Буддизм и марксизм: сходство и различие

 

В 2006 г. вышла вторым изданием (первое 1987) работа Кевина М.Бриена «Маркс, Разум и искусство свободы» (Нью-Йорк), посвященная творчеству Маркса В. Вартовского (1928-1997), западного философа, исследовавшего многие проблемы и известного у нас сборником работ «Модели. Репрезентация и научное понимание». М. Прогресс.1988.  В приложении[147] он  собирается доказывать, что «буддизм и марксизм не только имеют много общего», но и «весьма комплементарные друг другу». И поскольку версий на этот счет много, он рассматривает «существенное ядро буддизма и существенное ядро гуманистического марксизма». 

 

Кроме общего они имеют и важные различия, включая различия метафизического сорта. Например, школы буддизма проектируют некоторую версию перевоплощения, в то время как гуманистический марксизм не принимает такое понятие. Даже в этой проблеме, тем не менее, возможно две перспективы не так далеких друг от друга, как они могли бы первоначально казаться. Ни для буддизма, ни для марксизма не приемлемо понятие субстанциальной (материальной) души. Таким образом, буддизм интерпретирует перевоплощение не в терминах переселения субстанции души, а в терминах непрерывности результатов от одного цикла жизни к другому.

 

В качестве аргумента приводится факт, что Будда сам, возможно, использовал, пример помогающий его последователям осознать то, что он означал перевоплощением. Вообразите группу людей, сидящих в круге, и что каждый человек держит незажженную свечу. Теперь вообразите, что один человек в круге как-то зажигает его свечу, и от него постепенно зажигают другие и так далее, пока все свечи, которые держат люди в круге, не зажжены. «Здесь нет никакого перехода субстанции, но только непрерывность результатов, что равносильно серии кармических связей. Традиция считает, что Будда сам использовал эту метафору, чтобы предложить объяснение того, почему перевоплощение является подобным».[148] По мнению Бриена, хотя «гуманистический» марксист не принял бы кармическую непрерывность результатов от воплощения до воплощения в последовательности жизненных циклов на манер буддистской воли, то он мог бы с готовностью применять кое-что подобное к понятию социальной кармы.

 

Взаимодополняющий характер буддизма и марксизма будет более ясен, если мы оставим в стороне их различные метафизические позиции. Известный прецедент этому имеется в самой буддистской традиции. В ранней буддистской сутре сообщается об истории последователя Будды, который стал жаловаться на Будду, потому что он не ставил вопросы типа того, является ли мир бесконечным или конечным в пространстве, или вечен или не вечен мир во времени, и т.д. В ответ Будда указал, что такие метафизические проблемы отвлекают внимание, и уводят далеко от проблем, которые имеют большее значение - а именно понимание действительности человеческого страдания, и как их можно было бы облегчить. Ибо настаивать на таких метафизических вопросах, т.е. отвечать прежде, чем мы коснулись человеческого страдания, аналогично человеку, в теле которого застряла стрела, и он должен стараться извлечь ее, а не тратить время на размышления по поводу того, из какой древесины она сделана и из какой касты стрелок и т.д. Такой человек умер бы от яда прежде, чем на такие вопросы можно было бы ответить. Точно так же, уйдя в метафизические проблемы, мы уклонились бы от глубокого исследования человеческого страдания, и послужили бы увековечиванию таких страданий.[149]

 

Таким образом, «первичное беспокойство и буддизма и гуманистического марксизма - …глубокая тревога относительно человеческого страдания». Однако, факторы, производящие страдания, акцентируются различные. Буддизм традиционно обеспокоен внутренними факторами, а также различными методами и медитативными дисциплинами, которые развивались столетиями с целью реализации пути. Тогда как гуманистический марксизм, прежде всего, обеспокоен внешними факторами человеческого страдания, жизнеспособным пониманием  их историчности и развития (особенно те факторы, которые суммированы Марксом в понятиях “социальные производственные отношения” и “производительные силы ”).

 

Чтобы раскрыть взаимодополнительность бытия буддизма и гуманистического марксизма, определяется некоторый смысл интерпретации гуманистическо-марксистской перспективы. Также кратко комментируются замечания относительно марксизма, сделанные Далай Ламой в интервью, изданным в Польском журнале Dialogue and Universalism в 1997. В нем Далай Лама отмечает, что «несмотря на падение Московского коммунистического режима в конце 1991, я все еще не считаю, что это будет неудачей или крахом марксизма… это скорее крах марксистского тоталитарного режима, а не идеологии...» Марксистская экономическая теории больше акцентирует на распределение, чем на производство. «Для меня моральный вопрос в марксистской экономике - равное распределение». Но между марксизмом и буддизмом имеются большие различия. Марксисты, по крайней мере, в теории, обеспокоены эксплуатацией людей, рабочего класса. Но практически они просто тратят их всю энергию на разрушение правящего класса. Когда оно состоялось, марксисты больше не беспокоится за рабочий класс. Из-за недостатка подлинного сострадания их энергия становится намного более разрушительной, чем конструктивной. [150]

