Участник Великой Отечественной войны

 

Из 10 500 человек, призванных на фронт во время Великой Отечественной войны Усть-Кубинским военкоматом, Василий Аполлонович Кудряшов – единственный оставшийся в живых участник, ветеран Великой Отечественной войны.

Родился он 25 января 1925 года в деревне Чемоданихе Новосельского сельсовета Усть – Кубинского района. В семье было пятеро детей. Василий – один из трёх сыновей Кудряшовых.

    До войны окончил 4 класса начальной школы, учиться больше не пришлось: надо было работать. Первое место работы – колхоз «Первое мая», затем работал на сплаве леса в Высоковской Запани.

Перед войной Василий Аполлонович уехал в г. Ленинград учиться в ФЗО. Но началась война. На город сбрасывали зажигательные бомбы, Василий тушил их. Затем начался голод, и он вместе с другом решил ехать на родину. Стали выбираться из города. Забрались под брезент в машину и поехали в сторону Вологды. По дороге удалось купить буханку хлеба - у друга были деньги. До дома с трудом удалось добраться. Вернувшись домой, начал снова работать в колхозе.

    Ему еще не было и 18 лет, а уже получил повестку. Василий Аполлонович поехал в Устье, потом в Вологду на пересыльный пункт, откуда был направлен в Грязовец на курсы сапёров в 1943 году.                                                                                         Там он стал отличным специалистом, что очень пригодилось на фронте. Ведь недаром говорят, что сапёр ошибается один раз. И цена этой ошибки – жизнь.

Служил В. А. Кудряшов в саперно-разведывательном батальоне. В сапёры отбирали самых надёжных, говорит ветеран, поскольку от их знаний и действий зависела жизнь многих людей и успех военных операций. Сапёры обезвреживали мины, поставленные немцами, делали проходы в минных полях для разведчиков. С собой из оружия – только автомат на случай, если враг обнаружит. Поэтому первое, что бойцам выдали по прибытии на фронт, - это маскировочные халаты, чтобы фашисты не заметили их на минном поле, и валенки, чтобы не мёрзнуть в снегу.

    Порою приходилось работать несколько ночей подряд. Василий Аполлонович вспоминает, как однажды, обеспечив разведчикам проход на сторону врага, он, дожидаясь их возвращения, уснул от навалившейся усталости. Проснулся – они уже вернулись и «языка» с собой притащили. А тут он похрапывает, смеётся над собой ветеран.

У В. А. Кудряшова много наград, в том числе он был удостоен орденов Славы II и III степеней. «Мечтал о Славе I степени, да не удалось получить, - улыбается ветеран, - был ранен в Кёнигсберге и до Берлина не дошёл». У Василия Аполлоновича самая первая награда – медаль «За отвагу». Но, к сожалению, он её потерял, уже вернувшись с войны. Видимо, отцепилась, когда он ходил с дочками за малиной. Искали, но не нашли… Один из орденов потеряла дочка. Раньше отдавали играть детям боевые награды.

А в наградном листе сказано: «Товарищ Кудряшов Василий Аполлонович в период наступательных боёв 11 сентября 1944 года, находясь в инженерной разведке, под артиллерийско-миномётным огнём противника снял 60 противотанковых и противопехотных мин, произвёл работы, не зная усталости, по восстановлению разрушенных мостов и труб, увлекал бойцов своим примером для быстрого выполнения задачи, тем самым обеспечив продвижение танков и пехоты первого эшелона. Командир 9-го отдельного сапёрного батальона капитан Соколов».

Как можно было такое выдержать? «В 19 лет казалось, что все трудности нипочём, - говорит ветеран. – Не боялся ничего. К тому же, ещё до войны стал комсомольцем. А комсомольцы на войне задавали тон во всех боевых операциях». Командиры нашего героя любили за смелость, часто посылали на самые ответственные задания. «Мне везло на командиров, у меня все хорошие были, - говорит Василий Аполлонович, - но однажды командир меня чуть не отправил в штрафную роту. Я стоял на посту, охранял знамя  (в полевых условиях его возили в чехле на повозке) и вдруг увидел на тополе галку. Ну и выстрелил в неё из карабина. Молодой был, дурак. Разве можно на посту такое делать? Я уж потом это понял, а тогда… Командир в одних кальсонах на улицу выскочил, думал – немцы. А штрафников жалко было. Некоторые попадали туда вот из-за такой же дурости. Освобождали от наказания после ранения – вину кровью смывали».

