Глава 26. (Слишком большие) амбиции

В 1975 году электронная индустрия вышла из прошлогоднего спада и начала медленно возвращаться в нормальное состояние. Intel, после потери 80 % на бирже и массовых увольнений, восстановился быстрее, чем почти все соперники, потому что поддерживал уровень инвестиций вне зависимости от количества денег. В начале 1976 года, до того как все восстановилось окончательно, Intel увеличил инвестиции в НИОКР.

Так же было и в следующие 30 лет. Intel, как правило, после сложных времен становился сильнее соперников. Казалось, что у компании не переводятся новые продукты, что она постоянно снимает сливки с рынка еще до того, как все пришли в себя. Уолл-стрит всегда замечал и вознаграждал такое поведение. Таким образом, к концу 1976 года акции Intel поднялись с 21 доллара в начале года до 88 долларов в конце – выше, чем когда-либо.

Финансисты Intel тоже были ошеломлены – продажи продуктов компании за год составляли 226 млн долларов – на 65 % выше, чем год назад, а доходы (в размере 25,5 млн долларов) были выше на 55 %. Но самой приятной новостью было количество работающих. До сокрушительных увольнений в Intel работало около 3150 человек. В 1974-м пришлось уволить тысячу. Однако к концу 1976-го в Intel работало около 7350 человек, что не только восполнило недостаток рабочей силы во время спада, но и увеличило численность вдвое. Кстати, многие из этих новых работников были старыми сотрудниками, нанятыми заново, что усилило образ Intel как семьи.

Но оборот Intel был больше, чем просто подготовка к лучшим временам, больше, чем 8080 или схемы памяти, и много больше, чем просто подъем экономики. Это была еще и заслуга Энди Гроува, который теперь был во главе Intel. Хорошие времена до спада не сильно нравились Энди, он считал, что Intel не умел пользоваться возможностями. В плохие времена он был злобен, так как, на его взгляд, это было, будто сам Бог блокировал Intel путь к успеху. Но Энди Гроув всегда пользовался возможностями. С его точки зрения, если во время подъема работа была похожа на бег по пересеченной местности, то работа во время падения была как вольная борьба.

Во время спада Энди не нужно было быть терпеливым, он не должен был объяснять. Он просто двигался – быстро, решительно и иногда грубо. Он знал, что в спокойные времена в старой Долине все были гениями, а настоящий характер можно увидеть только в плохие времена. Энди лучше многих понимал, что лучшее время для победы – это когда твои соперники слишком боятся рисковать.

Но чтобы рисковать так, как боятся твои соперники, чтобы не потонуть даже в самый сильный шторм, а затем, как только небо расчистится, плыть на всех парусах на огромной скорости, требовалась вечная бдительность. Вот почему, когда все успокаивалось (как, например, в 1976 году), Гроув всегда выглядел как самый несчастный человек в компании. Это легко можно заметить в записке, которую он послал Муру после того, как Гордон вернулся из отпуска в июне 1976 года:

«Добро пожаловать домой! Ты точно, явно, несомненно не мог выбрать неделю лучше (хуже, смотря с какой стороны взглянуть), чтобы уехать. В силу того что в мае до цели остался целый миллион, Univac потребовал с нас денег, инспекция из ИТТ вышла с фабрики в ярости, один из наших бывших сотрудников был застрелен во время грабежа, 19-летний сын еще одного совершил самоубийство, у Элен Гувер был сердечный приступ, Дик Баучер [Microma] и я почти поругались по поводу аспектов плана, все остальное произошедшее – просто скукота».[171]

Биограф Тедлоу нашел записку, написанную после еще одного отпуска Мура, в которой Гроув писал: «Мне кажется, что ты не можешь уезжать в отпуск, и это надо указать в твоем контракте – мир превращается в полное дерьмо, когда ты уезжаешь».

Обратите внимание, что Энди Гроув пишет это своему начальнику. Читатель может представить, каково это – быть подчиненным Энди, ощутить его ярость. Тед Дженкинс, бывший сотрудник Fairchild и сотрудник Intel номер 22, который несколько лет писал отчеты Гроуву и был начальником Пола Отеллини, вспомнил одну живую сценку с Энди: «Я помню, что должен был делать ежемесячный отчет о проделанной работе, когда работал с Энди. Я использовал слово “адресант” в своем письме, и он отправил мне письмо обратно, сказав, что нет такого слова. «Ты имел в виду “адресат”», – сказал он. Я снова отправил ему то же письмо, сказав, что такое слово есть. Он отправил мне ответ, в котором говорилось: “Ублюдок – такое слово тоже есть”».[172]

Но это работало. Это всегда работало, когда за дело брался Гроув. И если его гнев был ужасен, в нем была честность, ибо он был универсален – все в Intel испытывали на себе гнев Гроува. Уже в старости Гроув говорил, что хотя его можно было быстро разозлить, он так же быстро успокаивался – и он никогда не был жесток к подчиненным. Что же до соперников – ну, это была другая история.

