Одежда и вооружение у запорожских казаков

 

Одежда у запорожских казаков в первое время была слишком проста: на первых порах своего исторического существования запорожские казаки серьезно и не могли думать о том, чтобы заниматься своей внешностью и выряжаться в дорогия «шаты»: тогда нищета и казак были синонимы; к тому времени вполне могут быть приложимы к состоянию казака слова малорусской песни – «сыдыть казак на мотыли та и штаны латае», или слова казацкой вирши: «казак – душа правдыва – сорочки не мае». Гоняясь за зверем по безмерным степям, глубоким балкам, непролазным лесным трущобам, проводя ночи большей частью под открытым небом, высиживая по нескольку часов в топких болотах и густых камышах, запорожцы были скорее похожи на жалких оборвышей, чем на «славных лыцарей», имя которых уже в раннюю пору их существования гремело в Европе. Даже и в поздний период запорожской истории, когда у казаков уже вошли в силу известные обычаи и известный костюм, многие из них, в силу разного рода случаев на войне или у себя дома, в силу бедности и нищеты, даже иногда в силу особого желания шикнуть нищенским убранством своего костюма, часто одевались чересчур просто: «Бывало, обреет себе запорожец голову, заправит оселедец свой за ухо, завяжется тряпицей, натянет на себя епанчу, наденет из свиной кожи опорки, да так и ходит себе; а иной поймает козу, обдерет ее, облупит кожу, очистит от шерсти, оденется, обует постолы из кожи, толщины в вершок, а длины в две четверти, да и блукает по степи. А другой и того лучше: или вырядится в такие постолы, что в них можно Днепр переплыть, или на одну ногу натянет постол, а на другую сафьяновый сапог, да еще и припевает:

 

Одна нога у постоли, а друга в сапьяни —

И одывыся, Ганно, який постил гарный:

Чи сей, чи сей, чи сей, чи сей?

 

Бывало и того краше: совсем голый ходит; тогда и выходило, как там говорят: «увесь хвесь – куды схоче, туды и скаче, нихто за ним не заплаче»; «Днем человек, а ночью звирюка»[529]. В каком виде являлись запорожцы домой после войны, это всего лучше рисует известная народная дума «О Гандже Андыбере».

 

Гей гулив казак-нетига сим год ще и чотыри,

Та потеряв с-пид себе три кони вороний.

На четвертый год навертае,

Казак нетяга до города до Черкас прибувае,

Що на казаку, бидному нетязи, три сыромязи:

Опончина рогозовая,

Поясына хмелевая,

Одна негожа, а третий на хлив незгожа.

А ще на казаку, бидному – нетязи,

Сапьянци – выдны пьяты и пальци,

Шапка-бырка – ввёрху дирка,

Хутро голе.

Околици биг мае, —

Вона дощём покрыта,

Травою пошита,

А витром пидбыта:

Куды вне – туды и провивае,

Молодого казака та и прохоложае.

 

Даже в XVIII веке многие запорожцы одевались все еще просто и часто нуждались как в портных, так и в сапожниках; так, в 1749 году, ввиду имевшихся переговоров татарских депутатов с запорожскими, майор Никифоров, представитель русского правительства, просил последних «быть во всей готовности и убранстве, дабы перед татарскими депутатами не гнусны могли быть»; позже, в 1767 году, Запорожский Кош требовал от своих депутатов, ездивших в Петербург, возврата шевця и кравця, то есть сапожника и портного, взятых ими из Сечи для собственных надобностей, полагая, что они уже сшили им все необходимое[530].

Вначале, по свидетельству малороссийского летописца, одеждой у запорожских казаков было одно или два платья, и только потом, когда они повоевали с турками и татарами, сделались богаты всяким достатком[531] благодаря трофеям. В XVII веке оршанский староста Филон Кмита описывает черкасских казаков оборвышами[532], а француз Дельбурк – нищими[533]. Современник Петра Великого, раскольничий поп Иван Лукьянов, проезжая из Москвы в Иерусалим через Малороссию и видя у Фастова казацкую ватагу полковника Семена Палия, изображает ее в своем дневнике такими словами: «Городина то хорошая, красовито стоит на горе, острог деревянной – круг жилья всего; вал земляной, по виду не крепок добре, да сидельцами крепок, а люди в нем что звери. По земляному валу ворота частые; а во всех воротех копаны ямы, да солома послана в ямы; там Палеевщина лежит, человек по двадцати, по тридцати; голы, что бубны, без рубах, нагие, страшны зело; а в воротех из сел проехать нельзя ни в чем; все рвут, что собаки: дрова, солому, сено, с чем ни поезжай… А того дня у них случилось много свадеб, так нас обступили, как есть около медведя: все казаки, Палеевщина, и свадьбы покинули; а все голудба беспорточная; а на ином и клока рубахи нет; страшны зело, черны, что арапы, и лихи, что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов отроду не видали; у нас на Москве и на Петровском кружале нескоро сыщешь такова хочь одного»[534]. В той же мере и вполне справедливо можно приложить описание попа Лукьянова и к запорожским казакам; сами запорожцы говорили о себе: «У нас проклята мате ма – ни сорочки, ни штанив – одна проклята сирома»[535]; «На них ни чобит, ни штанив, ни сорочки не було; а на иншому сами рубци высять; мов той цыган иде – пьятами свите»[536]; «Запорожец як надив сорочку, так увесь год и не скида ии, покы сама не спаде с плеч, и йде банитьця, штанив не скида: «не годытця» – скаже».

