Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Работа достигает 30 градусовСтр 1 из 7Следующая ⇒
Общее собрание транспортной комячейки ст. Троицк Сам.-Злат. не состоялось 20 апреля, так как некоторые партийцы справляли Пасху с выпивкой и избиением жен. Когда это происшествие обсуждалось на ближайшем собрании, выступил член бюро ячейки и секретарь месткома и заявил, что пить можно, но надо знать и уметь как. Рабкор Зубочистка
Одинокий человек сидел в помещении комячейки на станции ИКС и тосковал. — В высшей степени странно. Собрание назначено в 5 часов, а сейчас половина девятого. Что-то ребятишки стали опаздывать. Дверь впустила еще одного. — Здравствуй, Петя, — сказал вошедший, — кворум изображаешь? Изображай. Голосуй, Петро! — Ничего не понимаю, — отзвался первый, — Банкина нету, Кружкина нет. — Банкин не придет. — Почему? — Он пьян. — Не может быть! — И Кружкин не придет. — Почему? — Он пьян. — Ну, а где же остальные? Наступило молчание. Вошедший стукнул себя пальцем по галстуку. — Неужели? — Я не буду скрывать от тебя русскую горькую правду, — пояснил второй, — все пьяны. И Горошков, и Сосиськин, и Мускат, и Корнеевский, и кандидат Горшаненко. Закрывай, Петя, собрание! Они потушили лампу и ушли во тьму.
***
Праздники кончились, поэтому собрание было полноводно. — Дорогие товарищи, — говорил Петя с эстрады, — считаю, что такое положение дел недопустимо. Это позор! В день Пасхи я лично сам видел нашего уважаемого товарища Банкина, каковой Банкин вез свою жену… — Гулять я ее вез, мою птичку, — елейным голосом отозвался Банкин. — Довольно оригинально вы везли, Банкин! — с негодованием воскликнул Петя. — Супруга ваша ехала физиономией по тротуару, а коса ее находилась в вашей уважаемой правой руке! Ропот прошел среди непьющих. — Я хотел взять локон ее волос на память! — растерянно крикнул Банкин, чувствуя, как партбилет колеблется в его кармане. — Локон? — ядовито спросил Петя, — я никогда не видел, чтобы при взятии локона на память женщину пинали ногами в спину на улице! — Это мое частное дело, — угасая, ответил Банкин, ясно ощущая ледяную руку укома на своем билете. Ропот прошел по собранию. — Это, по-вашему, частное дело? Нет-с, дорогой Банкин, это не частное! Это свинство!! — Прошу не оскорблять! — крикнул наглый Банкин.
— Вы устраиваете скандалы в публичном месте и этим бросаете тень на всю ячейку! И подаете дурной пример кандидатам и беспартийным! Значит, когда Мускат бил стекла в своей квартире и угрожал зарезать свою супругу — и это частное дело? А когда я встретил Кружкина в пасхальном виде, то есть без правого рукава и с заплывшим глазом?! А когда Горшаненко на всю улицу крыл всех встречных по матери — это частное дело?! — Вы подкапываетесь под нас, товарищ Петя, — неуверенно крикнул Банкин. Ропот прошел по собранию. — Товарищи. Позвольте мне слово, — вдруг звучным голосом сказал Всемизвестный (имя его да перейдет в потомство). — Я лично против того, чтобы этот вопрос ставить на обсуждение. Это отпадает, товарищи. Позвольте изложить точку зрения. Тут многие дебатируют: можно ли пить? В общем и целом пить можно, но только надо знать, как пить! — Вот именно!! — дружно закричали на алкогольной крайней правой. Непьющие ответили ропотом. — Тихо надо пить, — объявил Всемизвестный. — Именно, — закричали пьющие, получив неожиданное подкрепление. — Купил ты, к примеру, три бутылки, — продолжал Всемизвестный, — и… — Закуску!! — Тиш-ше!! — …Да, и закуску… — Огурцами хорошо закусывать… — Тиш-ше!.. — Пришел домой, — продолжал Всемизвестный, — занавески на окнах спустил, чтобы шпионские глаза не нарушили домашнего покоя, пригласил приятеля, жена тебе селедочку очистит, сел, пиджак снял, водочку поставил под кран, чтобы она немножко озябла, а затем, значит, не спеша, на один глоток налил… — Однако, товарищ Всемизвестный! — воскликнул пораженный Петя. — Что вы такое говорите?! — И никому ты не мешаешь, и никто тебя не трогает, — продолжал Всемизвестный. — Ну, конечно, может у тебя выйти недоразумение с женой, после второй бутылки, скажем. Так не будь же ты ослом. Не тащи ты ее за волосы на улицу! Кому это нужно! Баба любит, чтобы ее били дома. И не бей ты ее по физиономии, потому что на другой день баба ходит по всей станции с синяками — и все знают. Бей ты ее по разным сокровенным местам! Небось, не очень-то пойдет хвастаться. — Браво!! — закричали Банкин, Закускин и Ко. Аплодисменты загремели на водочной стороне.
