Белокаменное зодчество владимиро-суздальской земли

БЕЛОКАМЕННОЕ ЗОДЧЕСТВО ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКОЙ ЗЕМЛИ

Лесные земли Ростово-Суздальского княжества долгое время были глухой окраиной Киевской Руси. Первая столица — Ростов — возникла только в X в. В начале следующего столетия появился Ярославль, основание которого ле­генда связывает с Владимиром Мономахом. Осматривая свои северо-восточ­ные владения, князь остановился на ночлег в посёлке на берегу Волги. Од­нако местные волхвы (языческие жрецы) встретили гостя неприветливо и натравили на него священного медведя. Владимир в единоборстве одолел зверя и в память об этом заложил на месте поселения город, гербом кото­рого стал медведь с секирой.

Примерно тогда же Владимир Мономах основал крепость в Суздале и го­род на Клязьме, получивший его имя, — Владимир. Строительство в те го­ды, судя по остаткам построек, обнаруженных археологами, вели киевские мастера.

Первым самостоятельным ростово-суздальским князем стал сын Влади­мира Мономаха Юрий Долгорукий. Князь почти постоянно вёл междоусобные войны за киевский великокняжеский престол, а собственную землю рассматривал скорее как базу, оплот для решающего броска на столь­ный град. Своей резиденцией Юрий Долгорукий избрал пустынное место под Суздалем — Ки'декшу, где возвёл мощный укреплённый замок.

Северо-Восточная Русь в XII XV вв.

Спасо-Преображеиский собор в Переславле-Залесском. 1152—1157 гг.

Успенский собор во Владимире. XII в.

Фрагменты белокаменной резьбы Дмитриевского собора во Владимире. XII в.

Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. XIII в.

Княжеский дворец Боголюбове XII в. Реконструкция.

проспали там невредимыми полторы сотни лет). Очевидно, главная идея, воплощённая в резном наряде собора, — это охрана, Божественная защита княжества.

Увы, святым не удалось спасти Русь от монгольских полчищ. Влади­мирский князь пал в битве на реке

Сити всего через четыре года после того, как был построен собор в Юрьеве-Польском. Однако самобыт­ное владимиро-суздальское зодчест­во не погибло: подобно семи отро­кам эфесским, оно лишь уснуло, чтобы вновь пробудиться спустя столетие в белокаменной Москве.

Вид Красной плошали и Кремля.

Успенский собор

В Кремле. Конец XV в.

храмы Владимиро-Суздальской Руси XII в. Его высокие гладкие стены, расчленённые на широкие верти­кальные лопатки, украшал наряд­ный пояс из небольших колонок и арочек. В два яруса располагались узкие щелевидные окна. Входы в собор обрамляли живописные пор­талы. К его восточной степе в соот­ветствии с канонами устройства православного храма примыкали пять алтарных апсид — полукруглых выступов. Венчали стены полукру­жия закомар. Над ними возвышалось мощное пятиглавие. Слюды храма опирались на шесть стройных стол­бов — два квадратных, поставлен­ных у входа в алтарь, и четыре круг­лых. И снаружи, и изнутри собор выглядел удивительно монолитным: «яко един камень», по точному заме­чанию одного из современников. Впечатляли и размеры храма. Его спокойная мощь как нельзя лучше соответствовала замыслу великого князя, пожелавшего создать в своей

Кремлёвские стены

чтобы неприятель не вёл подкопов. Угловые башни сооружались круглой формы, остальные — квадратной. Чтобы защитники крепости могли простреливать пространство у самой стены, башни вынесли вперёд. Неко­торые из них сделали проездными, с воротами, однако попасть внутрь башни, как и на степы, можно было только с территории Кремля.

Новая крепость была сложена из крупного красного кирпича, только основание стен и башен ос­тавалось белокаменным. До XVII в. кремлёвские башни не имели затей­ливых кирпичных шатров, венчаю­щих их в наше время, и поэтому крепость выглядела особенно суро­вой и мощной. Живописные зубцы, главное украшение стен, защищали верхний ярус боя. Красный цвет степы, удачно выбранные пропор­ции башен и их лаконичное архи­тектурное убранство прекрасно гар­монировали с белыми соборами Кремля. По красоте и неприступ­ности Кремль вошёл в число луч­ших европейских крепостей своей

эпохи и производил на каждого гостя Москвы, будь то иностранец или русский, сильное впечатление. Впрочем, от любопытных инозем­цев секреты московской крепости хранили крепко. Рассказывая о сте­пах московского «замка», англича­нин Ричард Ченслор, приезжавший в Москву в середине XVI в., отмечал, что «ни один иностранец не до­пускается к их осмотру».

