В.П. Юрлов – симбирский собиратель русского фольклора

Предисловие

 

Фольклорно-этнографические экспедиции играют особую роль в изучении и исследовании бытования традиционной народной культуры. Основная цель – это знакомство с «живой» традицией и ее носителями, аудио-, фото- и видеофиксация всех жанров традиционной культуры, сложнейшая работа, требующая больших организационных, творческих усилий, знаний не только культурных традиций, но и истории, психологии. В сегодняшней жизни традиционный фольклор стремительно исчезает, уходят из жизни старейшины – носители традиционных знаний – наши главные источники информации, уходят диалекты, языки, говоры, а отсюда уходит и устное творчество, забываются обряды, ритуалы. Приоритетным и одним из важных направлений деятельности Центра развития и сохранения фольклора - филиала ОГБУК «Центр народной культуры Ульяновской области», является собирание, систематизация  и хранение объектов нематериального культурного наследия Ульяновской области. Данная работа имеет особое значение в современных условиях, когда подавляющее большинство традиций – песенных, сказительских, ремесленных пропадает из активного бытования и хранится только в памяти людей старшего поколения. Но одновременно с этим растёт количество профессиональных и самодеятельных певческих и танцевальных коллективов, творческих мастерских и театральных студий, который строят свою работу на песенном, музыкальном, танцевальном, словесном, театральном фольклоре, на традиционных народных технологиях обработки дерева, кожи, железа и т.п. Многие из них выезжают в фольклорно-этнографические экспедиции, открывая новых мастеров народного пения, танца, устного слова и перенимая непосредственно их опыт и знания.

Поддерживая это движение и помогая его участникам, Центр развития и сохранения фольклора более десяти лет проводит Областной конкурс собирателей русского фольклора им. Д.Н. Садовникова.

Главные задачи конкурса – привлечение к собирательской работе широких слоёв городского и сельского населения, чтобы способствовать тем самым возрождению интереса к народным культурным традициям; осуществление поиска самобытных творческих коллективов и отдельных исполнителей фольклора; организация и популяризация лучших образцов фольклора, региональных и локальных фольклорных традиций; пополнение формируемой региональной и муниципальной базы данных нематериального культурного наследия лучшими образцами фольклора, региональных и локальных фольклорных традиций. 

Широк и круг объектов нематериального культурного наследия, которые можно представлять на конкурс. Это, в частности, записи музыкально-песенного обрядового и внеобрядового фольклора, произведения народной прозы, образцы народной инструментальной музыки и др.

В представленном издании мы постарались показать фольклористические портреты наших земляков и надеемся, что это будет интересно не только профессиональному сообществу, но и подрастающему поколению, молодежи и студентам. Именно от них зависит сегодня сохранение народных традиций, культуры и жизнь малой Родины.

                                                                                                                       Н.А. Орлова,

                                                  Заслуженный работник культуры Ульяновской области,

                                                заведующая Центром развития и сохранения фольклора-

филиалом ОГБУК ЦНК

Портреты исполнителей

русского фольклора

                                                                                                                          М.Г. Матлин

Абрам Кузьмич Новопольцев

 

Весьма символично, что в Год литературы в России мы наряду с признанными и, несомненно, составляющими гордость отечественной художественной литературы писателями, поэтами, драматургами, связанными с нашим краем, чествовали человека, не творившего ни в одном из перечисленных родов и жанров, вообще ничего в этой области не написавшего, а всего лишь…рассказывавшего сказки. Да, они были записаны, из них Д.Н. Садовников составил книгу, ее издали в столице, и вскоре она попала во все крупнейшие библиотеки России и мира, став неотъемлемой частью отечественной письменной культуры. И все же творческий дух Абрама Новопольцева, о котором идет речь, воплощался, раскрывался через слово устное, а не письменное в произведениях, которые не только для его окружения, но еще сравнительно недавно, в начале XIX в., и для высокой литературы считались, говоря современным языком, массовой культурой, детской забавой. Тем не менее, уже в середине XIX в., особенно после появления знаменитого сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки», сказки, наряду с другими наиболее эстетически развитыми жанрами русского фольклора, были признаны важнейшим явлением национальной культуры, а вскоре и литературы. А точнее говоря, словесности, ибо именно это слово употребляли в XIX в. вместо привычного для нас литература. Общее наименование для того, что мы сегодня разделяем на фольклор и литературу, свидетельствовало о том, что на самом деле устная и письменная словесность – это два сообщающихся сосуда единого мира русской художественной Речи, два отнюдь не разделенного пропастью способа творить иную, эстетически преображенную действительность. Достаточно вспомнить знаменитую повесть Н.С. Лескова «Левша», уникальную поэму-эпопею Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», практически любую из народных комедий А.Н. Островского, чтобы увидеть и услышать это. К сожалению, тогда сам А.К. Новопольцев, еще живой и еще по-прежнему сплетавший удивительные и искусные сказочные узоры, не был узнан и признан как один из выдающихся творцов единой национальной культуры, имеющий полное право стоять рядом с Пушкиным, Гоголем, Тургеневым, ибо ранняя смерть Д.Н. Садовникова помешала ему совершить такой переворот, да и общество еще не вполне было готово к нему. Представим себе на миг, что после публикации творческого портрета Абрама Новопольцева, благодаря которому к личности сказителя, несомненно, возник бы огромный общественный интерес, живой и неугомонный Д.Н. Садовников привез бы его в Петербург и сделал то, что позднее сделали для великой Ирины Федосовой учитель П.Т. Виноградов, литературный критик и общественный деятель Т.И. Филиппов, музыковед Ф.М. Истомин – организовал его выступления перед художественной и научной общественностью! Думаю, что и Авраам Кузьмич тоже вполне заслуженно носил тогда звание «народного поэта», как и плачея (вопленица)земли русской Ирина Андреевна  Федосова.

