Модерн Токинг — Миссия невыполнима

Глава 1

Глава 2. МОЁ ДЕТСТВО.

1 марта 1963 было воскресенье. Я появился на свет вечером, в начале седьмого, в местечке Мюнстермайфельд под Кобленцом, под именем Бернд Вайдунг. Насколько я знаю, 1 марта также были рождены американский певец Гарри Белафонте, польский композитор Фредерик Шопен, а также руководитель джазового оркестра, американец Гленн Миллер. Знак судьбы? Или всего лишь совпадение? Кто знает... Но я ворвался в эту жизнь с буквально петушиным криком. Моя мама Хельга непреклонно убеждена в том, что именно с этого момента я начал тренировать свой голос.

Меня всегда спрашивают, от кого я унаследовал свой талант. Я этого не знаю. Насколько я знаю, отец моей матери был очень музыкальный и жизнерадостный. К сожалению, я его никогда не знал, так как он погиб во время Второй Мировой войны. Моя мама часто рассказывала, что её отец в то время был кем-то вроде аниматора. Как только только где-то поблизости устраивалась ярмарка, он водружался на столе в шатре, и как только он начинал исполнять народные песни, все люди в шатре поддерживали его пение и танцевали. Дядя моего отца также пел в церковном хоре в качестве основного солиста, а также исполнял отдельные сольные партии.Возможно, во мне объединились эти два таланта.

Мои родители жили в Мёрце. Что за Мёрц? Окей, объясняю. Как ни глупо это звучит, Мёрц — далеко не пуп земли. Пупок человека (т.е. его пуповина) — это то, с помощью чего он он получает питание и чувствует себя в безопасности. Поэтому в течение многих лет я воспринимал Мёрц именно как пуп земли. Довольно об этом!

Наша маленькая деревушка расположена в предгорье Айфеля (Айфель — так называется цепь низких гор в Германии и Бельгии — пер.), в двух километрах от Мюнстермайфельда, крошечного районного центра, и двадцати километрах от Кобленца. Оглядываясь назад, я понимаю, что у меня было прекрасное детство. Конечно же, не каждый день был наполнен только радостью (у кого такое бывает!), но я до сих пор с с приятным чувством вспоминаю о своем детстве.

Когда через несколько дней моя мама принесла меня из больницы домой, мой шестилетний брат Ахим, уже с нетерпением ждал меня. Он был просто счастлив, что у него наконец-то появился соратник по играм. Первое, что он сказал маме: «Когда я смогу играть с ним в футбол?». До сих пор, когда наша семья собирается по праздникам, мы смеёмся над этой фразой. Ахим тогда не мог знать, что его вопрос окажется вдвойне смешным. С одной стороны, маме пришлось ему осторожно объяснить, что должно пройти несколько лет, прежде чем я смогу играть с ним в футбол. С другой стороны, он не даже мог подозревать, что его младший брат НИКОГДА не будет с ним играть в футбол. Я ненавижу футбол, причем с самого детства. Если бы, будучи младенцем, я мог говорить, то прокричал на вопрос Ахима: «Никогда! Никогда, сколько бы лет мне ни было, не буду играть в футбол ни с тобой, ни с кем-либо ещё!».

Мёрц — крошечная деревушка на 130 душ, где все знают друг друга. Там уже к полудню все знают, что у соседей будет на обед. По запаху. Когда созерцаешь Мёрц со стороны, он ничем не отличается от любой другой деревни, расположенной в предгорьях Айфеля: поля, кругом фруктовые деревья, ну и, безусловно, голосящий петух на куче навоза.

Возможно, именно по иронии судьбы, спустя много лет, я получил псевдоним Томас Андерс. Потому я всегда был немного другим (anders). Я никогда не был «свинкой», копошащейся с другими ребятами в грязи. Я не испытывал эйфории от того, чтобы обстреливать деревенских котов сухим горохом или надувать лягушек через соломинку, пока они ни лопнут. Конечно, я запускал летучих змей на осеннем ветру, играл с друзьями в разбойников и полицейских, катался зимой на санках. На Пасху мы ходили от одного дома к другому с «трещёткой» или собирали в начале ноября дрова для камина. Все это было в моем детстве. Но настоящую эйфорию я испытывал только от музыки.

Глава 14 НОРА

 После моего отпуска, проведенного на юге Франции, для меня наступил новый этап под названием «серьезность жизни». Я начал свою учебу на получение ученой степени магистра в Университете имени Гуттенберга в Майнце по направлению «германистика, публицистика и музыковедение». Это не представляло собой комбинацию дисциплин, которые я мечтал изучать, но с одной стороны, умение писать доставляло мне огромное удовольствие, а с другой стороны я надеялся, что я при помощи дополнительной дисциплины «музыковедение», возможно, через несколько семестром смогу изучать музыковедение в качестве основного направления образования.

