Песни и причитания о рекрутах и солдатах

 

* *   *

 

Сесть было мне, горюшице,

Бедною да горе-горькою,

Мне под красное окошечко,

Мне на лавочку дубовую,

Ко прибоинке [ Прибоинка — дверная пробоина.] кленового,

К своему да сыну милому,

К сыну милому-любимому,

Мне в остатние, в последние!

Уж ты, мило мое дитятко,

Ты бессчастное родилося,

Бессчастное да бесталанное!

Куды спешишься да торопишься

Изо своего ты дому благодатного,

Изо светлой изо светлицы,

Из новый да новы горницы?

Без тебя, да мило дитятко,

Стемнеет светла светлица,

Опустеет дом-подворьицо!

Ты подешь, да мило дитятко,

Не в любимую да путь-дороженьку,

Не в любимую — во дальную,

Во дальную да во печальную,

Ты во службу-то во царскую,

Во царскую да государскую,

Во солдаты новобранные!..

 

 

* * *

 

Соколочок да милый брателко,

Ты куды да наряжаешься,

Ты куды да сподобляешься,

Во какую да путь-дороженьку?

Не в любую да подороженьку,

Ко судьям да немилостивым,

Как к сердцам да нежалостливым.

Как заведут, да сокол брателко,

Во присусьё [ Присусьё — присутствие, здесь: место, где отбирают рекрутов.] да великое,

Как поставят, да сокол брателко,

Тебя под мерушку казённую,

Станут брить, да сокол брателко,

Всё твои да всё русы кудри,—

Повалятся да русы кудри

Со буйные головушки,

Как у тебя, да сокол брателко,

Твои да всё русы кудри!

Как на кажной волосиночке

По горячей по слезиночке!

Не бушуйте-ко, вы, да вы, ветры буйные!

Не шумите-ко вы, да леса темные!

Ты не плачь, не плачь, душа красна девица! —

—Не сама-то я плачу, сами слезы катятся,

По неволюшке, по милом дружке.

Уж как взяли-то его, взяли во солдатушки

Во молоденькие его во некрутики [ Некрутики — рекруты, взятые на военную службу.].

Снаряжу ли я, дружка, его хорошехонько,

Провожу ли я его, его далекохонько,

Я до города его, города Владимира,

Я до матушки его только каменной Москвы!..

Середи-то ли Москвы да мы становилися,

Со милым-то ли дружком да мы с ним прощалися;

Господа-то ли купцы на нас дивовалися:

—Уж и кто ж это с кем, да кто с кем прощается,—

Или муж-то с женой, или это брат с сестрой.

Или молодец с душой красной девицей?

 

 

* * *

 

Уж вы, ветры мои, ветерочки!

Вы не дуйте, ветры, на лесочки,

Не шатайте, ветры, в бору сосну!

И так сосенке стоять тошно:

Не водою сосенку подмывает. —

Горностайка к сосёнке подбегает,

Злы кореньица подъедает.

Посередь-то сосенки пчелы вьются,

Пчёлы вьются, пчедумши не привьются.

Как у Ванюшки кудри вьются, не завьются.

Как у любушки слезы льются, льются, не уймутся.

—Ты скажи-ка, любушка, о чём плачешь?

—Уж и есть у меня печаяь-горе:

Отдают дружка во солдаты!

 

 

* * *

 

За славною рекою за Москвою,

За высокими горами Воробьевыми,

Пролегала тут широкая дорожка,

Широким-то она дороженька не широка,

А пробоем-то она дороженька не пробойна,

Уж по той ли по дорожке по широкой

Ещё шли-прошли солдаты новобраны,

Идучи они солдаты сами плачут,

Во слезах они дороженьки не видят,

В возрыданьице словечушка не молвят:

—Что гораздо мы пред богом согрешили.

Государя мы царя распрогневили,

Уж как отдал нас нерусскому началу —

Что нерусскому начальнику-немчину,

Он бьёт, губит солдатушек напрасно.

 

 

* * *

 

Сторона ль ты, моя сторонушка,

Сторона моя, незнакомая,

Что не сам я на тебя зашёл,

Что не добрый меня конь завёз,

Ни буйны ветры завеяли,

Ни быстрые реки залелеяли.

Занесла меня, доброго молодца,

Что неволюшка солдатская,

Грозна служба государева,

На чужой дальней сторонушке

Ни отца нету, ни матушки,

Ни брата, ни родной сестры,

Ни младой жены, ни малых детушек,

Как на чужой дальней сторонушке,

Что ложился я, добрый молодец,

На голых досках без постелюшки,

Умывался я, добрый молодец,

Что своими горючий слезьми,

Утирался я, добрый молодец,

Я своею полой правою.

 

 

* * *

 

Что победные головушки солдатские,

Они на бой и на приступ люди первые,

А к жалованью люди последние.

