Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Солнце, месяц и ворон Воронович
Жили-были старик да старуха, у них было три дочери. Старик пошёл в амбар крупку брать; взял крупку, понёс домой, а на мешке-то была дырка: крупа-то в неё сыплется да сыплется. Пришёл домой. Старуха спрашивает: —Где крупка? — а крупка вся высыпалась. Пошёл старик собирать и говорит: —Кабы Солнышко обогрело, кабы Месяц осветил, кабы Ворон Воронович пособил мне крупку собрать: за Солнышко бы отдал старшую дочь, за Месяца — среднюю, а за Ворона Вороновича — младшую! Стал старик собирать — Солнце обогрело, Месяц осветил, а Ворон Воронович пособил крупку собрать. Пришёл старик домой, сказал старшей дочери: —Оденься хорошенько да выйди на крылечко. Она оделась, вышла на крылечко; Солнце и утащило её. Средней дочери также велел одеться хорошенько и выйти на крылечко. Она оделась и вышла; Месяц схватил и утащил вторую дочь. И меньшой дочери сказал: —Оденься хорошенько да выйди на крылечко. Она оделась и вышла на крылечко; Ворон Воронович схватил её и унёс. Старик и говорит: —Идти разве в гости к зятю… Пошёл к Солнышку, вот и пришёл. Солнышко говорит: —Чем тебя потчевать? —Я ничего не хочу. Солнышко сказало жене, чтоб настряпала оладьев. Вот жена настряпала. Солнышко уселось среди полу, жена поставила на него сковороду — и оладьи сжарились. Накормила старика. Пришёл старик домой, приказал старухе состряпать оладьев; сам сел на пол и велит ставить на себя сковороду с оладьями. —Чего, на тебе испекутся? — говорит старуха. —Ничего, — говорит, — ставь, испекутся. Она и поставила; сколько оладьи ни стояли, ничего не испеклись, только прокисли. Нечего делать, поставила старуха сковородку в печь, испеклися оладьи, наелся старик. На другой день старик пошел в гости к другому зятю, к Месяцу. Пришел. Месяц говорит: —Чем тебя потчевать? —Я, — отвечает старик, — ничего не хочу. Месяц затопил про него баню. Старик говорит: —Темно, быват, в бане-то будет! А Месяц ему: —Нет, светло, ступай. Пошёл старик в баню, а Месяц запихал перстик свой в дырочку, и оттого в бане светло-светло стало. Выпарился старик, пришел домой и велит старухе топить баню ночью. Старуха истопила; он и посылает её туда париться. Старуха говорит: —Темно париться-то! —Ступай, светло будет!
Пошла старуха, а старик видел-то, как светил ему Месяц, и сам туда ж — взял прорубил дыру в бане и запихал в неё свой палец. А в бане свету нисколько нет! Старуха знай кричит ему: —Темно! Делать нечего, пошла она, принесла лучины с огнем и выпарилась. На третий день старик пошёл к Ворону Вороновичу. Пришёл. —Чем тебя потчевать-то? — спрашивает Ворон Воронович. —Я, — говорит старик, — ничего не хочу. —Ну, пойдем хоть спать на седала. Ворон поставил лестницу и полез со стариком. Ворон Воронович посадил его под крыло. Как старик заснул, они оба упали и убились.
ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНЬЮ
Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий — дурачок Емеля. Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет. Один раз братья уехали на базар а бабы, невестки, давай посылать его: —Сходи, Емеля, за водой. А он им с печки: —Неохота… —Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут. —Ну ладно. Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял вёдра да топори пошёл па речку. Прорубил лёд, зачерпнул ведра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку. —Вот уха будет сладка. Вдруг щука говорит ему человечьим голосом: —Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь. А Емеля смеётся: —На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка. Щука взмолилась опять: —Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю всё, что ни пожелаешь. —Ладно. Только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу. Щука его спрашивает: —Емеля, Емеля, скажи, чего ты сейчас хочешь? —Хочу, чтобы вёдра сами дошли домой и вода бы не расплескалась. Щука ему говорит: —Западни моя слова: когда что тебе захочется — скажи только: «По щучьему веленью, По моему хотенью». Емеля и говорит: —По щучьему веленью, По моему хотенью — ступайте, ведра, сами домой… Только сказал — вёдра сами и пошли в гору. Емеля пустил щуку в прорубь, сам пошёл за вёдрами… Идут вёдра по деревне, народ дивится, а Емеля идёт сзади, посмеивается… Зашли вёдра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
Прошло много ли, мало ли времени — невестки говорят ему: —Емеля, что ты лежишь? Пошёл бы дров нарубил. —Неохота… —Не нарубишь дров — братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут. Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит: —По щучьему веленью, По моему хотенью — поди, топор, наколи дров, а, дрова, сами в избу ступайте и в печь кладитесь. Топор выскочил из-под лавки — и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут. Много ли, мало ли времени прошло — невестки опять говорят: —Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби. А он им с печки: —Да вы-то на что? —Как — мы на что?.. Разве наше дело в лес за дровами ездить? —Мне неохота… —Ну, не будет тебе подарков. Делать нечего, слез Емеля с печи, обулся, оделся. Ваял верёвку и топор, вышел на двор и сел в сани: —Бабы, отворяйте ворота. Невестки ему говорят: —Что ж ты, дурень, сел в сани, а лошадь не запряг? —Не надо мне лошади. Невестки отворили ворота, а Емеля говорит потихоньку: —По щучьему веленью, По моему хотенью — ступайте, сани, в лес. Сани сами и поехали в ворота, да так быстро — на лошади не догнать. А в лес-то пришлось ехать через город, и тут он много народу помял, подавил. Народ кричит: «Держи его! Лови его!» А он, знай, сани погоняет. Приехал в лес: —По щучьему веленью, По моему хотенью — топор, наруби дровишек посуше, а вы, дровишки, сами валитесь в сани, сами вяжитесь… Топор начал рубить, колоть сухие дерева, а дровишки сами в сани валятся и веревкой вяжутся. Потом Емеля велел топору вырубить себе дубинку — такую, чтобы насилу поднять. Сел на воз: —По щучьему веленью, По моему хотенью — поезжайте, сани, домой. Сани помчались домой. Опять проезжает Емеля по тому городу, где давеча помял, подавил много народу, а там его уж дожидаются. Ухватили Емелю и тащат с возу, ругают и бьют. Видит он, что плохо дело, и потихоньку: —По щучьему веленью, По моему хотенью — ну-ка, дубинка, обломай им бока… Дубинка выскочила — и давай колотить. Народ кинулся прочь, а Емеля приехал домой и залез на печь. Долго ли, коротко ли — услышал царь об Емелиных проделках и посылает за ним офицера: его найти и привезти во дворец. Приезжает офицер в ту деревню, входит в ту избу, где Емеля живёт, и спрашивает: —Ты дурак Емеля? А он с печки: —А тебе на что? —Одевайся скорее, я повезу тебя к царю. —А мне неохота… Рассердился офицер и ударил его по щеке. А Емеля говорит потихоньку: —По щучьему веленью, По моему хотенью — дубинка, обломай ему бока. Дубинка выскочила — и давай колотить офицера, насилу он ноги унёс. Царь удивился, что его офицер не мог справиться с Емелей, и посылает своего самого набольшего вельможу: —Привези ко мне во дворец дурака Емелю, а то голову с плеч сниму. Накупил набольший вельможа изюму, черносливу, пряников, приехал в ту деревню, вошёл в ту избу и стал спрашивать у невесток, что любит Емеля. —Наш Емеля любит, когда его ласково попросят да красный кафтан посулят, — тогда он всё сделает, что ни попросишь. Набольший вельможа дал Емеле изюму, черносливу, пряников и говорит: —Емеля, Емеля, что ты лежишь на печи? Поедем к царю. —Мне и тут тепло… —Емеля, Емеля, у царя тебя будут хорошо кормить-поить,— пожалуйста, поедем.