В начале 1976 года, когда Intel восстановился и снова начал развиваться, Энди, в еще одной записке Муру, был максимально позитивен: «Добро пожаловать обратно! Думаю, что в этот раз мы не будем описывать тебе катастрофы, произошедшие, пока тебя не было. Учитывая, что цена на бирже теперь составляет около 100 долларов за акцию, – все отлично. На самом деле все и вправду очень хорошо».[173]

Но вскоре Энди вернулся к обычному злобствованию.

Причина была в iAPX 432, новом супермикропроцессоре. Он не был просто наследником Intel 8080, он был предназначен для того, чтобы оставить соперников в луже, далеко позади, так, чтобы они даже за десять лет не смогли догнать Intel. Казалось, что Intel был так раздражен потерей лидерства в бизнесе микропроцессоров, что хотел отпустить все тормоза, чтобы вновь вернуться на эту позицию.

iAPX 432 не был просто новым 16-битным микропроцессором, у него была новая архитектура – что значило, что он будет работать с новым программным обеспечением. Что-то из этого точно должно было быть гарантией победы. Вместе они гарантировали прорыв компании – и не было никакого права на ошибку. Один неверный шаг, и iAPX 432 не будет готов к тому моменту, когда, согласно Закону Мура, надо будет заменить 8080.

Позже Гордон Мур сказал, что одним из самых непонятых следствий его закона было то, что не успевать за законом было менее опасно, чем перегонять его. [174] Если вы запаздывали с технологическими новинками, то могли очутиться в нише рынка для устаревших микросхем. Таким образом, все равно можно было продавать миллионы 8080, 6502 и 6800 – не для компьютеров, но для камер, игрушек и прочих дешевых продуктов.

А вот пробовать обогнать соперников, обгоняя Закон Мура, – это очень дорого и почти всегда опасно. Компания либо почти не получала прибыль, либо умирала. Примеров первого почти не было (Apple был близок, когда заменил маленький дисковод в айподе картой памяти), но последних было очень много.

Возможно, самым известным примером компании, пытавшейся обогнать Закон Мура, была Trilogy Systems.[175] У них была правильная родословная. Она была основана легендарным компьютерным ученым Джином Амдалом, который играл в IBM важную роль в разработке модели 360, самого успешного компьютера в истории. Затем он основал Amdahl Corporation (расположенную всего в нескольких кварталах от Intel), создав новую, совместимую по подключению, ЭВМ, которая могла бы заменить главный процессор IBM 370 и при этом исполнять все свои функции и программы. Это был настоящий успех.

К настоящему моменту Амдал, который всегда говорил так быстро, что сам казался компьютером, считался самым лучшим компьютерным ученым в мире. В этом статусе он (с компанией Trilogy) в августе 1979 года приступил к проекту, соразмерному его репутации. Подняв 200 млн долларов (огромное количество денег для того времени), Амдал основал Trilogy, сделав целью создание и выпуск процессоров таких мощных и интегрированных – очень сильно опережающих закон Мура, – что благодаря им новое поколение ЭВМ было бы гораздо дешевле, чем все, что до этого было у IBM.

С такой кучей денег Амдал построил фабрику в Купертино, недалеко от того места, где Hewlett-Packard создавал свои первые калькуляторы, и начал проектировать прототипы новых схем.

Это был героический и сумасшедший путь. Получившиеся в итоге схемы были чудом инженерии – большие интегральные пластины, почти два дюйма, с металлическим цилиндрообразным теплоотводом, возвышающимся, как башня в дюйм высотой. Эта башня, необычная для Trilogy и ставшая символом всего проекта, была самой отличительной чертой во всей истории микросхем. Благодаря ей новая схема выглядела такой сложной и новой, что легко можно было представить, как она становится важным блоком следующей компьютерной эпохи.

