Причины поражения 1-й Национальной армии

Когда происходило отступление 1-й Национальной армии из Внутренней Монголии в Ганьсу, я уже уехал в отпуск в Советский Союз. Составить себе ясное представление о причинах столь неожиданного распада армии Фэн Юй-сяна мне было трудно. Сам ее руководитель маршал Фэн Юй-сян в это время, как известно, находился в Советском Союзе. Его замещал и по военной и по административной линии генерал Чжан Чжи-цзян. Как говорилось выше, этот генерал был бесталанным администратором и бездарным военачальником. Будучи христианином, он насаждал христианство среди солдат 1-й Национальной армии с помощью миссионеров с упорством, достойным лучшего применения, и уповал в военном деле больше на помощь бога, чем на собственные дарования. Но бог, как утверждал прусский король Фридрих II, на той стороне, которая имеет более сильные батальоны. В данном случае сила была на стороне реакционных милитаристских группировок Чжан Цзо-линя и У Пэй-фу, которые обладали двойным и даже тройным превосходством над христианской [123] армией Фэна. Но все дело в том, что бегство 1-й Национальной армии, а затем и ее распад не сопровождались серьезными боями. Кроме поражения небольшой группы 1-й Национальной армии в районе Долоннора, на других участках фронта боев не было. Национальная армия сдала свои позиции у Нанькоу без всякого сопротивления, и мукденские войска заняли их на другие сутки после ухода солдат.

1-я Национальная армия, некогда входившая в состав чжилийской группировки У Пэй-фу, формировалась на милитаристской основе. Она не избежала склок и трений среди генералов, столь характерных для армий милитаристов. Фэн своим авторитетом до некоторой степени сглаживал и нейтрализовал эти склоки. Его заместитель Чжан не обладал силой характера, не отличался умом и не пользовался авторитетом среди подчиненных. Во время командования армией Чжан Чжи-цзяном склоки между генералами крайне обострились и в особенности усилилась вражда между ним и заместителем Лу Чжун-лином.

Экономическое положение северо-западных провинций и материальное обеспечение армии и при Фэн Юй-сяне было тяжелым, а с оставлением Пекина и Тяньцзиня стало невыносимым. Солдаты более двух лет не получали жалованья, оружие было в плохом состоянии, не хватало снарядов и патронов. Органическая связь с населением отсутствовала.

Наши советники во время отступления армии получили возможность ближе познакомиться с местным населением северо-западных провинций. Вот их впечатления. Население жило и управлялось по старым законам пекинского правительства. Национальную армию население знало по налогам, поставкам продовольствия, обмундирования и выполнению бесплатных работ для армии. Правда, командование армии не препятствовало пропаганде гоминьдана в этих провинциях, но здесь гоминьдановские организации были крайне малочисленны, они были созданы лишь в городах. Причина заключалась в слабом развитии промышленности в северо-западных провинциях и малочисленности пролетариата.

Командование армии ничего не предпринимало ни для улучшения экономического положения занимаемого армией края, ни для привлечения крестьян и ремесленников на свою сторону. Население смотрело на солдат Национальной армии, как на обычных солдат милитаристов — грабителей и насильников, своих врагов. Беседуя с населением, мы выяснили, что во многих деревнях вообще ничего не слышали о Сунь Ят-сене, гоминьдане, Октябрьской революции в России и о Советском Союзе. Но не только население, даже некоторые солдаты Национальной армии не имели представления об этом. Многие офицеры принимали наших советников за миссионеров или за американцев. Не приходится удивляться, [124] что 1-я Национальная армия рассыпалась при первом же испытании, что население прятало продовольствие и оказывало сопротивление отходящим частям Национальной армии. Бесславный конец 1-й Национальной армии был следствием органически заложенных в ней причин, как армии в своей основе милитаристской.

И эта армия, разложившаяся до основания и растерявшая почти всю свою боевую технику, в сентябре, по возвращении Фэн Юй-сяна из СССР, восстановила основную свою силу и боевую мощь и в дальнейшем активно участвовала вместе с Национально-революционной армией в разгроме мукденской и чжилийской милитаристских армий. Причины этого кроются в специфике весьма противоречивой обстановки китайской гражданской войны между милитаристами, в жизненной силе китайского народа, стремившегося к освобождению от власти милитаристов и к независимости от империалистических держав, и в той моральной и материальной помощи, которую бескорыстно оказывал китайскому народу Советский Союз.