Южная грань кремлёвского тре­угольника была обращена к Москве-реке, западная — к реке Неглинной, а вдоль восточной, через всю Крас­ную площадь, в начале XVI в. прорыли канал, по которому пустили специально поднятую для этого за­прудой воду из Неглинной. Кремль оказался как бы на острове. Берега водных преград дополнительно ук­репили небольшими каменными ог­радами, что позволило одному на­блюдателю в XVI в. говорить о «тройных каменных стенах», окру­жавших Кремль.

Всего за несколько десятилетий Кремль преобразился и, по мнению многих очевидцев, напоминал со­бой целый город. Теперь в нём ца­рило оживление. Мчались государе­вы гонцы на горячих скакунах; важно шествовали иностранные послы, окружённые блестящими свитами; степенно прохаживались бояре и архиереи в дорогих одеж­дах; сновали озабоченные дьяки с кипами свитков, монахи, служилые люди, ходоки от разных земель, многочисленные уличные писцы... Повседневная жизнь Кремля, внешне суетливая, внутренне была на­полнена большим государствен­ным значением...

В середине и во второй полови­не XVI в. строительство в Кремле продолжилось. Был возведён новый храм Преподобного Сергия под вы­соким шатром, что отражало новые течения в русской архитектуре того времени. К сожалению, этот храм, как и некоторые другие кремлевские постройки XVI в. (например, цер­ковь Спаса на Бору, здание Посоль­ского приказа), был впоследствии разобран при реставрации.

Кутафья башня (отводная стрельница) в Кремле.

КРЕМЛЁВСКИЕ ПОСТРОЙКИ XVII СТОЛЕТИЯ

Заметно изменился облик Кремля в XVII в. Архитектура этого времени отличалась от архитектуры прежних столетий. На смену монументальной и лаконичной манере русских зод­чих XV—XVI вв. пришёл декоратив­ный и живописный стиль XVII в. Формы зданий усложнялись, их сте­ны покрывали многоцветные орна­менты, белокаменная резьба, кир­пичное узорочье и изразцы. Не только дворцы и богатые дома, но и церкви часто напоминали сказоч­ные терема. Во многом новая архи­тектура отражала народные пред­ставления об идеальной, райской красоте, о гармонии мира. Однако старое и новое зодчество были не­разрывно связаны между собой, а потому постройки XVII в. и преды­дущих столетий отлично уживались друг с другом.

Во время интервенции в начале XVII в. Кремль сильно пострадал. После освобождения Москвы от польских захватчиков в 1612 г. при­ступили к его восстановлению. В 1625 г. над Фроловской стрельницей — главным въездом в Кремль — поднялся многоярусный верх с вы­соким каменным шатром, покрытым черепицей. Башня приобрела очень нарядный вид. Её нижний четверик (часть здания, имеющая в плане форму квадрата) завершал пояс из арок с белокаменным узором. В ар­ках разместили белокаменные ста­туи (болваны), а над аркатурным поясом — башенки, пирамидки, из­ваяния диковинных животных. По углам четверика сияли на солнце зо­лочёные флюгера белокаменных пирамидок. На нижнем четверике стоял другой — двухъярусный, но меньших размеров. На нём находи­лись часы-куранты. Второй четверик переходил в восьмерик, который завершался каменной беседкой с килевидными арками. В беседке расположили колокола курантов.

Гравюра Ф. Дюрфельда.

Конец XVIII в.

ШАТРОВОЕ ЗОДЧЕСТВО

Башней. 1671—1672 гг.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ ХРАМ В КОЛОМЕНСКОМ

Другим памятником, связанным с рождением Ивана IV, стал знамени­тый храм Вознесения в подмосков­ном великокняжеском селе Коло­менское. Он был освящён 3 сентября 1532 г., накануне дня, в который за два года до того был крещён наслед­ник Василия III.