Но, как в греческих трагедиях, боги собирались наказать гордыню Джина Амдала за то, что он игнорировал Закон Мура. Когда эти новые микросхемы были запущены в производство, система охлаждения перестала работать, и все эти транзисторы – вне зависимости от новизны – стали производить такой сильный жар, что сгорели целые слои кремния. Единственный способ заставить эти схемы работать в реальном мире – это погрузить их в какую-нибудь охлаждающую жидкость, – но это было бы так дорого, что уничтожило бы всю идею проекта.[176]

Через некоторое время Trilogy исчезла, здание долго оставалось пустым – как предупреждение работникам Кремниевой долины.

Эту историю никто не забыл – она стала частью легенд Кремниевой долины, предупреждением против технологической надменности. К сожалению, эта история произошла через два года после того, как Intel приступил к iAPX 432. Наверное, кто-то подумал, что если в компании работает сам первооткрыватель Закона Мура, то уж непременно кто-нибудь да заметит, что Intel заходит слишком далеко.

Но никто этого не заметил. Так что в тот момент, когда компания выходила из спада с головой в облаках, со слишком высокой уверенностью в своих талантах (что, кстати, всегда будет ахиллесовой пятой компании), Intel решил следовать за мечтой, такой же невозможной, как у Джина Амдала.

Вспоминает Джастин Раттнер, лидер команды 432: «В то время большинство микропроцессоров Intel использовались в светофорах или бензонасосах. iAPX 432 мог бы заменить мини-компьютеры».[177]

Intel был прав – до того момента, как кто-нибудь смог бы создать что-то типа iAPX 432, было еще как минимум десятилетие. Проблема в том, что список этих «кого-нибудь» включал и сам Intel. И правда, одна схема заменит мини-компьютер, но до этой схемы оставалось еще четыре поколения и двадцать лет.

Проект iAPX 432 был начат в конце 1974 года и через пять лет еще не был окончен. Общий проект схемы был неплох, но состояние кремниевого производства Intel – даже несмотря на то, что тогда оно было очень продвинутым – было таким, что микропроцессор получался болезненно медленный, он не мог работать на высоких частотах, которые требовались для выработки полного потенциала. Проект застрял, и конца видно не было.

Многие технические компании умерли, пытаясь закончить дорогой и амбициозный новый продукт. А кто-то пытался много лет, пока, наконец, не сдавался, а потом выпускал упрощенную версию. (Компьютерная игра «Дюк Нюкем» – классический пример. Геймеры целое поколение ждали продолжения, а получили лишь средненькую игрушку.) Intel решил (это решение несет на себе явную печать Энди Гроува) не класть все цифровые яйца в одну корзину. Даже когда iAPX 432 сдвинулся с места, компания начала заниматься еще одним проектом – улучшенной версией 8080 в качестве страховки.

Этот микропроцессор, 8085, был просто более быстрым и более маленьким, чем 8080. К тому же, взяв пример с Motorola, 8085 работал на 5 вольтах. Это не был великолепный микропроцессор, его нельзя было сравнить с новым 8-битным Zilog (Z80), но он был достаточно хорош, чтобы Intel оставался впереди. А учитывая участие Гроува, 8085 был выпущен на рынок всего годом спустя – почти рекорд для нового продукта.

Но что же случилось с новым поколением 16-битных микропроцессоров? iAPX 432 должен был захватить рынок, но он уже так медленно развивался, что его надо было переделывать в 32-битный (которые, по закону, должны были появиться в начале 1980-х). В то же время пресса сообщала, что Motorola, Texas Instruments, Zilog и National Semiconductor уже создают 16-битный микропроцессор. А у Intel ничего не было.

Хотя эта истина еще не была непреложной в бизнесе микропроцессоров, уже становилось ясно, что соревнование в этой индустрии было однократным – если ты пропускал целое поколение и не выпускал свой микропроцессор, то навсегда выходил из гонки. Еще можно плестись в хвосте или превратить свои проекты в микроконтроллеры для домашних градусников. Но твои дни на передовой микропроцессоров закончены – как и большие доходы и слава.

И снова в этом кризисе Intel показал черту характера, которая была у немногих других компаний в технологическом производстве и почти ни у кого – в полупроводниковом. Он быстро находил ошибку, признавал ее, а потом прикладывал нечеловеческое усилие, чтобы ее исправить. Вот это и была главная связь между надменностью компании в техническом плане (что вело к тому, что она часто рисковала) и одержимостью Гроува тем, чтобы поставить компанию на ноги и вернуть в гонку.

И снова это был пример того, как Intel совершает и исправляет больше ошибок, чем кто бы то ни было из соперников. А компания была совсем молода.

