Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Современный обыватель: отказ от субъектности
Другая сторона – это уже непосредственно субъективный фактор, обусловливающий развитие симулятивности российских реалий. В данном случае имеется в виду следующее: человек всегда в той или иной мере раб истории, вкладывая в это тот смысл, что индивид есть некая функция господствующих общественных сил. В то же время человек является творцом той же истории, понимая под этим творчество тех или иных форм общественных отношений. Возникает вопрос: какова мера этого соотношения (рабского и творческого бытия в истории) для индивида, той или иной социальной группы, человеческого сообщества в целом в те или иные исторические эпохи. Диалектика развития между рабским и творческим принципом общественного бытия индивида в значительной степени определяет меру и характер субъектности индивида как одного из важнейших критериев его феноменальности как Нового человека. Сегодня сама идея субъектного бытия остается закрытой, лежащей вне «зоны доступности», как когда-то гелиоцентрическая система Коперника для его современников. И причин для этого несколько. Во-первых, мировоззрение российского индивида сегодня покоится, как правило, на признании господствующих отношений в качестве неких абсолютно неизменных трансценденций, определяющих его бытие, но от него никак не зависящих. Причем, набор этих трансценденций может быть самым разнообразным по своему содержанию: · идея частной собственности; · бог как субстанция всего сущего; · рынок как универсальный механизм регулирования всех отношений; · государство как социальный patron; · «русская идея» как знак особой национальной интеграции; · Сталин как символ сильного государства; · права человека как теодицея современного либерализма и т. д. Во-вторых, современный индивид, находясь во власти превратных форм общественной реальности и постепенно становясь их продуктом, в итоге оказывается в состоянии, когда он способен понимать только превратные смыслы. Понятия (в том числе, такие как социальное творчество, энтузиазм), несущие в себе альтернативу миру господствующего отчуждения оказываются не доступными для его понимания[68]. В-третьих, индивид в значительной степени сегодня отчужден еще и от самого творчества, которое все активнее вытесняется из всех сфер жизнедеятельности индивида засильем технологизма разного рода, постепенно превращая его в функционера социальных, рыночных, политических институтов. Но даже тогда, когда процессы творчества имеют место, они как правило оказываются во власти превратных форм. В любом случае современный индивид связывает творчество с чем-то конечным, преходящим, изменчивым, а вот превратные формы действительности, властвующие над ним, он воспринимает уже как некую трансценденцию, абсолютно неизменную во времени и пространстве.
В любом случае принцип субъектного бытия современным сознанием чаще всего воспринимается не иначе, как чуждая абстракция или идеологический знак прошлого тоталитарного нарратива. Все что несет в себе идею человека как субъекта истории и культуры – все это оказывается для него активно чуждым. Вот это без-субъектное бытие индивида, обусловленное господством глобальной гегемонии капитала и рыночного тоталитаризма, отводит индивиду лишь роль анонимного агента рыночных отношений, но никогда - субъекта как такового. Из этого без-субъектного бытия индивида проистекают и сущностные черты постмодернизма, в частности, отказ от принципа отношения как субстанциональной характеристики культуры. И действительно, в постмодернизме нет никаких отношений, т. е. никто и ничто ни к кому и ни к чему никак не относится. Совершенно прав А. Бузгалин, когда говорит, что постмодернизм – это эстетика без красоты, этика без добра, наука без истины. И это именно так, ибо и красота, и добро, и истина есть, прежде всего, отношение. Отказ от отношения как такового проистекает из того, что в постмодернизме нет идеи человека как субъекта. Если нет субъекта, то соответственно нет и никаких отношений, а это значит, что нет и всего того, что сопровождает любое отношение: адресность, посыл, направленность, обращение, интонацию и многое другое. Более того, отсутствие всего этого как раз и есть суть императивов постмодернизма. Но мы пойдем дальше и зададимся вопросом, который вскрывает сущность культуры, вставая перед ней с особой остротой, как правило, в периоды общественных и исторических изломов. В данном случае имеется в виду вопрос – быть или не быть?