Своей удивительной красотой и необычными пропорциями новая церковь поразила воображение со­временников. Летописец востор­женно отметил, что такая «велми чюдная» церковь «не бывала преже сего в Руси». И действительно, храм в Коломенском открывал новую страницу в истории средневековой русской архитектуры.

На крутом живописном берегу Москвы-реки вознёсся огромный,

Зимний вид.

Летний вид.

устремлённый ввысь белокаменный столп. Его мощное основание вырас­тает из хитросплетения словно па­рящих над землёй галерей. Много­гранное стрельчатое основание храма завершается тройными за­острёнными кокошниками, напо­минающими языки замершего пла­мени. А над ними на стройном восьмигранном основании возвы­шается шатёр, венчающий всё зда­ние. Грани шатра перевиты узкими каменными гирляндами, похожими на нитки драгоценного жемчуга. Верх его покрыт небольшой акку­ратной главкой с золочёным, свер­кающим на солнце крестом.

Символика нового храма была очевидна. Весь его облик, величест­венный и торжественный, говорил о двух событиях: небесном (которое дало ему имя) — о Вознесении Сы­на Божьего к Отцу, на престол Ца­ря царей, и земном (которое стало поводом к строительству) — о рож­дении наследника престола Мос­ковского государства.

Знаменитый французский ком­позитор Гектор Берлиоз, побывав­ший в Коломенском в середине XIX в., писал: «Много я видел, мно­гим любовался, многое поражало меня, но время, древнее время в России, которое оставило свой след в этом селе, было для меня чудом из чудес... Во мне всё дрогнуло. Это бы­ла таинственная тишина. Гармония красоты законченных форм. Я видел какой-то новый вид архитектуры. Я видел стремление ввысь, и я долго стоял ошеломлённый».

Главным, что отличало храм в Ко­ломенском от всех предшествовав­ших ему русских храмов, был имен­но каменный (кирпичный) шатёр. До того все русские храмы заверша­лись сводами и венчающими их главами (куполами на барабанах). Главками венчались и колокольни. Правда, своды многих соборов в XV в. всё сильнее и сильнее вытягивались вверх, однако пи одному зодче­му не приходило в голову заменить их высоким шатром. Возможно,

прототипом каменного шатра стали шатры деревянных церквей. Однако далеко не все учёные согласны с этим. Споры о загадке происхожде­ния шатра Вознесенской церкви ве­дутся до сегодняшнего дня.

ШАТРОВЫЕ ХРАМЫ XVI—XVII ВЕКОВ

Конструкция шатровых храмов-памятников с высоким, издалека за­метным силуэтом, но небольшим внутренним пространством, рас­считанным на ограниченное число молящихся, очень подходила для строительства храмов-памятников. В 50—60-е гг. XVI в. мемориальные шатровые храмы поднялись в Балахне, Муроме, Коломне, Старице и других местах. Высоким нарядным шатром был перекрыт централь­ный объем и главного храма-памят­ника во всём Московском госу­дарстве — Покровского собора на Красной площади в Москве (1555— 15б0 гг.), выстроенного в честь взя­тия Казани в 1552 г.

Всего за два десятилетия, про­шедших после появления первого каменного шатрового храма в Ко­ломенском, этот новый вид архитек­туры получил признание у русских зодчих, которые стали возводить шатровые храмы во многих городах и сёлах наравне с более привычными — перекрытыми сводом. Почти все шатровые храмы XVI в. имели одну и ту же композицию: на ниж­ней кубической части (четверике), служившей основанием, строился восьмигранный столб (восьмерик), который венчал шатёр. Однако зод­чие, принимая эту общую схему, добивались необычайного разно­образия, и ни один шатровый храм не повторял другой. Каждый шатёр имел свой собственный силуэт, а до­полнительные украшения и при­стройки ещё больше подчёркивали своеобразие того или иного памят­ника.