Как и в ней, в А. Новопольцеве нас поражает и по сей день большое количество произведений народной прозы, которым владел этот мастер. Это, пользуясь современными жанровыми определениями, сказки, анекдоты, легенды, предания, былички, бывальщины и даже такие произведения, которые трудно обозначить через какой-то один жанр или даже вообще соотнести с традиционными жанрами фольклорной прозы. Конечно, и Д.Н. Садовникова, и современного читателя прежде всего захватывают его сказки. Но даже и здесь – какое удивительное богатство! Дело не только в том, что это почти все ее жанровые разновидности – волшебные, легендарные, о животных, новеллистические, кумулятивные, сказки-анекдоты. Ведь и они, в свою очередь, тоже многообразны и разнообразны по тематике, предметному миру, облику персонажей. Как точно писала о волшебных сказках Новопольцева известный исследователь русской народной сказки Э.В. Померанцева, в них «мы встречаем почти все основные сюжеты волшебной сказки: и излюбленные в русском сказочном эпосе сказки о змееборцах, и сказки о трудных задачах, выполненных с помощью зверей-помощников, и сказки о Коньке-горбунке, о волшебном кольце, чудесном бегстве, о Во­лке — Медном лбе, об ученике колдуна и многие, многие другие». Однако почти каждая из них при сохранении сюжетной и композиционной сказочной традиции обладает неповторимостью и уникальностью. Так, самая первая сказка в сборнике начинается в высоком эпическом, былинном ключе: князь Володимер Красное Солнышко Суслаевич выходит на высокое крыльцо и бросает клич князьям, боярам и богатырям – сослужить службу, съездить на реку Смородину и убить змея о двенадцати головах. И точно в соответствии с былинным стилем ведут себя друзья-бояре, друг за дружку прячутся: «барин за барина, дворянин за дворянина, мужик за мужика». Однако этот эпизод – также типичное начало многих волшебных сказок, часто составляющий ее завязку. Новопольцев, несомненно, знал обе эти традиции и абсолютно точно и искусно сплел их в своей сказке. Самое интересное, что необычное, не характерное для русского героического эпоса применительно к князю Владимиру отчество Суслаевич не совсем выдумка сказочника. Зная страсть Новопольцева к рифме, сразу слышишь здесь отсылку к Буслаевичу, тоже герою былинному, но совершенно иного характера. Но вот что удивительно – отчество Суслаевич скорее всего образовано весьма традиционным способом для русского языка – от фамилии Суслаев, которая в свою очередь произошла от прозвища Сусло. Ну а оно, вероятно, возникло как указание на род занятий его обладателя: так могли назвать того, кто варил сусло на продажу. Однако, вполне допустимо и другое толкование: так могли прозвать любителя хмельных напитков. Это кажется совершенно невероятным применительно к тому высокому образу князя Владимира, каким он хранится в памяти подавляющего большинства. И все же можно предположить, что появление такого «отчества» отражает одну из особенностей сказительского мастерства Новопольцева, о которой еще в 30-е годы ХХ в. писал М.К. Азадовский, отмечая, что «совершенно неподражаемы у него неоднократно вводимые им в рассказ кабацкие и трактирные сцены. Здесь как будто сказочник чувствует себя в родной и близкой сфере и недаром он зачертил себя веселым молодцом, любящим “шуточки пошутить”. Невольно угадываешь за этим одного из представителей крестьянской богемы, какого-нибудь безземельного (или малоземельного) крестьянина, скитающегося по разным селам и являющегося желанным гостем шумных “деревенских бесед”». С другой стороны, не стоит забывать, что важнейшим эпизодом, т.н. постоянным местом, в русских былинах является пир князя Владимира. Именно на пиру он раздает государственные поручения, казнит и милует. У него на пиру бывает и напиваются. Да и Соловей-разбойник, стыдясь своего поражения, так объясняет, почему он проиграл: «Видь на ту́ пору больно пьян я был, У меня большая дочь была именинница». Так что заданная необычным «отчеством» тема пьянства отнюдь не чужда героическому эпосу, даже если ограничиться только этим сюжетом и не затрагивать десятки других, в том числе и былину о Василии Буслаевиче. Кажется, это вполне почувствовал и Абрам Новопольцев, ибо чуть ниже, когда появляется герой, а это всегда тот, кто соглашается выполнить поручение-просьбу царя, мы узнаем, что он просит у царя…водки, ибо у него «с похмелья головушка болит». И, наконец, сам Ивашка Белая рубашка, не случайно назван горьким пьяницей. Не знаю, известна ли была эта сказка В.Высоцкому, но его песня «Про дикого вепря» воспринимается, как поэтическая вариация на текст Абрама Кузьмича. Напомню только несколько строф из нее:

«А в отчаявшемся том государстве -

Как войдешь, так сразу наискосок -

В бесшабашной жил тоске и гусарстве

Бывший лучший, но опальный стрелок.

 

На полу лежали люди и шкуры,

Пели песни, пили мёды - и тут

Протрубили во дворе трубадуры,

Хвать стрелка - и во дворец волокут.

 

И король ему прокашлял: "Не буду

Я читать тебе морали, юнец, -

Вот, если завтра победишь чуду-юду,

То принцессу поведешь под венец".

 

А стрелок: "Да это что за награда?!

Мне бы - выкатить портвейна бадью!"

Мол, принцессу мне и даром не надо, -

Чуду-юду я и так победю!»

И таких, как в отмеченной сказке, искусно построенных повествований у Новопольцева огромное количество. Есть у него даже сюжеты, которые не зафиксированы нигде больше в России, не отмечены в близкой украинской и белорусской традициях. Такова, например, сказка «Подмененная жена», отмеченная в книге «Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка» под № 870. Но это не означает, что сказочник просто выдумал его – случаи подмены невесты другой девушкой часто встречаются в рассказах о свадьбах, в том числе записанных сравнительно недавно. Новопольцев перестраивает этот мотив бытовых рассказов в соответствии со сказочным каноном – бедная девушка, которую принудили «сыграть» роль невесты, дабы прикрыть грех невесты подлинной (она как раз накануне свадьбы родила), становится после раскрытия обмана женой богатого купца, а обманщица – прогоняется. Интересен и весьма знаменателен еще один мотив в этой сказке: горничная девушка удивительно похожа на свою хозяйку, поэтому обряжают ее и настоящую в одинаковое платье, чтобы обман прошел успешно. Присутствующий здесь в несколько измененном виде мотив угадывания невесты из нескольких одинаковых девушек, который также встречается в другой сказке А. Новопольцева, очень популярен в русском и мировом фольклоре, именно он также является основой яркой театрально-игровой сценки в русской народной свадьбе. Так что и здесь, создавая свой сюжет, А. Новопольцев демонстрирует удивительно талантливое владение фольклорной традицией, чувствование глубинных связей между ее отдельными областями.

Эта сторона таланта сказочника видна и в уже названной выше сказке «Ивашко, Белая рубашка, Горький пьяница». В традиционную финальную сказочную формулу «И я там был, мед-пиво пил…» Новопольцев вставляет необычное продолжение: «Со спины то стали горбатеть, а спереди стали богатеть». Оно представляет собой трансформированную пословицу, которая также часто используется как пожелание на свадьбах, – «Жить да богатеть, да спереди горбатеть». «Спереди горбатеть» в пословице и пожелании означает прибавляться в потомстве, но в варианте Новопольцева появился совсем другой, подлинно народный смысл: только трудом, да к тому же тяжелым, упорным, можно нажить богатство. В таком переформатировании традиционной пословицы проявилось не только широта его знаний фольклорной традиции, но и удивительно виртуозное владение стихией русской образной речью. Эта грань его таланта отмечали все, кто писал о нашем знаменитом земляке, называя его вполне справедливо «сказителем-балагуром», «сказочником-увеселителем».