С течением, однако, времени, с одной стороны, богатые удачи на войне, с другой – и самое развитие жизни многое изменили в понятиях и обстановке запорожских казаков: разбив татар или турок, пограбив панов или жидов, казаки, возвращаясь в Сечь, привозили с собой множество денег, платьев и дорогих материй. Дошедшие до нас на этот счет сведения показывают, что именно из одежды добывали себе запорожские казаки на войне – шубы, кафтаны, шаровары, рубашки, шапки, сапоги, чекмени, барашковые шкуры и т. п.[537]; тогда довольство добычи выражалось тем, что запорожцы рвали шелковую и китайчатую материю на куски и обертывали этими кусками вместо онуч ноги. В народной думе о казаке Голоте рассказывается, как этот герой, убив богатого татарина, надел на себя его дорогое платье, чоботы, кафтан и бархатный шлык и в таком виде «в Сечи гулял и Килиимское поле выхвалял»[538]. Летописец Величко передает, что когда запорожцы шли с Хмельницким на войну, то мало у кого по два коня было и многие в «подлых» одеждах одеты были, а после битв у каждого товарища оказалось по трое, четверо и пятеро коней, у многих – в богатых рондах (то есть конских уборах); одежды также много у каждого товарища нашлось, так что когда запорожское войско одолело ляхов при Желтых Водах и в Корсуне, а потом село на коней и следовало дальше за Хмельницким, «то, – как пишет Самуил Величко, – увидевши з стороны альбо з горы якой оное, можно было сказать, же то суть ниви, красноцветущим голендерским, альбо влоским маком засеяннии и прокветнувшии»[539].

Из тех же свидетельств узнаем, что у запорожцев однообразной одежды никогда не было; что нередко во время войны они одевались в такое платье, в какое одет был неприятель, и что походная их одежда вообще была бедна, зато домашняя парадная – очень роскошна.

