Глубокоуважаемый товарищ Далчев,

 

очень давно не писала Вам и очень страдала от этого. Не писала, потому что нездоровилось, и, может быть, отчасти из-за этого была тяжелая душевная подавленность. Но пауза в нашем разговоре для меня крайне трудна, и теперь я буду писать Вам в любом состоянии. Кстати, сейчас чувствую себя значительно лучше.

Спасибо Вам за Ваши добрые слова о моих переводах. По поводу дидактичности должна сказать, что в Ваших стихах ее нет, то есть я ее не чувствую, нет ее. Да и у Баратынского я ее не нахожу. А у Тютчева разве что в его стихах на русско-славянскую тему. В этих стихах он слабее.

Философских книг сейчас не читаю. Читаю и перечитываю замечательную книгу известного нашего летчика и превосходного писателя Марка Галлая. Книга эта вышла десять лет назад, в 1965 году, в московском издательстве «Молодая гвардия». В нее входят две ранее изданные книги: «Через невидимые барьеры» и «Испытано в небе». В авиации — и вообще в любой технике — я ничего не понимаю, но здесь о технике — минимально, это книга о замечательных людях, работавших и работающих в нашей авиации. Это книга большого душевного обаяния, большого таланта. Я думаю, Вам она понравилась бы.

На очереди у меня — книга литературоведческих статей Н. Берковского. Лет двенадцать назад я читала его замечательное предисловие к новому изданию Тютчева. Ахматова эту статью ценила высоко.

<…> У нас очень ранняя весна. Погода сегодня уже совсем летняя. Пишу Вам, а в открытом окне — кленовые ветки с большими листьями. Жаль, что я совсем не умею гулять — одна из примет моей непоэтичности. Я могу идти только целеустремленно — куда-нибудь поблизости за какой-нибудь едой. Впрочем, когда живу не в городе — тогда просто брожу, а на ходу всегда ведь хорошо думается, да и стихи чаще всего на ходу возникают.

<…> Не наказывайте меня за молчание молчанием. Всегда очень жду Ваших писем, которые для меня драгоценны.

Пусть Вам будет хорошо.

М. Петровых.

5 мая, 1975 г.  

 

В издательстве «Художественная литература» вышла книга стихов Арсения Тарковского (1974 г.). Мне очень было бы интересно Ваше впечатление от нее.

<…> Как Вам статья Льва Озерова в «Литературной газете»^{11}? По-моему, он написал о Вас хорошо.

 

 

Глубокоуважаемый товарищ Далчев!

 

Очень давно нет писем от Вас <…>

Все эти дни я в глубокой печали — 4 июня скончался Валентин Фердинандович Асмус. 5 июня ездила в Переделкино, где он жил, и простилась с ним навсегда. Сегодня на похоронах его (в Переделкине) не была — сил не хватило. Очень дорогой он мне человек, утрата тяжелая. С исключительной добротой он ко мне относился. Но это не самое главное — главное, что человек был бесценный.

<…> 10 или 11 июня я уеду в Голицыно (в Подмосковье), постараюсь побыть там подольше, поработать. Но все зависит, конечно, от нашего Литфонда, то есть насколько он будет продлевать мою путевку <…> Когда-то мы очень хорошо жили в Голицыне с Никой (кажется — в 1967 г.) <…>

Как Вы? Очень прошу Вас: меньше читайте, больше пишите. Вы, может быть, не понимаете, как драгоценно все, что Вы написали и напишете. Но поверьте мне — это действительно драгоценно, и Вы права не имеете затаиваться, молчать.

<…> Я сама только и делаю, что читаю и ничего не пишу. Читать легче и увлекательнее, чем писать. Но вообще это безобразие; в меньшей мере, чем в Вашем случае, но скверно. Трудно мне преодолеть какие-то внутренние тормоза. Но я преодолею. Надо же в конце концов написать хоть сколько-нибудь о великих моих современниках. А стихи… Конечно, больше всего хочется, чтоб стихи писались, но это уж как Бог даст.

<…> Читаю сейчас великолепную книгу Наума Яковлевича Берковского, сборник его статей «Литература и театр» (изд-во «Искусство», Москва, 1969 г.). Статья о Чехове — великолепна. Литературоведы редко умеют писать увлекательно. А вот Берковский как бы мимоходом дает весьма глубокий анализ миропонимания чеховского, и все это написано блестяще.

<…> Тоскую без Ваших писем и очень их жду.

М. Петровых.  

 

<…> Статью Берковского о Чехове еще не дочитала. Написана превосходно, но не всегда я с автором согласна. Вот что я думаю о Чехове: он был велик, когда писал о первозданном: о природе; о простонародье (мужики и бабы); о детях; о животных. Лучший рассказ, по-моему, «Тоска». Когда же Чехов писал об интеллигенции, полуинтеллигенции, мещанстве — он был зол, жесток необъяснимо. А ведь и в этих сословиях — люди же, и много прекрасных.

Простите, что пишу сбивчиво. И простите за почерк! <…>