Перемена военной обстановки на севере Китая была обусловлена тем, что, несмотря на подавляющее превосходство чжилийско-мукденской группировки над 1-й Национальной армией, она не сумела окончательно уничтожить ее, а позволила ей отсидеться на нанькоуских позициях с апреля по июль 1926 г. Это объяснялось опять-таки разногласиями между Чжан Цзо-линем и У Пэй-фу, следовательно, между Англией и Японией по основным вопросам китайской проблемы.

Суть этих разногласий тогда не была еще ясна. Однако косвенные данные и сопоставление различных фактов, почерпнутых из прессы, давали возможность сделать некоторые выводы. В связи с затруднениями Англии в политике в Европе и на Ближнем Востоке (до заключения Мосульского соглашения) японские военные круги вознамерились воспользоваться моментом и установить гегемонию Японии в «умиротворенном Китае». Предлогом послужило якобы невыполнение соглашения Англии с Японией о координации действий на юге Китая (в Гуанчжоу).

Соглашение У Пэй-фу с Чжан Цзо-линем в январе 1926 г. предусматривало подавление национально-революционного движения в Китае и ликвидацию влияния СССР в Китае (так называемый план Чемберлена) путем создания сильного центрального правительства, которое при поддержке великих держав организовало бы экспедиции против «непокорных провинций».

Однако попытка создать такое правительство при существовании Национальной армии, которая занимала трудно-доступные позиции в Нанькоу, при наличии в Гуандуне Гуанчжоуского [125] революционного правительства и позиции «нейтралитета» Сунь Чуань-фана, владевшего важными в экономическом отношении пятью провинциями, оказалась нереальной.

И хотя избранный премьером упэйфуист Си Си-чуй был доверенным Чжан Цзо-линя и удовлетворял представителей обеих милитаристских группировок, непрерывные дрязги между ними из-за каждого министерского портфеля привели в конечном счете к тому, что это правительство стало чисто формальным и реальной власти не приобрело.

Второе соглашение между мукденской и чжилийской группировками уже говорило о том, что в тогдашней военно-политической обстановке создание авторитетного центрального правительства перестало быть актуальным; ближайшей задачей этой милитаристской коалиции стала ликвидация Национальных армий как на севере, так и на юге Китая, и лишь во вторую очередь — политическое устройство страны. Этим же соглашением было определено разграничение оперативных сфер мукденской и чжилийской группировок. Первая сосредоточивала свои силы против 1-й Национальной армии, а вторая, оказывая ей частичную помощь, главный свой удар направляла против армии Гуанчжоуского правительства.

Однако японские военные круги выразили недовольство той сферой влияния, которая в соответствии с англо-японским соглашением предназначалась им. Судя по некоторым данным, второе мукдено-чжилийское соглашение, сообразуясь с директивами Лондона и Токио, урегулировало и этот вопрос. Чжан Цзо-линю (Японии) была предоставлена полная свобода в Маньчжурии, Шаньдуне, Внутренней Монголии, а Англия получила большую свободу действий на юге Китая против Гуанчжоу.

Одновременно усилилась агрессивность устремлений военных кругов Японии против СССР. Они полагали, что именно теперь настал удобный момент для уничтожения влияния СССР в Китае и на побережье Тихого океана. Японская военщина должна была инспирировать агрессивность Чжан Цзо-линя в вопросах железнодорожной политики в Маньчжурии (включая КВЖД); добиваться от министерства иностранных дел Японии решения вопроса о Цзяндао (пограничный район между Кореей, Северной Маньчжурией и южной частью Приморской области, заселенный корейцами), имеющего политико-стратегическое значение; требовать увеличения численности японских гарнизонов в Маньчжурии и права мобилизовать в случае надобности японское население в Южной Маньчжурии.

В завязавшемся узле политических интриг выдвинулся Сунь Чуань-фан, лидер пяти провинций, тесно связанный с [126] США. Япония и Англия усиленно стремились заручиться поддержкой правительства в Вашингтоне в очередных вопросах китайской политики. Японский военный атташе посетил Сунь Чуань-фана в Нанкине, настойчиво добиваясь привлечения его к участию в гражданской войне.