Действительно, А. Новопольцев являет нам тип сказителей-балагуров, неизменных участников «веселых бесед», любимых членов артелей, тип сказочника-увеселителя, как называют его некоторые исследователи. Среди важнейших особенностей такого балагурного стиля, по мнению ученых, — рифмовка. Она присутствует почти во всех частях его сказок, включая зачины и концовки. В качестве наиболее характерного образца этого приема часто приводят «Байку про тетерева», в котором есть такой абзац. «Они тут поиграли, носом из носу слюнку принимали, по кусточкам бродили, местечко искали, гнездышки свивали, яичушки сносили и деток выводили. С детками они во чисто поле ходили, деток мошками кормили, на вольный свет выводили и по вольному свету летали и опять зимой в снегу ночевали. “А одна-то ночь с детями не идет (куда ни шла)! Чем нам дом заводить, лучше на березыньках сидеть, в чисто поле глядеть, красну вёсну встречать, шулдар булдар кричать!”». В этом фрагменте сказки поражает органическое и неповторимое сочетания смеха и нежности, детской чистоты, непосредственности и мудрой простоты. Этот пример наглядно показывает, что не только грубоватый мужской смех, весьма вольные и резкие сатирические выпады, но и детское веселье, забавная игра смыслами и словами были присущи А. Новопольцеву. Можно также предположить, что он умел мастерски передавать особенности говорения персонажей. Создавая, например, образы зверей в сказке «Лиса и Кутафей Иваныч» он искусно передает речь некоторых из них, играя голосом: Кутафей Иваныч у него говорит грубо, заяц – тонко, медведь – басит. Может поэтому среди сказок А. Новопольцева есть и такая, в которой сказочник должен был петь, как например, в сказке «Коза Тарата». Интересно, что, передавая манеру исполнения Новопольцевым этой песенки козы, Садовников так графически ее обозначил: «Я не сы–та, я не пья–на, Я по горкам не хо–ди–ла Ковылочку не щи–па–ла, Осинушки не гло–да–ла, Под бе–резкой не ле–жа–ла!» Вероятно, он поступил так потому, что это было своеобразное речитативное исполнение, весьма похожее на скандирование стихов детьми.

К этим примерам можно было бы добавить еще несколько десятков из его сказок, но и приведенных достаточно, чтобы увидеть яркое сказительское мастерство Абрама Кузьмича Новопольцева, его поразительно талантливое владение искусством народного художественного красноречия, что и позволяет говорить о нем, как выдающимся мастере русской художественной Речи и ставить в один ряд с писателями-классиками.

 

 

                                                                                                                       М.П. Чередникова

                                                             Портрет

 

— Можно?

— Входите, входите, — Акулина Ивановна встретила нас улыбкой и неожиданным укором:

— Из-за вас всю ночь не спала!

Накануне вечером мы записывали воспоминания деревенских женщин о сельских праздниках. Акулина Ивановна принимала участие в общем разговоре. И вот сейчас неожиданное признание:

— Поговорила с вами, и память мне душу разбередила. Про свою свадьбу вспомнила. Я вот вам сейчас расскажу. Утром, перед тем как жениху приехать, невеста причитывала. Это ведь еще на моей памяти было...

Я попыталась задавать вопросы, чтобы произвести последовательную запись обряда, но безуспешно. Акулина Ивановна отмахивалась от моих вопросов и говорила:

— Да нет, погодите, я про день венчания расскажу! — и снова вспоминала во всех подробностях тот памятный для нее день. Мы торопливо записывали.

На секунду я подняла глаза от тетради и вздрогнула: два удивительных лица смотрели на меня со стены. Портрет был написал маслом по стеклу – техника у народных художников известная и в былые времена распространенная. Но в отличие от привычных сюжетов со стилизованными дворцами, лебедями и златокудрыми красавицами этот портрет был в цвете сдержан и строг. Необычайной красоты молодое мужское лицо поражало внутренней силой. Глубокий взгляд серых глаз, плотно сжатые губы. Черная косоворотка подчеркивает теплоту цвета смуглой матовой кожи. А рядом — лицо мальчишки. Пухлый рот приоткрыт, круглые щеки полыхают румянцем — видно, он только что вбежал в избу с мороза. Черная ушанка на голове и черный зипун на плечах... Этот повторяющийся черный цвет одежды усиливает свет, исходящий от прекрасных лиц.

Заметив мой остановившийся взгляд, Акулина Ивановна объяснила:

- Это муж мой и сын Ванюшка. Перед войной жил в Майне один старичок. Очень уж хорошо рисовал он картины всякие. Вот муж и заказал ему этот портрет, чтобы мне подарить. Я тогда, как увидела, заплакала, что меня нет на этом портрете. А муж сказал:

- Это тебе память о нас.