К тому моменту, как вышел 8085 – в ноябре 1975 года, – стало очевидно, что iAPX 432 не будет готов вовремя. Intel (то есть Гроув – с признаками Мура и одобрением Нойса) решил вновь разделиться и приступить к созданию двух семей микропроцессоров.

В расколе между схемами памяти и микропроцессорами проблема заключалась в том, чтобы найти достаточно денег для оплаты двух главных линеек продуктов. Теперь проблема заключалась не столько в деньгах (хотя плата за схемы памяти и за две линии разработки микропроцессоров была велика), сколько в том, чтобы правильно разделить талантливых инженеров и с помощью новых работников создать новый продукт.

Компания осознала проблему нехватки талантливых людей почти с первого дня. Жан-Клод Корнэ, директор инженерно-микропроцессорной части компании, который должен был стать во главе новой команды, начал искать тех, у кого есть необходимые технические знания, по всей компании. В итоге он нашел 20 человек – необычно большое количество людей для того времени, учитывая недостаток талантов по всей индустрии. Некоторые из членов команды появились из той части Intel, которая занималась схемами памяти, другие никогда даже не использовали микропроцессор, не то чтобы заниматься его разработками.

Каким-то образом все это сработало. Как позже скажет Корнэ: «Стоит отметить, что у этих людей опыт работы был не больше года, но они смогли создать и вывести на рынок очень сложный продукт меньше чем за два года».[178]

Это было не очень точно, но на самом деле эта команда за 26 месяцев создала абсолютно новый микропроцессор, который подходил для чего угодно и был стабилен. Этот продукт определял весь компьютерный мир в течение следующих 15 лет. Сегодня он все еще играет важную роль.

Как они это сделали? Все началось с самого Корнэ. Ему поставили жесткую задачу – создать новый продукт, который превзойдет продукцию самых успешных компаний мира и спасет Intel, ну или как минимум позволит выиграть пару лет для того, чтобы вывести на рынок iAPX 432. А у него для этого почти не было ресурсов и опытных людей. Надо признать, что Корнэ не испугался. Он превратил слабость в достоинство – и одновременно с этим изменил всю полупроводниковую индустрию.

Чтобы понять, сколько же сделал Корнэ, важно осознавать контекст полупроводникового производства того времени. Хотя индустрия микросхем очень сильно прогрессировала с той поры, когда микросхемы делались на коленке, она все равно была далека от суперстерильной и контролируемой компьютерами фабрики.

К тому же проекты микросхем конца 1970 года были рудиментарными. Компьютеры использовались в некоторых проектах, но пока для создания заготовок интегральных схем еще не существовало компьютерных приложений. Процесс зашел, конечно, дальше использования ручек, линеек и больших листов бумаги, с которых чертежи переводили на кальку, но не сильно. Учитывая, что проектные группы в основном были маленькими, процесс занимал все больше времени, так как схемы становились больше. Новые микросхемы были во много раз сложнее 8080, что было серьезной угрозой срокам проекта. Казалось, с помощью традиционных технологий будет невозможно выпустить новую схему до конца десятилетия – и это выкинет Intel из соревнования и из гонки.

Но из отчаяния родилась идея. Корнэ знал две вещи. Во-первых, большинство членов его команды не умели оценить проект в целом. Во-вторых, у них оставалась еще и своя работа – цепи одной части должны были соединяться с цепями другой части, при этом с экономией места.

В итоге Корнэ придумал такое решение. Первых делом (заметим, задолго до появления понятия «одновременной» инженерии и его распространения за пределы больших производств) Корнэ и его команда решили, как разбить план для новой микросхемы – Intel модель 8086 – на несколько проектных стратегий, которые можно выполнять параллельно. Преимущество было не только в том, чтобы давать инженерам те куски, с которыми они могли справиться даже без опыта работы, но и в том, что это помогало экономить время. С таким планом можно было очень точно распланировать сроки – так, чтобы каждая команда работала отдельно, но чтобы все заканчивали одновременно. Это был первый признак изменений в проектной работе с полупроводниками.[179]

У Корнэ все еще оставалась проблема того, чтобы все эти команды посматривали на итоговый проект – законченную модель 8086. В то время, когда даже самые большие компьютерные дисплеи были не больше кинескопа, Корнэ снова придумал оригинальное решение. У него был огромный лист бумаги (7 на 7,5 м), на котором каждая команда могла рисовать и предлагать идеи. Теперь каждая группа могла следить за прогрессом и сравнивать свою работу с работой других.