Сунь Чуань-фан был связан с шанхайскими лидерами правого гоминьдана, и его выдвигали в качестве национального лидера, «собирателя китайской земли». Китайское агентство Говэнь 10 июля сообщало о желании дубаней Хэнани и Хубэя присоединиться к его федерации (пяти провинций) и признать его главкомом всех вооруженных сил провинций долины Янцзы. Этот факт свидетельствовал о том, что у У Пэй-фу недоставало сил для противодействия Северному походу Национально-революционной армии Гуанчжоуского правительства.

С ликвидацией 1-й Национальной армии в Северо-Западном Китае завершился длительный этап ее борьбы с мукдено-чжилийским блоком. Теперь надо было ожидать перехода Чжан Цзо-линя (Япония) к агрессивным действиям во Внутренней Монголии и против МНР. К осуществлению этих планов были привлечены монгольские князья и ламы, эмигрировавшие из МНР в Хэйлунцзян. По словам одного эмигранта, экспедиция на Ургу намечалась с трех сторон: одно направление — из Калгана и два — из Хайлара по р. Керулен. В вопросе об этой экспедиции Япония заручилась поддержкой Англии, а возможно, и США. Кроме Чжан Цзо-линя к участию в подготовке нападения на МНР был привлечен и атаман Семенов с его панмонгольскими лозунгами, ему было отпущено полмиллиона иен.

Повсеместный рост революционного движения в Китае побудил империалистические державы проводить более либеральный курс в китайской политике: Англия была готова признать ограниченную таможенную автономию Китая и сделать ряд уступок в вопросах муниципальной политики и в иностранных сеттльментах; Япония в целях установления контакта с правым крылом национальной буржуазии Китая была согласна на перемещения на руководящих постах мукденской армии и администрации, жертвуя даже Чжан Цзо-линем.

Все это свидетельствовало о том, насколько сложна и противоречива была внешняя и внутренняя политическая обстановка на северо-западе Китая во время нашего там пребывания. Работа затруднялась еще тем, что наши группы, сформированные в короткий срок, не получили ни возможности, ни времени для предварительной подготовки.

Наше стремление разобраться в обстановке Национальных армий наталкивалось на сопротивление китайских военачальников, которые под тем или иным предлогом нам в [127] этом отказывали. Беглое знакомство с боевой подготовкой Национальных армий побудило наших советников заняться составлением планов коренной реорганизации армии на современный лад. Однако расчеты показали невозможность осуществить это мероприятие из-за недостатка времени, отсутствия необходимого количества инструкторов соответствующей квалификации, отсутствия наглядных пособий и приборов, а главное — военных переводчиков.

Недостаточное наше знакомство с историей Китая, бытом и нравами китайского, народа, его культурой приводило нас к ряду ошибок. Мы принимали за чистую монету заверения китайских генералов в глубокой преданности учению Сунь Ят-сена и революции, пока не познакомились с ними на практике. Наши предложения по ведению операций не принимались во внимание, нас не приглашали на ответственные совещания; о важнейших решениях дубаня и подопечных генералов мы узнавали позже всех. Не удивительно, что наша военно-оперативная деятельность часто сводилась к регистрации событий и информации об обстановке высших руководящих органов.

Однако в ходе борьбы с мукдено-чжилийсккми милитаристами руководство Национальными армиями вынуждено было терпеть у себя наших советников, допускать к работе среди населения своих провинций представителей гоминьдана, а временами и членов китайской компартии и прибегать порой к революционной фразе — все это способствовало революционизированию населения провинций и частично армии. Сила революционных идей была настолько притягательна, а ненависть к империалистам настолько велика, что впоследствии при наступлении НРА к северу от Янцзы в провинцию Хэнань на сторону революции перешли и бывшие соединения 2-й Национальной армии, некогда изменившие ей. Поэтому надо признать, что деятельность советских людей в Китае не пропала даром. Она способствовала расширению и углублению революции в Китае и освобождению китайского народа от власти империалистических пособников — милитаристов. [128]

На юге Китая

Из Москвы в Гуанчжоу

После непродолжительного отдыха в Кисловодске мы с женой Диной Яковлевной Благодатовой (Даровская) выехали 6 сентября 1926 г. из Москвы скорым поездом во Владивосток. Дальше нам предстояло следовать через Шанхай в Гуанчжоу.