Первые указания об одежде запорожских казаков находим в путевых записках знакомого нам Эриха Ласоты. Ласота говорит, что у запорожцев были в употреблении татарские кобеняки (kepenikh), или мантии, составлявшия главное их одеяние, и тут же прибавляет, что главный начальник казаков, отпуская посла из Сечи, дал ему в подарок кунью шубу и меховую из черных лисиц шапку[540]. В XVII веке находим указания об одежде казаков в сочинении все того же Боплана; Боплан говорит о рубахах, шароварах, шапках и кафтанах, сделанных из толстого сукна и составлявших повседневное одеяние казаков[541]. Однако указания эти слишком общи и мало определенны. В XVIII веке польские писатели говорят уже подробнее о запорожских костюмах: по их словам, запорожские казаки носили шаровары с широким золотым галуном вместо опушки, суконные полукунтуши с откидными рукавами, белые жупаны шелковой материи, шелковые пояса с золотыми кистями и высокие шапки со смушковыми околышами серого цвета и красным шелковым вершком, оканчивающимся золотой кисточкой[542]. В конце того же столетия все тот же Никита Корж называет главным одеянием запорожцев каптан, черкеску, ярких цветов шаровары, ширины четыре аршина, сафьяновые цветные сапоги, шалевый пояс, шапку кабардинку из речного зверя каборги, или виднихи, иначе выдры, обложенную накрест позументом, и, наконец, косматую шерстяную, для ненастного времени, бурку, называвшуюся у поляков вильчурой; такое одеяние, по словам Коржа, запорожцы носили дома в Сечи и в походах во время войны[543]. Академик Василий Зуев, живший в XVIII веке, говорит, что необходимым платьем у запорожских казаков были рубашки и шаровары; это платье было самое обыкновенное у них; они носили его без перемены до тех пор, пока оно не распадалось на мелкие лоскутья, а чтобы избавить себя от мытья и беспокойства насекомых, напитывали его рыбьим жиром и вывяливали на солнце. Впрочем, кроме этого необходимейшего платья, запорожцы, по словам того же Зуева, носили хорошее суконное платье, бархатные шапки, шелковые кушаки и сафьяновые сапоги[544]. Лица, жившие гораздо позже Никиты Коржа и Василия Зуева и также видевшие запорожское платье, описывают его такими словами: «Жупаны у них были синие и делались из такого хорошего сукна, что оно никогда не линяло; отвороты на рукавах (их звали прежде «закаврашами») красные, и пояс красный, а шаровары синие китайчатые на очкуре. Вот такой самый жупан был и у моего отца: сине-темный, а закавраши зеленые, застегивался он до самого верха посредством гапликов; воротничок в нем был тоненький в два пальца, и на воротничку два крючечка и две бабки; гаплички шли от верха каптана до самого пояса и так густо были усажены, что за ними не было видно и крючочков. Как у кого, пояс был зеленый или другой какой, но мой батька всякий раз носил красный, и ему это очень шло; звал он свой жупан каптанком; рукава в нем были узенькие и на концах застегивались крючочками при самой руке. Так же точно одевался и дед»[545]. По описанию других, всякий кафтан в подоле делался рясным, «кавраши» в нем приставлялись из бархатной материи, клинья «повинны быть в целости» и должны пришиваться до подпашников между собком и передами, шился он весь зеленым шелком, непременно с боковыми «гаманками»[546]. Однако и эти перечисления платья неполны: дошедшие до нас письменные документы в числе запорожского одеяния называют еще суконные широкие киреи и короткие юбки, на манер турецких курток[547], а старинные картины представляют, кроме того, запорожских казаков в коротких куртках из кожи, называемых кожанками[548].

Ясное и более или менее точное представление о запорожском одеянии дают дошедшие до нас гравюры, иконы, знамена и портреты прошлого века. Таковы три гравюры в приложениях к сочинению Ригельмана «Летописное повествование о Малой России», где представлен выбор войсковой старшины и два изображения запорожских казаков; запорожцы одеты здесь в широкие шаровары, длинные каптаны, низкие шапки и косматые бурки[549]. Две иконы, одна в Одесском публичном музее древностей, другая в церкви села Покровского Екатеринославского уезда, где некогда была последняя по времени Запорожская Сечь; на первой представлена группа запорожцев, молящихся Богоматери и одетых в красные нижние черкески и верхние темно-зеленые с откидными рукавами каптаны, широкие, низко опущенные, красного цвета шаровары, опоясанные разноцветными, с наборами и без наборов, поясами, и обутых в красные с острыми носками сапоги; на другой иконе представлены два запорожца, стоящие на коленях и одетые в нижние узкого покроя черкески и в верхние, очень широкие, жупаны, похожие на киреи[550]. Большое войсковое знамя, хранящееся в императорском Эрмитаже, в Петербурге, на котором запорожцы изображены в разноцветных каптанах, нижних черкесках, шелковых поясах, шапках разных видов – низких придавленных и высоких остроконечных, с барашковым околышем и суконным или шелковым вершком, в широких шароварах и непременно с длинной хусткой, то есть платком у пояса вдоль шаровар. Портреты запорожского полковника Афанасия Федоровича Колпака и двух незначных запорожцев, Ивана и Якова Шиянов, писанные масляными красками почти во весь рост с натуры и находящиеся первый в Самарском Пустынно-Николаевском монастыре, близ города Новомосковска Екатеринославской губернии, два других – в Одесском публичном музее древностей; здесь представлены запорожцы с открытыми головами, с шапками или под мышкой, или в руке, в красных каптанах, шелковых штофных с узорами черкесках, широких красного шелка поясах и сафьяновых красных или желтых сапогах[551]. Эти портреты всего вернее передают костюм запорожских казаков; к их описанию можно прибавить лишь то, что хранится в собственном собрании автора настоящего труда, и немного из того, что находится в других частных собраниях запорожских древностей по части одеяния.