Но война – это не только героические сражения. Бытовые условия на войне играли немаловажную роль. Ведь жизнь на передовой, в окопах – это грязь, сырость, возможность болезни. Чтобы не было инфекционных заболеваний, ставили для бойцов полевые бани – большие брезентовые палатки с печкой, с горячей водой в бочке. «Каждые десять дней в бане мылись, - вспоминает В. А. Кудряшов. – Баня и кухня передвигались вслед за солдатами. Фронтовые 100 граммов тоже каждый день давали». И кормили неплохо, иногда еды было даже слишком много: ведь из боя возвращались далеко не все, а на них тоже готовили…

 Приходилось терять друзей. Дружба на фронте была крепкая, всегда друг друга выручали. Дружил с Ширкуновым, земляком из Харовского района. Разлучило их ранение Василия Кудряшова: «Не знаю, жив ли он. Надеюсь, что живой остался. Смелый парень был».

 Немцев в бою убивал. Не жалел. С одного даже сапоги снял – хорошие были. В них и домой с войны вернулся. Видел колонны пленных немцев, они все грязные, оборванные, но рослые. «А мы шустрые зато!» - смеётся ветеран. «Против  наших мощную технику немцы использовали, но и наши Т-34 тоже хороши были. Настоящую танковую войну видел. Не забыть, как танкисты горели в машинах…» - опускает голову ветеран. Победу встретил в госпитале, где проходил лечение после очередного ранения. Ранения были тяжёлые. Осколки до сих пор тревожат и ногу, и руку, и голову: граната разорвалась прямо у ног, все осколки достались ему. Дополз до своей траншеи, где его перевязали, а потом отправили в госпиталь. Было это 4 апреля 1945 года в Кёнигсберге, в Восточной Пруссии. Но молодость победила. «В госпитале на костылях бегал - не ходил!» - смеётся Василий Аполлонович. И влюблён был в медсестру, но судьба распорядилась по-другому. На родине ждала его одноклассница, с которой он когда-то сидел за одной партой. Даже платье ей чернилами нарочно облил, чтобы обратила на него внимание.

А дома его ждали родители, молились перед иконой, чтобы сын живой вернулся. «Отец у меня верующий был, меня ругал, что безбожник. А я в Бога не верил, комсомольцем был», - говорит ветеран. Очень сожалеет о том, что редко им писал: как и все молодые, писем не любил.

После госпиталя демобилизовался, вернулся в родную деревню, работал в колхозе. Плохо жила послевоенная деревня, голодно, трудно. С горечью говорит Василий Аполлонович о том, как женщины, вчетвером впрягшись в борону, таскали её по вспаханному полю – не было ни лошадей, ни тракторов. Много людей умирало в эти годы от голода, непосильной работы. У молодого бригадира сердце разрывалось от жалости, но время такое было, вся страна так жила. Потом он вернулся на место своей довоенной работы – на сплав. Труд был тяжёлый, но сил хватало на всё – молодой был. Всю жизнь прожил в деревне, трудился, растил детей.

 

     

 

В. А. Кудряшов с родными и Губернатором Вологодской области

О. А. Кувшинниковым.

 

         

 

В. А. Кудряшов с председателем Усть-Кубинского районного совета

 А. Д. Тепляшовой.

 

 

 

ТРУЖЕНИКИ

ТЫЛА

«ДЕТИ»  

ВОЙНЫ

 

 

 

Антонова

София Дмитриевна

(02.01.1927г.)

 

В 1937 году многодетную семью Софии Дмитриевны (а тогда девочки Сони 10 лет от роду) из деревни Жуково Вологодской области раскулачили, т.к. они жили в большом доме и держали скот. Пришлось перебраться в рабочий посёлок Устье, где отец устроился на рыбзавод, а мать – сторожем на пищевой комбинат. Семье из 6 человек дали однокомнатную квартиру в деревянном доме. Здесь и застала их война. Детство Сони кончилось летом 1941 года. Ей было 14 лет, сестре – 11, братьям – 5 лет и 2 года.

О том, что отца призвали на фронт, она узнала рано утром, находясь у подружки в соседней деревне. Двадцать километров бежала босиком без остановки – боялась не успеть проститься. Бежала и плакала.

Общий сбор мобилизованных был назначен на 8 часов утра в сельсовете. В воздухе витала всеобщая тревога. Женщины причитали и плакали, дети помладше испуганно жались к матерям, постарше – понуро толпились поодаль. Соня прибежала, когда проводы уже закончились. Протиснувшись сквозь толпу военных и гражданских, она опрометью юркнула под ноги мужчине в форме и бросилась к отцу. «Помогай матери. Остаёшься за старшую», - сказал он. Этот наказ Соня приняла буквально. Отца она увидит только через 5 лет. Он дойдёт до Берлина, будет ранен, демобилизуют его в 1946 году. Отец привезёт в подарок дочкам платья.