До Владивостока поезд шел десять с половиной суток. С нами в купе ехало молодое семейство с семимесячным ребенком. Он был нездоров и плакал все ночи напролет. В купе не хватало воздуха от запаха пеленок. В Хабаровске нам посчастливилось переменить купе. Стоя у окна и любуясь необъятными просторами нашей Родины, мы наслаждались сменой ландшафтов и изумительной игрой таежных красок. Мимо проплывали бескрайние степи Западной Сибири и, наконец, «славное море — священный Байкал». Все это оставляло неизгладимое впечатление и скрашивало наше утомительное путешествие. В прошлом году я проезжал эти места весной, когда природа Сибири после длительной зимы оделась в ярко-зеленый покров. Теперь осень — какое богатство красок!

Во Владивосток поезд прибыл точно по графику. И это было удивительно в то время. Еще в прошлом году порядок на железных дорогах оставлял желать лучшего. Железнодорожная магистраль протяженностью 10 тыс. км представляла собой жалкое зрелище. В особенно плачевном состоянии был участок от Читы до Владивостока. Малонаселенная местность была разорена недавно отгремевшей войной с интервентами. Станции лежали в развалинах, железнодорожники ютились в вагонах, которые одновременно служили и станциями. Разрушенные мосты подпирались штабелями шпал. На остановках — хоть шаром покати, купить нечего, все приходилось везти с собой. И в эти-то годы, несмотря на наше тяжелое хозяйственное положение, когда мы еще не достигли довоенного уровня развития экономики, мы оказывали китайскому народу в его борьбе за национальную независимость не только моральную, но и материальную помощь. Советские инструкторы, инженеры, техники и переводчики [129] выехали в Китай. Большие материальные средства были направлены туда по просьбе Гуанчжоуского правительства.

Во Владивосток мы приехали утром 27 сентября. Нам посчастливилось достать билеты на пароход, отбывающий в тот же день в Гуанчжоу. У нас еще оставалось немного времени, чтобы ознакомиться с достопримечательностями Владивостока. В моей памяти сохранилось лишь общее впечатление об этом живописно расположенном городе, сильно пострадавшем во время гражданской войны, интервенции Японии и других империалистических держав. Мне не удалось побывать на Русском острове, где находилась могила моего отца — капитана 32-го Восточно-Сибирского полка, погибшего во время русско-японской войны. По пути в Гуанчжоу мы сделали две остановки: одну — кратковременную, в японском городе Модзи, и вторую, более продолжительную, — в Шанхае. Но мы вовремя не сумели получить визы в японском консульстве во Владивостоке, поэтому японские власти не разрешили нам сойти на берег. В Шанхае мы пробыли пять суток и имели достаточно времени, чтобы познакомиться с этим важнейшим портом Китая. Город являл собой яркий пример закабаления империалистическими государствами китайского народа на его собственной земле.

Шанхай тогда был самым крупным промышленным и торговым центром Китая, численность населения которого превышала 3 млн.

Город, расположенный вблизи устья р. Янцзы, на ее притоке Хуанпу, окружен низменностью, состоящей из наносных отложений в виде песка и ила, которые постепенно двигают дельту в море. Некогда Шанхай находился на берегу Восточно-Китайского моря, теперь же он отстоит от него на 30 км.

Климат Шанхая мягкий, муссонный, влажный. Средняя температура июля +27°, а января +3, — 2°. За год, главным образом летом, здесь выпадало 1130 мм осадков. Географическое положение Шанхая очень выгодно: глубина фарватера Хуанпу достигала 8 м, что позволяло заходить в Шанхай крупным морским пароходам. Недаром город именовался главными воротами Китая в страны Тихого океана. Шанхайский порт — один из крупнейших в мире. На его причалах могли грузиться одновременно более сотни судов. Шанхай — крупный узел железных дорог, индустриальный центр страны с многочисленным и активным пролетариатом. Большая часть Шанхая располагалась на левом берегу р. Хуанпу. Центр города приходился как раз на место впадения Сучжоуского канала в Хуанпу. С запада на восток протянулась главная улица города — Нанкин-род. Набережная реки в то время носила название «Банд» и была застроена монументальными зданиями делового Шанхая. К северу от [130] городского центра, на левом берегу канала Сучжоу, находился промышленный район Шанхая — Чапэй.

По своему внешнему облику Шанхай сильно отличался от других китайских городов. В нем были высокие дома, озелененные улицы, парки и сады. Уже в то время по улицам ходили троллейбусы, и регулировщики-сикхи саженного роста, в высоких чалмах, регулировали движение городского транспорта при помощи светофоров. Но наиболее благоустроенными были международный сеттльмент и французская концессия. Монументальные многоэтажные здания, сверкавшие стеклами и блеском начищенной меди, демонстрировали власть иностранных монополий над технической отсталостью и внутренним неустройством хозяев этой земли. Собственно же китайские районы имели узкие улицы, небольшие дома и неблагоустроенные мазанки, бамбуковые фанзы.