Встал Петя и сказал: — За все свое время я не слыхал более возмутительной речи, чем ваша, товарищ Всемизвестный, и имейте в виду, что я о ней сообщу в «Гудок». Это неслыханное безобразие! — Очень я тебя боюсь, — ответил Всемизвестный. — Сообщай! И конец истории потонул в выкриках собрания. МИХАИЛ Б.
«Гудок», 4 июня 1925 г.
Караул!
Ректору ГИЖа Уважаемый товарищ ректор! Пишу это на предмет полного искоренения нижеперечисленных лиц. В противном случае советской периодической прессе угрожает гибель со всеми ее приложениями. А лица эти по вашему ведомству.
Итак: глава 1. АЛЬБЕРТ «Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, у меня свалилась шляпа» — такое написал незабвенный писатель Антон Павлович Чехов. Но он это написал в «Жалобной книге», а не в книге со звучным и привлекательным названием «Под восточной звездой» (библиотека «Огонька»). Ее — эту книгу — можно иметь у любого газетчика за 15 коп., а в ней на стр. 9-й: «…они не думают о том, что прямо из мавританских зал этого дворца им предстоит поездка через бурное море, прячась под кучей просоленных брезентов на палубе рабочей шхуны». Это на 9-й странице, которая следует, как известно, за 8-й, а 8-я — роковая. До 8-й плыл автор Альберт Сыркин более или менее благополучно, а на 8-й плюнул, махнул рукой и перестал бороться с хитрым русским языком. И начались аварии: «… нефть куда-то возилась в грязных цистернах»… Протестую, как читатель, заплативший за «Звезду» 15 коп. Даже за такую ничтожную сумму ничего этого не может быть на свете, если и «возилась», то не куда-то, а если «куда-то», то не «возилась». А возили ее, проклятую нефть! Возили ее! Возили!! Она — неодушевленная дрянь. Положим, глагол каверзный. Вообще путаница и непонятно. «…Он не захотел ехать в Москву, а в ы з в а л с я дипломатическим курьером в Карс!» (стр. 17). Может быть два решения: или не хватает четырех слов, сам вызвался поехать в качестве дипломатического курьера, или — что ужаснее всего — не нефтяной ли это истории повторение: «его вызвали»? (Вызвался — вызвали, как возилась — возили?) О, если так! Тогда Альберту очень плохо в волнах русского языка. И ему действительно нехорошо, и именно на стр. 10-й: «Энвер-Паша былой диктатор Турции, руководитель армянских резней…» Энвер-Паша — плохой человек, но множественного числа у слова «резня» нет. Это печально. Русский язык недостаточно усовершенствован, но нету. Слову «резь» посчастливилось, — имеет «рези», но они не всегда армянские. Армянская же всегда резня, сколько бы раз негодяй Энвер ее ни устроил. Кстати, об армянах: слова «порядконаводитель» (стр. 17) нету тоже. Слово «консулá», если говорить откровенно, заменено в русском языке словом «консулы». «Лы». Что может быть ничтожнее! А между тем меняет все! Или: «Год до него погиб…» (стр. 11). Нет, не погибал! За год до него он погиб! (Речь идет о бароне Унгерне фон Штернберг.) Здесь уместно (барон… паша) вернуться к Энверу: никто не поверит Альберту Сыркину, что Энвер ходил в серой барашковой ш а п к е с э с к о р т о м подобострастных адъютантов. Какой ты подобострастный ни будь, нет такой шапки на земном шаре! А если бы и была, то находилась бы она не на Энвер-Паше, а в Кремле, рядом с царь-колоколом и пушкой. Царь-шапка.
Альберт открыл миллионы «малярийных бацилл» на стр. 13-й. Нету малярийной бациллы в природе, и нечего на нее клеветать. Никакая бацилла малярии не вызывает. Но не бывает там разных выражений — как-то: «…Флаги их гордо ежедневно полоскались над унылыми стенами» (стр. 21) и «…помогающем созидаться и строиться пробуждающемуся Востоку» (стр. 19), и «…скоро затем опять шатался со мной по Закавказью» (стр. 17) Не бывает, чтобы пробирались делегаты по бурному Черному морю, «о к у т а н н о м у сплошной с е т ь ю плавучих м и н…» (стр. 9). Восьмое чудо такие мины, которые, будучи плавучими сетью окутывают. Одним словом, такая книжка не стоит 15-ти копеек.