Стратегия Корнэ сработала на ура. Чуть больше чем через год после того, как проект стартовал, этот лист бумаги был разрезан, а проект введен в компьютер. Далее он был умножен на количество микросхем на заготовке, распечатан на майларовой пленке, с помощью фотографии уменьшен до нужного размера (заготовки тогда были размером около 4 дюймов в диаметре, а сегодня они в три раза больше и на них в девять раз больше микросхем того же размера), и все это отослали на фабрику.

В июне 1978 года Intel поразил всю индустрию (которая радостно следила за проблемами с iAPX432 и даже не заметила другой проект Intel) тем, что объявил о микропроцессоре модели 8086. Он был не только 16-битный, но и в 10 раз более мощный, чем 8080. Всего за один шаг Intel из умирающей компании превратилась в лидера индустрии.[180]

Это был поворотный момент – возможно, самый важный – в истории Intel. 4004 создал индустрию микропроцессоров. Вскоре, когда Motorola очнулась и вернулась в производство с 68000, Intel пришлось восстанавливаться с помощью Операционного сбоя, чтобы снова стать лидером индустрии. А благодаря 8086 Intel впервые владел всей микропроцессорной индустрией, и с этого момента он будет насмерть драться за сохранение лидерства.

Было и кое-что еще. Без 8086 – и, в частности, его более слабого и более дешевого варианта 8088 – у Intel не было бы платформы для того, чтобы поразить воображение IBM. И (что так же важно) благодаря 8086 у Intel была архитектура, на которой можно было бы достраивать следующие поколения микропроцессоров, вместо того чтобы начинать все заново каждый раз.

Для признания заслуг 8086 Intel назвал следующие три поколения микропроцессоров 80286, 80386 и 80486 – все это было семьей х86. И даже после этого, когда соревнование уже не позволяло подобных посвящений, все признавали, что последующие микропроцессоры (например, пентиум) тоже были частью семьи х86. И для этого была своя причина. Официально для следующих трех поколений – и для следующих 10 поколений Intel – Intel мог основывать проекты на архитектуре 8086.

Это была мощная и устойчивая позиция, особенно когда стало ясно, что персональный компьютер IBM и его клоны – и Microsoft с Windows – были совместимы только с процессорами х86. Это значило, что если бы Intel просто сохранял темп Закона Мура, то многомиллионный (и даже многомиллиардный) рынок всегда был бы у ног компании. Даже если бы IBM отстал со своим соревнованием клонов, соперники все равно стремились бы к новым микросхемам Intel.

Только Apple был вне соревнования. Но если в 1970 году это и не вызывало сомнений, потому что доход компании составлял 90 % рынка, то в последующие годы он сильно уменьшился, когда компьютеры Apple начали медленно скользить к одноразрядному присутствию на рынке. Даже создание «макинтоша» и уход из компании Стива Джобса не помогли Apple. И каждый процент, который Apple терял из-за Microsoft Windows, Intel х86 и IBM, означал то, что Intel продаст еще больше микросхем. А в итоге – будет доминировать во всем мире микропроцессоров.

 

Глава 27. Канонизация

Intel начал 1970-е годы в качестве молодой, но претендующей на лидерство компании в сфере МОП-структур. Годовой доход в 1970 году составил 4,2 млн долларов, расходы оценивались в 970 млн долларов, работало в компании 200 сотрудников, все находились в арендованном офисе в Маунтин-Вью.[181] К концу десятилетия Intel все еще сохранял лидерство в области МОП-структур и схем памяти, но цены на эти приборы понижались – в основном из-за растущего числа внутренних соперников, но и из-за заграничной угрозы. Однако теперь компания была ведущим инноватором и производителем в самой новой индустрии в электронике – микропроцессоры. Хотя Motorola быстро догоняла, в конце 1979 года команда Операционного сбоя нашла новый способ победить и эту угрозу.

Неудивительно, что количество сотрудников росло, как росло и количество тех, кто спрашивал себя, почему Intel все еще занимался схемами памяти.

В то же время Intel стал международной компанией. У него было 5 фабрик в США и Сингапуре и 87 офисов продаж в 17 странах, и он собирался открыть новую фабрику около Портленда, в Орегоне. Годовой доход за 1979 год составил 633 млн долларов, чистый доход – 78 млн долларов, работало в компании 14 300 сотрудников, большинство из которых находилось в новом штабе Intel в Санта-Кларе. Несмотря на все недостатки, Intel следовал Закону Мура и был вознагражден таким ростом, который соответствовал экспоненте закона.