 

В другом месте Далай Лама отмечает, что “неудача режима в прежнем Советском Союзе была, для меня, не неудача марксизма, но неудачи тоталитаризма. По этой причине я все еще думаю о себе самом как половине марксиста, половине буддиста. ”[151] Разделяя высокое отношение к Далай Ламе с его само-характеризацией бытия («половина марксиста, половина буддиста»), Бриен указывает, что его «марксистская половина» весьма отличается от «марксистской половины» Далай Ламы. Бриен считает, что распад СССР это не только крах тоталитарного марксистского режима, но и историческое опровержение тоталитарной и догматической идеологии, которая совершенно исказила подлинного Маркса. Поэтому он опровергает попытку осуществления радикально испорченной версии философии Маркса, т.е. идеологию ортодоксального марксизма, которая полностью отделена от гуманистических измерений мысли Маркса и фактически составляет радикальное искажение мысли Маркса, и как социального ученого, и как философа.[152] Хотя ортодоксальный марксизм был сформулирован после смерти Маркса, он сам, казалось, выражал предчувстви е относительно такого развития, и при жизни высказывал Энгельсу несогласие по экономической интерпретации исторического материализма. [153]

 

Отмечая жестокость Сталинского режима по отношению к буржуазии, пролетариату, и принудительную коллективизации миллионов крестьян, Кевин упоминает и зверства по отношению к населению Тибета и многим тибетским буддистским монахам со стороны китайских ортодоксальных марксистов. Это и есть ортодоксальный марксизм, отделенный от всех гуманистических измерений мысли Маркса, и рассматривающий людей как марионеток в предполагаемом неизбежном марше истории к великолепному будущему, обещанного этой идеологией. Неудивительно, что экономическая, политическая и социальная практика марксизма испытывала недостаток подлинного сострадания. Когда же «ранний» Маркса был открыт в 1940-ых, то ортодоксальный марксизм оценил эти работы как спекулятивные блуждания, которые Маркс в поздних работах аннулировал. Однако, Маркс очень глубоко сострадал страдающему человечеству, заключает Бриен.

 

Гуманистический марксизм (A)

Существует проблема предполагаемого раскола между работами раннего и позднего Маркса. Ортодоксальный марксизм этот раскол не актуализирует и, по мнению Бриена, полностью отклоняет гуманизм раннего Маркса. В работе Адама Шаффа по «спасению гуманизма» Маркса отмечается, «ключ к экономической теории Маркса... [должен быть] найден в его антропологии, его теории человека, без которого экономика ограничена и беспомощна». [154] Попытки противопоставлять молодого Маркса со зрелым Марксом - или поиск “аутентичного” Маркса, вызывает контрдовод Шаффа, что работа Маркса – единое, интегральное целое, не делимое на части.[155] Ряд диссидентов философов - из стран Восточной Европы пытались этот аргумент довести до конца. Они сформулировали тезис, что ортодоксальный марксизм - действительно грубое искажение мысли Маркса; и вместе они пытались вернуть живое сердце марксизма – гуманизм.

 

Югославский философ Гайо Петрович указывает на важность в мысли Маркса понятия практики.[156] «Человек - не, механическая сумма его “сфер” (экономической, политической, моральной, артистической, и т.д.)». Человека делает человеком весь путь его бытия, общая структура его отношений к миру и к себе. Этот путь бытия Маркс определяет словом “практика”. Человек, для Маркса, является бытием “практики”,[157] т.е.деятельности поформированию окружающей среды и через нее создание себя. Петрович формулирует: “ Практика - универсально - творческая само-творческая деятельность, которой человек преобразовывает и создает его мир и себя. ” [158]

 

Если бытие человека есть бытие практики, то человеческая природа должна быть понята как процесс и нельзя идентифицировать человеческую природу как таковую с формой, которую она имеет в некоторой специфической стадии. Человеческая действительность -      нечто больше, чем это было и в прошлом и в настоящем. Кроме того, чтобы постичь человеческую природу нужно постигать этот процесс. Маркс понимает этот процесс в терминах взаимодействия между “ производственными силами,” “ социальными отношениями производства и воспроизводства ” (два динамически взаимодействующих потока в пределах сознательной деятельности) и «социальной суперструктуры» ” - формы сознания преобладающих идей, политических и юридических учреждений, формы семьи и т.д. По Бриену-Петровичу, развитие производительных сил и развитие социальных отношений, вместе с развитием ассоциированных способов сознания и преобладающих идей - все это - развитие сознательной деятельности в мире, развитие практики. Все конфликты есть напряженные отношения и конфликты в человеческой сознательной деятельности в мире. И развитие сознательной деятельности во всех этих измерениях - развитие человеческой природы в истории. Это развитие в пределах структуры капиталистических социальных реакций, считал Маркс, порождает увеличивающееся отчуждение людей друг от друга, от природы, от их собственной деятельности, и т.д. 