Так, мастер, строивший во вто­рой половине XVI в. Преображен­скую церковь в подмосковном селе Остров, украсил её шатёр несколь­кими рядами «вспенивающихся» кокошников, количество которых равно ста сорока четырём. К башне­образному высокому основанию церкви приставлены по бокам два маленьких придела, завершённые сводами и барабанами с луковичны­ми главками. В церкви Петра-ми­трополита в Переславле-Залесском (1585 г.) шатёр ясно отделён от мощного широкого основания зда­ния. В 1603 г. по распоряжению ца­ря Бориса Годунова в Борисовом го­родке под Можайском был выстроен самый большой шатровый храм в честь святых Бориса и Глеба. Он был на девять метров выше храма в Ко­ломенском и достигал семидесяти четырёх метров.

XVII век принёс с собой новые художественные веяния. Архитектура становилась всё более нарядной, цер­кви напоминали порой сказочные те­рема, стены зданий украшали из­разцами и расписывали яркими красками. Не осталось без изменений и шатровое зодчество. Часто из ос­новного перекрытия шатёр превра­щался в декоративную деталь за­вершения и потому терял связь с внутренним пространством сооруже­ний. Иногда он венчал уже не весь объём, а только его часть или даже за­менял собой церковные главки.

В 1649—1652 гг. в Москве была построена церковь Рождества Бого-

ШАТРОВЫЕ ХРАМЫ ПОСЛЕСМУТНОГО ВРЕМЕНИ

В эпоху Смутного времени, т. е. в годы бунтов и польско-шведской интервенции, каменное строительство в России почти совсем прекратилось. Урон, нанесённый русским землям внутренними «нестроениями» и иностранными ратями, сопоставим только с потерями от нашествия орд Батыя. В память об избавлении страны от страшных бед начала XVII столетия были воздвигнуты многие церкви, в том числе и шатровые. В Нижнем Новгороде, в котором собиралось народное ополчение, был построен Архангельский собор (1631 г.). В Троице-Сергиевом монастыре, выдержавшем долгую и жестокую осаду, — церковь преподобных Зосимы и Савватия (1635—1637 гг.). В Угличе, особенно сильно пострадавшем от интервентов, — трёхшатровая церковь Успения (1628 г.), прозванная за красоту Дивной.

 

родицы в Путинках. В её богатом убранстве были использованы сра­зу четыре декоративных шатра, по­ставленные на узкие изящные бара­баны, которые в свою очередь покоились на сводах. Эта церковь уже не являлась в буквальном смыс­ле шатровой, поскольку шатры бы­ли использованы архитекторами лишь для украшения постройки. Однако она знаменита тем, что ста­ла последним памятником шатро­вого зодчества в Москве. В 1652 г. патриарх Никон предписал впредь церкви «строить о единой, о трёх, о пяти главах, а шатровые церкви отнюдь не строить». Впоследствии запрет был подтверждён, а в качест­ве образца зодчим указали пятигла­вый Успенский собор Московского Кремля.

Едва ли не первым нарушил свой запрет сам Никон, задумавший по­строить храм, который повторял бы формы христианской святы­ни — храма Воскресения в Иеруса­лиме. Патриарх приказал соорудить невиданной величины каменный шатёр над ротондой, примыкав­шей к храму Воскресения в осно­ванном им Воскресенском Но­воиерусалимском монастыре под Москвой. Шатёр был настолько ве­лик, что без видимой причины рух­нул в 1723 г. В 1748 г. по проекту Растрелли его начали восстанавли­вать, но уже из дерева. Появлялись шатровые храмы и в провинции.

Однако московские зодчие такой вольности позволить себе уже не могли и в дальнейшем использова­ли полюбившийся шатёр только для завершения колоколен.

Шатровое зодчество XVI — XVII вв. — уникальное направление русской архитектуры, которому нет аналогов в искусстве других стран и народов. Шатровые храмы Москов­ского государства — неповторимый вклад России в мировую культуру.

СОБОР ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО

Покровский собор на Красной площади (1555—1561 гг.) — знаменитый па­мятник средневекового русского зодчества. В народе его называют храмом Василия Блаженного — по имени известного московского юродивого, по­гребённого в 1552 г. у стен Троицкой церкви, которая первоначально сто­яла на месте собора. В 80-х гг. была сооружена пристройка, которую посвя­тили Василию Блаженному. В сознании миллионов людей этот храм не просто архитектурный памятник, а символ целого периода русской истории. Его построили по указу Ивана Грозного, в нём служили патриархи москов­ские, ему дивились приезжавшие в далёкую Московию европейские купцы и дипломаты. Московское государство XVI—XVII вв. — вот эпоха, с которой неразрывно связан храм Василия Блаженного. Но помимо этого Покровский собор воспринимается и как величайшее достижение русской архитектуры, отражение самых ярких и самобытных черт национального гения.