Так и вышло — память... Ванюшка наш заболел и помер. Тосковали мы с мужем. И усыновили сироту — Валей его звали. А потом муж ушел на фронт и погиб в самом начале войны.Бедовали мы с Валей вдвоем. После победы мы с ним в Майне каждый день на станцию ходили, думали: вдруг встретим нашего папку, вдруг нам по ошибке похоронку прислали... Несколько дней кряду с нами вместе на платформе появлялись четверо ребятишек — мал мала меньше. Девочка старшенькая за малышами присматривала. Мать у них померла, вот они теперь одни и встречали отца. Помню я эту встречу.

Приехал после госпиталя солдат Михаил Васильевич Панкратов. и повисли на нем с плачем ребятишки. Я с ним, с Михал Васильичем, поздоровалась, и пошли мы с Валей провожать Панкратовых до дому. Через порог избы переступила — сердце зашлось: из каждого угла сиротское горе глядит... Долго-то стоять да смотреть было некогда. Принесла я картошки, что у нас с Валей оставалась. и наварила обед на все семейство.

Месяца через два поженились мы с Михал Васильичем. Переехали сюда, в Тамбы. Работали, растили ребятишек. Сейчас всех сынов женили. дочерей замуж выдали. Я на детей не жалуюсь, хорошие дети. Да и снохи тоже хорошие. Заболела я, в Майне лежала в больнице, так сноха каждый день прибегала навестить. Акулина Ивановна снова посмотрела на портрет: — После смерти Ванюшки детей у меня больше не было. Я все плакала и говорила, что в память о сыне сирот воспитаю. Так оно и вышло...

                                                                                                           М.П. Чередникова

«Отец сыну не поверил»

 

Иван Иванович Тарасов – росту небольшого. Да и время скрутило жилистую спину так, что стал он похож на сказочного деда-лесовика. Седая опрятная борода и добрые прозрачные глаза довершали это сходство.

Старик был тих и незаметен. Днем, когда пекло солнце, сидел он в маленьком сарайчике, из которого доносился запах сухой душицы.

А вечером, примостившись у палисадника возле избы, смотрел на закат. За пять дней мы ни разу не слышали его голоса. Крикнет с крыльца Клавдия Ивановна — дочь старика: «Тятя! Обедать!». Молча поест он и снова сядет в сторонке, никому не мешая и думая о чем-то своем.

А мы с утра уходили за песнями. Громко радовались, если нам везло, и так же громко огорчались, когда возвращались ни с чем. По вечерам слушали свои записи.

Не замечая того, сами начинали петь:

«Уж вы реки, мои реки.

Реки быстрые—протоки,

Разливалися широки...»

Мы уже не только знали в лицо и по именам и отчествам многих жителей деревни, мы могли точно назвать их любимые песни.

Вслед за песнями открывались судьбы певцов.

«Ты Германия, Германия,

Жестокая страна,

Ты оставила, Германия,

Без милого меня», —

пела с болью Ольга Яковлевна Николаева. А со стены смотрело на нас в упор безусое лицо ее молодого мужа.

Собственный сын пережил его уже вдвое. А ей снится он таким, каким в далеком 1941-м увидел его фронтовой фотограф.

В тот вечер, как всегда, мы очень торопились. Предстояло расшифровать с утра записанное, договориться завтрашних встречах.

Я открыла калитку и остановилась. Раскаленным медным диском висело над деревней солнце. Старик, слегка прищурившись, не мигая, смотрел вдаль. Морщинистое лицо его в отблесках заката раскраснелось и казалось помолодевшим. Я тихонько присела рядом.

— Дедушка, расскажите, пожалуйста, о себе.

Казалось, что он не слышал моей просьбы, и я не очень надеялась на ответ.

Ио он заговорил, как будто продолжая только что прерванный разговор:

— У нас был Курмышский сорок девятый полк, восьмая рота. А ротный — петроградский рабочий. Такой настойчивый, до последнего стоял, не терялся. На беду попали мы в плен к белым. Нас разули, раздели, белые-то. Это в октябре месяце. Стояли заморозки.

Погнали босяками во Гдов город...

Когда пригнали, мы не сказали, что мы сорок девятого полка, а сказали — тридцать пятого. Тот полк сдавался, не эдакий настойчивый был, как девятый. Нас «Не желаете ли служить?»

— Не желаем.

Посадили в тюрьму... Через две недели — опять допрос. Ну, мы уговорились обмануть белых: согласились вроде служить, чтобы при первой возможности бежать к нашим. Через месяц ротный выстроил роту —      своих и наших несколько человек. Сказал, что мы будем охранять сосновый бор, где засели коммунисты, сорок пять человек. Нас послали в разведку — белых два человека.