А летом и осенью 1941 года убирали урожай, свой и колхозный. На поля выходили все – от мала до велика. Тяготы войны ещё особо не ощущались. Был урожай – были и запасы. Осенью Соня с сестрой продолжили учёбу в школе. Потом начались перебои с дровами, керосином, другими необходимыми вещами. Писали на старых газетах между строк, уроки делали при лучине. «Мама держит, а мы пишем, - вспоминает София Дмитриевна. – Но учились хорошо, стыдно было иначе».

В 15 лет Соню пригласили работать машинисткой в райисполком. Она печатала списки для военкомата, сведения о сельскохозяйственных работах.

А вечерами помогала матери плести кружево для кружевной артели. Работающим давали хлебные карточки: 200 граммов хлеба на каждого ребёнка и 400 граммов на взрослого. За сданное кружево платили деньги. Все работающие подписывали займы, платили налоги.

На всё лето Соня с сестрой, как и все остальные школьники, уезжали за реку в колхоз в деревню Митенское – работать. Жили в здании школы, спали на соломе, работали за трудодни – галочки, которые ставил бригадир. Убирали горох, лён, жали и собирали в снопы ячмень, овёс, пшеницу, копали картошку. Председатель просил ничего не оставлять ни в земле, ни на земле – всё шло на фронт. Поля были бесконечные, урожай хороший, а еды не хватало. От тяжёлой работы, ходьбы босиком ноги и руки часто трескались, раны ныли и кровоточили. Промывали только водой – мыла не было. Одежду стирали песком. Зубы чистили углём.

В военные годы деревня жила трудно, голодали нещадно. Часто умирали люди от голода. Были почти совсем раздеты и разуты: всё, что можно, меняли на еду. До заморозков ходили босые, зимой – в лаптях, дети часто страдали от ревматизма. Карточек им не полагалось, на трудодни колхозникам выдавали совсем мало, часто – отходы, всё остальное отправляли государству. Самое страшное для матерей – смотреть, как голодают дети. Бывали и совсем страшные случаи, когда вконец отчаявшиеся, надломленные женщины, не в силах вынести голодного взгляда своих детей, топили печь сырыми дровами и всей семьёй укладывались спать в угарной избе, плотно закрыв дверь…

Случались и кражи. Что возьмёшь с обезумевших от голода людей? Вот и у Сони с сестрой случилась ужасная беда. В колхозе в день выдавали по два кусочка хлеба. По одному полупрозрачному ломтику сёстры съедали, а второй прятали, сушили, чтобы привезти эти сухари матери и братьям. За лето накапливалось целое сокровище! Каков же был ужас девочек, когда заветный узелок украли… Исхудавшие, голодные девчушки, утомлённые тяжёлой работой в любую погоду, плакали – больше от мысли о несостоявшемся подарке для родных.

А зимой и осенью приходилось заготавливать дрова – летом некому и некогда было этим заниматься. Порой во время сплава бревно прибивало к берегу – вот удача! Волокут его домой, но если увидят – конфискуют. Дети ходили в лес за хворостом - все, у кого были валенки или лапти. Сырые ветки плохо и долго горели, дымили, а зимы стояли студёные. Дверь плотно закрывали, чтобы не выстудить избу, иначе спать придётся не раздеваясь.  Бывало и угорали. В семье Сони была одна пара валенок на всех. Носили по очереди.

Воду носили из проруби, которую каждый день приходилось прорубать заново. Таскали вёдра с ледяной водой и тяжёлый багор покрасневшими от холода руками.

В 1942 году купили козу и трёх куриц. Но налоги на молоко и яйца были столь велики, что для их выполнения яйца приходилось покупать. Сено косить было нельзя на открытых участках, рвали траву вдоль дорог и в зарослях кустарников. Или покупали у колхоза. Мать, кроме кружевной артели, подрабатывала, где только могла, чтобы прокормить детей. За отца давали от рыбзавода два килограмма рыбы в месяц. Хлеб – по карточкам. Бывало, получив хлеб на день, дети по дороге домой откусывали и отламывали по кусочку, не в силах остановиться, и домой приносили самую малость. Мать бранила их, ведь дома был ещё и трёхгодовалый Антон, который впоследствии умер…. А иногда хлеба совсем не давали. Про себя мать забывала, дети даже не задумывались, что она ела. Маленькая, тихая, скромная женщина могла отдать свой кусок хлеба просившему милостыню. В их квартирку иногда подселяли недели на 2 - 3 солдат, и тогда в их каморке негде было ступить. Дети ютились на печи, солдаты – на полу и в сарае возле дома. Их старались чем-нибудь угостить, напоить травяным чаем. Солдаты шутили, пели песни, помогали по хозяйству.