Стовосемнадцатилетний старик, Иван Игнатович Россолода, сам запорожец, родившийся на отцовском зимовнике, часто видевший своего отца в запорожском одеянии, долго хранивший потом это одеяние у себя и год тому назад скончавшийся в селе Чернышовке Екатеринославскаго уезда, описывает его в таких словах: «Ходили запорожцы хорошо, одевались и роскошно и красиво; головы они, видите ли, брили; обреют да еще и мылом намажут, чтобы, видишь, лучше волосы росли; одну только чупрыну (от слова «чуб», а «чуб» от персидского слова «чоб» – гроздь, кисть, пучок) оставляли на голове, длины, вероятно, с аршин, черную да курчавую. Заправит ее, замотает раза два или три за левое ухо, да и повесит[552], она и висит у него до самого плеча; да так за ухом и живет… А иной возьмет да перевяжет свою чупрыну ленточкой, закрутит ее на лбу, так и ляжет спать, а утром как встанет да как распустит ее, так она точно хвост у овцы сделается. То все на выхвалку. Девчата косы отращивают, а запорожцы чупрыны. А если уже чересчур длинная вырастет, тогда казак замотает ее сперва за левое ухо, а потом проведет за затылком на правое ухо, да так и ходит. Бороды тоже брили, только одни усы оставляли и растили их долгие-предолгие. Вот это как нафабрит их, как начернит да как расчешет гребнем, так хоть он и старый будет казак, а такой выйдет козарлюга, что только хить-хить! Страшно долгие усы отрощали! Иной возьмет их обеими руками, поднимет вверх да и позакладает на самые уши, а они еще ниже ушей висят. Вот какие они были усари! Правда, у некоторых были и маленькие усы – так, как у кого какой волос рос, а только усы они очень любили…

Вот это как запорожец чупрыну замотал, усы расчесал, тогда уже одевается в свое платье. А платье было у них на дроту [дрот вставлялся в середину], на вате, на шелковых снурках да на пуговицах, из тонкого сукна разных цветов: тот наденет голубое, тот зеленое, тот красное, кто какого пожелает; только сорочки были собственного рукоделия, потому что бумажной ткани они тогда не знали. На голову надевали высокую острую шапку, со смушковым околышем, в четверть ширины, с суконным красного или зеленого цвета дном [то есть верхом], в полторы четверти высоты, на вате, с золотыми перекрестами, с серебряной китицей на самом вершку и с крючком для китицы, – пристегивать, чтобы не моталось. Околыш шапки часто служил казаку вместо кисета или кармана: туда он иногда клал табак, огниво, люльку или рожок с табаком; особенно люльку: как вынул изо рта, так и заткнул ее за околыш. Шапки больше всего делались по куреням: какой курень, такая и шапка, такой и цвет на ней. Прежде чем надеть на себя шапку, казак заматывает свою чупрыну за ухо и потом уже надевает шапку на голову; как надел шапку, то он уже и казак; это – самое первое и самое главное одеяние казака. Потом уже надевает черкеску, длины до колен, цветную с травами, узорами и разводами, с пуговицами, на шелковых снурках, с двумя сборами назади, с двумя крючками для пистолетов на боках и с небольшими отворотами из бархата на концах рукавов, пристегиваемых железными крючками. Застегнет ту черкеску пуговицами, завяжет поясом, и готов. А пояса делались или из шали, или из турецкого и персидского шелка, широкие и долгие, не такие, что теперь парубки носят, которые они заматывают на средине живота и завязывают узлом, а такие, как, например, монахини делают попам: длины аршин десять или больше того, а ширины четверти полторы, а то и совсем две; концы на них золотились или серебрились, а к самым краям привязывались шелковые снурочки. Когда надо было казаку опоясаться, то он привяжет пояс снурком к гвоздю, да и качается кругом, так и намотает весь пояс на себя. Потом снурки завяжет или позади себя на спине, или на боку, а позолоченные концы оставит спереди, на животе, да так и ходит, как истый лыцарь. Пояса были разных цветов: зеленые, красные, голубые, коричневые. Кроме долгих поясов, носили запорожцы и короткие, сделанные из кожи или волоса; на них сзади нашивались китицы, а спереди крючки, пряжки, ремни для кинжалов, сабель и люлек. Вот как надел запорожец красную черкеску, опоясался поясом, навесил на себя кинжал, приладил саблю, тогда он надевает каптан или жупан. Это уже одежда просторная и долгая, почти до самых косточек, с широкими рукавами, так как будто подризник у попа или то платье, что архиерейские певчие надевают по городам. Каптан уже был другого цвета, чем черкеска; если черкеска красная, то каптан голубой или синий; он тоже был на сборах и на снурках, гаптован золотом, с разными золотыми позументами, пуговицами, по подолу, по концам рукавов и по прорехам роздёр, гапликами, с тонким дротом в середине и с широкими-преширокими рукавами или, как там говорят, роздёрами, или роспорами[553]. Роспоры эти делались как раз в том месте, где сгибалась рука по локтю, четверти полторы или две в длину; вниз за роспорами шел уже сшитый рукав до самого конца. В такие рукава просовывали руки или прямо через концы их, или через роспоры, что посредине рукавов. Когда руки просовывались прямо через концы рукавов каптана, то тогда из-под них выдавались бархатные отвороты черкески, и на каждой руке выходило по два рукава[554]; а когда руки просовывались через роспоры, тогда выходило, будто на каждой руке казака надето по четыре рукава: два лежат, а один сзади «метляется». Те, что «метлялись» сзади, можно было заложить за спину и вместе связать. От этого и выходило, что как едет, бывало, запорожец верхом с завязанными рукавами, то кажется, как будто на спине его приделаны крылья; по тем-то крыльям и узнают издали запорожца. Поверх каптана иногда надевалась кирея, это совсем долгое одеяние, по самые пятки, сделанное или из кожи, или из волны, без рукавов, похожее на плащ.