Как со вечера солдатам поход сказан был,

Со полуночи солдаты ружья чистили,

Ко белу свету солдаты на приступ пошли.

Что не грозная туча подымалася,

Что не черные облака сходилися,

Что подымался выше облак чёрный дым,

Загремела тут стрельба оружейная.

Что не камешки с крутых гор покатилися,

Покатились с плеч головушки солдатские.

Что не алое сукно в поле заалелось,

Заалелася тут кровь солдатская,

Что не белые лебёдушки воскликнули,

Так воскликнут молоды жёны солдатские.

 

 

* * *

 

И буди проклята на сём да на белом свете —

Уж как это зло великое несчастьице,

Всё злодийиое проклято бесталаньице —

Уж как эта грозна служба государева!

И трудна-тяжела ведь служба государева:

И день и ночь служить солдатушкам бессчастныим;

И пот спокою-то ведь тёмной этой ноченькой…

Дробить наб [ Дробить наб — здесь: угодить надо.], да как начальству-то является:

Штоб мундиры сукон-сырыих наглажены,

Как оружыще всё было быначищено,

И сабли вострые все были бы насветлены,

И плотно-нáплотно ведь были б подпоясаны.

 

 

----

 

БЫЛОЕ И ПАМЯТЬ

----

БЫЛИНЫ

ВОЛЬГА И МИКУЛА СЕЛЯНИНОВИЧ

 

Когда воссияло солнце красное

На тое ли на небушко на ясное,

Тогда зарождался молодой Вольгá,

Молодой Вольга Святославович.

 

Как стал тут Вóльга растеть-матереть,

Похотелося Вольге много мудрости:

Щукой-рыбою ходить ему в глубоких морях,

Птицей-соколом летать ему под оболока,

Серым волком рыскать да по чистыим полям.

Уходили все рыбы во синий моря,

Улетали все птицы за оболока,

Ускакали все звери во тёмный леса.

 

Как стал тут Вóльга растеть-матереть,

Собирал себе дружинушку хоробрую:

Тридцать молодцов да без единого,

А сам-то был Вольга во тридцатыих.

Собирал себе жеребчиков тёмно-кариих,

Тёмно-кариих жеребчиков нелéгченыих [ Нелéгчёный — нескоплепиый, от слова «легчить» — холостить, скопить.].

Вот посели на добрых копей, поехали,

Поехали к городам да за получкою.

 

Повыехали в раздольице чисто поле,

Услыхали во чистом поле оратая [ Оратай — пахарь, орать — пахать.],

Как орет в поле оратай, посвистывает,

Сошка у оратая поскрипливает,

Омешики [ Омешик — сошник, заостреённый конец сохи.] по камешкам почиркивают.

Ехали-то день ведь с утра до вечера,

Не могли до оратая доехати.

Они ехали да ведь и другой день,

Другой день ведь с утра до вечера,

Не могли до оратая доехати.

Как орет в поле оратай, посвистывает,

Сошка у оратая поскрипливает,

А омешки по камешкам исчиркивают.

Тут ехали они третий день,

А третий день ещё до пабедья [ Пабедье — время, близкое к полудню.].

А наехали в чистом поле оратая.

 

Как орет в поле оратай, посвистывает,

А бороздочки о«да пометывает,

А пенья-коренья: вывертывает,

А большие-то каменья в борозду валит.

У оратая кобыла соловая,

Гужики у неё да шёлковые,

Сошка у оратая кленовая,

Омешки на сошке булатные,

Присошичеку сошки серебряный,

А рогачик-то у сошки красна золота,

А у оратая кудри качаются,

Что не скачен ли жемчуг рассыпаются.

У оратая глаза да-ясна, сокола,

А брови у него да черна соболя.

У оратая сапожки зелен сафьян:

Вот шилом, пяти, носы востры,

Бот под пяту-пяту воробей пролетит,

Около носа хоть яйцо прокати.

У оратая шляпа пуховая,

А кафтанчик у него черна бархата.

 

Говорит-то Вольга таковы слова:

—Божья помочь тебе, оратай-оратаюшко!

Орать, да пахать, да крестьяновати,

А бороздки тебе да пометывати,

А пенья-коренья вывертывати,

А большие-то каменья в борозду валить! —

Говорит оратай таковы слова:

—Поди-ка ты, Вояьга Святославович!

Мне-ка надобно божья помочь крестьяновати.

А куда ты, Вольга,едешь, куда путь держишь?—

Тут проговорил Вольга Святославович:

—Как пожаловал меня да родной дядюшка?

Родной дядюшка да крестный батюшка,

Ласковый Владимир стольно-киевский,

Тремя ли городами со крестьянами:

Первым городом Курцовцем,

Другим городом Ореховцем,

Третьим городом Крестьяневцем.

Теперь еду к городам да за получкою.