С нетерпением ждали весны, первой съедобной зелени. Ели всё, что жевалось. На полях искали мёрзлую картошку. Летом спасал лес – на него молились. Запасались ягодами, грибами, травами на зиму. «Ягод было много, - рассказывает София Дмитриевна. – Будто природа чувствовала наш голод и пыталась подкормить». Хлеб военной поры, который пекли дома, был совсем не такой, как сдобные пышные довоенные караваи. В него добавляли жмых, высушенные картофельные очистки, траву. Соня, её брат и сестра мечтали, как после войны будут резать, резать, резать хлеб и не останавливаться…

В старой церкви был устроен зерновой склад, туда ссыпали колхозный урожай. Службы не проходили, за веру в Бога могли и посадить. Но Соня тайком безмолвно молилась, когда в небе летали фашистские самолёты. Страшно очень было. Ей и другим подросткам было поручено насыпать зерно в мешки, грузить на подводы и отправлять на баржу. Огромное количество зерна на складе – одно из самых ярких воспоминаний. Оно было всюду, зёрна струились сквозь пальцы, желудок отзывался голодным спазмом. Воровать зерно строго-настрого запретили: обыскивали карманы. Разрешали поесть гороха, пока шла работа. Телеги с зерном сопровождали до баржи. Ехали и пели: «Эх, конь вороной, белые копыта! Скоро Гитлера убьем - поедим досыта». А над головой развевался транспарант: «Всё для фронта, всё для победы!».

После войны работала в милиции в отделе МГБ (Министерство государственной безопасности). София Дмитриевна была ответственной за  оружие и боеприпасы, которые она выдавала под запись сотрудникам милиции, уезжавшим на спецоперацию (драки, семейные конфликты). Проработала в отделе 8 лет, в 22 года вышла замуж за Антонова Михаила Александровича. В 1954 году в семье Антоновых родился сын, назвали Николаем. «С маленьким сынишкой нянчилась свекровь, а я сразу же вышла на работу в районный комитет партии машинисткой, - говорит София Дмитриевна. - После ликвидации района работала на комбинате коммунальных предприятий и проработала там до выхода на пенсию. На пенсию вышла в 55 лет». 

Сейчас София Дмитриевна проживает одна. Её часто навещают сослуживцы сына, старшего лейтенанта милиции Антонова Николая Михайловича, погибшего при исполнении служебного долга в апреле 1984 года. Она им очень благодарна за поддержку и помощь. Летом приезжают из Москвы внучки с правнуком, чему София Дмитриевна очень рада. В свои 93 года сама справляется по хозяйству, очень общительна, любит, когда её навещают знакомые и друзья. В столь преклонном возрасте София Дмитриевна не потеряла интереса к жизни и всегда находится в курсе всех событий.

                       

 

 

Арзубов

Вениамин Демьянович

(17.03.1932г.)

Арзубов Вениамин Демьянович родился в деревне Ефимово Верхнеёнтальского сельсовета Кичменгско-Городецкого района Вологодской области. Мать - Арзубова Пелагея Евгеньевна, отец - Арзубов Демьян Изосимович.

Мать работала на ферме в колхозе. Колхоз был богатый по тем време-нам, в него входили 2 деревни - Ефимово и Маслово. Все колхозники были трудолюбивые, работящие. Основу колхоза составляли семьи наших родственников.                                                                                                                       

Начало войны запомнил хорошо, хотя и было всего 9 лет. У тёти, сестры матери, была свадьба. И тут на второй день утром пришел нарочный из сельсовета и сказал, что началась война. Все женщины заплакали, мужчины тоже погрустнели. Некоторые родственники, в том числе и жених, сразу пошли в сельсовет. Они были военнообязанные и находились в отпуске. Из родственников на войне был брат матери, он погиб в декабре 1941 года. Воевали и двоюродные братья – родственники по матери. По отцу родственников не знаю. Проводы на войну помню плохо, в основном, помню, вручали повестки, и мужчины уходили пешком до райцентра, некоторые навсегда.                                                                                                

           Жизнь с началом войны полностью изменилась. Остались в деревне женщины, старики, дети и те, у кого была бронь. Мы, дети, тоже как-то сразу повзрослели. Стали работать в колхозе, выполнять посильную работу. Во время сенокоса возили копны на старых лошадях, хороших лошадей увели для фронта, чтоб подвозить орудия, продовольствие. Еще вывозили от ферм навоз на поля. Заготовляли дрова для себя и для школы. Для школы нужно было заготовить определенное количество дров. Осенью еще лен теребили. Было много налогов, которые платили мясом, шерстью, шкурами  животных, молоком. Если не было возможности отдать натуральными продуктами, отдавали деньгами.