В то время, когда информационный бюллетень Дона Хефлера уже забылся, его место занял другой, уже более аналитический. Его автором был Бенджамин Розен, элегантно разговорчивый мальчик из Нового Орлеана (который недавно стал вице-президентом Morgan Stanley). Розена так захватила техническая революция, что он уволился и начал издавать свой бюллетень, а потом и вести конференции – все это дало ему доступ к советам директоров.

Бюллетень Розена был, пожалуй, самым точным взглядом изнутри во всей истории Кремниевой долины – в том числе и потому, что он был среди тех аналитиков, которые первыми разобрались с Законом Мура, революцией микропроцессоров и Операционным сбоем. И благодаря этому пониманию он первый описал Intel как самую важную компанию в мире. И эта фраза, оказавшись в итоге абсолютно верной, так и прилипла к Intel. К 1980 году Розен уехал создавать венчурную фирму Sevin Rosen Funds, которая помогла основать Compaq, Cypress Semiconductor, Lotus, Electronic Arts и Silicon Graphics – некоторые из них были клиентами, а некоторые – соперниками Intel.[182]

В то время Intel казался сильнее, чем когда бы то ни было. Это началось десятилетием раньше, когда он был все еще в тени Fairchild и действовал как бы в ответ. Арт Рок был председателем совета директоров, Боб Нойс – главным администратором, а Энди Гроув – старшим управляющим. Теперь Рок вернулся к своей карьере венчурного капиталиста. Нойс, благодаря своему опыту поддержания компании на плаву в сложные времена, поднялся до председателя. Мур стал главным администратором, а Гроув занимался текущей деятельностью компании. Казалось, что такая комбинация сработает.

Но в игру вступили три силы, которые снова все изменят. В апреле 1979 года Боб Нойс ушел с должности председателя. Жизнь вела его в другом направлении. В 1974 году он начал встречаться с начальницей отдела кадров Энн Боуэрс, и в ноябре они поженились. Боуэрс, как никто другой, понимала сложность своего положения – и когда открылась должность директора по кадрам в Apple, она перешла туда. Будучи глубоко вовлеченными в самые высокие уровни электронной индустрии, они стали самой властной парой в индустрии.

В то время у Нойса была депрессия. Не только предыдущее десятилетие в Intel повлияло на его эмоциональное состояние, но еще и развод, и влияние развода на детей. У двоих из его детей были проблемы с наркотиками, у одного нашли биполярное расстройство, а одну из девочек сбила машина, и она уже шесть месяцев лежала в коме. Казалось, что Боб спокойно это переносит, но на самом деле он понимал, что ситуация ужасна и что он в этом тоже виноват. Как сообщала его биограф Лесли Берлин, на ужине для одного из представителей компании, инвестируемой Нойсом, Боб совершил странный поступок:

«После того как посуда была помыта, а дети лежали в кроватях, Нойс слушал, как основатель компании говорит, что однажды, если его дела пойдут в гору, он хочет перевезти свою семью в красивый большой дом. Нойс посмотрел на него и очень тихо сказал: «У вас прекрасная семья. Я в своей семье все испортил. Никуда не переезжайте». Через 25 лет у того уже была успешная компания, но этот предприниматель не переехал».[183]

В то же время мир хотел историй о легендарном изобретателе и предпринимателе. В 1976 году Боб появился на обложке Business Week, играя в шахматы против Чарли Спорка (фотография последнего находилась во вкладыше), под заголовком «Новые лидеры в полупроводниках – Роберт Нойс, Intel, тот, кто полностью изменил технологию». В последующие годы он станет героем многих деловых журналов (Forbes, Fortune, Economist, Wall Street Journal), известных газет (Time, Newsweek, New York Times) и даже в специальном издании National Geographic.

В 1979 году, несмотря на то что Нойс отдалялся от Intel, Херб Каен, легендарный колумнист из San Francisco Chronicle и король журналистики в Бэй-Эриа, неожиданно написал о нем, сказав, что он «провел еще один год, ничего не узнав о полупроводниках». Его читатели быстро это исправили, предложив Каену написать о Бобе Нойсе. «Некоторые читатели захотели рассказать мне о Бобе Нойсе из Лос-Альтоса, который не только изобрел интегральную цепь, но и основал Fairchild и Intel, а еще – он пилот и чемпион по лыжам. И это не все, он только что получил Национальную медаль за науку».