Выходим на дорогу, лес по обе стороны. Я впереди иду, не боюсь, что к красным попаду. Только с дороги повернули, к лесу подходить стали, глядь, выходят красные-то. Я навел винтовку на белых: «Господин подпрапорщик, клади оружие!». Он мне: «Молчать!». Но тут красные подоспели... А меня через две недели назначили в Петроград во второй стрелковый полк против Юденича.

В нем и воевал до конца гражданской.

Мы не заметили, как подходили к нам люди, садились на траву, внимательно слушали. Был среди них сын старика Василий Иванович Тарасов, ветеран Отечественной, кавалер ордена Краевой Звезды. Он привык к немногословности отца, и сегодняшний рассказ был для него неожиданностью.

Старик замолчал. Видно было, что он утомлен, сказывался возраст. Чтобы дать ему отдохнуть, я решила уйти. Но он сам остановил меня.

— Да, вы насчет песен спрашивали. Я тут одну вспомнил. Слышал ее в двенадцатом годе в Самарской губернии. Мы тогда уходили на отхожий промысел — в нашем селе все портные были. Я тогда видел, как весной девки водили хоровод.

Одна песня, которую они пели, мне больно понравилась.

Так вот что разбередило его память! Наши разговоры, обрывки магнитофонных записей заставили вспомнить далекую молодость. И зазвучала в душе песня, услышанная шестьдесят лет назад, и вспомнился ротный — отчаянный питерский рабочий... Все пережитое всколыхнул давний напев.

Старик пел о молодце, полюбившем любушку—красну девицу. Пел о сыновнем признании отцу и о сыновней просьбе:

«Позволь, тятенька, жениться.

Позволь взять, кого хочу».

Да ведь это песня, вариант которой в этих местах записывали Языковы, песня, которую мог знать Пушкин!

Старческий голос срывался, дрожал, но казалось, песня обретает силу.

«Отец сыну не поверил,

Что на свете есть любовь».

Солнце скрылось за покатыми крышами. Только алая полоска напоминала о недавнем пожарище. А старик пел о трагедии любящего сердца, пел о смерти молодца, который не смог жить на свете без любви.

 

 

М.П. Чередникова

Поэт

 

От Большого Жеребятникова до Сергиевки — километра два песчаной дороги. Жаркий день, редкий в это дождливое лето. Идем, не зная, что нас ожидает в маленькой деревушке.

Неожиданно быстро на горизонте появляются крыши деревенских изб. Между дорогой и деревенской улицей — широкий луг. Несколько косцов – двое мужчин и три
женщины —торопятся. Трудное лето. Скошенная трава не успевает просохнуть, еще
не становится сеном, а к утру уже начинается бедственный дождь. Разнотравье небывалое — выше пояса, а сено так и не попадает в копны — гниет на глазах.

Усталые люди не замечают, как мы подходим к ним.
В сенокосную эту страду странно звучат наши вопросы: помнят ли в деревне старинные песни? Нет ли частушечников? Кто знает, почему деревня называется Сергиевка?

На потных, загорелых лицах появляются улыбки. В глазах — сомнение.

Нет, песен не помнит уже никто нынче. Кто помнил, те померли. Разве что Александр Нестерович Малиновский... «Во-он его избенка, первая с краю. Может, он что и скажет».

Подходим к первой избе на крохотной улочке. Открываем калитку и направляемся к распахнутой двери сарая. Запах лугового разнотравья кружит голову. Донник. душица, зверобой, аккуратно связанные в пучки и грудой лежащие в корзинах, заполняют небольшое пространство сарая. Миловидная круглолицая женщина поднимает голову и смотрит на нас весело и вопросительно. Мы представляемся.

Она понимающе кивает головой и входит в избу. На крыльце появляется сухощавый мужчина лет шестидесяти пяти и, встав в несколько театральную позу, приглашает нас:

— Милости просим, гости дорогие! Александр Нестерович Малиновский рад приветствовать вас!

На стене небольшой избы — сероватые блики множества фотографии — обычная летопись сельских семей, запечатлевшая памятные даты рождений, свадеб и смертей многочисленной деревенской родни. Но один портрет, явно попавший сюда из магазина сувениров, делает эту экспозицию непривычной.

Перехватив мой взгляд, хоти с некоторой торжественностью объявляет:

— Александр Блок. Великий русский поэт!

Малиновский с явным удовольствием узнает о цели нашего визита и вдруг сообщает:

— Пишу я давно, лет с семнадцати, пишу, когда бывает наплыв мыслей...