    Первые два года было немного легче с продуктами, так как был хлеб в

закромах, а потом все выращенное и собранное увозили.     

Ходили в лес, собирали грибы, ягоды. Грибы сушили и солили, ягоды - чернику и шиповник - сушили, бруснику мочили. Ещё заготовляли лист малины, берёзовую чагу. Питались ещё и тем, что сами выращивали: картошкой, брюквой, репой, луком и чесноком. Рано весной собирали на полях щавель,  пистики (так их называют в Ёнтале), как по-научному - не знаю; они чем-то похожи на хвощ. Хлеба давали мало, особенно в конце войны и в первые послевоенные годы.

В школе ученикам из самых бедных семей давали суп. Учиться было тяжело, не было тетрадей, чернил. В школе не было даже мела. На доске писали кусочками отколовшейся штукатурки: рядом стояла церковь, к тому времени уже почти разрушенная, так ходили и собирали эти кусочки. После уроков шли домой. Выполняли посильную работу по дому, носили дрова к печкам, воду. Мать редко бывала дома, все на ферме. Домашние задания выполняли при лучине, так как не было керосина.

Самое страшное тогда было – это получить похоронку. К счастью, у нас в семье вернулись живыми с войны двоюродные братья матери: Голыгин Александр Николаевич, Голыгин Ливерий Нилович.

Праздников особо не было. Мне кажется, отмечали только годовщину Октябрьской революции. Дети в деревнях устраивали небольшие концерты, перед этим приходили из сельсовета работники или учителя и рассказывали, как идут дела на фронте. Радио было только в сельсовете. Первая радость была, когда немцев от Москвы прогнали.

В школе ввели уроки военной подготовки. Учили ходить строевым шагом, разбирать и собирать винтовку.

Весть о победе в деревню принес нарочный, все плакали, но это были слезы радости.

    После войны жить было тоже тяжело, в магазинах ничего не было: ни еды, ни одежды. Поэтому один родственник устроил меня работать на лесозаготовку, хотя по возрасту я ещё не подходил. Работал до самой армии.

В 19 лет ушел в армию, служил 3 года в Белоруссии на границе, в Брестской области. После армии устроился работать в МТС, по направлению успешно окончил годичные курсы на тракториста в Нюксенице. Стал работать на тракторе. Работал до самой пенсии. Менялись организации, вернее их реорганизовывали да трактора. Женился в 1958 году, жена - Арзубова Любовь Платоновна (к сожалению, давно уже ушла). Воспитали троих детей: сына Николая и дочерей Эльзу и Александру.

С 2019 года ветеран живет в Устье у дочери Александры.

 

 

Баранова

Мария Николаевна

(16.09.1930г.)

 

Баранова Мария Николаевна родилась в д. Корнилово Устьянского сельсовета. В семье было четверо детей: дочери Тамара, Нина, Маша и брат Георгий (по-домашнему Гоша). Потом семья переехала в Устье. Жили сначала на ул. Почтовой (теперь Коничева), затем - на Набережной, напротив нынешнего Сбербанка. Отец, Баранов Николай Николаевич, работал заведующим столовой, мать – на пекарне.

Старшая сестра Тамара заболела и умерла ещё до войны, брат Гоша умер в 18 лет во время войны, как раз перед призывом на фронт.

В 1938 году Мария пошла в первый класс. Детей в классе было много – около 30 человек. До сих пор помнит костюмчик с матросским воротником и портфель, с которым ходила в школу до войны. Учебники покупали в магазине. Училась хорошо.

Когда ей было 10 лет, началась война. Дома было радио, по нему и узнали о нападении Германии на нашу страну. Отец, который был участником и Финской войны, с первых же дней был призван в армию и ушёл на фронт. Воевал и его брат – Баранов Владимир Николаевич, который погиб при освобождении Польши в 1944 году.

Семье Марии непросто жилось в войну. Огородом обзавестись до войны не успели, а без отца это сделать было трудно. Мама всё время работала. Девочка тоже после окончания начальной школы практически не знала, что такое каникулы. Пололи, поливали школьный огород, работали на сенокосе. Однажды во время сплава её вместе с другими подростками отправили в Высоковскую Запань на сплав растаскивать брёвна из плота. Да и во время учёбы после уроков работали, особенно часто на уборке льна.