—А мне неохота… —Емеля, Емеля, царь тебе красный кафтан подарит, шапку и сапоги. Емеля подумал-подумал: —Ну, ладно, ступай ты вперед, а я за тобой вслед буду. Уехал вельможа, а Емеля полежал еще и говорит: —По щучьему веленью, По моему хотенью — ну-ка, печь, поезжай к царю. Тут в избе углы затрещали, крыша зашаталась, стена вылетела, и печь сама пошла по улице, по дороге, прямо к царю. Царь глядит в окно, дивится: —Это что за чудо? Набольший вельможа ему отвечает: —А это Емеля на печи к тебе едет. Вышел царь на крыльцо: —Что-то, Емеля, на тебя много жалоб! Ты много народу подавил. —А зачем они под сани лезли? В это время в окно на него глядела царская дочь — Марья-царевна. Емеля увидал её в окошко и говорит потихоньку: —По щучьему веленью, По моему хотенью — пускай царская дочь меня полюбит… И сказал ещё: —Ступай, печь, домой… Печь повернулась и пошла домой, зашла в избу и стала на прежнее место. Емеля опять лежит-полеживает. А у царя во дворце крик да слёзы. Марья-царевна по Емеле скучает, не может жить без него, просит отца, чтобы выдал он её за Емелю замуж. Тут царь забедовал, затужил и говорит опять набольшему вельможе: —Ступай, приведи ко мне Емелю живого или мёртвого, а то голову с плеч сниму. Накупил набольший вельможа вин сладких да разных закусок, поехал в ту деревню, вошел в ту избу и начал Емелю потчевать. Емеля напился, наелся, захмелел и лег спать. А вельможа положил его в повозку и повез к царю. Царь тотчас велел прикатить большую бочку с железными обручами. В нее посадили Емелю и Марью-царевну, засмолили и бочку в море бросили. Долго ли, коротко ли, проснулся Емеля, видит — темно, тесно. —Где же это я? А ему отвечают: —Скушно и тошно, Емелюшка. Нас в бочку засмолили, бросили в синее море. —А ты кто? —Я — Марья-царевна. Емеля говорит: —По щучьему веленью, По моему хотенью — ветры буйные, выкатите бочку на сухой берег, на жёлтый песок… Ветры буйные подули, море взволновалось, бочку выкинуло на сухой берег, на желтый песок. Емеля и Марья-царевна вышли из неё. —Емелюшка, где же мы будем жить? Построй какую ни на есть избушку. —А мне неохота… Тут она стала его еще пуще просить, он и говорит: —По щучьему веленью, По моему хотенью — выстройся каменный дворец с золотой крышей… Только он сказал — появился каменный дворец с золотой крышей. Кругом — зеленый сад: цветы цветут, и птицы поют. Марья-царевна с Емелей вошли во дворец, сели у окошечка.
—Емелюшка, а нельзя тебе красавчиком стать? Тут Емеля недолго думал: —По щучьему веленью, По моему хотенью — стать мне добрым молодцем, писаным красавцем. И стал Емеля таким, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А в ту пору царь ехал на охоту и видит — стоит дворец, где раньше ничего не было. —Это что за невежа без моего дозволения на моей земле дворец поставил? И послал узнать-спросить, кто такие. Послы побежали, стали под окошком, спрашивают. Емеля им отвечает: —Просите царя ко мне в гости, я сам ему скажу. Царь приехал к нему в гости. Емеля его встречает, ведёт во дворец, сажает за стол. Начинают они пировать. Царь ест, пьёт и не надивится: —Кто же ты такой, добрый молодец? —А помнишь дурачка Емелю — как приезжал к тебе на печи, а ты велел его со своей дочерью в бочку засмолить, в море бросить? Я — тот самый Емеля. Захочу — все твое царство пожгу и разорю. Царь сильно испугался, стал прощенья просить: —Женись на моей дочери, Емелюшка, бери мое царство, только не губи меня! Тут устроили пир на весь мир. Емеля женился на Марье-царевне и стал править царством. Тут и сказке конец, а кто слушал — молодец.
ПРАВДА И КРИВДА
Однажды спорила Кривда с Правдою: чем лучше жить — кривдой или правдой? Кривда говорила: лучше жить кривдою, а Правда утверждала: лучше жить правдою. Спорили, спорили, никто не переспорит. Говорит Кривда: —Пойдём к писарю, он нас рассудит! —Пойдём, — отвечает Правда. Вот пришли к писарю. —Реши наш спор, — говорит Кривда, — чем лучше жить — кривдою али правдою? Писарь спросил: —О чём вы бьётеся? —О ста рублях. —Ну, ты, Цравда, проспорила: в наше время лучше жить кривдою. Правда вынула из кармана сто рублей и отдала Кривде, а сама все стоит на своем, что лучше жить правдою. —Пойдём к судье, как он решит? — говорит Кривда. — Коли по-твоему — я тебе плачу тысячу рублей, а коли по-моему — ты мне должна оба глаза отдать. —Хорошо, пойдём. Пришли они к судье, стали спрашивать: чем лучше жить? Судья сказал то же самое: —В наше время лучше жить кривдою. —Подавай-ка свои