Этот вопрос для человека мира культуры в действительности означает вопрос – как быть в истории? На какой основе и в качестве кого? Разрешил постмодернизм это гамлетовское противоречие? Он как бы его разрешил. Точнее, он предложил, но именно его видимо-стное решение. А ведь речь идет о противоречии, которое стало роковым вызовом для философии второй половины ХХ-го века. Суть этого противоречия заключается в следующем: человек как наличное бытие есть, а человек как идея (идея субъекта) отсутствует, т. е. идея человека есть ничто. Другими словами, противоречие между наличным бытием человека (теза) и идеей человека как ничто (антитеза) -это противоречие постмодернизм разрешил утверждением идеи наличного бытия человека как ничто (анти-синтез). Чисто постмодернистское решение. Такое решение, казалось бы, не несет в себе открытого отказа от идеи человека, утверждающего действительность без или вне человека. Но в действительности постмодернизм утверждает не идею человека, а именно идею самого бытия человека как ничто. Что это значит? А это значит, что постмодернизм в действительности утверждает принцип наличного не-бытия человека, причем в хронотопе - здесь и сейчас. Именно это и дает мне основание определить постмодернизм как идеальное наличного не-бытия (ничто) человека. Но что означает бытие человека как ничто? А это в действительности есть бытие ничего иного, как трупа. Да, именно так, потому что понятие «труп» означает не отсутствие человека, а человека, бытие которого есть ничто. Вот откуда в культуре постмодернизма дух эсхатологии. Он вызван логикой демонтажа идеи человека как субъекта. Так де-субъективация индивида приводит к отказу от бытия, а точнее - к утверждению бытия как ничто, что в действительности оборачивается мутацией человека. А это гораздо страшнее и опаснее смерти. Но ведь именно это без-субъектное бытие сегодня и утверждается идеологией либерализма как некий идеал жизни. И действительно, утверждение сегодня в качестве общественного идеала - сытое и комфортное не-бытие, которое согласно современной либеральной идеологии сводится к тому, чтобы получать приличное жалованье в фирме, честно платить налоги, делать удачные покупки на Рождество и бодрить себя на старости лет комфортными путешествиями. Но разве это не есть утверждение бытия человека как ничто? Если же говорить о постсоветском индивиде, то он оказался в ситуации, когда, отказавшись от прошлого, которое было связано с утверждением субъектного бытия, хотя и в жестком противостоянии с мещанством, он в тоже время боится того будущего, которое потребует от него социально-творческой самодеятельности в качестве активного гражданина. И как итог этого - он оказывается в состоянии беспомощности наедине со своим настоящим. А это настоящее оборачивается для него мучительным существованием в нарастающих формах отчуждения: поглощаясь сетями рыночных и бюрократических отношений, он неизбежно оказывается в ловушках самоотчуждения. Но ведь именно проблема самоотчуждения сегодня обретает такие масштабы, что становится едва ли не первоочередной в ряду таких проблем как экологическая катастрофа, войны, терроризм.
Да, современный обыватель эпохи глобализации, так же, как и человек средневековья, даже не допускает мысли о возможности для себя быть тем, кто хоть в какой-то степени определяет лицо существующей действительности. В результате он для себя выбирает лишь путь приспособления к существующим условиям жизни. Как писал Ленин в работе «К оценке русской революции» (1908 г.): «...мещанство трусливо приспосабливается к новым владыкам жизни, пристраивается к новым калифам на час, отрекается от старого...» [69]. Но приспособиться к современной реальности - значит втиснуть себя в господствующие формы превратного бытия, постепенно превращаясь в законченного симулякра - как бы человека.
Культура как рынок
Третья предпосылка (и одновременно результат) развития симулятивности как конкретно-всеобщего отношения российских реалий и состоит в том, что культура сегодня оказывается во власти тотального рынка, т. е. во власти всеобщего отношения купли-продажи. Но как тогда в этом случае решается вопрос субъектного бытия индивида? Понятно, что здесь, в первую очередь, речь пойдет о художнике как о субъекте художественного творчества, которое для него является сферой его профессиональной деятельности. И действительно, казалось бы, уже силой одного этого положения художник в определенной степени защищен от власти господствующих форм отчуждения, порожденных в том числе, отношениями купли-продажи. Но так ли это на самом деле? Каково бытие художника в мире современной культуры? Какова мера влияния рынка как тотальной субстанции современной действительности на культуру? Какова общественная природа взаимосвязи современной культуры и рынка? Все эти вопросы выстраивают определенный треугольник взаимосвязи: рынок – культура – индивид. Рассмотрим его. Властные институты и рынок объективно создают систему отношений, которые, как правило, стремятся к отчуждению творческого потенциала от художника, подчинению его либо политическим (не историческим) задачам, либо соображениям коммерческой выгоды. Насколько это действительно так, рассмотрим на примере взаимоотношении рынка и культуры, которые имеют долгую историю и сложную драматургию. В самом общем виде можно обозначить три типа взаимосвязи между этими понятиями.