 Но в целом учеба на меня наводила тоску. Я хотел заниматься музыкой! А не снова сидеть за деревянным столом и пытаться вызубрить учебный материал так, чтобы он отложился в моей голове. Майнц расположен примерно за час езды от Кобленца и так как у меня не возникало ни малейшего желания снимать себе в студенческом общежитии небольшую комнатку, я купил себе «универсальный билет» немецкой железной дороги. Я боюсь точно не вспомнить, но он стоил, если не ошибаюсь, 280 немецких марок, и, имея долгоиграющую пластинк.его, будучи студентом, я мог изъездить всю страну вдоль и поперек.

 С самого начала я спланировал свои лекции так, что мне не приходилось приезжать в Майнц ни свет, ни заря. Поэтому я вставал примерно в восемь часов утра, чтобы без проблем сесть в поезд на Майнц, который отправлялся в 10 часов утра, чтобы я с 12 часов дня мог посещать свои лекции, согласно такому планированию времени я мог жить спокойно.

 Я больше не могу вспомнить о многих вещах, но что осталось в моей твердой памяти из занятий по германистике, так это то, что Вальтер фон дер Фёгельвейде был самым известным лирическим поэтом Средневековья. Также и скучные занятия по музыковедению совершенно не отпечатались в моей памяти. Я хотел при помощи музыки зарабатывать себе на пропитание, а не мучиться изучением столетий в истории музыки. Я испытывал чувство отвращения к этим теоретическим наукам по сравнению с моими приятелями. Когда я во время семинара снова почти заснул и осмотрелся в аудитории, чтобы узнать, как идут дела у остальных, я увидел взбалмошных музыкальных затворников, которые думали, что они найдут смысл своей жизни в анализе различных музыкальных эпох. Умел ли хотя бы один из них играть на каком-либо музыкальном инструменте, или уже по-настоящему серьезно занимался музыкой, я осмелюсь это подвергнуть сомнению.

 Однажды наш профессор поставил в проигрыватель долгоиграющую грампластинку. Понятное дело, на ней в канавках десятилетиями лежал слой пыли. Когда профессор бережно опустил на нее иголку проигрывателя, можно было посреди треска «К-к-к-р-р-р-р-р-р-р-к-к-к-к-к-к-р-р-р-р-р-р-к-к-к-к» различить женское сопрано. Я посмотрел на это с небольшим удивлением и занервничал, и прошептал моему соседу на ухо: «Эй, так ничего непонятно. Что за дрянь?». «Т-с-с», прошипел он в ответ, «это же сама Калласс».

 Извините, это мог быть тот, кто угодно! Этот царапающий шум причинил мне боль в моем слуховом проходе.

Во время лекции я уже раздумывал, что мне нужно будет делать на следующем занятии. Решение не заставило себя долго ждать. У меня же был мой универсальный билет. С его помощью я же тотчас же мог отправиться в Висбаден и выпить чашечку кофе. День снова заиграл новыми красками.

Я ненавидел свою студенческую жизнь. Но я знал, что пустая трата времени мне также ничего бы не принесла. Уже на пути в Майнц я сильно нервничал и чаще всего я либо слонялся по улицам, либо во Франкфурте, либо в Висбадене, а также, то в Кёльне, то в Дюссельдорфе ходил на прогулки или попить кофе. Однако это тоже был не выход. Я хотел заниматься музыкой!

Я откровенно признался своим родителям, что я не могу учиться дальше, по меньшей мере, не сейчас. У меня еще никогда не было ни единой возможности полностью сконцентрироваться на музыке. Школу я должен был окончить, это было понятно. Но сейчас наконец-то настал тот момент времени, в течение которого я хотел бы попробовать, могло ли бы мне хватить моего музыкального таланта с моей стопроцентной уверенностью в себе, чтобы сделать музыкальную карьеру. Так чем же я вместо этого занимался? Я зря тратил свое время, просиживая в университете, или попивал кофе. Так дальше продолжаться не могло!

Я должен был воспользоваться временем, в течение которого мне нужно было нести личную ответственность перед собой самим. У меня еще не было ни жены, ни детей, и я не нес ежемесячные крупные расходы. Я подсчитал, что я должен получать около 2500-3500 немецких марок в месяц, чтобы неплохо на них прожить.

Мое решение было принято.