глаза! — говорит Кривда Правде; выколола у ней глаза и ушла куда знала. Осталась Правда безглазая, пала лицом наземь и поползла ощупью. Доползла до болота и легла в траве. В самую полночь собралась туда неверная сила. Нáбольшой стал всех спрашивать: кто и что сделал? Кто говорит: я душу загубил; кто говорит, я того-то на грех смутил; а Кривда в свой черед похваляется: —Я у Правды сто рублей выспорила да глаза выколола! —Что глаза! — говорит небольшой. — Стоит потереть тутошней травкою — глаза опять будут! Правда лежит да слушает. Вдруг крикнули петухи, и неверная сила разом пропала. Правда нарвала травки и давай тереть глаза; потерла один, потерла другой — и стала видеть по-прежнему; захватила с собой этой травки и пошла в путь-дорогу. В это время у одного царя ослепла дочь, и сделал он клич: кто вылечит царевну, за того отдаст ее замуж. Правда приложила ей к очам травку, потерла и вылечила: царь обрадовался, женил Правду на своей дочери и взял к себе в дом…
ГОРЕ
В одной деревушке жили два мужика, два родные брата: один был бедный, другой богатый. Богач переехал на житье в город, выстроил себе большой дом и записался в купцы; а у бедного иной раз нет ни куска хлеба, а ребятишки — мал мала меньше — плачут да есть просят. С утра до вечера бьется мужик как рыба об лёд, а всё ничего нет. Говорит он однова [ Однова — один раз, однажды.] своей жене: —Дай-ка пойду в город, попрошу у брата: не поможет ли чем? Пришёл к богатому: —Ах, братец родимый! Помоги сколько-нибудь моему горю; жена и дети без хлеба сидят, по целым дням голодают. —Проработай у меня эту неделю, тогда и помогу! Что делать? Принялся бедный за работу: и двор чистит, и лошадей холит, и воду возит, и дрова рубит. Через неделю дает ему богатый одну ковригу хлеба: —Вот тебе за труды! —И за то спасибо! — сказал бедный поклонился и хотел было домой идти. —Постой! Приходи-ка завтра ко мне в гости и жену приводи: ведь завтра мои именины. —Эх, братец, куда мне? Сам знаешь: к тебе придут купцы в сапогах да в шубах, а я в лаптях хожу да в худеньком сером кафтанишке. —Ничего, приходи! И тебе будет место. —Хорошо, братец, приду. Воротился бедный домой, отдал жене ковригу и говорит: —Слушай, жена! Назавтрее нас с тобой в гости ввали. —Как — в гости? Кто звал? —Брат; он завтра именинник. —Ну что ж, пойдём. Наутро встали и пошли в город, пришли к богатому, поздравили его и уселись на лавку. За столом уж много именитых гостей сидело; всех их угощает хозяин на славу, а про бедного брата и его жену и думать забыл — ничего им не дает; они сидят да только посматривают,, как другие пьют да едят. Кончился обед; стали гости из-за стола вылазить да хозяина с хозяюшкой благодарить, и бедный тоже — поднялся с лавки и кланяется брату в пояс. Гости поехали домой пьяные, весёлые, шумят, песни поют. А бедный идет назад с пустым брюхом. —Давай-ка,— говорит жене,— и мы запоем песню! —Эх ты, дурак! Люди поют оттого, что сладко поели да много выпили; а ты с чего петь вздумал? —Ну, всё-таки у брата на именинах был; без песен мне стыдно идти. Как я запою, так всякий подумает, что и меня угостили... —Ну, пой, коли хочешь, а я не стану! Мужик запел песню, и послышалось ему два голоса; он перестал и спрашивает жену: —Это ты мне подсобляла петь тоненьким голоском? —Что с тобой? Я вовсе и не думала. —Так кто же? —Не знаю! — сказала баба. — А ну, запой, я послушаю. Он опять запел; поет-то один, а слышно два голоса; остановился и спрашивает: —Это ты, Горе, мне петь пособляешь? Горе отозвалось: —Да, хозяин! Это я пособляю. —Ну, Горе, пойдем с нами вместе. —Пойдём, хозяин! Я теперь от тебя не отстану. Пришёл мужик домой, а Горе зовёт его в кабак. Тот говорит: —У меня денег нет! —Ох ты, мужичок! Да на что тебе деньги? Видишь, на тебе полушубок надет, а на что он? Скоро лето будет, всё равно носить не станешь! Пойдём в кабак, да полушубок побоку… Мужик и Горе пошли в кабак и пропили полушубок. На другой день Горе заохало, с похмелья голова болит, и опять зовёт хозяина винца испить. —Денег нет, — говорит мужик. —Да на что нам деньги? Возьми сани да телегу — с нас и довольно! Нечего делать, не отбиться мужику от Горя: взял он сани и телегу, потащил в кабак и пропил вместе с Горем. Наутро Горе ещё больше заохало, зовет хозяина опохмелиться; мужик пропил и борону и соху. Месяца не прошло, как он все спустил; даже избу свою соседу заложил, а деньги в кабак снёс. Горе опять пристает к нему: —Пойдём да пойдем в кабак! —Нет, Горе! Воля