Но были и радостные минуты. Мария Николаевна запомнила, как в школе проводили новогодний праздник. Да и в клубе тоже всегда была ёлка.

Хлеб давали по карточкам – 400 граммов. Маша сама и ходила в очередь за хлебом. Других продуктов в магазине не было практически

совсем.

О победе узнали по радио. На мысу устроили праздник. Играла гармонь. Люди плакали и смеялись, радовались и горевали.

Отец Марии вернулся с войны живой. Семья обзавелась огородом, купили корову, куриц. Правда, и в послевоенные годы много приходилось отдавать на налоги. Отец стал работать бухгалтером в райпотребсоюзе. Мама по-прежнему работала в пекарне. Мария в 1945 году окончила восемь классов, начала учиться в 9-м, но ушла. Работала в сельпо счетоводом, отработав год, поступила в Вологодскую торговую школу, по окончании которой с 1951 года работала продавцом в магазине «Культтовары». С 1959 года после смерти папы (у него было больное сердце) перешла на работу в универмаг (старое здание), где трудилась до тех пор, пока не было выстроено новое здание. Оттуда она и ушла на пенсию.

 

 

 

 

 

Бороздина

Александра Константиновна

(07.11.1926г.)

 

Отец – Бороздин Константин Иванович. Мать – Бороздина Архилая Фёдоровна.

Родилась Александра Константиновна в д. Никитинской  Вожбальского с/с Тотемского района. Отец умер рано, когда Александра была ещё маленькой. Она его почти не помнит. Мать работала в колхозе «Победа», который объединял шесть деревень.

До войны Александра окончила начальную школу – четыре класса. Детей было много, классы были большие. Жили все небогато, учебники носили в самодельных сумках из холстины. Запомнилось празднование      1 Мая: детей построили, они ходили колонной с флагами по деревне, а потом всех угощали конфетами и пряниками. Для детей это был праздник! Семилетняя школа была в 30 км от деревни, учиться дальше не было возможности: и одежда была плохая, и средств не было. Александра стала работать в колхозе, как и все, убирала урожай, заготовляла сено.

Потом её и ещё нескольких подростков отправили на торфоразработки под городом Ржевом. Когда отпустили домой, денег не выдали. Добиралась до дома 21 день - то пешком, то на подножке поезда. Мать позже отправила девочку в Ярославль в няньки. Хозяева, по словам Александры Константиновны, были хорошие – Алексей и Маруся. У них было двое детей, старший - Вадик - ходил в детский сад, а с младшим – Женей - ей и пришлось водиться. «Когда началась война, я водилась с малышом, а семилетний Вадик бегал по бульвару. Я очень испугалась, думала, что в городе меня непременно убьют, и решила ехать домой, - рассказывает Александра Константиновна. – Думала, что в деревне будет легче. Хозяева уговаривали остаться, но я не согласилась. Вернулась домой – и началась тяжкая работа на годы!»

Пришлось работать в колхозе наравне со взрослыми. Александру сразу поставили  за машиной снопы вязать, а осенью – в лес на делянку за 30 км на всю зиму. Обувь была плохая, домой не побежишь. Жили в общежитии – бараке, спали на полу.

Дома держали овец, коз, куриц. Корову не заводили, так как отец умер, а мать тяжело заболела. В огороде выращивали овощи. Колхоз давал землю под огороды. Но налогов было много: куриц выпустишь – налог, овец – налог. Сдавали мясо, молоко, шерсть, яйца, даже если скотинки не было. В голод даже мох ели. «Лепёшки пекли из травы. Мох навыдёргиваю, высушу, пока работаем, положу в платок и несу узелок домой, - говорит Александра Константиновна. – Иду как-то с узелком, встретила председателя. «Что несёшь?» - «Пшеничников! Разве не видно?» А у самой мох. Он-то хорошо ел, колхозный хлеб для него как свой был».

Однажды в колхозе забили лошадь, всем досталось по кусочку мяса. Вот счастье-то было! 

Пахали чаще на себе, чем на лошадях (их просто не было). Впрягались парами и таскали плуг за собой. Пахали по 50 соток в день, домой приходили усталые, голодные, а там и есть нечего. «Как-то в дом залезли, где зерно было ссыпано, - вспоминает А.К. Бороздина. – Набрали немного, чтобы не поймали, запарили и ели тайком».