Глава 2: ИМЕНА ИХ ТЫ, ГОСПОДИ, ВЕСИ Но куда же «Восточной звезде» до «Вечерней Москвы». Компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда, значит, на небе, так вот как на ладони все видишь! Это Николай Васильевич Гоголь про «вечорку» сказал. Только он не знал, что в ней не один кавалер, а несколько, и каждый из них рассказывает изумительные вещи. Про пуговицы из крови и про памятник собаке, про новоизобретенную самим же кавалером теорию происхождения рака и про дерево-людоед, про золотую лихорадку и о том, какая погода будет на земном шаре через 1 миллион лет. Пища эта может удовлетворить самую жадную любознательность. Но только «о д н о г о д о в а л о г о» ребенка, как назло, не существует. Бывает двухгодовалый, возможен трехгодовалый, и несомненен «годовалый», хотя бы его и напоили бензином вместо лекарства. Можно поверить и в кавалерские рассказы об омоложенном миллионере, спившемся от радости, но ни в коем случае нельзя верить, что «вчера днем по г у с т о м у дыму, замеченному с каланчи в районе Останкино, в ы е х а л а Сухаревская часть» (№ 94). Что Сухаревские пожарные — лихие ребята, известно всем, но такая штука и им не под силу! Сухаревский брандмейстер — не Илья-пророк. Кавалер «Ю.Л.» побывал на выставке птиц. Обливаясь кровавым потом, сочинял Ю.Л. отчет об этой выставке (№ 92) и все-таки жертвой пал в борьбе с роковой. «О б р а щ а ю т в н и м а н и е бронзовые и белые и н д е й к и, — написал предвиденный автором «Ревизора» персонаж — любитель выставок и не добавил, «на кого» или «на что» обращают свое внимание поразившие его птицы. Хуже, чем «Ю.Л.-у» — пришлось «Приму», побывавшему «На берегах Юкона». Прим хотел поделиться с публикой ощущениями, полученными им от картины и игры какой-то актрисы, и сделал это таким образом:
«В ней, как всегда, в п е ч а т л я е т грубоватая простота»… — Черт знает что! И чина нет такого! Одним… Одним словом, так больше невозможно. Прошу их усмирить.
«Журналист», 1925, № 6–7
Шпрехен зи дейтч?
В связи с прибытием в СССР многих иностранных делегаций усилился спрос на учебники иностранных языков. Между тем новых учебников мало, — а старые неудовлетворительны по своему типу.
Металлист Щукин постучался к соседу своему по общежитию — металлисту Крюкову. — Да, да, — раздалось за дверью. И Щукин вошел, а войдя, попятился в ужасе — Крюков в одном белье стоял перед маленьким зеркалом и кланялся ему. В левой руке у Крюкова была книжка. — Здравствуй, Крюков, — молвил пораженный Щукин, — ты с ума сошел? — Найн, — ответил Крюков, — не мешай, я сейчас. Затем отпрянул назад, вежливо поклонился окну и сказал: — Благодарю вас, я уже ездил. Данке зер! Ну, пожалуйста, еще одну чашечку чаю, — предложил Крюков сам себе и сам же отказался: — Мерси, не хочу. Их виль… Фу, дьявол… Как его. Нихт, нихт! — победоносно повторил Крюков и выкатил глаза на Щукина. — Крюков, миленький, что с тобой? — плаксиво спросил приятель, — опомнись. — Не путайся под ногами, — задумчиво сказал Крюков и уставился на свои босые ноги. — Под ногами, под ногами, — забормотал он, — а как нога? Все вылетело. Вот леший… фусс, фусс! Впрочем, нога не встретится, нога — ненужное слово. «Кончен парень, — подумал Щукин, — достукался, давно я замечал…» Он робко кашлянул и пискнул: — Петенька, что ты говоришь, выпей водицы. — Благодарю, я уже пил, — ответил Крюков, — а равно и ел (он подумал), а равно и курил. А равно… «Посижу, посмотрю, чтобы он в окно не выбросился, а там можно будет людей собрать. Эх, жаль, хороший был парень, умный, толковый…» — думал Щукин, садясь на край продранного дивана. Крюков раскрыл книгу и продолжал вслух: — Имеете ль вы трамвай, мой дорогой товарищ? Гм… Камрад (Крюков задумался). Да, я имею трамвай, но моя тетка тоже уехала в Италию. Гм… Тетка тут ни при чем. К чертовой матери тетку! Выкинем ее, майне танте. У моей бабушки нет ручного льва. Варум? Потому что они очень дороги в наших местах. Вот сукины сыны! Неподходящее! — кричал Крюков. — А любите ли вы колбасу? Как же мне ее не любить, если третий день идет дождь! В вашей комнате имеется ли электричество, товарищ? Нет, но зато мой дядя пьет запоем уже третью неделю и пропил нашего водолаза. А где аптека? — спросил Крюков Щукина грозно. — Аптека в двух шагах, Петенька, — робко шепнул Щукин. — Аптека, — поправил Крюков, — мой добрый приятель, находится напротив нашего доброго мэра и рядом с нашим одним красивым садом, где мы имеем один маленький фонтан. Тут Крюков плюнул на пол, книжку закрыл, вытер пот со лба и сказал по-человечески: — Фу… здравствуй, Щукин. Ну, замучился, понимаешь ли.