Мы с недоумением переглядываемся, а он уже подает команду, обращаясь к жене: «Дуся! Принеси мой архив!».

Не дождавшись ответа, в нетерпении бежит в чулан и входит, бережно обхватив руками огромный, пыльный чемодан. Через секунду извлекаются на свет полуистлевшие ученические тетради, блокноты. Александр Нестерович восторженно листает их, скороговоркой сообщая:

— Это я написал, когда Гагарин полетел к звездам, а это — на Первое мая...

Осторожно пытаюсь объяснить, что мы не занимаемся публикацией стихов, и спрашиваю, не писал ли Александр Нестерович песен. которые пелись бы в его деревне. Собеседник понимает меня с полуслова.

— Как же, как же, знаем. Фольклор, народное искусство, так сказать.

Обводит глазами наши лица.

— Ну, вы-то молодые еще, не помните, конечно, была такая песня — «Кирпичики». Так вот на ее мотив и наткал свою автобиографию.

И через минуту зазвучала наивная и проникновенная исповедь рабочего парня, выросшего в горе и нужде, «на окраине, возле Полоцка». Это было воспоминание о матери, с трудом поднимавшей кучу ребятишек, о чахоточном огне, о родном брате, который чудом попал в приказчики. Голос у Александра Нестеровича оказался, прекрасным.

А главное было то, что он не просто пел, а самозабвенно «играл» песню, как талантливый актер. Голос то набирал полную силу, то срывался до шепота. Заканчивалась эта драматическая биография рабочей семьи словами о революции и приветствием, с которым рабочий парнишка встречал новое время:

Власть Советская защитит меня.

Ей батрацкий привет я свой шлю».

Я слушала старика и думала, что к таким вот людям обратился когда-то Алексей Максимович Горький, говоря, что им необходимо учиться, чтобы природный их талант проявился в полную силу.

Парнишке с Полоцкой окраины учиться почти не пришлось. Еще до революции в голодный год семья переселилась из Белоруссии в Сибирь. На новых землях белорусские крестьяне сохранили название своей родной деревни, и появилось в Сибири село Михилевка. Для Александра Нестеровича это название навсегда связано с именем рано умершей матери. И как эта дорогая память, в его сердце живут и сегодня любимые материнские песни.      

Мы записываем «Михилевскую свадебную», «Съездил я коника, съездил вороного», старинную балладу «Крапивка моя стрикливая» и многое, многое другое.

Далеко за полночь Александр Нестерович объявляет:

- А стихи я вам все-таки прочитаю!

И, показывая рукой на репродукцию «Сикстинской мадонны», вырезанную «Огонька» и наклеенную на стену, продолжает:

— Был такой художник Рафаэль. Вот картина его. Я долго смотрел на эту картину и написал стихи. Про нее, — он кивнул в сторону сидевшей рядом жены.

И мы услышали стихи деревенского самоучки, навеянные светлыми образами Рафаэля. Они заканчивались своеобразным гимном русской крестьянке:

«Я Рафаэлю не завидую,

Моя — прекрасней, чем его!».

И с радостным изумлением посмотрев на жену, он протянул к ней руки и воскликнул:

Она ж живая!

Тихо улыбалась женщина, слушая это необычное признание в любви.

А студенты, производившие запись, внезапно разразились аплодисментами. Мне был понятен их юношеский восторг.

 

 

 

Собиратели русского фольклора

 

 

 

М.Г. Матлин

Список использованной литературы

 

Алфавит… 1884 – Алфавит населенным местностям Симбирской губернии // Список населенных мест Симбирской губернии Симбирск, 1884. С. XIV.

Анненков 1989 – Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1989. С. 117.

Барин бравый 1988 – Барин бравый // Фольклорный театр. / Составление, вступит. статья, предисловие к текстам и комментарии А.Ф. Некрыловой и Н.И. Савушкиной. М., 1988. С. 58-59)

Бейсов 1947 – Бейсов П.С. Д.Д. Минаев и Симбирск. // Минаев Д. Стихотворения. Куйбышев, 1947. С. 309-323.

Белинский 1982 – Белинский В.Г. Собрание соч.: в 9-ти т. Т. 9. М., 1982. С. 384.

Бородина 1997 – Бородина О. «Собаки, имеющие ошейники, отлову не подлежат…» // Мономах. 1997. С. 70-71.

Вадимов 1954 – Вадимов Е. Корнеты и звери. (Славная школа). Нью-Йорк, 1954 (Первое издание – Белград, 1929).

Верещагина Т. – Верещагина Т. Юрловы. // Ульяновская-Симбирская энциклопедия. Т. 2. /Ред. и сост. В.Н. Егоров. Ульяновск, 2004. С. 468.