Вот какая у них была одежда! Такая одежда, что он одной сорочки не продаст за сто рублей; как идет по улице, так как будто весь убран звездами или цветами. До этой широкой и просторной одежды приставали широкие и просторные шаровары, суконные, нанковые, кожаные, с обеих сторон с карманами, – и тут карман, и тут карман, – оба обложенные по краям сверху золотыми позументами, разных цветов, а больше всего синего цвета; мотни в штанах делались такие, что до самой земли касались, как будто что волочится: как идет казак, то и след за собой метет. К шароварам пригонялись долгие очкуры, шелковые или шерстяные, с золотыми китицами на обоих концах. Холоши шаровар носились поверх голенищ, – не так, как теперь делают, что вкладывают их в сапоги, а поверх сапог; они привязывались к голенищам серебряными подвязками или шелковыми снурками с золотыми и серебряными китицами на концах, а самые подвязки привязывались так, что от них видны были только китицы. Как идет запорожец, то так и видишь, как те китицы из-под шаровар мотаются. Под шаровары уже надевались сафьяновые чоботы, желтые, зеленые, красные, с золотыми, серебряными и медными подковками, с узенькими носками; от сапог виднелись одни носки или каблуки, так запорожцы напускали на них низко свои шаровары[555]: издали кажется, точно баба в юбке стоит; как идет казак, точно парус роспускает; а ширина такая, что в иные шаровары можно штук тридцать арбузов вложить; как двенадцать аршин материи, то такие шаровары называются «рясными», а как пятнадцать – называются шароварами «з достатку»[556].

Читаем у Кулиша в «Записках о Южной Руси»: «Бывало, каждый год приезжают запорожцы в Смилу на ярмарку, человек по двенадцати, по тринадцати. Разодеты так, что, Боже, Твоя воля! Золото да серебро! Шапка на запорожце бархатная, красная, с углами, а околыш пальца в три шириною, серый или черный; с исподи у него жупан из самого дорогого красного сукна, горит, как огонь, просто глаза ослепляет, а сверху черкеска с вылетами, или синяя, или голубая; штаны суконные синие, широкие – так и нависли почти на переда сапог; сапоги красные; на ладунке золото или серебро; даже и перевязи в позолоте, а сабля при боку вся в золоте – так и горит. Идет и земли не касается. А как сядут на коней да проедут по ярмарке, то словно искры сверкают. Взбросит, бывало, запорожец шапку вверх и не допустить упасть: подлетит на коне и схватит. А кто не схватит, тот на свой счет поит и угощает товарищей. А уж какая храбрость! Бывало, идет запорожец, смотришь, ну, ей-богу, земли не касается! Только шам, там, там, там – и пошел, и пошел!»[557]

А Коховский в своем труде «Опыт изучения войн Богдана Хмельницкого» пишет так: «Богатые костюмы запорожцев, при поездках их на Украину иногда были не более как роскошный etalage товаров в магазине для приманки покупателей. Многие, прельщаясь запорожской роскошью, шли в свою очередь искать добычи и славы и увеличивали собой запорожское войско и его значение».