— Да что ты делаешь, объясни! — взмолился Щукин. — Да понимаешь ли, германская делегация к нам завтра приедет, ну, меня выбрали встречать и обедом угощать. Я, говорю, по-немецки ни в зуб ногой. Ничего, говорят, ты способный. Вот тебе книжка — самоучитель всех европейских языков. Ну и дали! Черт его знает, что за книжка! — Усвоил что-нибудь? — Да кое-что, только мозги свернул. Какие-то бабушки, покойный дядя… А настоящих слов нет. Глаза Крюкова вдруг стали мутными, он поглядел на Щукина и спросил: — Имеете ли вы кальсоны, мой сосед? — Имею, только перестань! — взвыл Щукин, а Крюков добавил: — Да, имею, но зато я никогда не видал вашей уважаемой невесты! Щукин вздохнул безнадежно и убежал. ТУСКАPOPА
«Бузотер», 1925, № 19
Угрызаемый хвост
У здания МУРа стоял хвост. — Ох-хо-хонюшки! Стоишь, стоишь… — И тут хвост. — Что поделаешь? Вы, позвольте узнать, бухгалтер будете? — Нет-с, я кассир. — Арестовываться пришли? — Да как же! — Дело доброе! А на сколько, позвольте узнать, вы изволили засыпаться?.. — На 300 червончиков. — Пустое дело, молодой человек. Один год. Но принимая во внимание чистосердечное раскаяние, и, кроме того, Октябрь не за горами. Так что в общей сложности просидите три месяца и вернетесь под сень струй. — Неужели? Вы меня прямо успокаиваете. А то я в отчаянье впал. Пошел вчера советоваться к защитнику, — уж он пугал меня, пугал, статья, говорит, такая, что меньше чем двумя годами со строгой не отделаетесь. — Брешут-с они, молодой человек. Поверьте опытности. Позвольте, куда ж вы? В очередь! — Граждане, пропустите. Я казенные деньги пристроил! Жжет меня совесть… — Тут каждого, батюшка, жжет, не один вы. — Я, — бубнил бас, — казенную лавку Моссельпрома пропил. — Хват ты. Будешь теперь знать, закопают тебя, раба Божия. — Ничего подобного. А если я темный? А неразвитой? А наследственные социальные условия? А? А первая судимость? А алкоголик? — Да какого ж черта тебе, алкоголику, вино препоручили? — Я и сам говорил… — Вам что? — Я, гражданин милицмейстер, терзаемый угрызениями совести… — Позвольте, что ж вы пхаетесь, я тоже терзаемый… — Виноват, я с десяти утра жду, арестоваться. — Говорите коротко, фамилию, учреждение и сколько. — Фиолетов я, Миша. Терзаемый угрызениями… — Сколько? — В Махретресте — двести червяков. — Сидорчук, прими гражданина Фиолетова. — Зубную щеточку позвольте с собой взять. — Можете. Вы сколько? — Семь человек. — Семья? — Так точно. — А сколько ж вы взяли? — Деньгами двести, салоп, часы, подсвечники. — Не пойму я, учрежденский салоп? — Зачем? Мы учреждениями не занимаемся. Частное семейство — Штипельмана. — Вы Штипельман? — Да никак нет. — Так при чем тут Штипельман? — При том, что зарезали мы его. Я докладываю: семь человек — жена, пятеро детишек и бабушка. — Сидорчук, Махрушин, примите меры пресечения! — Позвольте, почему ему преимущества? — Граждане, будьте сознательные, убийца он. — Мало ли, что убийца. Важное кушанье! Я, может, учреждение подорвал. — Безобразие. Бюрократизм. Мы жаловаться будем. ТУСКАPOPА
«Бузотер», 1925, № 20
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-04-14; просмотров: 57; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.144.39.16 (0.074 с.) |