Своим родителям я объяснил так: «Мы заключим следующую сделку (я всегда заключал сделки со своими родителями)». «Мне сейчас 21 год. Если до 25 лет у меня не получится заработать себе на пропитание при помощи своей музыки, я отложу музыку «в дальний ящик стола» и никогда об этом больше не пророню ни слова. Но сейчас, по меньшей мере, я хочу просто попробовать. Если я этого не сделаю, я буду жалеть об этом всю жизнь. Учеба в университете еще возможна, когда мне будет 25 лет». Мои родители согласились. У меня гора свалилась с плеч. Мой отец даже никогда не произносил ни единого слова на тему «учеба». А годом позже я попал на первое место в хит-парадах с группой Modern Talking.

 

***

 Из-за различных синглов, которые были выпущены, также снова и снова случались этапы жизни, во время которых я должен был ездить по всей Германии на шоу и рекламные выступления. У меня был менеджер, - позднее я расскажу про это еще поподробнее – который обеспечивал меня работой, благодаря которой я мог жить очень хорошо. Здесь 1 200 немецких марок за званый вечер, там за промо-выступление 400 немецких марок или за работу на дискотеке – 800 немецких марок. Работая в одиночку, мне хорошо удавалось заработать денег.

 Свое свободное время я проводил в Кобленце с Штеффеном и Гидо. У Гидо было немного времени, так как он служил в Вооруженных силах ФРГ. Но по вечерам мы постоянно встречались. В выходные дни мы снова ездили на популярную дискотеку недалеко от Кобленца, осматривались и тестировали свое искусство флирта. Однажды вечером мы находились в разных местах на дискотеке, когда Штеффен внезапно возник передо мной вместе с высокой блондинкой. Она была приблизительно на десять сантиметров выше, чем я, и совсем не вписывалась в мой мир. «Привет, я Нора», поприветствовала она меня и протянула мне руку. «Привет, я Бернд», сказал я в ответ. Мы стояли на танцплощадке, пытались поверхностно заговорить при грохочущей музыке и крепко держали в руках наши напитки.

 Некоторое время спустя я принялся искать Гидо. Было уже довольно поздно, и я хотел поехать домой. Штеффен не особо согласился с моим решением. Он совершенно точно хотел остаться еще ненадолго, так как он вел уже довольно «пикантные разговоры» с Норой. Однако мы втроем сели в автомобиль и «пойти вместе» означало «пережить приключение вместе».

 Это было 17 октября 1983 года, и этот день должен был стать для меня судьбоносным днем моей жизни. Я ведь еще не знал, что я только что познакомился со своей будущей женой.

***

 В течение последующих недель Штеффен мне позвонил и захотел со мной пойти перекусить. Я встретился с ним в городе, и он сказал: «Пойдем-ка со мной, я должен тебе кое-что показать». «Что же именно?», спросил я. «Ты это еще узнаешь», прозвучал его неубедительный ответ.

 Мы поехали в городской квартал Кобленца и остановились перед большим домом со многими квартирами и элитными апартаментами. «Эй, Штеффен, что это значит? Мы хотели что-то перекусить, а теперь мы стоим посредине жилого квартала и пялимся на дом». Я занервничал. «Да, это же хорошо, пойдем со мной», всего лишь сказал он. Он вышел из машины и прошагал по направлению к двери в дом. После того, как он позвонил в дверь один раз, раздался шорох. Мы вошли в дом и встали возле элитных апартаментов. И кто выглядывал из-за двери? – Нора!

 Я не знал о Норе ничего, кроме того, что ее звали Нора. Теперь я даже знал ее адрес и в течение вечера, который мы втроем провели в ресторане, она рассказала мне о своей жизни.

 Нора родилась «с золотой ложкой во рту» (не знала нужды и горя). Ее отец умер, когда ей было шесть лет. Она жила в доме своей матери, который располагался в этом большом жилом доме в виде пентхауса. Нора владела одними из этих 30 элитных апартаментов в этом доме. Две ее сестры тоже жили со своими мужьями в Кобленце и были самостоятельными деловыми женщинами. Нора каждый раз помогала своей матери с заключением сделок с недвижимым имуществом. Наряду с этим домом с элитными апартаментами семья была также владельцами иных предметов недвижимого имущества и квартир, всеми из которых они хотели распоряжаться. Нора и ее семья были зажиточными и богатыми людьми и относились к так называемому «элитному обществу» нашего города.

 Нора была самоуверенна из-за своего служебного положения, жила на широкую ногу и была той, о ком охотно бы сказали «как сыр в масле катается». Она любила пробовать самые новые косметические продукты и всегда броско одевалась и индивидуально по отношению к тому, что было в моде.

 Чтобы сразу внести ясной: Нора была абсолютно помешанной.