Идея постройки каменного мно­гопридельного храма (придел — пристройка к церкви, в которой мо­жет происходить богослужение) в память взятия Казани в 1552 г. роди­лась не сразу. Сначала только одна каменная церковь была окружена семью деревянными придельными церквами. Названия некоторых при­делов по традиции были связаны с обстоятельствами жизни самого ца­ря, а другие — посвящены церков­ным праздникам в честь святых, совпавшим с днями важнейших по­бед над татарским войском во время похода на Казань. Однако быстро возведённые деревянные приделы не удовлетворили царя Ивана IV, и он спустя два года пригласил талант­ливых русских мастеров Барму и Постника Яковлева (по одной из ги­потез, это одно и то же лицо — Иван Яковлевич Барма) и «повеле им здати церкви каменны заветныя во­семь престолов, мастеры Божьим промыслом основаша девять приде­лов, не яко же повелено им, но яко по Бозе разум давася им в разумении основания». Установленное зодчими число церквей-приделов позволило создать симметричную, упорядочен­ную композицию, которая гармо­нично вписалась в свободное про­странство Красной площади.

Многопридельность в русских храмах была известна и ранее, одна­ко лишь в Покровском соборе впер­вые произошло сознательное со­единение группы отдельных храмов в одном сооружении. Многопридельность становится здесь основой композиционного замысла. Вокруг центрального, самого высокого столпа, увенчанного шатром, по сто­ронам света расположены четыре больших храма, а по диагоналям — четыре малых. Башнеобразные объ­ёмы начинаются от самой земли и воспринимаются как отдельные церкви. Вместе с тем они образуют сложную пирамидальную компози­цию, которая отличается художест­венным единством и высокой дина­мичностью.

Такая композиция является тем более оригинальной, что у неё нет прямых предшественников. И это не удивительно: невиданный ранее храм одновременно должен быть уз­наваемым для современников и во­площать новые общественные и по­литические идеи.

Сложность художественных форм собора заставляла исследова­телей видеть в нём и символ храма ветхозаветного царя Соломона (XI в. до н. э.), и Небесный Иерусалим — отражение Храма Гроба Господня в

Церковь Троицы

В Никитниках. XVII в.

в Никитниках, наоборот, поражает необыкновенной живостью, пест­ротой и кажется порождением шум­ной жизни торгового Китай-города Москвы. Все её части поставлены несимметрично, хотя и уравнове­шенно; всё, кажется, растёт, шевелится, развивается на глазах. Вот начи­нает расти на степе белокаменная лопатка; доросла до карниза — раз­двоилась, будто дерево, на два ствола-полуколонки, те потянулись вы­ше, пронзили ещё один карниз и вытолкнули наверх заострённый бу­тон — раму для иконы. Кокошники храма похожи на луковицы дорогих заморских тюльпанов, тонкие шей­ки глав — на стебли, а сами главы — на диковинные плоды.

Внутри церковь уютна. В ней нет столбов, много света льётся из боль­ших окон, и пространство лежит лег­ко и спокойно. Пёстрые росписи по­крывают стены сплошным ковром. Сюда ходили молиться не тому Бо­гу, которого боялись, а тому, кото­рый помогал человеку в его земных каждодневных делах. Эта радостная архитектура не возвышает, по зато и не устрашает сердце человека.

Церковь Троицы в Никитниках понравилась и москвичам, и гостям из других городов. Приехавший из Мурома богатый купец Тарасий Бо­рисов решил украсить родной город похожей церковью, и не просто по­хожей, а ещё лучше Повторив в ос­новном московскую постройку, приглашённые купцом мастера укра­сили её цветными изразцами. Драко­ны, всадники, птицы-сирины с де­вичьими головами смотрят на муромцев со стен монастырского Троицкого собора (1642—1643 гг.).

Церковь Знамения в Дубровицах под Москвой. 1690—1704 гг. Храм построен на переломе двух эпох и несёт на себе одновременно черты художественного языка средневековой русской архитектуры и — в большей степени — чисто европейского барокко.

