таки все они – афганцы, там семьсот-восемьсот метров – вполне рабочая дистанция. С 7,62 – поэтому он перешел на 6,5 с тяжелой пулей… как раз для таких дистанций. И опыта хватает…

На крыше отработал снайпер – и одновременно открыли огонь они. Закашлялись автоматы, фокус был в том, чтобы стрелять не по отдельным целям, а как бы окатить градом пуль небольшое пространство, накрыть его огнем.

Человек семь или восемь упали – то ли убитыми, то ли ранеными. Явно не ожидали… вдобавок, кажется, у них нет единого командования.

Один из пикапов развернул пулемет. Засверкали вспышки…

– Уходим!

Второй раз команду повторять не пришлось – все бросились по пути отхода. Судя по вспышкам, авиационный крупнокалиберный пулемет, переделанный в пехотный. Отнюдь не рядовое оружие, и в рядовые части не поступающее. Так кто же это такие?

У пролома в стене Аскер остановился, считая своих по головам. Шестой… последний. В этот момент пули ударили по стене, настоящим градом. Били уже не один, а несколько пулеметов.

– Сойка, как ты там?

– Укрылся на крыше. Сильно мы их выбесили…

– Сильно. Топаз, что у тебя?

Топаз был их козырем. Второй снайпер группы, притом что в разведывательно-диверсионной группе специального назначения по штату один снайпер – и все это знают. Первый снайпер – сам Аскер, он учился у настоящего мастера своего дела – моряка-владивостокца по кличке Воля. В свое время Аскер вытащил его из серьезной передряги, и моряк отдал таким образом долг, научив тому, что обычно оставляют при себе.

– Активное движение. Пулеметы работают, автоматы молчат. Дисциплина есть какая-никакая…

– Хоть одного пулеметчика достать сможешь?

– Никак нет, штатная броня…

– Тогда сиди тихо. Поможешь Сойке по необходимости.

– Есть…

– Фарид, обозначилось движение!

Так… решили зайти сзади, раз спереди не получается.

– Ясно… идем к тебе…

 

– Эй, русский!

Аскер прислушался.

– Эй, русский! Выходи, поговорим! Немного поговорим!

Человек, который кричал, явно учился в нашей школе, но постановка предложений у него была все же местная.

– Что думаешь?

Лежащий рядом снайпер пожал плечами.

– Думаю, прикрыть сумею…

– Сумеешь… – Аскер по-старчески пожевал губами, – тогда слушай приказ, братан. Слушаешь?

– Так точно.

– Я буду вести переговоры. Но ты не будешь меня прикрывать. Ясно?

– Так точно.

– Да ни хрена тебе не ясно. Ты пойдешь назад. Но тихо-тихо, понял? Как только вы умеете…

– Не понял. Вы хотите вывести заложников, пока идут переговоры?

– Не получится. Ты должен пойти один. Только так ты сможешь пройти.

– Эй, русский! – снова заорали от дороги, от машин, – выйди, чего тебе стоит?! Может, жив останешься.

– Слушай и запоминай приказ, брат. Ты пройдешь через окружение. Но и дальше – иди тихо-тихо. Настолько тихо, чтобы тебя не заметил беспилотник. Тот самый, который сейчас над нами. Только ты это сумеешь. Только когда найдешь транспорт или выйдешь к дороге – только тогда демаскируйся… а впрочем, и тогда решай сам.

– Что-то я вас не понимаю, господин штабс-капитан.

– Все ты понимаешь. Это приказ, солдат. Ты спецназ, а это значит – ты никогда не говоришь «нет». Кто-то играет против нас… кто-то, у кого есть беспилотник… ударный беспилотник, не разведывательный. Если не это – мы бы сейчас все в Ташкенте в «Голубых куполах» сидели и музыку слушали. Потому – я отправляю тебя. Одного. Найдешь Араба… полковника Тимофеева или адмирала Воронцова. Расскажешь им все, что было. Вопросы?

– Вам нужен снайпер. Вам нужен, черт возьми, каждый.

– Снайпером буду я. Не один ты стрелять умеешь. Винтовку, считаешь нужным, оставь. Нет – забери…

– Эй, русский… – Очевидно, местным все же сильно не хотелось идти в атаку снова…

– Все, я пошел. Помни, только ты сможешь обмануть беспилотник. Потому и отправляю тебя. Даст бог, справимся без тебя. Не даст… отомсти за нас. Ну, все, друг… давай. Выберемся, еще на марала сходим…

 

Переговорщик оказался типичной «подставой». Толстый молодой парень в форме полицейского, сильно вспотевший – вон как разит. Настоящий бай скрывается где-то в темноте, у машин… тот, кто долго жил на Востоке, хорошо понимает, где власть, а где так… дерьмо.