Из всех приведенных свидетельств видно, что самые дорогие платья запорожских казаков делались из шелка, польского и английского сукна, кармазина и аксамита. Платья из шелковой штофной с узорами материи, подобной материям шалей, назывались у запорожцев шалевыми; платья из польского и английского сукон назывались саетами, от польского слова sajeta с тем же значением; платья из красных восточных сукон назывались кармазинными от татарского слова «кыры-мызы» – красный; наконец, платья из аксамита назывались аксамитными; аксамит – это дорогая ткань, приготовляемая из шести ниток, почему и получившая свое название от греческого слова έξάμιτον, составленного из двух слов: ἓξ – шесть и ἱματιον – одежда, откуда латинское ехаmitum, немецкое samet, нижнелужицкое csamot; аксамит – золотая или серебряная материя, плотная, ворсистая, похожая на бархат, с травами, разводами и разных цветов узорами, подобно парче, шитая золотыми и серебряными петлями; аксамит добывался главным образом из Византии и у древних русских шел на церковные облачения, одежды князей и богатых бояр[558], а у запорожцев – главным образом на нижнее платье, черкеску.

Нет сомнения, что покрой одежды запорожских казаков, в особенности высоких шапок, широких шаровар, длинных кафтанов и широких поясов, восточного происхождения и заимствован ими от татар и турок. Это заимствование шло или путем захвата, во время набегов, или путем покупки, или путем пожалования со стороны высших татарских и турецких властей запорожским казакам. Так, из оттоманской истории турецкого историографа Найимы мы знаем, что в 1653 году крымский хан Ислам-Гирей пожаловал казацким старшинам в дар суконные кафтаны[559]. В общем, запорожская одежда имела то достоинство, что не стесняла движений человека и была приспособлена к жаркому климату страны.

Из оружий были в употреблении у запорожских казаков арматы, ружья, пистолеты, копья, сабли, келепа, стрелы, сагайдаки, якирьци, кинжалы, ножи, панцири. Историк Зеделлер утверждает, что впервые вооружил запорожских казаков ружьями и саблями Евстафий Дашкович, в 1511 году[560]. Эрих Ласота, в конце XVI столетия, из оружий запорожских казаков называет только пушки, выстрелами из которых запорожцы встречали и провожали посла германского императора[561]. В казацкой думе о Федоре Безродном конца XVI же столетия говорится, что когда товарищи его «ховали, то саблями землю копали и из семипядельных пищалей стреляли»[562]. Яков Собеский в начале XVII столетия говорит, что многие из запорожских казаков не употребляли сабель, но ружьями владели все[563]; далее, в том же веке, об оружии казаков говорит Боплан; по словам Боплана, у запорожцев были в употреблении фальконеты, ядра, порох, пищали и сабли: каждый казак, отправляясь в поход, брал одну саблю, две пищали, шесть фунтов пороху, причем тяжелые боевые снаряды складывал в лодку, легкие оставлял при себе; пищали, по замечанию Боплана, были «обыкновенным» оружием у казаков, из которых они очень метко стреляли[564]; в 1648 году запорожские казаки приветствовали Богдана Хмельницкого выстрелами из мушкетов[565]. В том же XVII веке в дошедших до нас актах есть указания, что у запорожских казаков были в ходу пушки и пищали для охраны крепостей: «В Сечи пушечного наряду – пушка медная ломовая, а к ней сто ядр весом, по 8 гривенок ядро, 11 пушек полевых, а к ним по сто ядр, весом по 4 и по 3 гривенки ядро; да затининных пищалей две медных да три железных, а к ним 200 ядр свинцовых, весом по гривенке и полугривенке ядро… Город Кодак – пушек в нем две железные городовые да две затинные пищали»[566]; в том же XVII веке об оружии запорожцев находим указания в летописи Самовидца; по свидетельству Самовидца, у них были в ходу самопалы, сабли, списы, то есть копья, стрелы и обухи, то есть калепа, или боевые молотки[567]; в XVIII веке находим сведения о вооружении запорожских казаков в «Истории» знакомого нам Мышецкого; по его словам, в войске запорожском, как у старого, так и у малого, имелось огненное оружие, рушницы, или флитны, пистолеты, холодное оружие – копья и сабли, а порох и свинец покупались в Польше и Малороссии, свой же хотя и делали, но он не отличался хорошим качеством[568]. Большинство из этого оружия добывалось запорожцами у поляков, русских и особенно у татар и турок[569]; главнейшие же запасы пороха шли сперва от польского правительства, а потом, с переходом запорожских казаков в подданство русскому царю, от русского: отправляя ежегодно из Москвы в Сечь жалованье запорожским казакам, русское правительство с тем вместе отправляло им известное количество пудов пороха[570].