По Нанкинскому договору, навязанному Китаю Англией в 1842 г., Шанхай сделался открытым портом, и там были созданы иностранные концессии. С этого времени Шанхай стал главным опорным пунктом агрессии капиталистических государств против Китая.

По мере того как рос крупный промышленный центр страны, поднималась его революционная активность в борьбе с империалистической агрессией. Уже в мае 1919 г. здесь бастовали десятки тысяч рабочих. В 1920 г. в Шанхае возник марксистский кружок, а в июле 1921 г. состоялся нелегальный первый съезд Коммунистической партии Китая. Почти каждый год вспыхивали забастовки рабочих Шанхая, выступления учащейся молодежи и ремесленников, демонстрации протеста против иноземных угнетателей.

В Шанхае мы остановились в так называемом бординг-хаузе Баумгартена. Хозяин меблированных комнат — выходец из России, переселившийся в Шанхай еще до революции, — помнил русский язык. Он стал для нас источником информации о жизни и быте населения и достопримечательностях этого большого города, полного контрастов.

В консульстве нам рассказали о Северном походе НРА против чжилийских милитаристов У Пэй-фу и Сунь Чуань-фана. Выяснилось, что в настоящее время борьба идет за Учан. Нам казалось, что целесообразнее было бы прервать поездку в Гуанчжоу и из Шанхая направиться прямо навстречу НРА в Ханькоу — Учан. Правда, такое путешествие было сопряжено с некоторым риском, поскольку путь пролегал через районы, занятые противником. Но это меня не страшило, на севере Китая я уже приобрел опыт путешествия по районам, захваченным милитаристами. Главная трудность состояла в том, что для поездки в Ханькоу нужны были средства (в Москве нам выдали деньги только до [131] Гуанчжоу), а также переводчик. В Шанхае я пытался через сослуживца Хмелева получить деньги, но консульство такими средствами не располагало, и нам пришлось ехать без особой надобности в Гуанчжоу.

На пятые сутки нашего пребывания в Шанхае пароход справился с погрузкой материалов для Гуанчжоу, и мы тронулись в путь. Нам предстояло впервые увидеть Тихий океан. Путешествие протекало более или менее спокойно. Океан оправдал свое название Тихого, волнение было несильным, хотя для Балтийского или Черного морей оно, наверное, считалось бы штормовым. Трудно передать впечатление от величия и могущества этой безмерной громады воды, нарастающего чередования огромных волн, готовых раздавить как ореховую скорлупу наше судно. Вероятно, поэтому встреча в океане с любым путником вызывает на лицах людей оживление и радость: каждый стремится передать как близкому другу «ли знакомому свои лучшие пожелания счастливого и благополучного плавания.

По пути в Гуанчжоу мы заходили в Сватоу. Это уже тропики. Дома здесь легкие, ажурные, не рассчитанные на зимние холода. Сватоу известен не только красотой и живописностью тропических пейзажей, оригинальностью архитектуры зданий, но и производством рукодельных изделий. Женская половина нашего корабля с увлечением занялась изучением художественных вышивок сватоуских мастериц. Мужская же часть с тревогой подсчитывала бюджет, думая о том, как бы благополучно добраться до Гуанчжоу.

В Гуанчжоу

21 октября в 3 часа дня мы прибыли в Гуанчжоу. Подъезжаем к Вампу. Нас встречают товарищи на катере во главе с заместителем начальника гуанчжоуской группы М. Г. Ефремовым (Абнольд). Мы упаковали свои вещи и стали ждать очередной процедуры — таможенного досмотра. Оказалось, что в Гуанчжоу таможенные агенты — белоэмигранты. Произошел характерный инцидент с нашим дипломатическим курьером Майзелем. Таможенный чиновник не хотел выпускать его на берег без осмотра дипломатического багажа, так как наше консульство не предупредило таможенную администрацию о приезде дипломатического курьера. Но здесь, на юге Китая, настали другие времена для агентов империалистических держав. Встречавшие нас товарищи оттеснили таможенника и прорвались с вещами к выходу. Таможенный чиновник, не рассчитывая на поддержку китайской администрации и полиции, для виду проворчал что-то о нарушении порядка и удалился восвояси. [132]