«Ясное дело», – добавлял Каен, как будто человек типа Боба Нойса был слишком хорош, чтобы действительно существовать.[184]

В тот же год газета Кремниевой долины San Jose Mercury-News наконец осознала притягательность историй успеха и наняла первого в мире ежедневного репортера по технологиям. Он решил начать с Боба Нойса и Intel и впервые объяснил широкой аудитории, как применяется Закон Мура. Менее чем через два года, когда в этой газете стала печататься реклама техники, в ней появилась деловая понедельничная колонка. Вскоре она стала приносить так много денег, что San Jose Mercury-News не просто стала самой богатой газетой страны, но и начала искусственно поддерживать другие газеты. И вряд ли была хоть одна неделя, когда в газете не было новостей об Intel и его основателях.

Эта волна внимания поднялась до небывалых высот в 1983 году, когда номер журнала Esquire вышел с профилем Нойса на обложке. Том Вулф уехал в Бэй-Эриа пятнадцать лет назад, чтобы написать книгу о Кене Кизи и прото-хиппи, живших в горах около Пало-Альто, и книга, получившаяся в итоге, – «Электропрохладительный кислотный тест» – сделала его известным.

Теперь Вулф вернулся в Долину, чтобы посмотреть на другую революцию, происходившую в 1960-х, и на самого важного человека этой культурной трансформации. «Халтура Боба Нойса: Как солнце поднялось над Кремниевой долиной» станет последней статьей Вулфа для журналов на долгие годы. Десять лет спустя он напишет некоторые из своих самых известных эссе («Извините, ваша душа только что умерла») для журнала «Форбс» в Кремниевой долине. Когда издатель спросил его, собирался ли Вулф сделать книгу из этой статьи, Вулф ответил отрицательно, потому что технологии, особенно полупроводники, – это слишком сложная тема для того, чтобы изучить ее сейчас, и что он лучше оставит ее будущим поколениям. Затем он уехал в Атланту писать о месте, где культура не была замешана на физике твердого тела.[185]

Но статьи в «Эсквайре» было достаточно. Она сделала Боба Нойса более известным по сравнению с остальными героями цифровой эпохи. В силу того что автором был Том Вулф, это стало признаком для мировой элиты, что Кремниевая долина – двигатель времени. Так как Вулф неожиданно написал статью не в своем обычном стиле высокого рококо нового журнализма, статья про Нойса не отпугнула журналистов с высокими стандартами, но скорее позволила им самим писать об истории Долины. В то время, особенно во время дотком-бума 1990-х, они рассказали историю Стива Джобса, Марка Андриссена, Марка Цукерберга и других важных представителей двух поколений предпринимателей.

Апофеоз Боба Нойса и его отход от дел Intel (он всегда будет ассоциироваться с Intel, и в течение многих лет его офис будет находиться в штаб-квартире корпорации) случились, как и всегда, в идеально правильный момент. Почти в то же время, когда он стал свободным агентом, молодой менеджер в Hewlett-Packard по имени Эд Хайс готовил речь на конференцию в Бостоне, которую он потом произнесет и в Кремниевой долине. Его темой было качество компонентов, и, вооруженный результатами теста продукции НР, он был уверен, что это всех шокирует. Но рыжий и долговязый Хайс даже не подозревал, что он включит часовой механизм, который изменит направление полупроводниковой индустрии, развяжет мировую торговую войну и реструктуризирует глобальную экономику.[186]

Аудитория (в основном менеджеры полупроводниковой индустрии в США) скучала и ждала коктейлей, вежливо, но отстраненно слушая речь Хайса. В конце концов, НР был главным покупателем большинства присутствующих. Но скоро, всего лишь одним слайдом, Хайс разбудил аудиторию. На слайде предлагалось сравнить допустимые нормы брака НР и японских производителей. Именно тогда начались шепотки и недоверие – и в Бостоне, и в Санта-Кларе.

Хайс показал два обычных графика. В первом сравнивалось качество – число работающих схем на партию – полупроводников, доставленных в НР для использования в инструментах, калькуляторах и компьютерах. Результаты шокировали. Американские и японские продавцы разделились на две группы в противоположных концах графика, где у японцев количество работающих микропроцессоров было более 90 %, а у американцев – 60–70 %. Второй слайд просто окончательно добил аудиторию. Японцы не только производили лучшие микропроцессоры, но они и доставляли их быстрее.

Для самых проницательных продавцов в аудитории эти два графика показались смертельными. Сами по себе они почти ничего не значили, кроме того, что японцы работали лучше. И «для американцев оказалось ужасным то, что их превзошли их протеже».[187] Но самое ужасное было в том, что автором этих слайдов был НР, самая известная компания в мире. НР был золотым стандартом, и если у НР так хромало качество, это означало, что американские компании, соревнующиеся в соответствии с Законом Мура, тратили все свои таланты, энергию и деньги в неверном направлении.