постройки завершается гребнями, напоминающими белокаменную пе­ну, — «петушиными гребешками». Новый архитектурный декор стал похож на тот, который был моден в Западной Европе; это уже не былое узорочье, а предчувствие грядущих перемен. Белый камень и красный кирпич нарядно смотрятся на фоне неба в окружении зелёной листвы летом или белого снега зимой. Но особенно хороша церковь осенью, когда желтизна увядающих листьев сливается с золотым блеском пяти больших глав (одна над храмом и четыре над боковыми лепестками-притворами). По народному преда­нию, червонцы на их позолоту дал Пётр I. И конечно, не случайно под крестом на боковой главе приютил­ся золочёный двуглавый орёл — знак родства хозяина с царским се­мейством.

Церковь в Филях двухэтажная. Первый этаж, полускрытый гульби­щем (галереей), занимает Покров­ский храм, названный по стоявшей здесь раньше деревянной Покров­ской церкви. Этот храм невысок и темноват внутри; в нём служили в зимнее время. На втором этаже на­ходится церковь Спаса Нерукотвор­ного, названная так в честь чудесно­го спасения Льва Кирилловича. Она высока и просторна, потому что храм бесстолпный. Под самый свод поднимается великолепный резной иконостас, выполненный царским мастером Карпом Золотарёвым. По­золоченные виноградные гроздья, листья, гирлянды цветов и плодов образуют вокруг икон богатые рамы. Одну из икон — изображение архи­дьякона Стефана — считают портре­том молодого Петра. Резьбой укра­шены и клиросы места для певчих, где пел сам Пётр I, когда приезжал в имение своего дяди. А на стене напротив иконостаса укреп­лён деревянный балкон — ложа. От­сюда слушал церковную службу хо­зяин имения.

Подобная архитектура получила у исследователей название москов­ского, или нарышкинского, барокко. Однако, хотя отдельные сё детали выполнены в стиле европейского барокко, в ней не меньше мотивов, восходящих к зодчеству ренессанса и маньеризма (см. «Введение»). На­рышкинские постройки обладают удивительной органичностью, цель­ностью и художественным совер­шенством. Развитие русского искус­ства всегда отличалось своими особенностями, которые не уклады­вались в европейские рамки. Когда в Европе расцветало Возрождение, на Руси ещё было глубокое Средне­вековье; когда страны Европы пе­реживали закат Ренессанса, на Руси появилось лишь предчувствие гряду­щих перемен. Это предчувствие, родственное закату европейского Средневековья, пронизанное ренессансными ожиданиями, породило архитектуру нарышкинского стиля. Она стала мостиком между старым и новым, между византийским и ев­ропейским, между Москвой царя Алексея Михайловича и Северной пальмирой его сына императора Петра Великого.

БЕЛОКАМЕННОЕ ЗОДЧЕСТВО ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКОЙ ЗЕМЛИ

Лесные земли Ростово-Суздальского княжества долгое время были глухой окраиной Киевской Руси. Первая столица — Ростов — возникла только в X в. В начале следующего столетия появился Ярославль, основание которого ле­генда связывает с Владимиром Мономахом. Осматривая свои северо-восточ­ные владения, князь остановился на ночлег в посёлке на берегу Волги. Од­нако местные волхвы (языческие жрецы) встретили гостя неприветливо и натравили на него священного медведя. Владимир в единоборстве одолел зверя и в память об этом заложил на месте поселения город, гербом кото­рого стал медведь с секирой.

Примерно тогда же Владимир Мономах основал крепость в Суздале и го­род на Клязьме, получивший его имя, — Владимир. Строительство в те го­ды, судя по остаткам построек, обнаруженных археологами, вели киевские мастера.

Первым самостоятельным ростово-суздальским князем стал сын Влади­мира Мономаха Юрий Долгорукий. Князь почти постоянно вёл междоусобные войны за киевский великокняжеский престол, а собственную землю рассматривал скорее как базу, оплот для решающего броска на столь­ный град. Своей резиденцией Юрий Долгорукий избрал пустынное место под Суздалем — Ки'декшу, где возвёл мощный укреплённый замок.