Первый – культура versus рынок. Эта позиция, характерная для анти-рыночников, как правило, предполагает антагонистический характер взаимосвязи между институтом рынка и культурой. Второй - рынок как культура. История развития рынка как социально-экономического института сопровождалась формированием и определенных культурных традиций (например, культура древневосточного рынка). Другой пример - советский поэт Маяковский, который не боялся превращать (снимать) такую составляющую рынка как реклама, в феномен культуры. Более того, Маяковский открыто гордился художественным результатом такого большевистского укрощения рынка[70]. Третий - культура как рынок. И это уже имеет прямое отношение к нашей реальности. Действительно, рынок, выйдя за границы чисто экономических процессов, сегодня утверждает свою экспансию во всех сферах человеческой жизнедеятельности, включая культуру. Это вовсе не означает, что рынок культуры появился только в эпоху глобальной гегемонии капитала - его история насчитывает не одно столетие. Но общественная природа рынка до наступления эпохи его тотального господства была все-таки иной: несмотря на отношения купли-продажи, он не был настолько влиятельным, чтобы определять характер общественных отношений в целом. Как писал Марк Блок: «Люди тогда уже знали и куплю, и продажу, но они в отличие от современников еще не жили этим»[71].
Симулятивное потребление
Действительно, в прошлом рынок если и влиял на культуру, то главным образом в опосредованной форме, например, через институт социального заказа (мецената, двора, церкви, государства, политической партии и т. п.). Но такого прямого рыночного диктата в сфере культуры (причем влияющего не только на ее форму, но и на само содержание), как это наблюдается сегодня, еще не было. Общественная актуальность того или иного предмета культуры сегодня измеряется главным образом значимостью его как товара, причем не просто продукта, а именно товара - такого продукта, который оценивается, прежде всего, по своей рыночной, а не потребительной стоимости. При этом сам рынок сегодня не является неким автономным институтом. Вырастая из глобальной гегемонии капитала и базируясь на информационных технологиях и современных средствах телекоммуникаций, масс-медийной экспансии, он становится некой тотальностью, проникая во все сферы жизни человека и общества. Но это одна характеристика современного рынка. Другая характеристика связана с тем, что современный рынок принес новый тип потребления – симулятивное потребление. Оно предполагает симуляцию потребления, но не продуктов и даже не товаров, а симулякров товаров. Симулятивное потребление предполагает такое потребление, в котором важна, прежде всего, стоимость, а не полезность товара. И это есть атрибут не просто товарного фетишизма, но именно симулятивного потребления, которое является продуктом информационных технологий, порождающих виртуальный мир глобальной гегемонии капитала и превращающий все черты бытия в феномен рынка, делая его тотальным.
В чем сущность этого симулятивного потребления и в чем состоит отличие его от обычного потребления? В самом общем виде это можно объяснить следующим образом: если в XIX веке индивид покупал костюм из высококачественной шерсти и по высокой цене, то в этом случае его потребительная и рыночная стоимость находились в неком соотнесении друг с другом. Это значит, что даже если этот костюм был куплен для престижного потребления, то в любом случае он не утрачивал своей потребительной стоимости. Сегодня престижный костюм может быть сделан из дешевой ткани и сшит в Ярославской области, но если при этом он имеет престижный модный «лэйбл», то его рыночная стоимость будет высокой. В этом случае мы наблюдаем уже несоответствие между рыночной и потребительной стоимостью, и оно достаточно сильное. Но этот отрыв потребительной стоимости от рыночной стоимости восполняется затратами, связанными с теми рекламщиками и маркетологами, которые заняты (вос)-производством общественного представления о том, что именно этот «лэйбл», имеет высокий рыночно-рейтинговый статус[72]. Одним словом, если потребительная стоимость выражает цену материального производства (реальную стоимость произведенного продукта), т. е. потребительная стоимость есть идеальное материального производства данного товара, то уже отрыв этой потребительной стоимости от рыночной стоимости восполняется затратами на производство идеального, каковым и является общественное представление о рыночном значении данного «лэйбл». Но ведь этот самый «лэйбл», будучи знаком рыночных отношений, в свою очередь сам является феноменом идеального. Таким образом, маркетологи и рекламщики производят сегодня не просто «лэйбл», (как идеальное), а общественное представление (идеальное) об этом «лэйбл». Одним словом, рекламщики и маркетологи заняты производством общественного представления об общественном представлении по поводу того или иного брэнда, т. е. они создают представление о нужных представлениях.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-04-04; просмотров: 69; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 13.59.80.187 (0.024 с.) |