 В ее семье о деньгах не говорили. Деньги просто в ней были всегда. На свой 18 день рождения она получила от своей матери в подарок золотые часы «Ролекс». Окантовку из бриллиантов для циферблата она потом купила к ним самостоятельно. Также позже она получила в подарок новую «с иголочки» машину «Фольксваген Гольф». Но вместо того, чтобы обрадоваться, Нора была глубоко разочарована. Она ожидала минимум «Фольксваген Гольф GTI». Когда четыре недели спустя ее мать уехала на лечение, Нора поехала к торговцу автомобилями, вернула ему «Фольксваген Гольф», и, получив возврат денег, заказала себе «Фольксваген Гольф GTI». Разницу в сумме она уплатила при помощи кредитной карты своей матери. Для Норы это было примерно так, как если бы она обменивала красный пуловер на зеленый свитер. Она даже никогда не боялась, что однажды эти дорогостоящие капризы «встанут поперек горла» ее матери. В то время она сказал так: «Тогда просто она будет сердиться в течение двух дней. Но мой «Фольксваген Гольф GTI» прослужит намного дольше».

 Как-то раз Нора увидела в иллюстрированном журнале «BUNTE» фотографию продавца оружия Кашогги и его дочери, которая носила пять браслетов «Тринити» от «Картье». На следующий день она сказала мне: «Мне бы хотелось иметь шесть браслетов «Тринити» от «Картье». Итак, она позвонила во все без исключения магазины «Картье» в Германии, чтобы заказать себе браслеты. Но, к сожалению, их не было в Германии, а только в Цюрихе, в Швейцарии. Так что сделала моя Нора? Она заказала себе перелет первым классом авиакомпании «Люфтганза» (в то время такое предложение действовало только в пределах Европы) и через день вылетела в Цюрих. Там она купила себе свои шесть браслетов за 120 000 немецких марок, а вечером она снова вылетела в Гамбург Когда я встретил ее в аэропорту, она с гордостью протянула мне свою руку под нос и сказала: «Вот они!».

Точно такой же ненормальной Нора была, если речь заходила о косметических продуктах. Самые новые тени для век от «Шанель» или определенный тип подводки для глаз – Нора покупала один и тот же продукт с удовольствием сразу в десяти экземплярах. Ее аргумент постоянно звучал следующим образом: «Я же просто к такому привыкла. Представь себе, если этот цвет они снимут с рынка. Поэтому я лучше сразу же куплю про запас». У одной единственной женщины никогда не получится использовать так много косметических средств, до того как они испортятся, обдумывал я. Кроме того, может ведь случиться так, что ей захочется перемен и ей понравятся новые духи или придется по душе новый цвет губной помады. Но все без исключения мои личные аргументы не помогали. Нора снова делала покупки как одержимая. К сожалению, в отношении одежды дела обстояли точно также. Если ей нравилась юбка, что она сразу же покупала одну и ту же модель одновременно, но трех разных цветов. Ее шкафы почти трещали по швам. Она никогда не носила многие предметы одежды. Они годами висели с ценниками в шкафу, прежде чем потом Нора раздаривала вещи своим подругам.

После того как я познакомился с Норой вечером на дискотеке прошло немного времени и я выступил на потребительской ярмарке в Кобленце. Я исполнял песню со своего актуального сингла, и, кроме того две-три песни известных исполнителей. В то время, когда я стоял на сцене, я увидел Нору среди публики. Она стояла посередине толпы из обычных посетителей ярмарки, которые наполняли свои пластиковые пакеты рекламными материалами и вкушали колбаски «карри» или фруктовый торт – Нора производила впечатление как человек из другого мира. После моего выступления она подошла ко мне. До моего концерта она выразила свое удивление. «Я совсем не знала, что ты настолько профессионален», сказала она и улыбнулась мне «Я совсем не знал, что ты придешь», сказал я в ответ. Мы засмеялись! «Что тебе сейчас еще надо сделать? У тебя есть желание выпить чашечку кофе?», спросил я ее. «С удовольствием», ответила она, «но, пожалуйста, не здесь». Нам пришлось снова засмеяться.

Мы общались в течение всей второй половины дня, не смотря на часы. Она рассказала мне, что ее отчислили из школы незадолго до сдачи экзамена на получение аттестата зрелости, и она хотела начать учебу на юге Германии в среднем специальном учебном заведении по подготовке персонала отеля (однако, этого так и не произошло). Она также рассказал, что ее мать тяжело болеет, и врачам приходится считаться с самым плохим. В общем, печальная тема.

Я спросил ее о Штеффене, я почувствовал, что я его предаю. Штеффен был моим другом. Он был тем человеком, кто представил мне Нору и вот я сидел с Норой в кафе и выпытывал нечто личное. Нора дала мне однозначно понять, что Штеффен, пожалуй, ей нравился, но не больше, и нечто большего между ней и ним никогда бы и не могло произойти.

