Пути решения проблемы индукции

О трудности индукции

Цель индукции заключается в получении общего из частного. Трудность индукции есть трудность выведения общего из частного. Известно, что индуктивное умозаключение является вероятностным; общее на основании частного с необходимостью не получается; открытие законов на основании одних частных случаев вероятностно. Поэтому, разрешение трудности проблемы индукции означает преодоление вероятностности индуктивного умозаключения и открытие-установление в нем логической необходимости. Проблема индукции и проблема логической вероятностности совпадают друг с другом. Поэтому для нас (в данном случае) главное именно понятие логической вероятностности.

Преодоление вероятности индукции означало бы, что на основе опыта стало возможным необходимое открытие общности или закона. Но вероятностность вообще характерна для индукции, что свидетельствуется и современными теориями индукции, где эта трудность чувствуется со всей остротой.

С точки зрения Райта (Wright), доказательство общих положений науки производится путем дедукции, а их открытие путем индукции; между ними существует фундаментальное различие, которое является «фатальным для философии индукции»[233].

Проблему индукции пытаются разрешить на основе теории вероятности. Теорию вероятности часто понимают как часть семантики (Кейнс, Джефрис, Карнап). Вероятность рассматривают как определенное логическое отношение между предложениями. Несмотря на это, индукция все-таки понимается, как вывод заключений из эмпирических наблюдений. Например, для Карнапа вероятность есть степень подтвержденности гипотезы данными эмпирических наблюдений (посылками)[234]. С точки зрения Джефриса целью теории вероятности является «дать метод вывода заключений из данных наблюдений»[235]; вероятность есть «отношение между множеством данных и умозаключением»[236]. Эмпирические данные обеспечивают только поддержку заключений, т.е. не дают их достаточного основания.

В основании теории вероятности Райхенбаха лежит понятие вероятностной импликации, которая отличается от классической математической импликации тем, что если в этой последней при истинности антецедента консеквент всегда истинен, в вероятностной импликации при истинности антецедента можно сказать только то, что консеквент вероятен, скажем, в степени Р.

Как известно, из ложного выводится как ложное, так и истинное, а из истинного выводится только истинное и ни в коем случае не ложное. Поэтому истина обеспечивает необходимость, что совершенно нарушается, если выведение истины из истинного сделаем вероятностным, что имеет место при признании вероятностной импликации. Теория вероятности Райхенбаха разрушает логику.

Существующая в логике проблема вероятности не сводится к математической вероятности, математическая вероятность сама зиждется на логических методах, а не наоборот. С точки зрения английского философа Айера, априорное исчисление вероятности есть чисто математическое дело, которое показывает то, как в логике заключения вытекают из случайно данного распределения, но ничего не говорит о том, каким путем осуществляются они. Вероятность заранее подразумевает индукцию, поэтому вероятность не есть основание индукции.

С точки зрения Райхенбаха, логика вероятности есть единственная логика, так как логическая необходимость имеет степени, являющиеся степенями вероятности. Рассел же отмечает, что логика вероятности является менее полной и бесспорной, чем элементарная логика. Суждение вероятности, т.е. сведение истины-ложности к степени вероятности, подпадает под абсолютную дихотомию истины-ложности[237].

С точки зрения Рассела, для индукции требуется принцип, находящийся вне логики, но не опирающийся на опыт. Для индукции требуется принцип, который не подчиняется индукции. Для индукции необходима дедукция. Для индукции нужно то, что необходимо. «Если мы не пытаемся доказать нечто, тогда невозможно никакое доказательство»[238].

С точки зрения Рассела, сфера логики и математики есть сфера тавтологии. Новое дает индукция; синтетичность присуща индукции, но очень трудно ответить на вопрос, что такое синтетическое. Синтетическое есть то, что не есть логическое и математическое[239]. Индукция должна опираться на определенные постулаты, но эти постулаты, согласно Расселу, даже не вероятностны.

Если это так, то для таких постулатов будут нужны новые постулаты и т. д. Если природа синтеза непонятна, тогда будет непонятной и природа индукции, поскольку, согласно Расселу, синтетичность присуща индукции, а не логике. Этим индукция выносится за логику, тогда как индукция, согласно тому же Расселу, необходима для научной методологии.

Рассел чувствует, что проблему индукции нельзя разрешить на основании опыта, что для индукции необходим выход за пределы опыта. Индукция должна дать общее, но с самого же начала должка опираться на него. Рассел не указывает выхода из этого логического круга; и поскольку, вместе с тем, постулаты индукции сами хуже чем вероятностность, постольку современный позитивизм не только не разрешает проблему, но еще более затемняет ее. Одним словом, проблема индукции ожидает разрешения. Это необходимо как для логики, так и для теории познания. Разрешение проблемы индукции обоснует тождество методов доказательства и исследования.