 

Тут проговорил оратай-оратаюшко:

—Ай же ты, Вольга Святославович!

Там живут-то мужички да все разбойнички,

Они подрубят-то сляги [ Сляги — жердь, топкое бревно.]калиновы

Да потопят тебя в реке да во Смородине!

Я недавно там был в горде, третьего дни,

Закупил я соли цело три меха,

Каждый мех-то был ведь по сту пуд,

А сам я сидел-то сорок пуд,

А тут стали мужички с меня грошей просить,

Я им сталью им грошей делить,

А грошей-то стало мало ставиться,

Мужичков-то ведь больше ставится.

Потом стал-то я их ведь отталкивать,

Стал отталкивать да кулаком грозить.

Положил тут их я ведь до тысячи:

Который, стоя стоит, тот сидя сидит,

Который сидя сидит, тот и лёжа лежит.—

Тут проговорил ведь Вольга Святославович:

—Ай же ты, оратай-оратаюшко!

Ты поедемнко со мной во товарищах?

 

А тут ли оратай-оратаюшко

Гужики шёлковые повыстегнул,

Кобылу из сошки повывернул.

Они сели на добрых коней, наехали.

Как хвост-то у ней расстилается,

А грива-то у неё да завивается.

У оратая кобыла ступью пошла [ Ступью пошла — пошла тихим шагом.],

А Вольгин конь да ведь поскакивает.

У оратая кобыла грудью пошла [ Грудью пошла — тихой рысью.],

А Вольгин конь да оставается.

Говорит оратай таковы слова:

—Я оставил сошку во бороздочке

Не для-ради прохожего-проезжего:

Маломощный-то наедет — взять нечего,

А богатый-то наедет — не позарится, —

А для-ради мужичка да деревенщины.

Как бы сошку из земельки повыдернути,

Из омешиков бы земельку повытряхнути

Да бросить сошку за ракитов куст.

 

Тут ведь Вольга Святославович

Посылает он дружинушку хоробрую,

Пять молодцов да ведь могучиих,

Как бы сошку из земли да повыдернули,

Из омешиков земельку повытряхнули,

Бросили бы сошку за ракитов куст.

Приезжает дружинушка хоробрая,

Пять молодцов да ведь могучиих,

Ко той ли ко сошкеклевовенькой.

Они сошку за обжи [ Обжи — оглобли у сохи.] вокруг вертят,

А не могут сошки из земли поднять,

Из омешиков земельки повытряхнуть,

Бросить сошки за ракитов куст.

 

Тут мóлодой Вольга Святославович

Посылает от дружинушку хоробрую

Целым он ведь десяточком.

Они сошку за обжи вокруг вертят,

А не могут сошки из земли выдернуть,

Из омешиков земельки повытряхнуть,

Бросить сошки за ракитов куст.

И тут ведь Вóльга Святославович

Посылает всю свою дружинушку хоробрую,

Чтобы сошку из земли повыдернули,

Из омешиков земельку повытряхнули,

Бросили бы сошку за ракитов куст.

Они сошку за обжи вокруг вертят,

А не могут сошки из земли повыдернуть,

Из омешиков земельки повытряхнуть,

Бросить сошки за ракитов куст.

 

Тут оратай-оратаюгнко

На своей ли кобыле соловенькой

Приехал ко сошке кленовенькой.

Он брал-то ведь сошку одной рукой,

Сошку из земли он повыдернул,

Из омешиков земельку повытряхнул,

Бросил сошку за ракитов куст.

 

А тут сели на добрых коней, поехали.

Как хвост-то у ней расстилается,

А грива-то у ней да завивается.

У оратая кобыла ступью пошла,

А Вольгин конь да ведь поскакивает.

У оратая кобыла грудью пошла,

А Вольгин конь да оставается.

Тут Вольга стал да он покрикивать,

Колпаком он стал да ведь помахивать:

—Ты постой-ко ведь, оратай-оратаюшко!

Как бы этая кобыла коньком бы была,

За этую кобылу пятьсот бы дали. —

Тут проговорил оратай-оратаюшко:

—Ай же глупый ты, Вольга Святославович!

Я купил эту кобылу жеребеночком,

Жеребёночком да из-под матушки,

Заплатил за кобылу пятьсот рублей.

Как бы этая кобыла коньком бы была,

За эту кобылу цены не было бы.

 

Тут проговорит Вольга Святославович:

—Ай же ты, оратай-оратаюшко!

Как-то тебя да именем зовут,

Нарекают тебя да по отечеству? —

Тут проговорил оратай-оратаюшко:

—Ай же ты, Вольга Святославович!

Я как ржи-то напашу да во скирды сложу,

Я во скирды сложу да домой выволочу,

Домой выволочу да дома вымолочу,

А я пива наварю да мужичков напою,

А тут станут мужички меня похваливати:

«Молодой Микула Селянинович!»…