твоя, а больше тащить нечего. —Как — нечего? У твоей жены два сарафана: один оставь, а другой пропить надобно. Мужик взял сарафан, пропил и думает: «Вот когда чист! Ни кола, ни двора, ни на себе, ни на жене!» Поутру проснулось Горе, видит, что у мужика нечего больше взять, и говорит: —Хозяин! —Что, Горе? —А вот что: ступай к соседу, попроси у него пару волов с телегою. Пошёл мужик к соседу: —Дай, — просит, — на времечко пару волов с телегою; я на тебя хоть неделю за то проработаю. —На что тебе? —В лес за дровами съездить. —Ну, возьми, только не велик воз накладывай. —И, что ты, кормилец! Привел пару волов, сел вместе с Горем на телегу и поехал в чистое поле. —Хозяин, — спрашивает Горе, — знаешь ли ты на этом поле большой камень? —Как не знать! —А когда знаешь, поезжай прямо к нему. Приехали они на то место, остановились и вылезли из телеги. Горе велит мужику поднимать камень; мужик поднимает, Горе пособляет; вот подняли, а под камнем яма — полна золотом насыпана. —Ну, что глядишь? — сказывает Горе мужику. — Таскай скорей в телегу. Мужик принялся за работу и насыпал телегу золотом, все из ямы повыбрал до последнего червонца; видит, что уж больше ничего не осталось, и говорит: —Посмотри-ка, Горе, никак, там ещё деньги остались? Горе наклонилось: —Где? Я что-то не вижу! —Да вон в углу светятся! —Нет, не вижу. —Полезай в яму, так и увидишь. Горе полезло в яму; только что опустилось туда, а мужик и накрыл его камнем. —Вот этак-то лучше будет! — сказал мужик. — Не то коли взять тебя с собою, так ты, Горе горемычное, хоть не скоро, а все же пропьёшь и эти деньги! Приехал мужик домой, свалил деньги в подвал, волов отвел к соседу и стал думать, как бы себя устроить. Купил лесу, выстроил большие хоромы и зажил вдвое богаче своего брата. Долго ли, коротко ли — поехал он в город просить своего брата с женой к себе на именины. —Вот что выдумал! — сказал ему богатый брат. — У самого есть нечего, а ты еще именины справляешь! —Ну, когда-то было нечего есть, а теперь, слава богу, имею не меньше твоего; приезжай — увидишь. —Ладно, приеду! На другой день богатый брат собрался с женою, и поехали на именины; смотрят, а у бедного-то голыша хоромы новые, высокие, не у всякого купца такие есть! Мужик угостил их, употчевал всякими наедками, напоил всякими медами и винами. Спрашивает богатый у брата: —Скажи, пожалуй, какими судьбами разбогател ты? Мужик рассказал ему по чистой совести, как привязалось к нему Горе горемычное, как пропил он с Горем в кабаке всё своё добро до последней нитки: только и осталось, что душа в теле; как Горе указало ему клад в чистом поле, как он забрал этот клад да от Горя избавился. Завистно стало богатому: «Дай, думает, поеду в чистое поле, подниму камень да выпущу Горе — пусть оно дотла разорит брата, чтоб не смел передо мной своим богатством чваниться». Отпустил свою жену домой, а сам в поле погнал; подъехал к большому камню, своротил его в сторону и наклоняется посмотреть, что там под камнем? Не успел порядком головы нагнуть — а уж Горе выскочило и уселось ему на шею. —А, — кричит, — ты хотел меня здесь уморить! Нет, теперь я от тебя ни за что не отстану. —Послушай, Горе! — сказал купец. — Вовсе не я засадил тебя под камень… —А кто же, как не ты? —Это мой брат тебя засадил, а я нарочно пришёл, чтоб тебя выпустить. —Нет, врёшь! Один раз обманул, в другой не обманешь! Крепко насело Горе богатому купцу на шею; привёз он его домой, и пошло у него всё хозяйство вкривь да вкось. Горе уж с утра за своё принимается; каждый день зовет купца опохмелиться; много добра в кабак ушло. «Этак несходно жить! — думает про себя купец.— Кажись, довольно потешил я Горе; пора б и расстаться с ним, да как?» Думал, думал и выдумал: пошёл на широкий двор, обтесал два дубовых клина, взял новое колесо и накрепко вбил клин с одного конца во втулку. Приходит к Горю: —Что ты, Горе, всё на боку лежишь? —А что ж мне больше делать? —Что делать! Пойдём на двор в гулючки играть. А Горе и радо; вышли на двор. Сперва купец спрятался — Горе сейчас его нашло, после того черёд Горю прятаться. —Ну, — говорит, — меня не скоро найдёшь! Я хоть в какую щель забьюсь! —Куда тебе! — отвечает купец. — Ты в это колесо не влезешь, а то-то в щель! —В колесо не влезу? Смотри-ка, ещё как спрячусь! Влезло Горе в колесо; купец ваял да и с другого конца забил во втулку дубовый клин, поднял колесо и забросил его вместе с Горем в реку. Горе потонуло, а купец стал жить по-старому, по-прежнему.