Еремина И. – Еремина И. Родина Ленина издревле славилась колдунами и оборотнями. // Слово молодежи. 1992. 18 июля.

Еремина И. – Еремина И. Симбирские чудеса. // Симбирские губернские ведомости. 1994. 16 ноября.

Комолов Н.А. – Комолов Н.А. Епископ Воронежский и Елецкий Лев (ЮРЛОВ) (1727-1730) // Воронежские архипастыри: Вехи истории // URL: http://www.vob.ru/eparchia/history/ierarxija/05_lev/lev.htm.

Луганин А. 1884 – Луганин А. Опыт истории лейб-гвардии Волынского полка. Ч.1. 1817-1849. Составил того же полка штабс-капитан А. Луганин. Варшава, 1884.

Материалы для истории и статистики… 1867 – Материалы для истории и статистики Симбирской губернии. Вып. 4. Симбирск, 1867. С. 57-94, 98-102.

Майков 1869 – Майков Л.Н. Великорусские заклинания. СПб., 1869. №№ 15, 32, 152, 179, 220, 245, 252, 25-260, 262-268, 360, 370

Мильштейн – Мильштейн Я.И. Гензельт А.Л. // URL: http://enc-dic.com/enc_music/Genzelt-A-L-1795.html.

Назарова – Назарова Л.Н. Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров // Лермонтовская энциклопедия // URL:http://feb-web.ru/feb/lermenc/Lre-abc/Lre/lre-6262.htm.

Отчет… 1903 – Отчет о деятельности, состоящей под августейшим покровительством его имп. высочества Великого кн. Сергея Александровича Симбирской губернской ученой архивной комиссии за 1903 год. Симбирск, 1904.

Панаев 1988 – Панаев И.И. Литературные воспоминания. М., 1988. С. 134-135.

Песни… 1988 – Песни русских поэтов: В 2-х т. Т. 1. Л., 1988.

Порохина 2007 – Порохина Е.С. Страницы истории фортепианного отдела санкт-петербургской консерватории. Антон Августович Герке // Вестник молодых ученых. Серия: Исторические науки. № 3. СПб., 2007. С. 91-95.

Руммель, Голубцов 1886 – Руммель В.В., Голубцов В.В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. Т.1. СПб., 1886. С. 791.

Список… 1894 – Список членов общества естествоиспытателей, состоящих при Имп. Казанском университете // Обзор деятельности Общества естество испытателей при Имп. Казанском университете за первое 25-летие его существования, 1869-1894. Казань, 1894.

Список… 1896 – Список действительных членов Симбирской ученой архивной комиссии на 1895 год // Отчет о деятельности Симбирской ученой архивной комиссии за 1895 год. Симбирск, 1896.

Топорков 2010 – Топорков А.Л. Проект издания «Русские фольклористы: Биобиблиографический словарь // Русский фольклористы: Биобиблиографический словарь. Пробный выпуск./ Отв. Ред. Т.Г. Иванова и А.Л. Топорков. М., 2010. С. 8-9.

Трофимов 2001 – Трофимов Ж. «Воспой все редкости Юрлова» // Ульяновская правда. – 2001. – 26 сентября.

Юрлов 1867 – Юрлов В.П. Народная песня, записанная в деревне Поливне Симбирского уезда. Сообщена В.П. Юрловым // Материалы для истории и статистики Симбирской губернии. Вып. 4. Симбирск, 1867.

Юрлов 1867а – Юрлов В.П. Заметка о свадебных обрядах в Симбирской губернии: Записано в селениях Сенгилеевского уезда: Суровке, Чертановке, Хвостихе, Порецком, Воецком и Собакине // Материалы для истории и статистики Симбирской губернии. Вып. 4. Симбирск, 1867. С. 68-74.

Юрлов 1867б – Юрлов В.П. Этнографические материалы: Заученный разговор крестьянских балагуров на свадьбе и рацея дружки. // Материалы для истории и статистики Симбирской губернии. Вып. 4. Симбирск, 1867. С. 98-101.

Юрлов 1867в – Юрлов В. Симбирская запись о кладах // Материалы для истории и статистики Симбирской губернии. Вып. 4. Симбирск, 1867. С. 57-62.

Юрлов 1909 – Юрлов В.П. Воспоминания старинного офицера лейб-гвардии Волынского полка // Русский архив. 1909. Кн. 2. № 5. с. 5.

 

Архивные источники

 

РО ИРЛИ – Рукописный отдел ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, г Санкт-Петербург.

ГАУО – Государственный архив Ульяновск