По прибытии в Гуанчжоу вначале мы устроились в гостинице «Азия». Это было большое шестиэтажное сооружение, целый комбинат, с рестораном, универмагом, кинотеатром, открытой сценой и даже цирком. Национальное правительство после ухода НРА в Северный поход, по существу, лишилось реальной власти. Правые элементы гоминьдана стали поднимать голову, ожила и компрадорская буржуазия. Все это моментально отразилось на соблюдении внутреннего порядка, прежде всего в общественных местах. Мы испытали это на себе, когда разместились в лучшей гуанчжоуской гостинице. Она была оборудована на европейский лад, имела более 600 номеров, но порядок и чистота в ней отсутствовали: лифт не работал, матрацы жесткие, постельное белье грязное. Питание в ресторане гостиницы было дорогим и невкусным.

Наше пребывание в Гуанчжоу совпало с проведением профсоюзной конференции. Такие события на юге Китая сопровождались, как большие народные празднества, стрельбой из хлопушек, криками и неимоверным шумом. Приезжему человеку эти празднества могли показаться штурмом города или схватками на улицах. После такой встречи мы суток двое не могли прийти в себя от головной боли. Говорили, что при подобных выступлениях расходовалось до 30—40 кг пороха. И эта цифра не была взята из головы, судя по тому, что стрельба в городе слышалась непрерывно с утра до поздней ночи. А как бы этот порох пригодился НРА в Северном походе, например при штурме крепостей! Вместо того чтобы взбираться на стены по деревянным лестницам и устилать крепостные рвы сотнями убитых и раненых, достаточно было бы одной-двух порций пороха, чтобы проделать брешь в стенах или подорвать ворота.

Катер, которым нас доставили с корабля в Гуанчжоу, назывался «Павлов» в честь первого начальника гуанчжоуской группы советских военных советников, выдающегося военачальника Красной Армии.

С Павлом Андреевичем Павловым я познакомился на службе в Харьковском военном округе. Мы участвовали в одних и тех же боях в первой мировой и гражданской войнах.

П. А. Павлов родился в 1892 г. в семье генерал-лейтенанта царской армии. Образование Павлов получил в кадетском корпусе, но вскоре оставил военную службу, где ему была уготована блестящая карьера. Павел Андреевич поступил в Петербургский политехнический институт. Там он вступил в социал-демократическую подпольную группу. За организацию первой политической забастовки в 1910 г. Павлов был арестован. В 1914 г. его призвали в армию и направили в школу прапорщиков. Затем Павлов был произведен в офицеры лейб-гвардии Волынского полка. В первой мировой [133] войне он несколько раз был ранен, получил четыре боевые награды.

С началом революции Павел Андреевич сразу же перешел на ее сторону, в 1919 г. вступил в члены РКП(б). Во время гражданской войны он со своим соединением в составе ударной группировки 13-й армии громил Деникина под Кромами и Орлом; будучи командиром сводной дивизии курсантов, участвовал в разгроме Врангеля в Крыму, а также армии Махно под Гуляй Полем. В этом сражении я был начальником артиллерии 40-й Богучарской дивизии.

Гуляйпольское сражение особенно интересно тем, что оно явилось последним крупным кавалерийским сражением в мировой истории. Армия Махно имела 8—9 тыс. сабель и около 400 пулеметных тачанок. На нашей стороне в этом бою участвовали кроме нашей 40-й Богучарской дивизии 3-й кавалерийский корпус в составе трех дивизий и сводная бригада П. А. Павлова{14}. Затем П. А. Павлов был послан в Тамбовскую губернию для ликвидации банд Антонова и в Бухару для борьбы с басмачами.

За боевые заслуги он был награжден двумя орденами Красного Знамени, Золотой Бухарской Звездой II степени и серебряной шашкой. Словом, Павел Андреевич Павлов был талантливым военачальником, храбрым воином, образованным и культурным человеком (он знал пять языков), беззаветно преданным партии и делу Ленина.

В 1924 г. П. А. Павлов был назначен главным военным советником в Гуанчжоу. Он предложил Сунь Ят-сену тщательно разработанный план обороны Гуандуна.