Из дошедших до нас запорожских армат – большая часть польского, турецкого и русского изделия, только некоторые генуэзского: «Пушек запорожцы у себя не имеют, а пользуются только теми, кои внезапными нападениями с кораблей и галер у турок взяли, – пишет о том Крюйс. – В самой Польше пушки (медные) стали выливаться не ранее XV столетия[571]; оттого в первой половине XVI века они были весьма редки как в самой Речи Посполитой, так и в Запорожском крае: им знали счет, сколько было поставлено пушек в каждой из польских крепостей и сколько в каждой из крепостей запорожских. В актах 1672 года называются пушки медные, ломовые, полевые, затинные медные пищали, затинные железные пищали, железные городовые; в это время в Чертомлыцкой Сечи всех пушек насчитывалось 17 и для них по 100 железных и свинцовых ядер для медной и ломовой, по 200 для остальных, весом по гривенке и по полугривенке ядро, да несколько десятков пудов фитиля[572]. От русского царя впервые получили запорожцы «пушки ломовые, гранаты, ракеты, сипоши и трубы», как кажется, только в 1673 году[573]. Сохранившиеся до нашего времени пушки имеют четыре вида: мортиры, медные пушки, железные кованые и чугунные; образцы всех этих видов пушек мы имеем в общественных и частных музеях казацких древностей[574]. Мортира медная представляет собой медную ступку длины 100, ширины 90 и отверстия 40 миллиметров; пушка медная состоит из медного ствола длины пять, толщины четыре четверти, отверстия одной четверти, со шпилем с глухой стороны, длины полторы четверти; пушка железная состоит из железной кованой трубы, скрепленной восемью железными кольцами и открытой с обоих концов; к одному из этих концов (откуда заряжают) приделаны железные скобы, в которые вкладывался железный для зарядов ящик; длина трубы 640 миллиметров, длина самого ящика 240 миллиметров, следовательно, длина всей пушки 880 миллиметров, ширина ящика с верхнего конца 175, с нижнего – 110 миллиметров, внутренний диаметр трубы 60 миллиметров, толщина стенок трубы по 20 миллиметров; пушка чугунная состоит из чугунного ствола с хвостом и подставкой для прицела; длина ствола – 640, длина хвоста – 120 миллиметров, следовательно, для всей пушки – 760 миллиметров, диаметр при хвосте – 160, при дуле – 125 миллиметров; диаметр самого дула – 55 миллиметров.

Ружья, или рушницы (правильнее – ручницы, от слова «рука»), называющиеся иначе еще самопалами[575], употреблялись запорожскими казаками всевозможных видов: большинство из них имели длинные стволы, оправленные серебром с насечками и чернью ложи, стреляли посредством положенного на полку пороха и прилаженного к полке и курку кремня. В таком же виде, только меньше размерами, с «просторными» дулами, были и пистолеты, называвшиеся у запорожских казаков пистолями; каждый казак имел при себе четыре пистолета и носил два из них за поясом, а два – в кожаных кобурах (с татарского «кубур» – кожаный чахол), приделанных снаружи к шароварам[576]. Ружьями, пистолетами да саблями запорожцы особенно любили щеголять и потому большое внимание обращали на них, придавая им дорогую оправу и украшения и всегда стараясь держать их в большой чистоте (отчего и сложилось выражение «ясная зброя»): «оружие у них все было убрано в золото да в серебро, на оружие они все богатство свое покладали: то и не казак, коли у него скверное оружие»[577]; только ввиду походов запорожцы смачивали ружья и пистолеты рассолом, чтобы дать им ржавчину и не заставлять «играть вражеское око на ясной сброе». Копья, или списы, и ратища (от слова «рать») были также в большом употреблении у запорожцев: «казакови без ратыща, як дивчини без намыста». Из сохравившихся до нашего времени копий видно, что все они делались из тонкого и легкого древка, в пять аршин длины, окрашенного спирально красной и черной краской и имеющего на верхнем конце железный наконечник и на нижнем две небольшие, одна ниже другой, дырочки для ременной петли, надеваемой на ногу[578]. На некоторых древках копий делалась еще железная перепонка для того, чтобы проткнутый копьем враг сгоряча не просунулся по копью до самых рук казака и не схватился бы снова драться с ним, ибо случалось, что иному живот распорют, а у него и кровь не брызнет, он даже не замечает того, продолжая по-прежнему лезть в драку.

Некоторые копья делались с остриями на обоих концах, которыми можно было и сюда класть врагов, и туда класть. Часто у запорожцев копья служили во время переходов через болота вместо мостов: когда дойдут они до топкого места, то сейчас же кладут один за другим два ряда копий – в каждом ряду копье и вдоль и поперек, – да по ним и переходят; когда пойдут через один ряд, то сейчас же станут на другом, а первый снимут и из него помостят третий, да так и переберутся[579].