Ммм, это было откровенное заявление. А как же дела обстояли со мной? Я не хотел «отодвигать в сторону» Штеффена и выходить в свет с его «дамой сердца» или даже флиртовать с ней. Для меня авторитетом считался кодекс чести, принятый между мужчинами: «Никогда не начинай никаких отношений с подружкой твоего друга!». Но Нора не была его подружкой и она сама мне подробно объяснила, что она не была заинтересована в отношениях со Штеффеном.

В дальнейшем Нора и я проводили вместе почти каждую свободную минуту.

***

Довольно быстро наступил день, в который Нора захотела представить меня своей семье. Я не имел ни малейшего представления, что меня ждало, но и также особо не задумывался о встрече друг с другом. Что же еще должно было произойти? Я бы познакомился с матерью Норы, возможно, еще с ее сестрами и проявил бы себя с самой лучшей стороны: «Привет, мое имя Бернд. Очень приятно с Вами познакомиться, госпожа Баллинг». Я ведь не был крестьянином, который впервые входил в контакт с министерством образования буржуазии. Мои родители всегда были благородными людьми, которые благодаря тяжкому труду добились своего нынешнего положения. И без того моя мать предавала большое значение хорошей детской.

По причине своей тяжелой болезни мать Норы временно жила в доме старшей сестры Норы Долорес и ее мужа Берта. Там и должна была произойти «вынужденная» встреча. Часик для болтологии во второй половине дня, как назвала это Нора. Поэтому я не совсем понял волнения, которое охватило Нору в тот день. «Я надеюсь, мамочке сегодня хорошо. Пожалуйста, ответь на все ее вопросы. Будь просто обычным человеком». Это длилось часами.

Во мне что-то зашевелилось. Да, так, а как же иначе? Ненормально? Какие вопросы мне зададут? Все равно. Однажды во второй половине дня в апреле я поехал с Норой на переднем сиденье в сторону дома ее сестры и познакомился с частью ее семьи.

Даже с разницей приблизительно более чем в 25 лет моя бывавшая свояченица и ее муж для меня являются воплощением людей, о которых следует высказываться сдержанно. Люди живут для себя, а не для внешнего мира. Люди не ездят на «Порше», чтобы показать это «другим», а люди ездят на «Порше», так как им это нравится. Люди не носят дорогие пуловеры из кашемира, чтобы окружающим было завидно, а люди их носят, так как такие пуловеры – это знак качества и люди чувствуют себя в них удобно. Ничего не покупается для того, чтобы похвастаться, а лишь для личного комфорта.

Я многому научился у них обоих, у Долорес и Берта. Их девиз жизни даже стал моим: «Деньги, которые люди лишь тратят, чтобы понравиться другим людям, это потерянные деньги. Деньги, которые люди тратят на себя, всегда означают прибыль».

Культуру и традиции в семье Норы всегда чтили высоко. Семейные праздники постоянно отмечались в семейном кругу. Если у кого-то был день рождения, мы встречались вечером за день до него и в полночь вместе выпивали по бокалу шампанского на здоровье именинника. Неважно, на какой день недели выпадал праздник. Бокалу шампанского придавалось большое значение. Даже когда оставалось всего полчаса, так как по утрам в шесть часов уже снова звонил будильник. Так много времени длилось торжество!

Итак, вот я и подошел с Норой к дому ее сестры. Дом располагался в прекрасной местности для жилья вместе с флигелем со сдаваемыми внаем или снимаемыми квартирами. С архитектурной точки зрения автором проекта не являлся Норман Фостер, но постройка была очень уютной и утонченной. Теперь я бы мог подумать об описании, как подобное можно встретить в специальном выпуске «Архитектурного дайджеста» или других журналах. Правда мне не следует опубликовывать свои впечатления о частных владениях своей бывшей свояченицы и своего бывшего свояка. Итак, сказал уже слишком много: они находились, что касается стиля жилья, на самом высоком уровне и при входе в дом я был невероятно потрясен. И этого было достаточно!

Долорес оказала мне радушный прием и попросила меня присесть в гостиной, дверь в которую была открыта. Мать Норы все еще находилась на верхнем этаже, и я слышал, как ее позвали, чтобы она была готова. У меня не было ни малейшего представления о моей будущей теще. Но я моментально почувствовал, что она не относится к категории «теща из анекдотов». Я оказался прав. Дверь отворилась и передо мной появилась пожилая дама. Немного слабая женщина, но с потрясающе ухоженными волосами и макияжем, одетая в шелковое платье от Леонардо, к нему туфли от «Магли» и сумочка от «Магли».»Рада с Вами познакомиться, молодой человек. Моя фамилия Баллинг, я мать Норы», сказала она и протянула мне свою руку. Как будто я даже находился в доме княгини в гостях. Чуждо, но увлекательно. Так я познал этот мир.