ПОХОРОНЫ КОЗЛА
Жил старик со старухою; не было у них ни одного детища, только и был, что козёл: тут все и животы [ Тут все и животы — тут все и богатство.]! Старик никакого мастерства не знал, плел одни лапти — только тем и питался. Привык козёл к старику: бывало, куда старик ни пойдет из дому, козёл бежит за ним из дому. Вот однажды случилось идти старику в лес за лыками, и козёл за ним побежал. Пришли в лес; старик начал лыки драть, а козёл бродит там и сям да траву щиплет; щипал, щипал, да вдруг передними ногами и провалился в рыхлую землю, начал рыться и вырыл оттедова котелок с золотом. Видит старик, что козёл гребет землю, подошел к нему — и увидал золото; несказанно возрадовался, побросал свои лыки, подобрал деньги — и домой. Рассказал обо всем старухе. —Ну, старик, — говорит старуха, — это нам бог дал такой клад на старость за то, что сколько лет с тобою потрудились в бедности. А теперь поживем в свое удовольствие. —Нет, старуха! — отвечал ей старик. — Эти деньги нашлись не нашим счастьем, а козловьим; теперича надо нам жалеть и беречь козла пуще себя! С тех пор зачали они жалеть и беречь козла пуще себя, зачали за ним ухаживать, да и сами-то поправились — лучше быть нельзя. Старик позабыл, как и лапти-то плетут; живут себе поживают, никакого горя не знают. Вот через некоторое время козёл захворал и издох. Стал старик советоваться со старухою, что делать: —Коли выбросить козла собакам, так нам за это будет перед богом и людьми грешно, потому что всё счастье наше мы через козла получили. А лучше пойду я к попу и попрошу похоронить козла по-христиански, как и других покойников хоронят. Собрался старик, пришел к попу и кланяется! —Здравствуй, батюшка! —Здорово, свет! Что скажешь? —А вот, батюшка, пришёл к твоей милости с просьбою, у меня на дому случилось большое несчастье: козёл помер. Пришел звать тебя на похороны. Как услышал поп такие речи, крепко рассердился, схватил старика за бороду и ну таскать по избе. —Ах ты, окаянной, что выдумал — вонючего козла хоронить! —Да ведь этот козел, батюшка, был совсем-таки православной; он отказал тебе двести рублей. —Послушай, старый хрен! — сказал поп.— Я тебя не за то бью, что зовешь козла хоронить, а зачем ты по сю пору не дал мне знать о его кончине: может, он у тебя уж давно помер. Взял поп с мужика двести рублей и говорит: —Ну, ступай же скорее к отцу дьякону, скажи, что бы приготовлялся; сейчас пойдём козла хоронить. Приходит старик к дьякону и просит: —Потрудись, отец дьякон, приходи ко мне в дом на вынос. —А кто у тебя помер? —Да вы знавали моего козла, он-то и помер! Как начал дьякон хлестать его с уха на ухо! —Не бей меня, отец дьякон! — говорит старик, — ведь козёл-то был, почитай, совсем православной; как умирал, тебе сто рублей отказал за погребение. —Эка ты стар да глуп! — сказал дьякон. — Что ж ты давно не известил меня о его преславной кончине; ступай скорее к дьячку: пущай прозвонит по козловой душе! Прибегает старик к дьячку и просит: —Ступай, прозвони по козловой душе. И дьячок рассердился, начал старика за бороду трепать. Старик кричит: —Отпусти, пожалуй, ведь козёл-то был православной, он тебе за похороны пятьдесят рублей отказал! —Что же ты до этих пор копаешься! Надобно было пораньше сказать мне; следовало бы давно прозвонить! Тотчас бросился дьячок на колокольню и начал валять во все колокола. Пришли к старику поп и дьякон и стали похороны отправлять; положили козла во гроб, отнесли на кладбище и закопали в могилу. Вот стали про то дело говорить промеж себя прихожане, и дошло до архиерея, что-де поп козла похоронил по-христиански. Потребовал архиерей к себе на расправу старика с попом: —Как вы смели похоронить козла? Ах вы, безбожники! —Да ведь этот козёл, — говорит старик, — совсем был не такой, как другие козлы; он перед смертью отказал вашему преосвященству тысячу рублей. —Эка ты глупый старик! Я не за то сужу тебя, что козла похоронил, а зачем ты его заживо маслом не соборовал [ Заживо маслом соборовать — совершать над тяжелобольным обряд помазания.]! Взял тысячу и отпустил старика и попа по домам.