Сабли употреблялись не особенно кривые и не особенно длинные, средней длины пять четвертей, но зато очень острые. В летописи Ригельмана говорится: «Как рубнет кого, то так надвое и рассечет, – одна половина головы сюда, а другая туда»; лезвия сабель вкладывались в деревянные, обшитые кожей или обложенные металлом пихвы (от слова «пихать»), или ножны, украшенные нередко на конце рукоятки каким-нибудь вырезанным из дерева зверем или птицей; на лезвиях часто делались золотые насечки; сабли носились у левого бока и привязывались посредством двух колец, одного вверху, другого ниже середины, узеньким ремнем под пояс[580]. Сабля столь необходима была для запорожских казаков, что в песнях их она называется всегда «шаблею-сестрицею, ненькою-ридненькою, панночкою молоденькою».

 

Ой панночка наша шаблюка!

З басурменом зустривалась,

Не раз, не два цидувадась.

 

Как истинный «лыцарь», запорожец саблю предпочитал всякому другому оружию, особенно пуле, и называл ее «чесным оружием»; ее и употреблять нужно было только против честных воинов, а против такого, например, «бусурманского народа», как татары, надобно было действовать «не саблями, а плетьми»[581].

Келепа, или боевые молотки, чеканы – ручное оружие, состоявшее из деревянной, в аршин длины, ручки с железным молотком, имевшим с одной стороны тупой обушок, с другой острый нос; как боевое оружие келепа употреблялись у «воровских» казаков Стеньки Разина, одновременно с этим у турок XVII века[582] и у запорожских казаков: «Сегож де, государь, числа (3 сентября 1658 года) в ночи пришли в село Крупец из Глухова черкасы (то есть черкасские казаки) пеши и его – драгуна Ваську Кондратова – били и мучили: бит он чеканом по голове и рука правая отшиблена» – читаем мы в «Актах южной и западной России». В народных казацких думах есть двустишие, в котором келепу приписывается значение боевого оружия:

 

А казак казачий звычай знае —

Келепом по ребрам торкае.

 

Историк Зеделлер говорит, что келепа употреблялись запорожскими казаками для разбивания неприятельских доспехов[583]. Коховский полагает, что келепа служили у запорожских казаков лишь как вспомогательное орудие и употреблялись в редких случаях, главным образом против татар, именно «когда воюющие перемешивались в рукопашном бою до такой степени, что опасно было стрелять, во избежание нанесения вреда своим же»[584].

Якирьцы, или рогульки, известные еще под именем железного или троицкого чеснока[585], также иногда считались у запорожцев принадлежностью вооружения; якирьцы похожи на четыре толстых гвоздя, к концу сильно заостренных и в центре вместе соединенных; видимо, якирьцы делались из продолговатого куска железа, до самой середины расщепленного на три части и потом отдельно ручным способом выкованного[586]; как боевое орудие они употреблялись в древнее время у русских[587], поляков[588] и затем, несомненно, у татар и запорожских казаков; назначение их было ранить копыта лошадям, поэтому они разбрасывались запорожцами по степи ввиду движения вражеской конницы, чтобы замедлить ход кавалерии: как ни положить его, а все равно один рожок якирьца будет торчать вверх и непременно вонзится в копыто лошади.

Стрелы, видимо, употреблялись запорожскими казаками в очень раннюю пору их исторического существования и были заимствованы от татар и турок; известный кошевой запорожских и гетман малороссийских казаков, Петр Конашевич Сагайдачный (1605–1622) на старой гравюре XVII века представлен верхом на коне с булавой в руке, с сагайдаком на боку и со стрелами за спиной[589]; вице-адмирал Корнелий Крюйс в 1699 году писал о запорожских казаках, что они употребляли луки и стрелы, которыми очень метко стреляли[590]. Наконец, у Самуила Величко приведен рассказ, как запорожцы сопровождали Хмельницкого из Сечи: за ним ехали конные охотники «мушкетеры» и «сайдакеры»[591]. В казацких виршах, дошедших до нашего времени на старых лубочных картинах с изображением запорожских гайдамаков, говорится:

 

Яв натягну лук я, брязну тытывою,

То мусыть утикаты хан крымський в ордою.

 

Сагайдак (с татарского «саадак») – дикий козел или кожа с дикого козла для обшивания лука, и даже самый лук – употреблялся запорожскими казаками для той же цели, как у татар, хранения в нем стрел, и носился посредством ремня за плечами; сагайдаки добывались запорожскими казаками главным образом у татар[592].