Кое-что было еще хуже (осознание пришло как удар): на новом поле битвы Япония была вооружена лучше. В их действия была встроена проверка качества, у них была тренированная рабочая сила и агрессивное правительство, готовое благословить их на хищнические схемы ценообразования.

Именно тогда самые заметные персоны в полупроводниковой индустрии США – Нойс, Спорк и Джон Уэлти из Motorola, лидеры новой Ассоциации Индустрии Полупроводников – поняли самое худшее. Их единственное преимущество перед японцами – инновации. Но японцы уже идеально копировали проекты США, производя их с идеальным качеством и очень быстро – так, что они успевали снять сливки дохода. Это оставляло полупроводниковые компании США без денег на производство следующего поколения схем. Выходило, что в итоге Япония просто пожрет рынок.

Они почувствовали себя в ловушке. И в отличие от японского правительства американское не собиралось помогать, не только потому, что законы о свободной торговле запрещали американцам действовать так же, как японцы, но и потому, что компании в США, будучи независимыми от вмешательства правительства, не имели никаких контактов с Вашингтоном.

Итак, в тот момент, когда все должны были праздновать подъем экономики и успешное появление нового поколения микропроцессоров, полупроводниковая индустрия США рухнула.

Что было еще хуже, так это то, что все эти компании могли винить только себя. Уже десять лет всем было известно, что японцы очень сильно стараются попасть в бизнес, не потому только, что это помогло бы стране с ограниченными ресурсами, но и потому, что полупроводники казались самой многообещающей технологией цифрового мира. И восхищение Бобом Нойсом помогло им сделать вывод: если великий человек стал заниматься кремниевыми микропроцессорами, они тоже должны так делать. Как жаловался японский журналист того времени: «У нас не было Нойсов или Шокли».

Теперь американцы знали, что японцы уже близко. И, несмотря на это, американские производители полупроводников все еще не принимали угрозу всерьез. При том, что десять лет назад большинство тех же японских компаний – которые тоже не принимали всерьез – зарегистрировали лицензию на технологию видео– и аудиозаписи Ampex и затем с помощью денег, качественного производства и инноваций захватили рынок.

Однако по какой-то причине производители микросхем в Америке не считали, что японцы будут работать с кремнием. Джеймс Каннингэм, автор и вице-президент Advanced Micro Devices, позже напишет:

«В 1960 году мы смеялись над японцами…

Обычно несколько сотен технических бумаг доставлялось в США. Из них японскими были одна или две, и даже эти были не очень важными. Не только техническое содержание их было не очень значительным, но и текст был нечитаем – из-за плохого английского. Они и правда не имели значения.

Только лишь годы спустя, когда наше самодовольство открыло путь страху, мы поняли, что японцы приходили не говорить, а слушать и фотографировать. Каждый раз, когда слайд менялся, все японцы в комнате поднимали камеры. У американцев даже была шутка по этому поводу: «Вы знаете, что это за звук мы слышим каждый раз, когда появляется новый слайд? Это японские камеры – чирик, чирик!»

Это было больше десяти лет назад. Мы больше не смеемся».[188]

Японцы поразились, поняв, что американцы их не ждали. Один японский журналист тогда писал: «Сегодня остается лишь один вопрос. Какого черта американские и европейские фирмы все время поддерживали попытки японцев преодолеть технологическую пропасть?»[189]

В последующие годы, пока производители в США заботились только о внутреннем соревновании, их соперники в Японии (например, NEC, Fujitsu, Hitachi и другие) участвовали в программе дупликации технологии США. Что еще важнее, японцы отыскали двоих американских гуру по качеству продукта – Уильяма Эдвардса Деминга и Джозефа Джурана, пророков, забытых в родной стране, и приложили их теории к реальности по полной – не очень сложно для поколения, рожденного в послевоенной нищете и желающего достичь богатства. Вскоре качество стало самым важным пунктом в этих огромных фирмах для всех – от директоров до самых мелких служащих.

И размах атаки распространился далеко за пределы частных японских компаний. Превзойти всех в полупроводниковой индустрии – вот что стало главной целью японского правительства. За долгое время до этого японское правительство искало способы помочь компаниям создать свои офисы продаж в Кремниевой долине, чтобы нанять местных умельцев и привлечь их к созданию своих продуктов.