Из деревни все мужчины на фронт ушли, остался только бригадир – он был инвалид. Вернулись немногие. В семье Александры Константиновны тоже были участники войны: два дяди не вернулись, два других (братья мамы) пришли живые, но один – Кинсарин – остался инвалидом, руки не работали совсем, а в семье четверо детей. Когда он на войну уходил, жена его Мария в ноги людям кинулась, чтобы не оставили одну с малыми детьми, не дали им погибнуть. Выжили все, к счастью.

День, когда закончилась война, запомнился на всю жизнь. Утром бригадир пришёл, всем определил, где работать, а днём зашёл и сказал матери: «Архилая, война кончилась!» Все очень обрадовались. Хотя и слёз было много. Победу одержали, считает Александра Константиновна, благодаря тылу, тем, кто работал, не жалея себя.

Но и после войны жизнь была очень тяжёлая. Налоги были большие, всё отдавали, себе почти ничего не оставалось. Александра продолжала работать в колхозе. Колхозникам давали за трудодни зерно, но мало: на мельницу не повезёшь, мололи на жерновах вручную.

В соседней деревне женщина потеряла мужа, а детей четверо. Чтобы спасти их от голодной смерти, она зарезала колхозную овцу. Её посадили. Дети остались одни. Старшая девочка пришла к Александре и предложила пойти вместо неё работать в «химию» (так в деревне называли производство по добыче живицы из смолы сосны), а сама - на её место в колхоз, чтобы дети были рядом с ней и могли вместе с ней зарабатывать. Одного её пайка в «химии» на всех не хватало. Так Александра Константиновна стала осваивать новый вид работы. Участок давали большой – девять тысяч сосен. За 4 дня надо было обойти весь участок, сделать на стволах специальные насечки, через которые будет течь смола. Работникам выдавали раствор хлора, спецодежду, специальные инструменты (потому, наверно, и называли это производство «химией»). Страшно было, особенно поначалу: и с медведем не раз в лесу пришлось встретиться. Александра Константиновна улыбается: «Как-то шла на делянку, и вдруг передо мной медведь! У меня волосы дыбом, а он опрокинулся на спину – и тоже бежать! В другой раз я переодевалась, а медведь подошёл и лижет одежду. Его запах хлора не пугал. А у меня опять волосы на голове поднялись. Потом убежал».             

       В «химии» Александра Константиновна отработала 32 года – до выхода на пенсию. Когда начала там работать, вздохнула с облегчением: там давали хлеба 500 граммов на человека в день и деньги платили. Подписывались и на займы. Заставляли расписаться в ведомости, а потом высчитывали  деньги из зарплаты. В бригаде было больше 20 человек. На всех давали план: добыть 3,5 тонны живицы за сезон. «Я хорошо работала. Фотография моя была на Доске почёта в Тотьме, - говорит Александра Константиновна. – Так до самой пенсии и ходила по лесу».

    Она вырастила дочь Лидию, которая забрала мать к себе в Тотьму, куда переехала после замужества. Купили дом. Лидия работала заместителем начальника почты. Потом её перевели в Устье на такую же должность. Начальником почты в Устье тогда был Николай Гурьевич Киселёв. Но Лидия не решилась занять эту должность в незнакомом посёлке и стала работать почтальоном. Мать переехала к дочери и внучкам – Тане и Марине. Теперь у неё уже много правнуков. Один из них служит в армии, другие ещё школьники.

 

Быстроумова (Смирнова)

Валентина Ивановна

(01.04.1929 г.)

               

Родилась Валентина Ивановна 1 апреля 1929 года в деревне Васюткино Богородского сельсовета. Отец – Иван Павлович Смирнов, мать – Александра Фёдоровна Смирнова (Зайцева в девичестве) жила до замужества в д. Капелино Авксентьевского с/с.  В семье было пять дочерей: старшая – Анна, вторая – Зинаида (проживала в г. Харовске впоследствии), Валя была третья, четвёртая сестра Зина сейчас живёт в Белоруссии, младшая Катя – в Череповце. Родители работали в колхозе, отец – в животноводстве («Командовал телятницами», - улыбается Валентина Ивановна), мама – доярка. В деревне было всего пять домов, но семьи были большие, детей было много.

Детские годы Валентины Ивановны пришлись на то время, когда создавались колхозы. В колхозе «Победа» было четыре бригады, в первую входили деревни Спиченская (её потом ураганом унесло), Васюткино, Ермолинская. Своих коров пришлось отдавать на колхозный двор, куда и ходили их доить.

 Когда Вале исполнилось 9 лет, она пошла в школу, которая находилась в с. Богородском. Идти надо было 3 км, переправиться через реку Уфтюгу по лавам (плотам). Школа была начальная, через поле находилась семилетняя. В начальной школе было четыре класса, в каждом классе по 30 человек. Первая учительница Вали – Надежда Николаевна Левенцева. «Добрая была, - вспоминает Валентина Ивановна, - у неё самой было много детей, вот она нас и жалела. Каждого закутает так, чтобы не замёрзли в дороге». Четвёртый класс Валентина заканчивала уже во время войны.