Но трагическая случайность оборвала жизнь этого человека{15} При переходе с лодки на пароход он утонул. Сунь [134] Ят-сен, потрясенный внезапной гибелью своего главного военного советника, говорил: «Небо создает таланты для служения человечеству. Генерал Павлов, храбрый и благородный, был героем многих сражений. Он пришел, чтобы помочь Китаю как солдат и ученый. Он излагал свои планы, обнаружившие его дарования. Какая трагедия, что он погиб в то время, когда все ждали, что он доведет до конца свою исключительную работу».

В Гуанчжоу М. Г. Ефремов предложил мне выехать в распоряжение В. К. Блюхера вместе с Гуанчжоуским правительством, которое на днях отправлялось на север, в Ухань. Маршрут, избранный правительством, был кратчайшим, но поездка со дня на день откладывалась, и я застрял в Гуанчжоу вместе с вновь прибывшими советниками М. Г. Снеговым, М. Ф. Куманиным на неопределенное время. Чтобы не терять времени, я занялся изучением военной обстановки.

Обстановка на юге Китая

Провинция Гуандун расположена на юте Китая — в субтропиках. Площадь ее — 220 тыс. кв. км, население — 27500 тыс. Береговая линия провинции сильно изрезана, много заливов, островов и полуостровов. Рельеф преимущественно горный. Горная система Наньлинь занимает седьмую часть всей площади провинции. Высшая ее точка на западе достигает 2 тыс. м. Приморская полоса низменная, а дельты рек Сицзян, Бэйцзян и Дунцзян (самая южная часть Гуандуна) имеют аллювиальную, плодородную почву. Эта местность наиболее густо населена, здесь живет около 3/4 населения провинции. Климат с долгим жарким летом и теплой сухой зимой. Средняя температура июня +25—27°, января + 14—18°. В году выпадает 1200—2000 мм осадков. В Гуандуне растут тропические леса — восковое, камфорное, лаковое, пальмы и другие ценные породы деревьев с очень прочной древесиной. Здесь возделываются разнообразные сельскохозяйственные культуры, урожай снимается три, а иногда четыре раза в год. Выращивают такие фрукты, как бананы, ананасы, апельсины, мандарины.

Гуандун богат минеральными ресурсами, но в то время они изучены были мало. Здесь были обнаружены значительные месторождения вольфрама, сурьмы, марганцевой руды, каменного угля, железной руды, висмута, молибдена, ртути и др.

Административным центром провинции является Гуанчжоу (около 1 млн. жителей), расположенный в дельте р. Сицзян на ее рукаве Чжуцзан (Жемчужная). Это самый [135] крупный торгово-промышленный город и порт провинции. Он является центром металлообрабатывающей, электротехнической, химической и текстильной (шелковой) промышленности, в основном находившейся на мануфактурной или кустарной стадии. Здесь было развито производство художественных изделий из лака, фарфора, слоновой кости, пользующихся широкой известностью на мировом рынке.

Провинция Гуандун богата революционными традициями. Здесь начал свою деятельность великий деятель китайского революционного движения доктор Сунь Ят-сен. Гуандун была одним из центров революции 1911 г., приведшей к свержению ненавистной китайскому народу маньчжурской династии.

В 1916 г. южные провинции организовали федерацию независимых от реакционного пекинского правительства провинций. В 1917 г. в Гуандуне было создано правительство Южного Китая, но только с 1923 г., когда его в третий раз возглавил Сунь Ят-сен, оно стало проводить прогрессивную политику. Здесь же под влиянием Октябрьской революции в России зародилась и развивалась антиимпериалистическая борьба пролетариата, которую возглавила созданная в 1921 г. Коммунистическая партия Китая. В 1922 г. в Гуандуне появились крестьянские союзы. Таким образом, эта провинция стала важным центром массового рабоче-крестьянского движения.

Весной 1925 г., когда я работал в аппарате военного атташе, у нас не было ясного представления о положении в Гуандуне. В начале лета в Пекин на отдых приехал Василий Константинович Блюхер. Я обратился к нему с просьбой помочь разобраться в событиях на юге Китая. Василий Константинович, пробежав мой вопросник, улыбнулся и сказал: «Ничего себе, вопросики». Затем твердо сообщил: «Хорошо, я это выполню». Он писал около двух месяцев. Эта работа была отпечатана в тринадцати экземплярах на пишущей машинке и разослана в другие группы советников.

Некоторое время спустя Н. В. Куйбышев проездом в СССР задержался в Пекине и по просьбе советников тоже сделал доклад о текущих событиях на юге Китая. Оба эти сообщения помогли нам ознакомиться с многосложной и противоречивой обстановкой на юге Китая, быстрее войти в курс дела.