СОЛДАТ И ЧЁРТ
Стоял солдат на часах, и захотелось ему на родине побывать. —Хоть бы, — говорит, — чёрт меня туды снёс! А он и тут как тут. —Ты, — говорит, — меня звал? —Звал. —Изволь, — говорит, — давай в обмен душу! —А как же я службу брошу, как с часов сойду? —Да я за тебя постою. Решили так, что солдат год на родине проживёт, а чёрт всё время прослужит на службе. —Ну, скидавай! Солдат всё с себя скинул и не успел опомниться, как дома очутился. А чёрт на часах стоит. Подходит генерал и видит, что всё у него по форме, одно нет: не крест-накрест ремни на груди, а все на одном плече. —Это что? Чёрт — и так и сяк, не может надеть. Тот его — в зубы, а после — порку. И пороли чёрта каждый день. Так — хороший солдат всем, а ремни все на одном плече. —Что с этим солдатом, — говорит начальство, — сделалось? Никуда теперь не годится, а прежде всё бывало в исправности. Пороли чёрта весь год. Изошёл год, приходит солдат сменять чёрта. Тот и про душу забыл: как завидел, всё с себя долой. —Ну вас, — говорит, — с вашей и службой-то солдатской! Как это вы терпите? И убежал.
ПЕТУХАН КУРИХАНЫЧ
Жила-была старуха, у нее сын Иван. Раз Иван уехал в город, а старуха одна осталась дома. Зашли к ней два солдата и просят чего-нибудь поесть горяченького. А старуха скупа была и говорит: —Ничего у меня нет горяченького, печка не топлена и щички не варены. А у самой в печке петух варился. Проведали это солдаты и говорят между собой: —Погоди, старая! Мы тебя научим, как служивых людей обманывать. Вышли во двор, выпустили скотину, пришли и говорят: —Бабушка! Скотина-то на улицу вышла. Старуха заохала и выбежала скотину загонять. Солдаты между тем достали из печки горшок с похлёбкой, петуха вынули и положили в ранец, а вместо него в горшок сунули лапоть. Старуха загнала скотину, пришла в избу и говорит: —Загадаю я вам, служивые, загадку. —Загадай, бабушка! —Слушайте: в Печинске-Горшечинске, под Сковородинском, сидит Петухан Куриханыч. —Эх, старая! Поздно хватилась: в Печинске-Горшечинске был Петухан Куриханыч, да переведён в Суму-Заплеченску, а теперь там Заплетай Расплетаич. Отгадай-ка вот, бабушка, нашу загадку! Но старуха не поняла солдатской загадки. Солдаты посидели, поели черствой корочки с кислым квасом, пошутили со старухой, посмеялись над ее загадкой, простились и ушли. Приехал из города сын и просит у матери обедать. Старуха собрала на стол, достала из печи горшок, ткнула в лапоть вилкой и не может вытащить. «Ай да петушок, — думает про себя, — вишь как разварился — достать не могу». Достала, ан… лапоть!
ИВАНУШКА-ДУРАЧОК
Был-жил старик со старухою; у них было три сына: двое — умные, третий — Иванушка-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил. В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку: —На-ка, снеси эти клецки братьям; пусть поедят. Налила полный горшок и дала ему в руки; побрёл он к братьям. День был солнечный; только вышел Иванушка за околицу, увидал свою тень сбоку и думает: «Что это за человек? Со мной рядом идет, ни на шаг не отстает; верно, клецок захотел?» И начал он бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит, а тень всё сбоку идёт. —Эка ненасытная утроба! — сказал дурачок с сердцем и пустил в неё горшком — разлетелись черепки в разные стороны. Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают: —Ты, дурак, зачем? —Вам обед принёс. —Где же обед? Давай живее. —Да вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек, да всё и поел! —Какой такой человек? —Вот он! И теперь рядом стоит! Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать. Принялся дурачок пасти: видит, что овцы разбрелись по полю, давай их ловить да глаза выдирать; всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе радехонек, словно дело сделал. Братья пообедали, воротились в поле. —Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое? —Да пошто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались, а я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать; во как умаялся! —Постой, ещё не так умаешься! — говорят братья и давай угощать его кулаками; порядком-таки досталось дураку на орехи! Ни много ни мало прошло времени; послали старики Иванушку-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушка: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины. Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неудалая, везёт — не везёт! «А что, — думает себе Иванушка, — ведь у лошади четыре ноги, и у стола тоже четыре, так стол-то и сам добежит». Взял стол и выставил на дорогу. Едет-едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да все каркают. «Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!» — подумал дурачок; выставил блюда с ествами наземь и начал потчевать: —Сестрицы-голубушки! Кушайте на здоровье! А сам всё вперёд да вперёд подвигается. Едет Иванушка перелеском; по дороге все пни обгорелые. «Эх, — думает, — ребята-то без шапок; ведь озябнут сердечные!» Взял понадевал на них горшки да корчаги. Вот доехал Иванушка до реки, давай лошадь поить, а она не пьёт. «Знать, без соли не хочет!» — и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь всё не пьёт. —Что ж ты не пьёшь, волчье мясо? Разве задаром я мешок соли высыпал? Хватил её поленом, да прямо в голову — и убил наповал. Остался у Иванушки один кошель с ложками, да и тот на себе понёс. Идёт — ложки назади так и брякают: бряк, бряк, бряк! А он думает, что ложки-то говорят: «Иванушка-дурак!» — бросил их и ну топтать да приговаривать: —Вот вам Иванушка-дурак! Вот вам Иванушка-дурак! Ещё вздумали дразнить, негодные! Воротился домой и говорит братьям: —Всё искупил, братики! —Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то? —А стол-от бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то пойво лошади посолил, а ложки дразнятся — так я их на дороге покинул. —Ступай, дурак, поскорее, собери всё, что разбросал по дороге. Иванушка пошёл в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину — всяких: и больших и малых. Несет домой. Отколотили его братья; поехали сами в город за покупками, а дурака оставили домовничать. Слушает дурак, а пиво в кадке так и бродит, так и бродит. —Пиво, не броди, дурака не дразни! — говорит Иванушка. Нет, пиво не слушается; взял да и выпустил всё из кадки, сам сел в корыто, по избе разъезжает да песенки распевает. Приехали братья, крепко осерчали, взяли Иванушку, зашили в куль и потащили к реке. Положили куль на берегу, а сами пошли прорубь осматривать. На ту пору ехал какой-то барин мимо на тройке бурых; Иванушка и ну кричать: —Садят меня на воеводство судить да рядить, а я ни судить, ни рядить не умею! —Постой, дурак,— сказал барин,— я умею и судить и рядить; вылезай из куля! Иванушка вылез из куля, зашил туда барина, а сам сел в его повозку и уехал из виду. Пришли братья, спустили куль под лед и слушают; а в воде так и буркает. —Знать, бурка ловит! — проговорили братья и побрели домой. Навстречу им, откуда ни возьмись, едет на тройке Иванушка, едет да прихвастывает: —Вот-ста каких поймал я лошадушек! А ещё остался там сивко — такой славный! Завидно стало братьям, говорят дураку: —Зашивай теперь нас в куль да спускай поскорей в прорубь! Не уйдёт от нас сивко… Опустил их Иванушка-дурачок в прорубь и погнал домой пиво допивать да братьев поминать. Был у Иванушки колодец, в колодце рыба елетц а моей сказке конец.
ЛИСА-ПОВИТУХА
Жили-были кум с кумой — волк с лисой. Была у них кадочка медку. А лисица любит сладенькое; лежит кума с кумом в избушке да украдкою постукивает хвостиком. —Кума, кума! — говорит волк, — кто-то стучит. —А, знать, меня на повой зовут [ Меня на повой зовут — зовут принять рождающегося ребенка. Повой — от «повивать» — пеленать младенца.]! — бормочет лиса. —Так поди сходи, — говорит волк. Вот кума из избы да прямехонько к мёду, нализалась и вернулась назад. —Что бог дал? — спрашивает волк. —Початочек, — отвечает лисица. В другой раз опять лежит кума да постукивает хвостиком. —Кума, кто-то стучится, — говорит волк. —На повой, знать, зовут! —Так сходи. Пошла лисица, да опять к меду, нализалась досыта: медку на донышке осталось. Приходит к волку. —Что бог дал? — спрашивает её волк. —Середышек. В третий раз опять так же обманула лисица волка и долизала уже весь медок. —Что бог дал? — спрашивает её волк. —Поскребышек. Долго ли, коротко ли — прикинулась лисица хворою, просит кума медку принести. Пошел кум, а меду ни крошки. —Кума, кума! — кричит волк, — ведь мёд съеден. —Как — съеден? Кто же съел? Кому окромя тебя! — погоняет лисица. Волк и крестится и божится. —Ну хорошо! — говорит лисица. — Давай ляжем на солнышко, у кого вытопится мёд, тот и виноват. Пошли, легли. Лисице не спится, а серый волк храпит во всю пасть. Глядь-поглядь, у кумы-то и показался медок; она ну-тко скорее перемазывать его на волка. —Кум, кум! — толкает волка. — Это что? Вот кт
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-12-07; просмотров: 41; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.220.160.216 (0.266 с.) |