 

Гуманистический марксизм признает интенсивные и обширные возможности человеческого отчуждения во всех формах, также как признание широко распространенного человеческого страдания, которое сопровождает отчуждение. В принципе, возможно преодолеть отчуждение, «состояние человека - общество, свобода, история и будущее», и практика как универсально-креативная само-творческая деятельность содержит ее определение как свободной сознательной активности. [159] Преодоление отчуждения предполагает преодоление “социальных отношений производства и воспроизводства ” (будут ли они капиталистическими, “статистическими”, или “ государственно капиталистическими”), которые поддерживают длительное существование господства экономической сознательной деятельности. Это предполагает как полное развитие индивида, реализацию человеческой сущности, так и вовлекает преобразование сознания в широком культурном масштабе. Петрович считал, что «теория отчуждения - не только центральная тема «ранних» работ Маркса, но и руководящая идея всех его «поздних» работ».[160]

 

При реализации человеческой сущности, т.е.идеала человеческого развития Маркса, «свободная сознательная деятельность» формирует и трансформирует мир и человека.[161] Для Маркса это сознательная деятельность, которая предполагает радость и удовольствие в самом процессе деятельности, не служит средством для целей, которые являются внешними к ней; она против одностороннего развития индивида. Вместо этого предполагается многостороннее развитие потенциалов индивида. Это такой вид деятельности, который является не репрессивным, ненасильственным, не-расистским, и несексистским, пишет Бриен.

 

Таким образом, это сознательная деятельность в мире, подвергшемуся преобразованию по направлению к новому здравому смыслу,  который 1) чувствителен к динамическому взаимодействию социальных факторов, конституирующих и реконституирующих форму социальной действительности; 2) признает, что возрастающая власть вещи над человеческой жизнью базируется на репрессивной и дегуманизированной социальной практике; 3) требует конкретного расширения демократии к рабочему экономическому процессу; 4) дает полное признание социальной природы человека; 5) постигает, что сообщество с другими людьми должно не ограничивать индивидуальное действие, а указывать путь индивидуальному развитию; 6) подтверждает потребность в многообразии человеческих выражений жизни и потребность общения с другим человеком как личностью; 7) отклоняет притеснение и эксплуатацию женщин, чернокожих и т.п., и отрицает их понижения до второго класса.

 

Как индекс таких очеловеченных социальных отношений, рассматривается цитата из Рукописей 1844 Маркса: Отношение человека к женщине - наиболее естественное отношение человека человеку. Оно поэтому показывает степень, в которой естественное поведение человека стало человеческим, или степень, в которой человеческая сущность в нем стала естественной сущностью, к которой пришла его человеческая природа, чтобы быть его природой. В этих отношениях показана также степень, в которой потребность человека стала человеческой потребностью; степень, в которой, другой человек, как человек, стал для него потребностью.[162]

 

Гуманистический марксизм (B)

 

Эти замечания по гуманистическому марксизму Бриен перемещает в центр проблемы возможного перехода от капиталистической формации к подлинно социалистической формации. Наиболее вопиющим искажением мысли Маркса он считает интерпретацию структурной динамики таких переходов ортодоксальным марксизмом. Одна из них - неверное истолкование “историческим материализмом” общей теории культурного развития Маркса.[163] Реакцию против ортодоксального исторического материализма, объясняющего моральные идеи, ценностные нормы «как простого камуфляжа социально-экономических интересов», представляет философ из Чехословакии Mилан Маховец (Machovec). 

 

Гуманистический марксизм считает необходимым смотреть в корни социально-экономическим идей. Когда они ясно видны, тогда каждый должен спросить: которая из этих идей предлагает позитивное и истинное знание о бытии и существования человека также как и вдохновляющие идеалы, модели и ценностные нормы без которых даже лучше всего организованное, богатое и технически совершенное общество осталось бы обедневшим и действительно варварским. И каждый должен сознательно поощрять, развивать, и распространять эти ценностные нормы, точно как материалист, который не ожидает никакой помощи свыше! [164]  Маховец поясняет, что самое большое различие между старыми марксистами и так называемыми «современными» гуманистическими марксистами, состоит в том, что последние слишком осознают опасность объяснения духовных ценностей в индифферентной сфере нереального.[165]

 