Военно-политическая обстановка на юге Китая существенно отличалась от того, что мы наблюдали на Севере. Там Национальные армии были в основном централизованы и в большей или меньшей степени подчинялись своим командующим (дубаням), в частности Фэн Юй-сяну, Юэ Вэй-цзюню и Сунь Юэ. На юге Китая в начале 1925 г. в непосредственном распоряжении главы правительства Сунь Ят-сена находился [136] лишь отряд бодигаров в 150—200 человек. Остальные войска, размещавшиеся на территории провинции, составляли «Союзную армию», т. е. ряд самостоятельных армий, находившихся в подчинении у отдельных независимых генералов, которые, в свою очередь, в какой-то мере подчинялись президенту Сунь Ят-сену.

По политической окраске и значимости генералы делились на четыре группы. В первую группу входили обычные милитаристы, изгнанные из своих провинций и пришедшие в Гуандун, чтобы поправить дела и вернуться к себе. Они объявили себя союзниками Сунь Ят-сена и сторонниками революции. На деле же они замышляли свергнуть Гуанчжоуское правительство и захватить Гуандун. К этой группе можно отнести генералов Ян Си-миня и Лю Чжэнь-хуаня.

Вторую группу составляли сторонники Сунь Ят-сена, старые его соратники, разделявшие его мировоззрение. Однако и эти генералы стремились сохранить независимость в военном отношении, надеясь вернуть свои провинции, дабы занять там руководящее положение и затем образовать «союз провинций» под флагом гоминьдана. К этой группе причисляли хунаньских генералов Тань Янь-кая, Чэн Цяня и хэнаньского Фан Ши-миня.

Третью группу генералов возглавлял Сюй Чун-чжи. Его армия, состоявшая из местных уроженцев, пользовалась наибольшей популярностью среди местного населения. Сам генерал Сюй Чун-чжи, умный, хитрый милитарист, стремясь воспользоваться массовым подъемом революционного движения в Гуандуне, тоже провозгласил себя сторонником гоминьдана и произносил революционные речи. На деле же он поддерживал тесную связь с компрадорской буржуазией и членами правого крыла гоминьдана и получал от них материальную помощь. Эта группа выдвинула лозунг «Кантон для кантонцев», означавший, что войска других провинций должны быть изгнаны из провинции.

Четвертая группа включала генералов мелких воинских формирований, некоторые из них насчитывали менее 100 человек. Наиболее крупными были хубэйская, цзянсийская и фуцзяньская армии.

Все эти «союзники» поделили между собой территорию Гуандуна, разоряли местное население, выколачивая налоги, составлявшие доход тенералов этих армий. И таким способом создавалась материальная независимость «армий» от правительства. Формально подчиняясь правительству, генералы благодаря своей хозяйственной автономии пользовались полной самостоятельностью. Фактически правительство не могло провести ни одного мероприятия, если та или иная группа генералов не была заинтересована в их осуществлении. Правительство вынуждено было свои действия предварительно [137] согласовывать с отдельными генералами, уговаривать их и т. п.

В результате генералы не считались с решениями правительства и его политикой и гнули свою линию. А числившаяся в распоряжении правительства 150-тысячная армия существовала только на бумаге. Между тем некоторые из этих генералов были даже членами ЦИК гоминьдана. Так, правительству и советским военным советникам стоило большого труда, чтобы эти генералы приняли участие в походе против армии Чэнь Цзюн-мина. Правительство, не обладая реальной властью, нередко вынуждено было санкционировать даже их грабительские налоги, тем самым компрометируя себя в глазах населения.

Правительству срочно нужна была армия. «Первая и неотложная наша задача, — говорил Сунь Ят-сен, — сформировать революционную армию по советскому образцу и подготовить на юге страны достаточно надежный плацдарм для похода на север».

Первым шагом к созданию такой армии явилась организация в Гуанчжоу военно-политической школы Вампу. Она должна была стать ядром революционной армии, подготовить политически грамотный командный состав, а также кадры для формирования армии на новых началах.

Какое большое значение Сунь Ят-сен придавал этой школе, видно из того, что он сам предполагал возглавить ее, а своим заместителем назначить Чан Кай-ши. Но этот генерал сумел войти в доверие к Сунь Ят-сену, создать видимость глубокой преданности его учению и добиться назначения начальником школы.