– Салам алейкум, уважаемый…

– Я что, по-твоему, правоверный? – поинтересовался Аскер.

– Нет, уважаемый…

– А если так, зачем ты так ко мне обращаешься, оскорбляя и свою веру, и мою? [376] Или ты не знаешь моего языка, на котором только что кричал, как голодный осел?

– Зачем так говоришь, русский? И делаешь нехорошо. У нас есть убитые, у вас есть убитые. Нехорошо… Что родители скажут, когда им привезут труп их сына и скажут, что его убили русские. Что братья, сыновья скажут… а семьи тут большие, русский.

На месть намекает, гад. И на мятеж…

– Короче. Чего надо?

– Ты взял то, что тебе не принадлежит, русский. Отдай это нам, и мы уйдем, да. А ты жив останешься, будешь плов-баран кушать, с женщинами это делать…

Интересно, ты-то «это» делал когда-нибудь? Тут уже женщин не продают, как раньше на базаре, – но выкуп надо собрать, и очень немалый. Раньше – десяток баранов хорошим выкупом считался, а сейчас – за хорошую, девственную невесту из хорошей семьи, знающую Коран, не учившуюся в школе [377] – горстями золото отсыпают. Так что у такого урода, как ты, – опыт в этом деле ограничивается наверняка подпольными борделями, где ты, наверное, даже не платил, в полном понимании того, что полицейскому должны давать бесплатно.

Козел безрогий…

– Все сказал? Тогда я пошел.

– Не торопись, русский. Ты думаешь, мы тут душманы какие, да? Бандиты? Нет, русский, неправильно думаешь. Нам этот женщина отдали, и ее дети тоже отдали, да. Русские отдали, все без обмана, да. Зачем ты идешь против своих, русский. Нэхарашо это. Тут жив останешься – тюрьма посадят, да…

– Не душманы, говоришь. Ты ври-ври, да не завирайся. Кто на дом напал – ты думаешь, мы это не видели? Что ты мне тут вкуриваешь – чтобы русские на дом напали…

– Не мы напали, русский. Не мы напали, вот тебе клятва памятью отца. [378] Не мы напали. Мы только оцепление, дорога перекрыл, чтобы лишнего не видел, да. Потом русский сказал, что женщина бежал, мы и погнались. А ты стрелять стал, человек убил. Нехорошо, русский, делаешь, против своих же идешь…

Аскер сплюнул на землю, что было проявлением неуважения.

– Мне твои запутки до… матери. Хочешь еще пожить – пусть сюда мой непосредственный начальник приезжает, лично. И отдает приказ. Кто он – если ты от «Зенита» работаешь, то знаешь, о ком речь идет. Дошло? Ему сдадимся. Тебе… да я скорее на могилу отца нагажу, чем такому, как ты, сдамся, понял?

Из темноты выступил человек. Он стоял неподалеку, в темноте, в тени терриконов, но так тихо, что не был виден. Черная форма, очки, борода.

И оружие. На груди, наискось – переделанный «Никонов», малоизвестный, выпускавшийся очень небольшими сериями автомат. Да еще с ночной оптикой, похоже…

– Салам, брат…

– Я тебе не брат… – хмуро сказал Аскер, – имя как?

– Ты не выговоришь. Ахмет зови, проще будет.

– Ахмет так Ахмет.

– По-мужски говорить будем, русский.

– Если так – этот что тут делает?

Ахмет поддел полицейского ногой.

– Пшел!

Полицейский спорить не стал – побежал так, что пятки засверкали.

– Еще пожелания есть, русский? Перед смертью?

– Есть. Чтобы твою жену – на твоей же могиле…

По местным меркам – это страшное оскорбление, чреватое поножовщиной, тем более что местные всегда носят с собой ножи-пчаки. Но Ахмет только улыбнулся.

– Нехорошо говоришь, русский. Это я твою жену на твоей могиле буду, веришь? Знаешь, сколько я в Ташкенте русских баб… и в Бухара, и в Самарканд, и в Верный… везде…

– Завязывай порно смотреть. Вредно для здоровья.

– Ты дурак, русский. Не тому служишь. Белый царь далеко, Белый царь высоко – не достучишься, не докричишься. Переходи на службу к нам, богатый будешь. Людей мало, денег много, товар тоже много, да…

– Чего надо? Говори, и я пойду.

– Бабу надо. И щенков ее. Но сначала бабу. Очень надо, русский.