Мы беседовали за чашкой кофе, пили чай и ели пирог, и чувствовали, что мы находились «на одной волне», или точнее сказать: испытывали нежную симпатию друг к другу.

В поздний час подали бокал с шампанским, а глава семьи вернулся домой. Берт держался сдержанно, но я чувствовал, что у него доброе сердце.

Во время обратной дороги домой Нора спросила меня, понравилось ли мне все. Я сказал так: «Это было красиво». На самом деле в моей голове кружилось много мыслей.

Нора и я стали парой. Непохожие друг на друга, одержимые – но нам никогда не было скучно друг с другом!

***

Нора обходилась с вещами, как нечто само собою разумеющееся, которые я до этого, исходя из собственного воспитания, в своей жизни не знал. Я занимался своей музыкальной работой, а она сопровождала меня везде. Однажды я выступал на дискотеке в федеральной земле Саар, и мы после саундчека въехали в зарезервированный организатором отель. Мы вошли в номер. Нора отдернула покрывало для постели и увидела, что постельное белье было только что выглажено, а на простыне лежал волос с интимного места человека. Переполненная отвращением она пояснила: «Здесь мы не останемся!». Она сняла телефонную трубку и набрала номер ресепшн. «Мы выписываемся, так как Ваш номер не отвечает нашему гигиеническому стандарту», сказала она. «Я прошу Вас, как Вы можете такое говорить», прозвучал ответ из приемной. «Свежевыглаженное постельное белье и лежащий на нем заглаженный волос с тела человека – это не наш стиль. Точка». Дама из приемной казалась полностью разочарованной в ситуации и с трудом переводила дух: «Мы работаем в приличном заведении. У нас даже останавливался Юрген Дрюс». «Это для меня не показатель Спасибо», сказала Нора и повесила трубку.

Мы переехали в пятизвездочный отель! Нора приняла это решение.

При наличии всей своей женской любительницы роскоши я «зачисляю на личный счет» Норы до сего дня еще то, что она «не ставила препятствий» ни мне, ни моей музыке. Когда мы познакомились, я же находился слишком далеко от того этапа жизни, когда я стал успешным музыкантом. Нора влюбилась не в «суперзвезду» Томаса Андерса, а в целеустремительного исполнителя Томаса Андерса, который надеялся когда-нибудь кормить собственную семью.

Поехав на моем белом «Фольксвагене Гольф» во время одного из таких диско-туров мы потерпели страшную аварию. Когда я сдал экзамен на получение водительского удостоверения, мой отец считал, что я для начала мог бы купить себе подержанный драндулет стоимостью 500 немецких марок.Однако для меня об этом и речибыть не могло! Я не хотел ни при каких обстоятельствах садиться в подержанный автомобиль. Это просто не соответствовало моему стилю. Совершенно точно, это должен был быть этот белый «Фольксваген Гольф» особой модификации. Так как благодаря своим выступлениям в те времена зарабатывал до 5 000 немецких марок в месяц, я смог исполнить свою мечту – приобрести автомобиль.

На пути из Кобленца в Саарбрюккен все тогда и произошло. В автомобиле со мной были Нора и ее собачка и я до сего дня не знаю, отчего я внезапно заснул за рулем. Мы неоднократно составляли модель развития ситуации. Автомобиль был разбит в пух и прах. Слава Богу, на автомагистрали царило не оживленное дорожное движение. Автомобил угодил в кювет. К счастью, Нора и я были пристегнуты ремнями безопасности и не получили никаких телесных повреждений вплоть до черепно-мозговой травмы. Мы смогли сами выбраться из покареженной машины. Для Норы самой большой драмой было то, что она при столкновении вырвала пучок волос. Поэтому она почти не могла успокоиться. Касатально своих волос, что и без этого были тонкими, Нора была крайне восприимчивой. Я должен был неделями слушать ее стенания, пока на том месте головы у нее снова не отросли волосы.

Однако все больше я задумываюсь о том, что вообще могло привести к аварии. Почему я просто так посредине дня заснл за рулем? Нора тоже погружалась в неглубокий сон. Я предполдагаю, что задняя дверь кузова моего автомобиля была неправильно закрыта и из-за турбулизацией с воздухом выхлопные газы могли проникнуть в салон автомобиля, которые нас отравили. Я как-то раз прочитал в газете, что такое возможно. Но самым важным было то, что мы выжили в этой аварии. Две недели подряд у меня не возникало ни малейшего желания садиться за руль. Мне нужно было пережить этот ужас. Но жизнь продолжалась, и мне быстро понадобился новый автомобиль. Однажды мой отец спросил: «Так как обстоят дела с новым автомобилем?». А я сказал: «Уже заказал». «А какой именно?» «Ауди Кватро». От волнения мой отец едва ли смог дышать и воскликнул: «От меня ты не получишь денег на такой дорогой автомобиль!». На что я возразил: «Я тебя даже об этом не просил».