Против интерпретации исторического материализма ортодоксальным марксизмом, Бриен пишет во 2-4 главах.[166] Он утверждает что, экономическая база, может иметь относительное первенство в формировании социальной формации при устойчивых исторических условиях, но даже в этом случае, механически не определяется ее путь. При изменении исторических условий и многозначительных конфликтах элементы суперструктуры (надстройки) могли иметь относительное первенство по отношению к самой экономической основе, что собственно имеется и у Маркса.[167]

 

Бриен полагает, что при переходе от капитализма к подлинному социализму должна произойти духовная революция очень близкая по содержанию к той, к которой призывает Далай Лама.[168] В этом случае можно справедливо говорить, что Маркс сам - действительно «половина буддиста». Бриен считает, что   духовное измерение может быть понято в пределах структуры научной / философской парадигмы Маркса, подтверждаемое им ранее изданной статьей, в которой дана развитая экспозиция духовного измерения у Маркса. [169]

 

Что может чрезвычайно озадачить западного читателя, так это своего рода культурная аксиома западного духа, которая состоит в том, что духовное считается обязательным допущением сверхъестественной действительности, субстанциальности души и традиционного бога создателя. Однако, по его мнению, такое понятие не будет казаться озадачивающим для тех, кто заземлен на буддистской традиции. Эта традиция, как и Маркс, не принимает проект бога создателя, связанного с христианством и другими западными религиями; и при этом она не принимает проект субстанциальной и бессмертной души, как и не сводит понимать духовность к терминам материи. [170]

 

Духовное измерение в пределах парадигмы Маркса таково, что многосторонняячеловеческая действительность явно и неявно предполагает множество экзистенциальных потребностей, как то: потребность в значении, во взаимосвязи с действительностью, в сообществе, в творческом выражении потенциалов, в жизнеспособном мировоззрении и системе ценностей, потребности в цельности. Бриен различает разные уровни духовного измерения экзистенциальных потребностей: внутренние измерения человеческого духа в живом опыте, адресация их различными способами в конкретных обстоятельствах. Поскольку исторические условия изменяются, то духовное измерение -самостоятельная историческая переменная, т.е. изменчивость социальной жизни ведет к слому старых форм духовности и появлению новых. Кроме того, сопутствующий предшественник таких драматических социальных переходов - поломка в экзистенциальной жизнеспособности данного способа адресования комплекса экзистенциальных потребностей. Если такой драматический переход не происходит, новый способ адресования фундаментальных экзистенциальных потребностей сначала кристаллизируется посредством динамических (аморфных бессознательных) энергий, а затем поддерживается в сообществе в целом. Таким образом, постулируется, что духовное измерение имеет, и сознательные и бессознательные уровни.

 

Изменение в духовном мире вовлекло бы реорганизацию динамических энергий психической инфраструктуры. В любом случае, вопреки доминирующим путям интерпретации теории исторического материализма, Бриен считает, что в период драматических социальных преобразований элементы социальной суперструктуры вместе с духовным измерениемимеют относительное первенство над экономической базой.

 

 Итак, сам Маркс полагал, по мнению Бриена, что переход от капиталистической социальной реальности к подлинному социализму был реальной возможностью некоторого времени близкого к его собственному времени жизни; и духовное обнищание, и сопутствующие страдания большого числа людей в его эпоху, могло бы вести к появлению революционного духа. Возможный переход к социализму в то время было привязано к практической потребности широко распространенного преобразования сознания, также как и становления новой духовности - то есть к новому пути адресования фундаментальных экзистенциальных потребностей.

 

Если заимствовать некоторые фразы из буддистского “восьмеричного пути”, но с другим значением, то, по мнению Маркса, “правильное усилие” и “ правильное понимание ” были среди фактически необходимых предпосылок для любого перехода к подлинному социализму. Правильное усилие в этом контексте означает коллективное усилие, которое руководствуется моральным обязательством нового этоса, новой духовностью, новым способом адресования несбывшихся экзистенциальных потребностей, пульсации сердца того неотчужденного способа бытия, который Маркс ассоциировал с подлинным социализмом.[171] Этот способ бытия – и есть “свободная сознательная деятельность.”

 

Кроме того, такое правильное усилие должно руководствоваться правильным пониманием, что для Маркса в этом контексте означает правильное понимание внешних причин человеческого страдания- т.е. экономических, социальных, политических и институциональных причин такого страдания; особенно репрессивных и эксплуатационных экономических социальных отношений. Кроме того, это означает признание историчности различных форм и возможности новых менее отчужденных форм человеческого бытия, понимание широких структур культурной эволюции и признание, что только коллективное человеческое усилие и обязательство может реализовать такие потенциальности - ибо не имеется ничего предопределенного или автоматического в результате, который Маркс пытался лелеять. [172]