– Забери, если сможешь.

– Заберу, да. Но мертвый. А мне баба живой нужна. Поговорить с ней хотят. Хорошо поговорить. Щенков ее можно и мертвыми. Но и если живыми – не возражаю. Найдем, куда пристроить.

– Не возражаешь?

– Я не просто так говорю, русский. Деньга хочешь?

– Хочу.

– Сколько?! – Так из-под сапога порскает песчаная змейка, и если не шорохнешься – в следующую секунду она ужалит.

– Миллиард.

Бородач – борода у него была короткая, аккуратная, явно не «религиозная» – белозубо улыбнулся. Не переодетый, явно не переодетый – в горах, в ямах зубных врачей нет.

– Я не шутки шучу, русский. Я тебе дело говорю. Сейчас принесут…

Бородач что-то крикнул в темноту, и через полминуты двое поднесли громадную сумку из прочного негорючего материала армейского образца. Присев на корточки – для местных это привычно, часами на корточках могут сидеть, – бородач вжикнул молнией. В сумке были деньги – рейхсмарки, крупные купюры, которые были в ходу у наркомафии.

– Смотри. Пять миллионов марок. Куда деть, найдешь. Три оставляю себе, мне надо родственникам тех, кто убит, платить. Два забирай. Забирай и отдай нам бабу. Со щенками можешь делать, что хочешь. Я не шучу. Своим скажешь, что баба сбежала или что другого выхода не было. Согласишься – еще поработаем.

Аскер плюнул – прямо в мешок.

– Я думал, ты аскер, [379] а ты – дешевка вонючая…

Бородач легко поднялся.

– Напрасно так говоришь, русский. Впрочем, дело твое. Чтобы ты знал – мы с тобой в этом деле, как два барана – на одной слеге висим. [380] У меня младший брат в Сибири сидит, на пожизненном. Мать с горя умирает. Мне сказали: хочешь, сюда переведем, пусть мать навещает. И перевели. Потом сказали – дашь нам бабу – мы тебе брата, без обмана. Твои люди сказали, русский. Русские. Деньги я взял, чтобы своим аскерам заплатить, себе ни рубля не возьму.

Аскер стоял все с той же презрительной улыбкой – но в душе бушевала настоящая буря. Что, ко всем чертям, происходит? Кто эти бандиты? Он врет? А откуда тогда беспилотник? Почему нет никакой связи?!

– Не веришь? Дело твое, русский, я бы тоже не поверил. Но знай – мне терять нечего. Нас здесь впятеро больше, чем вас. Если не вдесятеро. Оружие – сам видишь. Это тоже все ваши дали. На помощь тебе никто не придет, и не жди утра – здесь запретная зона. Никого не бывает. И не будет. Я жду твоего ответа десять минут. Через десять минут мы начнем штурм. Кто в живых останется, клянусь Аллахом, с того я лично сниму кожу заживо. Но сначала детей. Не жалеешь себя, не жалеешь своих, русский, детей хоть пожалей. Отдай бабу – и мы уйдем, клянусь Аллахом.

Аскер вдруг подумал, что мог бы и согласиться. Взять деньги, отдать женщину и уйти. И даже потом сказать, не тая взгляда, что сделал это для того, чтобы спасти детей, потому что иного выхода не было. Дальше будет расследование, и его наверняка оправдают. Потому что в этом деле г…а столько, что не на один смертный приговор хватит. Что тут – до решения какого-то там штабс-капитана, оказавшегося в безвыходной ситуации. Тут откровенно изменой попахивает.

Но тогда он перестанет быть русским. И они все перестанут быть русскими. Потому что все – не может быть больше одного, точно так же как и один – не может быть больше всех. Если забыть про это простое и жестокое правило, то можно, например, не спасать попавших в беду сослуживцев, рискуя взводами и ротами ради одного человека. А потом… можно будет не спасать попавших в беду гражданских, которые сами виноваты, что сунулись в зону боевых действий. И вот когда такое будет – не будет армии. Потом – не станет и страны.

И потому Аскер отрицательно покачал головой. С улыбкой.

– Хорошо подумал, русский?

Аскер улыбнулся еще шире.

– Что тебе надо, русский?! – раздраженно крикнул бородач. – Я тебе сказал, как есть все, клянусь Аллахом, не соврал. Что тебе эта баба, ты ее… что ли? Она мать твоих детей? Отдай ее, и все кончится…

Аскер снова с улыбкой покачал головой.

– Убогий ты.

Бородач сделал шаг – но остановился.