***

Нора и я жили в ритме сумасшествия. По вечерам мы встречались с Гидо и другими друзьями в Кобленце. Днем я улаживал дела или ходил с Норой за покупками. Тем временем я въехал в ее элитные апартаменты, и мы проводили все наше время вместе.

Но обучиться какой-либо профессии Норе просто никогда не приходило на ум. Ненадолго она начинала образование по профессии визажиста. Но четыре недели спустя у нее снова «снесло крышу». Она не захотела разрешить своей начальнице объяснить, как правильно наносить макияж. Поэтому у нас дома она часами стояла перед зеркалом и пробовала наложить на себя макияж в стиле певца Боя Джорджа, который в восьмидесятые годы был в моде. Также и на мне она внезапно начала проверять ее познания в области косметики. Пудру, блеск для губ или тушь для ресниц я еще мог стерпеть. Однако когда она захотела попробовать на мне тени для век и румяна, я возмутился: «На этом все». Нора постоянно бегала за мной с блеском для губ от «Диор» и наносила мне это средство на губы. Но как только она отворачивалась, я снова все стирал с них языком.

Матери Норы становилось все хуже и хуже. Она находилась между двумя мирами: больницей и домом своей дочери Долорес. Во время «хороших фаз» течения ее болезни она была одна дома в своем пентхаузе. Как-то раз на семейном совете было принято решение о том, что Норе и мне нужно переехать из элитных апартаментов Норы на верхний этаж в пентхауз, чтобы мы смогли позаботиться о матери Норы и скрасить ее одиночество. Пентхауз был достаточно просторным для нас троих. 300 квадратных метров жилой площади. Все наладилось.

Летом 1984 года Нора и я полетели провести отпуск в Гран Канарии в отеле «Палм Бич». Отель «Палм Бич» считался и считается традиционным и абсолютным «модным местом» на пляже Маспаломас. С самого детства Нора со своей матерью были там завсегдатаями, и она проводила минимум раз в год отпуск именно здесь.

Это был замечательный отель, замечательный отпуск со всем, что можно было пожелать. Помимо этого, много солнца. Мы переживали потрясающее время и решили оформить помолвку. Учитывая сегодняшние точки зрения, люди бы сказали, что это же слишком рано. Конечно же, это произошло быстро, Норе было 20 лет, мне – 21 год. Но мы были по уши влюблены друг в друга, и у нас возникало чувство, что нам принадлежал весь мир.

И, в конце концов, все мы люди и ведь учимся на ошибках, которые мы делаем – а не на тех, которых мы не совершаем.

Нам пора было уезжать, и я как раз хотел выписываться на ресепшен.

Как-то раз наш счет составлял около 5 000 немецких марок, и я захотел расплатиться еврочеком, в то время это было очень популярное средство оплаты. «Мой господин», сказала мне дама на ресепшн, «Вы не сможете расплатиться при помощи одного единственного чека. Одним чеком можно покрыть сумму, равную 400 немецких марок. Вот поэтому мне нужно 13 чеков». «13 чеков?», испуганно произнес я, «у меня осталось всего лишь шесть чеков. Этим Вы должны довольствоваться». Это вылилось в бесконечную дискуссию, результатом которой явился факт, чтоперсонал отеля не мог принять шесть чеков. Но что я мог подеать? Я ведь не мог напечатать семь других чеоков и сделать их фотокопии.

Норе захотелось позвонить. В то время еще не было мобильных телефонов, потому она попросила на ресепшн соединить ее по телефону. Она позвонила своей матери в Германию и объяснила сложившуюся ситуацию. Через некоторое время Нора вернулась и сказала: «Через десять минут мы встречаемся с директором отеля». «С директором отеля?», спросил я растерянно. «Да», сказала она, «не думай ни о чем, моя мать это уладит». Хорошо. Итак, мы направились в кабинет господина Герлаха, директора отеля, который одновременно был и владельцем отеля. И вот Нора и я ситдели в его кабинете, у его писменного стола, и прояснили ему ситуаци. Он объяснил нам, что его персонал имеет определенные должностные инструкции и должен их строго придерживаться. В ту же минуту зазвонил телефон, стоящий на его письменном столе, господил Герлах снял трубку. Это была моя будущая теща. Мы не услышали, что она сказала, мы слышали толко громкий, отчетливый голос на другом конце првода. Как она рассказала нам позднее, она всего лишь сказала ему, что она постчитала его действия неприемлимымми и что ее дочь и ее будущего тестя вовсе не нужно было причислять к клиентуре туристов, которые могли оплачивать за услуги лишь приблизитльную сумму расходов. Она не хотела допустить никакх дальнейших проблем касательно оплаты, потому что она десятилетиями была завсегдатаем этого отеля.