«Помню, как началась война, - говорит Валентина Ивановна. – Приехал верховой, объявил о начале войны. Мужиков сразу стали забирать, лошадей тоже забрали. Отец наш был уже пожилой, его призвали не сразу, только в 1943 году, летом. Провожали его на телеге. Воевал он три месяца под Ленинградом. Возил на лошади кухню на передовую. Подорвался на мине. Разорвало на куски. Сослуживец рассказал о его гибели. В сельсовете долго не говорили о похоронке. В семье пятеро детей было, жалели маму и нас. Вручили похоронку 7 апреля. Все плакали. Анна училась в это время в Вологде в пединституте, но не доучилась. 

Не знаю, как выжили в войну. Диво. Ладно, что корова, телёнок были. Этим и выжили. Хлеба почти не было. На трудодни давали зерно второго сорта, да и то мало. Коровы доили плохо. Спасли нас макавушки (клевер). Это была моя работа: нянчилась с младшими девчонками, рвала головки клевера, да не в поле колхозном – нельзя было, а где-нибудь в стороне, потом их на противень – и в печь. Высушим, истолчём пестом, получалась своеобразная мука. В неё добавляли муку, полученную на трудодни, и пекли лепёшки. А не это – так и не знаю, что было бы. Помню, как-то принесли с болота белого мха, но у всех девочек от него заболели животы. Мать сказала: «Будем есть крапиву, дягильё (собачий дягиль, или моржоватик по-местному)». Для коров косили, где кто найдёт. Сначала надо было накосить для колхоза, потом для себя. Ходили на полянки в лес за 6 километров, сено таскали оттуда на себе, зимой – на дровнях по очереди с соседями. Дрова тоже сами заготовляли. Я бедная была: каждый день ходила за ольхой, таскала на спине. Зимой по очереди давали лошадь, ездили в лес за берёзой. Рубили деревья, вывозили на дровнях. Без отца ездили мама с Анной, потом со мной. Я научилась управлять лошадью, легко разворачивала её на снегу».   

Анна, вернувшись из Вологды, стала работать заведующей детскими яслями, ей давали паёк. Валя стала работать няней. Тут немножко полегче стало.  

«Одежды не было. Ходила в обносках после сестёр, - продолжает рассказ Валентина Ивановна. – Мама переделывала их платья. Держали 20 куриц. Снесёт мама корзину яиц в магазин - дадут материи. Старшим сошьют, а мне после них донашивать. Ездила я три раза в Кадников со льном, заработала, купила себе три платья! Ходила в них на вечёрки».  

Ещё школьницей работала Валентина вместе с одноклассниками на льне: дёргали, ставили снопы в суслоны, носили в овин, колотили деревянными вальками, тресту расстилали, снова вязали снопы. Потом отвозили  в  Кадников.  «Ехали долго. Первая остановка в  Вечёслове, вторая – в Устье, третья – в Морженге, где кормили лошадей и ночевали, четвёртая – в Кадникове. Сено брали с собой: три охапки вниз клали и сверху на лён. В Морженге ночевали за плату у знакомых: отдавали сено за ночлег, - рассказывает Валентина Ивановна. – Ездили по пять человек на двух лошадях: три мужика и две женщины. Однажды лопнула завёртка, воз пошёл боком. Перевернули сани, отремонтировали завёртку. Хорошо, всё обошлось». Все друг другу в войну помогали, ходили в гости, жили дружно.                            

«Я и немцев видела, - говорит Валентина Ивановна. – Как-то на мосту через Уфтюгу провалилась машина, на которой везли пленных немцев, человек двадцать. Везли на «студебеккере», вытащить его не смогли. Немцы ходили по деревням, просили: «Млека, млека!» Кто кормил, а кто и батогом. А конвоиры разошлись по домам, бросили пленных – куда им бежать-то? Соседка тоже пригласила к себе на постой военного, он принёс консервов. Она и нас угостила. А потом пришла другая машина, и пленных увезли».

    «Победу встретили так: из сельсовета приехал посыльный, а мы в это время боронили, причём борону таскали на себе. Он говорит: «Победа! Война закончилась!» Работу все бросили, - вспоминает Валентина Ивановна, -зарезали телёнка, хлеба достали, праздновали… Кто радовался, кто плакал… У многих близкие домой не вернулись. Много слёз было».