– Как знаешь, русский. Пусть будет, как Аллах пожелает. Какой смертью умрешь, знаешь. Десять минут у тебя есть. Аллаху Акбар.

 

– Что там?

Картинка с беспилотника казалась нереально четкой. Черные, едва различимые углы терриконов, белые фигурки – у машин, у стен…

– Расходятся, господин капитан. Он не согласился.

Капитан презрительно хмыкнул.

– Конечно, не согласился…

– Каков будет приказ?

– Ничего не предпринимать. Продолжать глушение…

– Господин капитан! – отозвался оператор от соседнего пульта управления, – наблюдаю движение, скрытное. Цель пытается скрыться…

Капитан подошел, посмотрел.

– Приказ – цель уничтожить. Огонь по готовности, ручное наведение…

 

* * *

 

Самарканд

Недалеко от медресе Шердор

Часом ранее

 

Самарканд. Мы дошли. Город в песках, воспеваемый русскими и британцами, волею судьбы, путеводная звезда нашего главного противника – 22САС, полка Специальной авиадесантной службы Его Величества. Думаю, светлейший граф Сноудон, вы не отказались бы сейчас быть здесь, рядом с нами. Однозначно бы не отказались.

В последнее время многое стало казаться иным. Хотя выводы тут делать сложно, да и какие тут выводы сделаешь: граф Сноудон, королевский егермейстер, убил своего агента, потому что тот пытал и хотел убить женщину. А те, кто вроде на нашей стороне, кто носит нашу форму, пытают и убивают. Женщин, своих товарищей… ему все равно. Эти уроды просто так не остановятся.

Откуда они взялись? Кто научил их такому? Они что, повредились умом?

Нет, я и раньше знал, что зло – многолико, безжалостно и встать на его сторону – проще простого. Знал я и то, что существует предательство. Но представить себе такое, что целые группы людей станут на сторону зла, что никто из них не остановится, не прекратит это…

Мы прибыли в Самарканд обычным рейсом автобуса. Остановились в восточной части этого древнего города на старом постоялом дворе, видевшем, наверное, еще караванщиков. После чего Араб развернул в комнате полевой центр управления, используя станцию «Парус» [381] и защищенный ноутбук армейского образца. Я вышел в город, для того чтобы попытаться понять ситуацию и купить прессу.

Самарканд – древний город, ему две с половиной тысячи лет. Весь центр объявлен неприкосновенным, там даже рекламу размещать нельзя, а в некоторых местах – и электрические провода. Тем не менее город жив, на окраинах идет типичная городская жизнь, наполовину русская, наполовину местная, с отчетливым интернациональным колоритом. На углу торговали чебуреками, было не продохнуть от гари дизельных моторов, чуть дальше – типичный афганский дукан. Чем там торгуют – не знаю, но заходить почему-то не хочется.

Ага, вот… Надпись на идиш. [382] А на стене – еще и на пантофеле. Вероятно, хулиганы написали, да… Мне сюда.

Толкнул дверь, звякнул колокольчик – и я оказался в типичной еврейской лавке, в которой можно купить всего понемногу, и даже то, чего нет на прилавках. Отлично…

– Салам алейкум… – поприветствовал я хозяина, типичного еврея, с вытянутым лицом и печальными глазами, – или лучше сказать «шолом алейхем…»?

– Говори, как хочешь, старому Иосифу все равно, – сказал хозяин. – Чем можем служить?

Евреи были еще одной достопримечательностью этого загадочного и странного края, полного тайн, которые никогда и никем не будут раскрыты. Уже будучи в Афганистане, я узнал легенду о том, что Иисус Христос не был распят на кресте, а тайно путешествовал на Восток, прошел через всю территорию современной Персии, Афганистана, Северо-Западной пограничной провинции, после чего умер и был похоронен в Кашмире. Могила его существует в Кашмире до сих пор, местные охраняют ее от всех, в том числе и радикальных экстремистов, и называют просто – могила святого человека. В Афганистане также верят, что Иисус Христос женился в их стране на местной женщине, одно из афганских племен называет себя Иса-хель и почитает свою родословную от Иисуса Христа, [383] или Пророка Исы, как они его называют, обратившись в ислам. Есть предположение, что пуштуны есть одно из потерянных колен израилевых, в частности – они празднуют не пятницу, как положено мусульманам – а субботу, зажигают свечи на семисвечнике. [384] Если это правда – становится понятно, почему в Афганистане мы столкнулись со столь ожесточенным, фанатичным, не прекращающимся сопротивлением. Достаточно знать историю секты сикариев на территории древнего Израиля и сравнить с тем, что происходит в Афганистане сейчас.