Господин Герлах положил трубку, улыбнулся Норе и мне и сказал: «Само собой разумеется, нам хватит одного Вашего чека!». Ну, вот почему сразу нельзя было принять подобное решение?!

Когда мы снова вернулись в Кобленц, мы наслаждались нашей жизнью вдвоем. Нора сопровождала меня на все без исключения рабочие мероприятия и выполняла снова и снова свои задачи по ведению хозяйства. Я быстро подметил, какую особую цену Нора и ее семья имели в деловом мире Кобленца, и, прежде всего, то, что Нора из-за этого была излишне самоуверена. Когда возникала какая-нибудь проблема, она закатывала глаза и говорила: «Меня зовут Нора Баллинг» и проблема решалась сама собой.

Когда мы ходили за покупками и не могли решиться, какие брюки, пиджаки, пулловеры и так далее, мы хотели бы иметь в гардеробе, мы просто брали все вещи с собой домой и спокойно примеряли их там. Владельцы бутиков просто-таки навязали нам подобную услугу. До этого времени для меня это была несусветная роскошь: бутик «C&A» никогда ведь не разрешет выносить неоплаченную одежду из магазина!

Нора была воспитана по принципу: я из себя что-то представляю и я извлеку из этого пользу!

Однажды мы зашли в бутик, но подошли к нему, выглядев довольно небрежно. На нас были свитера, джинсы и кроссовки. Норе понравилась юбка, которая стоила около 1 500 немецких марок. Она захотела ее примерить, когда продавщица сказала: «Вы же знаете, что эта юбка очень дорого стоит?». На что Нора ответила: «Конечно же, я это знаю. И если бы я не могла позволить себе купить эту юбку, я бы стояла сздесь на Вашем месте – за прилавком». БУМС! Сработало! Продавщица покраснела до корней волос и больше не посмела открыть рот.

Нора носила 41 размер обуви. Так как она была на несколько сантиметров выше, чем я, она постоянно в то время носила балетки. Однако в середине восьмидесятых годов для женщины с таким большим размером ноги было невероятно сложно найти красивые балетки. Наконец-то, в одной витрине она увидела балетки своего размера. Мы сразу же зашли в магазин. Нора спросила продавщицу: «У Вас есть такие же балетки, но черного цвета?». Продавщица кивнула головой и принесла Норе туфли, которые она хотела. Они пришлись ей впору, и Нора была счастлива. «Каких же еще цветов они у Вас есть в продаже?», хотела она узнать у продащицы. «13 цветов». Нора: «Тогда дайте мне, пожалуйста, еще по одной паре каждого цвета». Продащица всего лишь пролепетала: «Но Вы ведь не сможете купить тринадцать пар обуви!». На что Нора ответила, словно выстрелив из пистолета: «Ну, собственно говоря, Вы правы. Дайте мне тогда две пары черных балеток».

Осенью 1984 года матери Норы стало еще хуже. Она проводила больше времени в больнице, чем в своем пентхаузе. Мы отметили помолвку с нашими родителями. Мать Норы собрала все свои силы, чтобы суметь принять участие в торжестве. Она хотела видеть еще раз рядом с собой всех людей, которые ей были дороги. Затем мать Норы умерла в начале ноября в 1984 году. Нора была сильно расстроена.

Что же теперь мне нужно было делать, будучи 21-летним юношей? У меня была 20-летняя подружка, нет, возлюбленная, которая потеряла свою мать и из-за этого осталась круглой сиротой. Нора чувствовала себя невроятно одинокой. У нее остались две страшие сестры, которые вели самостоятельную жизнь со своими мужьями, но должны были помогать справляться с ее личной печалью. Тем временем, Нора и я уже были знакомы друг с другом целый год. Внезапно я стал всем, что у нее осталось. Я был ее доверенным лицом, любимым человеком и отдушиной одновременно и просто не научился сталкиваться с подобной трудной ситуацией лицом к лицу.

Несколько полных печали недель спустя я попытался принести былые краски в нашу повседневную жизнь. Моя профессиональная жизнь должна была продолжаться, кроме того, я же должен был зарабатывать деньги.

 

***

 

Я думаю, в отношении себя я могу утверждать то, что я являюсь абсолютно приземленным человеком, который твердо стоит на земле, прохоя свой жизненный путь. Я не имею особой склонности к экстрасенсорным способностям и не имею спиритуального начала в себе.